Зеркало сновидений

Валерия Вербинина, 2017

Тайный агент российского императора баронесса Амалия Корф вместе с напарником, Сергеем Ломовым, ожидала приказа отправиться на новое дело государственной важности. Партнеры проводили время в фехтовальных тренировках и ментальных спаррингах. После похода в гости к своему старому знакомому, Базилю Истрину, Ломов, скептически посмеиваясь, рассказал Амалии о том, что накануне двум молодым людям, Арсению Истрину и Ольге Левашевой, приснился один и тот же сон. Амалия высмеяла эту историю, однако вскоре сон в точности воплотился в реальность – был обнаружен труп Лизы, сестры Ольги. Теперь уже Амалия, циник и реалист, всерьез заинтересовалась этим делом и самостоятельно взялась за расследование…

Глава 2

Гости

Любой человек, которому посчастливилось бы попасть в гости к действительному статскому советнику Истрину, перво-наперво решил бы, что богатство — очень, очень хорошая вещь. Вазы, картины, зеркала, бронза… а мраморная лестница! А резная мебель! А…

Однако тут, пожалуй, гость неминуемо закручинился бы, что все это великолепие принадлежит не ему самому, и не исключено, что черная змея зависти обвила бы его сердце. Принужденно улыбаясь, он бродил бы по комнатам старинного особняка, досадовал на судьбу, которая осыпает своими дарами кого угодно, только не его, и в конце концов, не сдержавшись, мысленно пожелал бы хозяевам дома рухнуть с колеса фортуны как можно ниже — чтобы они разом лишились всего, чем так хотелось обладать ему самому.

Но не таков был Сергей Васильевич Ломов. Отправляясь на вечер, он решил, что воспользуется случаем для того, чтобы лишний раз попрактиковаться в кое-каких рабочих навыках. По долгу службы Ломову приходилось среди прочего заниматься ядами, стрельбой, а также всеми видами фехтования, но в данной ситуации речь шла лишь о невинном психологическом упражнении. Суть его заключалась в том, что по первым фразам тех, кого он увидит, их манерам и внешним признакам Сергей Васильевич должен будет вычислить их характер, привычки, социальное положение и вообще все, что только можно.

«Вероятно, — размышлял Сергей Васильевич, вместе с тетушкой поднимаясь по лестнице истринского особняка, — Базиль сделает вид, что не сразу меня заметил, потом подойдет, будто бы спохватившись, наговорит кучу любезностей, воткнув в них, как иглы в подушечку, несколько колкостей, объявит тетушке, как он счастлив ее видеть, предложит показать нам особняк, чтобы дать нам сполна прочувствовать его величие…» И он усмехнулся.

Все вышло почти так, как он и предвидел. Базиль действительно выдержал паузу перед тем, как подойти к гостям, зато Ломов был вынужден признать, что погорячился, предположив ранее, что хозяин дома обязательно окажется стар, лыс и скучен. Перед Евдокией Петровной и ее племянником предстал прекрасно одетый господин лет 50 с высоким выпуклым лбом и остроконечной темной бородкой, в которой пробивалась седина. Конечно, Базиль был уже немолод, но уж точно не имел проблем с шевелюрой, а что касается скуки, то человек, живущий в собственном особняке, может себе позволить быть каким угодно. И хотя Ломов недолюбливал Базиля и не сомневался, что тот относится к нему точно так же, Сергей Васильевич не мог не отметить, что хозяин дома выглядит на редкость импозантно.

«Непохоже, чтобы здоровье доставляло ему неудобства, — спрогнозировал Ломов, внимательно оглядев Базиля. — Судя по небольшому брюшку, любит хорошо поесть. Возможно, содержит любовницу — слишком уж тщательно следит за собой. Морда сытая и самодовольная, человек явно считает, что его жизнь удалась. Хотя нет, не совсем, — поправил себя Сергей Васильевич, — в глазах на самом дне таится что-то вроде тревоги, правда, глубоко затаенной. Интересно, какие проблемы могут быть у этого прохвоста? Денег у него точно куры не клюют».

