На службе Его Величества

Валерия Вербинина, 2019

Под силу ли одной девушке, даже очень красивой, помешать войне между двумя могущественными державами? Да, если это Амалия, секретный агент русского императора. Для этого ей придется отправиться в Лондон, где она совершенно неожиданно для себя окажется… замужем. Местный аристократ так торопился обвенчаться, что не удосужился рассмотреть лицо невесты за плотной вуалью. Что ж, Амалия постарается выпутаться из этих пикантных обстоятельств с честью для себя и пользой для отечества! Ранее книга издавалась под названием «Английский экспромт Амалии».

Глава 2,

в которой друзья наперебой дают советы, а враги плетут козни

— Ну, удружил!..

Амалия была раздражена и имела на то все основания. Бывало, ей давали трудные поручения… бывало, ей давали поручения неприятные… но никто еще не требовал от нее невозможного!

Шутка ли — предотвратить войну! Даже если знаешь, что ее очень хотят развязать в своих интересах всего два джентльмена средних лет. А что, если момент уже упущен? Если королева твердо решила воевать с Россией? Если английские генералы уже потирают руки в предвкушении новых походов, а налогоплательщики готовы по мере возможностей способствовать последним? Тогда никакое убийство ничего не решит; более того — оно может только все ухудшить.

Амалия велела слуге раздобыть для нее ундервудовские газеты за последние полгода. Какие? Да любые! Брат великого князя Владимира Львовича, кажется, англофил и читает всю английскую прессу.

— Скажи, что это для меня.

В Петербурге Амалия занимала прекрасный особняк, в котором жила и вся ее семья: маленький сынишка Михаил, мать Аделаида Станиславовна, полька по происхождению, дядя Казимир Станиславович, и слуги.

Аделаида Станиславовна была особой неспокойной во всех отношениях. Заслышав шаги дочери на лестнице, она вскричала:

— Ах! Моя Amélie!

И бросилась ей навстречу так, словно они не встречались лет десять.

— Моя Amélie, — взволнованно твердила мать, стискивая хрупкую баронессу в своих объятиях, — ты должна сделать так, чтобы этот ужасный человек больше не приходил сюда!

— Кто, мама?

— Граф Колтовский!

— Но почему? — удивилась Амалия. Граф Колтовский был их соседом, убеленным сединами старцем лет семидесяти. — Что же он такого натворил?

— Он сделал мне предложение! — в негодовании вскричала прекрасная (для своих лет) полька. — Вот так!

— Но, мама, вы должны этим гордиться, — заметила Амалия, пожимая плечами. — Не всем делают предложения в ваши годы.

— Мне — гордиться? — пронзительно проверещала Аделаида Станиславовна. Однако довод, приведенный дочерью, заставил ее задуматься.

Амалия воспользовалась этим, чтобы ускользнуть к себе, но не успела пройти дальше малой гостиной с картиной Тициана на стене, которую Амалия заполучила в результате одного из своих странствий. Здесь в нее вновь вцепилась догнавшая дочь Аделаида Станиславовна.

— Но, Amélie, это же неприлично! Мне сорок лет…

— Сорок пять, — поправил ее брат Казимир, сидевший тут же и раскладывавший пасьянс.

— Ах, да отстань, мне лучше знать, кажется! — раздраженно отмахнулась его сестра. — Я уже бабушка, между прочим!

— Я бы не сказал, что стать графиней неприлично, — высказался Казимир меланхолически. — Неприличность только в том, что после ей может подвернуться князь и она пожалеет о своем решении.

— Казимир! — в негодовании вскричала Аделаида Станиславовна. — Если ты не женишься, то это не значит, что и другие должны быть как ты!

При слове «женитьба» Казимир в ужасе вытаращил глаза, выронил карты и поспешно осенил себя крестным знамением. Амалия шагнула к двери, но мать заметила ее движение.

— Амели! Ты куда?

— Собирать вещи.

— Тебя опять куда-то посылают? Безобразие! Ты там, наверное, работаешь за всех. И куда ты едешь, бедная девочка?

— В Англию.

— О боже! — Аделаида Станиславовна схватилась за сердце. — Казимеж, ты слышал? Там ужасные туманы и скверная погода! Помни о своих легких, Амели, и старайся не простужаться!

— Мне должны принести бумаги со службы и билет на поезд, — сказала Амалия, — позовите меня, когда появится посыльный.