— А ты постарел, — вздохнул Базиль после того, как обмен приветствиями был закончен. — Я слышал, ты пошел по военной части? Никогда не понимал, что хорошего может быть в армии. Правительство распоряжается тобой как своей собственностью, и посылает куда ему вздумается… я уж не говорю о том, что, если начнется война, тебя могут убить или покалечить…

— Убить может и карета, если наедет на тебя в мирное время средь бела дня, — ответил Сергей Васильевич хладнокровно.

Базиль приподнял правый уголок рта в знак того, что оценил шутку Ломова. Тот сразу же вспомнил эту манеру Истрина снисходительно улыбаться, которая с детства не изменилась, и внезапно понял, что хозяин дома стал ему еще больше антипатичен, чем когда бы то ни было. «Хладнокровнее, — приказал себе Сергей Васильевич, чтобы сохранить спокойствие, — еще хладнокровнее». Меж тем Базиль подозвал свою жену и представил ее Ломову и Евдокии Петровне.

«Костлявая блондинка, холодная и неприятная, — помыслил Сергей Васильевич, оглядев ее. — Абсолютно петербургский тип. Глаза кислые, маленькие… так смотрит женщина, которая не слишком-то счастлива в личной жизни. Нет, у Базиля точно есть любовница. Вероятно, жена ему спуску не дает…»

— Рада, что мы с вами наконец познакомились, Варвара Дмитриевна, — сказала тетушка. — Какое прекрасное платье! — добавила она, кивая на наряд хозяйки из темно-синей тафты.

Все с тем же кислым видом Варвара Дмитриевна процедила сквозь зубы несколько загадочных фраз, смысл которых ускользнул от Сергея Васильевича; однако по восторженным ахам и охам тетушки он понял, что речь шла об очень дорогой портнихе. Но, к счастью, тут явились дети Базиля, и беседа приняла другой оборот.

— Mon fils^[4], — объявил Базиль, улыбаясь уже не наполовину, а вполне искренне, отчего разом помолодел на несколько лет. — Арсений, поручик Виленского 52-го пехотного полка. И моя дочь Машенька, — добавил он, указывая на девушку в платье нежно-кораллового шелка.

Однако Ломов обратил внимание вовсе не на платье, а на блестящие карие глаза, вздернутый носик, вьющиеся темные волосы и решил, что Машенька хоть и не производит впечатления красавицы, но смотреть на нее приятно. Круглое лицо и большие уши, как у ее отца, немного портили дело, но Сергей Васильевич отлично сознавал, что он пристрастен, и был готов проявить великодушие.

«Милое создание, — думал Ломов, — должно быть, пачками поглощает книги о любви, обожает чувствительные романсы — Чигринского^[5], например, — держит уйму домашних питомцев и порхает как птичка. Такие, как эта барышня, хороши только в чудесную пору беззаботной юности. Выйдет замуж и превратится в скучную, скорее всего, разочарованную женщину… и выражение лица у нее станет как у матери — уксусное».

Он перевел взгляд на Арсения и сразу же увидел, что молодой человек держится чуть-чуть в стороне от своих близких. Он стоял заложив руки за спину и время от времени вставлял в разговор приличествующие случаю фразы, но его вид Сергею Васильевичу не понравился. «Что-то его тяготит, — подумал Ломов, — он явно не в своей тарелке — почему? Какая-нибудь глупенькая дамочка сказала бы, что он выглядит донельзя романтично. От офицера в нем только выправка да пробор. Блондин, мало похож на сестру… Стоп, Базиль же был женат дважды. Ну, тогда понятно, отчего юноша избегает смотреть на Варвару Дмитриевну: она не мать ему, а мачеха. 52-й Виленский полк расквартирован в Феодосии, где Феодосия и где мы? Базиль уж точно мог бы повлиять на то, чтобы сына определили куда-нибудь поближе, не говоря уже о том, что в России полно куда более престижных полков. Или тут вмешалась мачеха?»

— Дорогая крестная, — сказал Базиль Евдокии Петровне, — поскольку вы впервые у нас в гостях, я сочту за честь показать вам дом…

Мысленно Сергей Васильевич похвалил себя за проницательность. Чем больше люди меняются, тем меньше изменяются, мелькнуло у него в голове; кажется, есть даже какая-то французская поговорка на этот счет, которую Амалия недавно цитировала^[6]. Базиль и его домочадцы повели гостей по комнатам, и хозяин останавливался возле всякой картины, каждой значительной безделушки, украшавшей интерьер. С важным видом Базиль объявлял ее значение и стоимость, Сергей Васильевич хранил каменное выражение лица, отлично зная, как оно должно раздражать самолюбивого хозяина, а тетушка восторгалась. Варвара Дмитриевна и Машенька то и дело вставляли свои реплики, а Арсений упорно молчал, глядя в сторону. «Нет, — подумал Ломов, — это определенно не сплин и не модная поза; так смотрит человек, глубоко недовольный собой и всем на свете. Базиль язвил, что я военный, но сына он тем не менее отправил в армию, и похоже, что зря. Не быть этому молодчику хорошим офицером… или я не Сергей Ломов».

Тем временем один за другим стали появляться гости, приглашенные на ужин. Прибыла крупная, громкоголосая дама лет 45 с роскошными медно-рыжими волосами и ослепительно белыми плечами, отзывавшаяся на имя Елена Ивановна Устрялова. Возле ее локтя суетился мелкий невзрачный господин с усами щеткой и голубыми глазами, оказавшийся ее мужем Порфирием Филипповичем. Базиль познакомил вновь прибывших с крестной и Ломовым, объяснив, что начинал с Устряловым службу в одном департаменте и дружит с ним много лет.

«Баба хороша, — помыслил Сергей Васильевич, косясь на Елену Ивановну, — а в молодости наверняка была еще лучше. Муж до сих пор совершенно ею очарован… вон как влюбленно на нее смотрит. — Тут, что с ним бывало крайне редко, он ударился в фантазии. — Ей бы полком командовать: голос такой, что кони небось шарахаются. Женщины с таким голосом кажутся уверенными в себе и способны без труда поддержать любой разговор, хотя на самом деле больше всего любят перемывать косточки своим знакомым. Стоит таким, как Елена, найти благодатный источник, и они долго не уймутся… Прислуга ее обожает, даром что она командует домом и не упускает ни одной мелочи. Муж живет в ее тени и совершенно этим удовлетворен. За глаза над ним, вероятно, подсмеиваются, а в глубине души просто завидуют».

— Вы мне скажите, милостивый государь, — горячилась Елена Ивановна, обращаясь к нему, — так будет война или нет?

— Ради вас, — галантно промолвил Ломов, кланяясь, — я готов объявить ее хоть сейчас. Только прикажите!

— Боже упаси! — замахала руками гостья. — Я думала, хоть кто-то знает, что происходит. В газетах порой пишут такое, что их открывать страшно. Германия, Англия, Франция… А Австрия? И все интригуют, все!

— Войны не будет, Елена Ивановна, — серьезно сказал Арсений. — По крайней мере, в ближайшие несколько лет.

— Я не понимаю, почему бы людям просто не жить в мире, — подала голос Евдокия Петровна. — Просто взять и запретить войны.

И хотя она всего лишь высказала вслух мысль, которая рано или поздно приходит в голову любому порядочному человеку, присутствующие посмотрели на нее так, словно она сморозила несусветную глупость.

— Шанины приехали, — заметила хозяйка дома, чтобы сменить тему. Варвара Дмитриевна раскрыла веер из страусиных перьев и мерно обмахивалась им. Ее тонкие губы едва шевелились, когда она говорила.

В ходе дальнейшей беседы выяснилось, что Шанины являются ее родственниками. На ужин прибыли четыре человека: глава семейства Павел Иванович, Александра Евгеньевна, его супруга, и старшие дети — близнецы Володя и Коля, учившиеся в университете. Трое младших детей остались дома.