С этими словами она закрылась в своей комнате, чтобы заняться укладыванием необходимых в дороге вещей, и вышла оттуда только на минуту — повелеть слуге отправить срочную телеграмму в Париж, господину Франсуа Галлье. При сборах нельзя было упустить ни единой мелочи, а часть вещей наверняка поставила бы горничную в тупик — например, «кольт» с перламутровой рукояткой, подарок одного американского друга, или ящик с помадами, притираниями и духами, второе дно которого скрывало батарею подозрительных пузырьков и коробочек.

Убедившись, что она ничего не забыла, Амалия спустилась вниз, и как раз вовремя — явился посыльный с двумя объемистыми папками и маленьким конвертом.

— Я могу забрать досье с собой? — спросила Амалия. — Боюсь, у меня не будет времени ознакомиться с ними здесь.

— Разумеется, — последовал ответ. — Но в Париже вы должны их оставить.

«И зачем я сказала, что завтра же готова двинуться в путь? — размышляла Амалия. — Война могла бы подождать дня два или три, в конце концов!»

Лакей принес кипу английских газет и приглашение на бал от Владимира Львовича. Амалия села к столу, написала в ответе, что не сможет присутствовать на балу, так как уезжает по срочному делу, и просила ее извинить. Отдав лакею письмо, она зашла в детскую, где среди кубиков и прочих игрушек возился карапуз с толстыми щеками и светлыми кудрями. Всякий раз, глядя на карапуза, Амалия поражалась тому, что у него ее глаза.

— Ну-с, Михаил Александрович, — шутливо спросила она, садясь в своем красивом розовом платье прямо на ковер рядом с сыном, — как поживаете?

Карапуз, тихонько сопя, положил поверх сложной постройки очередной кубик и воззрился на маму, после чего подошел и без всяких церемоний поцеловал ее в нос. Оба засмеялись — просто так, без всякой причины.

— Опять уезжаешь? — спросил карапуз деловито.

— Опять, — подтвердила Амалия со вздохом.

Мишенька застенчиво потупился.

— Но ты вернешься? — спросил он недоверчиво.

— Конечно, вернусь, мое сокровище, — ответила Амалия ласково. — Что тебе привезти?

Миша почесал нос и вздохнул.

— Птичку, — попросил он умоляюще. — И чтобы она пела!

— Но птичке грустно в клетке, — возразила Амалия. Карапуз засопел и стал теребить себя за волосы.

— Нет, ей не будет грустно, — промолвил он наконец. — Ведь у нее буду я.

Когда Миша был совсем маленьким, он как-то застал мать в слезах после одного неприятного разговора и, растерявшись, спросил: «Тебе грустно?» Амалия погладила его по голове и ответила: «Нет, потому что у меня есть ты».

— А у меня тогда кто будет? — Амалия сделала вид, что обиделась.

— Я и птичка, — гордо ответил Миша. — Аты знаешь, что бабушка с ума сошла?

— Что? — Амалия оторопела.

— Ну да, — беззаботно продолжал ребенок. — Так сказал дедушка, потому что она хочет выйти замуж.

«Дедушкой» он называл бабушкиного брата Казимира. Отец Амалии умер несколько лет назад, еще до рождения внука.

— Ох, — сказала Амалия, переводя дух. — Пойдем-ка лучше обедать.

За обедом она большей частью молчала. И размышляла. Что бы она ни делала для сына, ее не оставляло чувство, что она делает слишком мало. Миша был на редкость милым, кротким, добрым ребенком, и ее волновала мысль, каким он станет, когда вырастет. Ей хотелось оградить его от грязи этого мира, но умом она понимала, что это неосуществимое желание. Люди будут его мучить, и он будет мучить их. Так уж устроен мир.

— Ты почему ничего не ешь? — спросил Миша, деловито облизывая ложку.

Амалия взяла себя в руки и отдала должное превосходному гусю с яблоками, мясо которого прямо-таки таяло во рту.

— Графиня Апраксина, — сообщил Казимир, — устраивала вечер для детей, когда ты была в отъезде. Мишу тоже пригласили, и, представляешь, внучка князя К. от него не отходила.

— Он Миша, она Маша, — подхватила Аделаида Станиславовна. — Хорошее начало!

— Да что тут хорошего? — возмутился Миша. — Она же девчонка!

Все засмеялись, а Миша надулся.

— Я надеюсь, ты уезжаешь в Англию ненадолго, моя дорогая, — заметила Аделаида Станиславовна. — Пиши нам почаще! Если увидишь королеву Викторию, передай ей, как я ею восхищаюсь. Ей это, конечно, все равно, но ты все-таки передай.

— Англия — это где в бридж играют? — подал голос Миша.

Амалия положила вилку. Над столом повисло зловещее молчание.

— Дядя Казимир, — заговорила Амалия по-польски, — я же просила вас не учить ребенка картам!