Внешне Павел Иванович походил на занятную смесь колобка и лисы, и Ломов, увидев подвижный лисий нос вновь прибывшего, тотчас решил, что с таким партнером не стоит играть в карты: надует, непременно надует. Жена казалась обыкновенной увядшей блондинкой, поглощенной заботами, и Сергей Васильевич мысленно определил, что она обожает детей, считается хорошей хозяйкой и за пределами домашнего круга не представляет из себя ничего особенного.

Близнецы в смысле внешности пошли больше в мать, чем в отца, но Сергей Васильевич не успел прийти ни к каким выводам по их поводу, потому что появились Левашовы и его внимание переключилось на новых гостей.

«Ба, да это Кирилл! В детстве он как-то приезжал к Истриным, но я так и не успел толком с ним познакомиться… Забавно, тогда он казался худым и невзрачным, а сейчас красавец мужчина, гроза женского пола… если жена ему позволяет. Ого-го, какой у нее волевой взгляд! То есть не волевой, — тотчас же поправился Ломов, — но уж точно взгляд человека, который умеет добиваться своего и не терпит компромиссов. Черт, как на нее смотрят остальные дамы! Наверное, ее платье лучше, чем те, которые они могут себе позволить, — хотя для меня ее наряд всего лишь красная тряпка».

Он так увлекся, анализируя Наталью Андреевну Левашову, что едва не упустил из виду ее дочерей, Лизу и Оленьку. Обе были белокурые, сероглазые и свежие, как розовый бутон, но на этом их сходство кончалось. Ломов сразу же увидел, что старшая Лиза — очаровательная и избалованная, а младшая Оленька избегает выделяться и держится на вторых ролях. Вместе с ними прибыл молодой взъерошенный брюнет в очках, который отрекомендовался Ларионом Масловым. Он все время улыбался, пытаясь расположить к себе присутствующих, и невпопад делал дамам комплименты, перебивая других собеседников. По его манере держать себя — не то чтобы излишне подобострастной, но явно несвободной — Ломов безошибочно определил, что имеет дело с приживалом.

«Нервный молодой человек, не слишком умный… Впрочем, говорит, как образованный. Студент? Такие, как он, увлекаются десятью идеями каждый день, но остывают еще быстрее… Интересно, что он делает в семье Левашовых?»

Он заметил, что юноша вздрогнул и переменился в лице, когда хозяйка дома, не считаясь с его присутствием, заметила Наталье Андреевне, что к ужину они ждали ее с супругом и дочерей, а теперь придется ставить еще один прибор для неожиданного гостя.

— Это мы пригласили его поехать с нами, — сказала Оленька, вспыхнув. — Мы собирались послезавтра в Петергоф, но Ларион перепутал дни и пришел сегодня.

Судя по выражению лица Варвары Дмитриевны, она относила рассеянность к числу смертных грехов и сама — уж будьте благонадежны — никогда ничего не забывала; но тут вмешался Базиль и сказал, что он распорядится насчет еще одного прибора. Таким образом, за столом оказалось семнадцать человек. Ломов сидел между тетушкой и Павлом Шаниным, который среди прочего осведомился у него, как он относится к картам. Однако в общем разговоре за столом безраздельно царила Елена Ивановна. Речь ее текла, как прихотливая река, меняя направление по несколько раз в минуту; только что она говорила о романах графа Толстого — и вот уже завела речь об угарном газе, а от него перешла к черноземным губерниям. О чем бы ни шла беседа, Елена Ивановна высказывалась свободно и определенно, с точки зрения практичной женщины, которая немало видела в своей жизни. Она не пыталась щеголять ученостью и не искала чужого внимания; ее говорливость была такой же частью ее натуры, как и медно-рыжие волосы, уложенные в подобие короны, и все ее пышущее здоровьем существо. Ломов поймал себя на мысли, что он чувствует себя как кот у горящего камина в холодной и довольно неуютной комнате. Огонь пылает в очаге, и взор невольно обращается только к нему, минуя все остальное.