— Но бридж — интеллектуальная игра! — оправдывался заядлый картежник.

— Как железка? Как фараон?

— Ничего подобного! Я тебе сейчас покажу.

Воодушевившись, дядя Казимир встал из-за стола и тотчас вернулся с колодой карт.

— Дядя, прошу вас!

— Нет, ты погоди, — отмахнулся тот от племянницы и начал вещать, как пророк: — В бридж лучше всего играть вчетвером. Роббер — это…

Дядя Казимир сдал карты и рассказал, что такое шлемы, большой и малый, форсинг, контра и реконтра, как вести подсчет очков и как играть с болваном.

— Дядя Казимир, — с упреком сказала Амалия, — ты передернул.

— Я? — поразился честнейший из людей.

— Да, только что! Интеллектуальная игра, тоже мне!

— Ну и что? — возмутился Казимир. — Научиться передергивать — значит научиться выигрывать! И ничего тут нет особенного. Я же никому не запрещаю играть честно!

— Теперь я понимаю, — сердито отозвалась Амалия, — почему, какой русский роман ни откроешь, так везде — если поляк, то непременно шулер.

— А ты читай нашего Сенкевича, племянница, — посоветовал Казимир. — Там что ни русский — то негодяй дальше некуда. Но как ты сумела меня поймать, а? Я ведь так долго тренировался, повторяя этот прием!

— Мама! — воззвала Амалия к Аделаиде Станиславовне. — Надо нам будет его женить.

Послышались истошные вопли на трех языках — русском, польском и французском. Казимир бухнулся на колени и стал елозить по ковру, умоляя не отдавать его на брачное заклание. Он клялся, что оставит свои замашки и немедленно исправится. Все участники этой сцены отлично понимали, что ломают комедию, и веселились от души. Наконец Казимир получил прощение и удалился в малую гостиную осваивать какой-то новый, необыкновенно трудный пасьянс. Амалия принесла английские газеты, разложила издания по датам и, вооружившись карандашом, стала их просматривать. Миша сел рядом и подлез головой под ее левый локоть. Она обняла его и поцеловала в макушку. Сын прижался к матери и заснул. В другом углу Аделаида Станиславовна, мурлыча себе под нос, листала модные французские журналы.

— А вот этот турнюр — просто неприличен! О чем они думают? А капор — что за прелесть!

Морщась, Амалия изучала статьи, имевшие касательство к России, и обнаружила, что примерно два месяца назад тон их резко изменился. Из насмешливого и иронического он стал резко — до истеричности — враждебным. Амалия заметила, что выражение «эти дикие скифы» попалось ей не меньше пяти раз, а слова «русские варвары» и «русские орды» повторялись так часто, как только позволяла тема. Во всех статьях проводилась идея необходимости войны во имя защиты интересов британской нации. Вздохнув, Амалия отложила газеты.

— Мда-а, — задумчиво произнесла она. — Этот лорд Ундервуд — мерзкий человечишка, и только.

Она поглядела на сына, заметила, что он спит, взяла его на руки и отнесла в его комнату.

* * *

Приблизительно тогда же, когда Амалия в Петербурге читала газеты, в Лондоне о ней шел серьезный разговор.

— Итак, Дэниэл, все, что нужно знать, нам известно. Она приедет не раньше среды, так что до тех пор у вас есть время. Учтите, эта дама, несмотря на элегическую внешность, — помесь Миледи Дюма и Рокамболя^[5]. От нее можно ожидать любых сюрпризов.

— Не извольте волноваться, лорд Сеймур, — отозвался его собеседник. — Главный сюрприз она получит от меня.

— Разумеется, Дэниэл, я знаю, что могу на вас рассчитывать. Поэтому и поручаю вам о ней позаботиться. Наш общий друг, лорд Ундервуд, будет весьма недоволен, если с мистером Лаймхаузом что-нибудь случится, да и сам лорд Ундервуд ведь тоже не бессмертен. Нам бы не хотелось, чтобы он до срока оказался в ящике, гм, не предназначенном для хранения газет.

Дэниэл слегка покривил рот, показывая, что оценил остроту своего собеседника по достоинству.

— Будьте спокойны, милорд, — отозвался он. — Ей не придется вам докучать, за это я ручаюсь.

Увы, в случае с баронессой Амалией Корф было бесполезно ручаться за что бы то ни было. И Дэниэлу Уивертону вскоре предстояло убедиться в этом.

Примечания

5

Рокамболь — герой серии авантюрных романов популярнейшего в XIX веке французского писателя Пьера-Алексиса Понсон дю Террайля.