— А Рязанская губерния черноземная или нет? — спросила Лиза невинным тоном. Все засмеялись, кроме Оленьки, которая ограничилась мимолетной улыбкой. Младшая сестра была большеглазая, полная, с вздернутым носиком и короткими пальцами и, уж конечно, не шла ни в какое сравнение со своей стройной, насмешливой сестрой. Сергей Васильевич подумал, что дома, вдали от посторонних глаз, сестры частенько ссорятся и старшая неизменно одерживает верх. Впрочем, Наталья Андреевна наверняка следит за тем, чтобы ссоры между девушками не перерастали в серьезные конфликты, и быстро водворяет мир.

— Говорят, если покупать землю, то лучше в нечерноземной губернии, — заметил Павел Иванович, поведя лисьим носом. — Потому что там всякий огурец можно продать с выгодой, а в черноземных губерниях всего пропасть…

— И-и, милостивый государь, прежде чем что-то продать, надо это вырастить, — назидательно отозвалась Елена Ивановна.

— Совершенно верно! — с готовностью поддакнул ее супруг.

— Признаться, лично я не охотник до сельской жизни, — сказал Базиль, улыбаясь. — Впрочем, дача — другое дело.

Евдокия Петровна заступилась за сельскую жизнь, старшие Шанины ее поддержали, в то время как супруги Левашовы высказались в том смысле, что город куда лучше деревни. Хозяйка дома неожиданно выступила на стороне Евдокии Петровны — как решил Ломов, лишь для того, чтобы досадить мужу, вслух высказавшему иную точку зрения. Елена Ивановна стояла на том, что и в городе, и в деревне есть своя прелесть. Молодое поколение, представителей которого собралось за столом аж семь человек, слушало и скучало. Больше всего, по-видимому, скучал Арсений, который даже не пытался делать вид, что предмет беседы ему интересен. Было в его облике нечто, что Ломов про себя определил как безнадежно штатское, но и среди штатских молодой поручик ухитрялся выглядеть чужеродным элементом. Ларион Маслов попытался заинтересовать всех сообщением, что, раз есть существа, которые живут в воде, и такие, которые живут на суше, одни люди вполне могут предпочитать деревню, а другие — город; но его замечание вызвало взрыв смеха.

— Ах, Ларион, Ларион! — вздохнула Наталья Андреевна. — Чего вы только не придумаете…

Ужин кончился, и общество проследовало в гостиную, где разбилось на несколько групп. Молодежь завладела роялем, и близнецы стали уговаривать Лизу спеть. Та отнекивалась, но больше для приличия. Второй кружок образовался возле Елены Ивановны: кроме ее супруга, он включал хозяйку дома, Павла Ивановича с женой и Кирилла Степановича. Наталья Андреевна села чуть поодаль, словно была сама по себе, и Ломов подумал, что этой неглупой волевой женщине просто не хочется признавать главенство рыжеволосой красавицы. По старой привычке Ломов примостился в уголке возле дверей, откуда ему было прекрасно видно всю комнату; тетушка сначала обосновалась возле него, но, когда Машенька села за инструмент, а Лиза начала петь, не утерпела и переместилась поближе к роялю. Хозяин дома отлучился, чтобы отдать распоряжения, а когда вернулся, выбрал не слишком удобное кресло недалеко от Ломова, который сразу же насторожился. «Так я и знал… приглашение, разговоры о дорогой крестной, отменная еда — все это было лишь предлогом. На самом деле Базиль не тетушку мою пригласил, а меня, и с дальним прицелом… Что-то этому прохвосту от меня нужно; только вот что? — Сергей Васильевич метнул взгляд на Арсения, который в компании сверстников стал немного оживленнее, чем обычно, и с видимым удовольствием слушал пение Лизы. — Похоже, сынок доставляет больше хлопот, чем кажется. Но я-то тут каким боком?»

Примечания

4

Мой сын (франц.).

5

Историю композитора Чигринского можно прочитать в романе В. Вербининой «Заблудившаяся муза».

6

Plus ça change, plus c’est la même chose (франц.). Речь идет не о людях, а о порядке вещей вообще.