Драма в кукольном доме

Валерия Вербинина, 2018

Накануне коронации Александра III молодая баронесса Амалия Корф отправилась навестить дальних родственников своего мужа. Вначале ей очень понравился их ухоженный, словно кукольный, особняк, но позже Амалия стала свидетельницей нескольких весьма неприятных семейных сцен и поняла, что в доме не все так гладко, как хотят показать его обитатели. А вскоре она узнала, что Наталья Дмитриевна, почтенная мать семейства, ушла на прогулку и не вернулась, а в ближайшем лесу была найдена ее окровавленная перчатка. Подозреваемых предостаточно – это и муж, имеющий семью на стороне, и его сын от первого брака, ненавидящий мачеху… Амалия была почти уверена в разгадке, но события вдруг приняли совершенно неожиданный оборот…

Глава 6

Ссора

«В самом деле, зачем я его привела?»

На этот вопрос Амалия не могла сама себе дать исчерпывающего ответа. Какую-то роль, конечно, сыграли фотографии первой жены Киреева, спрятанные за шкаф, глухое упоминание о старшем сыне, ставшем изгоем, и ощущение глубоко запрятанной фальши, которую баронессе Корф стал с некоторых пор внушать розовенький кукольный дом.

«По крайней мере, с чистой совестью могу сказать одно: я не могла уйти и оставить у ворот человека, который… который когда-то был частью этой семьи и которого из нее, полагаю, выжили».

Она не успела додумать свою мысль, потому что бильярдная, в которой Амалия находилась, неожиданно превратилась в театр, на сцене которого разыгрывается душераздирающая драма. Наталья Дмитриевна произнесла несколько бессвязных слов о даче Шперера, об обманах, о двуличности, о какой-то Марии Максимовне и перешла в наступление на мужа, который, судя по его лицу, в эти мгновения был сам не рад, что вообще появился на свет.

— Ах! Вы меня убиваете! — закричала на него жена. — Я умираю… Я сейчас умру!

И она в обмороке повалилась на пол. Владимир и Георгий Алексеевич бросились к ней, причем студент кричал «Мама, не умирай», а муж все еще продолжал бормотать бессвязные извинения, что жена все не так поняла. Впрочем, он вскоре перестроился, стал звать горничную и потребовал немедленно вызвать доктора.

Общими усилиями Наталью Дмитриевну перенесли на стоящий в бильярдной старый диван и стали приводить в чувство. Владимир метался, на глазах его выступили слезы; Георгий Алексеевич твердил, что все пройдет, что жена сейчас придет в себя, но голос у него был неуверенный. И тут старший сын напустился на него:

— Я ведь видел ее возле станции, эту ужасную женщину — она гуляла с черным котом и отвернулась от меня! Я решил, что обознался… но нет же! Как ты можешь так поступать с мамой? После всего, что она сделала для тебя!

— А что такого она для меня сделала? — завелся Георгий Алексеевич.

— Вылечила от пагубной привычки! Отказалась от мечты стать пианисткой…

— Ах, скажите пожалуйста! Да таких пианисток сколько угодно в любом доме!

— Добровольно заточила себя в глуши! Занимается делами имения, вместо того чтобы…

— Да не себя она здесь заточила, а меня! — вне себя выкрикнул Георгий Алексеевич. — Придумала, что ей плохо в городе, что ей надо жить в деревне, а на самом деле… А, да что тут говорить!

Он отошел к окну и яростно запустил обе руки в волосы. Наталья Дмитриевна шевельнулась на диване и тихо застонала:

— Жорж, ну почему ты так кричишь? Зачем же кричать… И ты, Володя… Володенька… Ах, что-то мне нехорошо… совсем нехорошо…

Она говорила очень тихо, то и дело останавливаясь, и водила рукой по груди, словно там, в глубине, что-то мучительно болело. На лице хозяйки дома было написано страдание, и Амалия почти была готова поверить ему — когда Наталья Дмитриевна на долю секунды повернулась в ее сторону, и между ресниц хозяйки дома блеснул такой неприязненный взгляд, что гостья застыла на месте.

«Ах, ловка! Ну до чего же ловка…»

Впрочем, по-настоящему Амалию заинтересовали только два момента: упоминание о черном коте, который, судя по всему, принадлежал пассии Георгия Алексеевича, и поведение князя Барятинского, а также младшего сына Натальи Дмитриевны. Оба они, когда хозяйка дома удачно изобразила обморок, предпочли роли статистов. Петр Александрович устремил взор куда-то вдаль, словно даже не отдавая себе отчета в происходящем, и, пожалуй, его реакцию можно было списать на то, что он хорошо знал жену племянника. Гимназист по кличке Крокодил смотрел на мать скорее с любопытством, как смотрит искушенный зритель на актера, от которого ожидает чего-нибудь в высшей степени занимательного — и это оказалось тем более неожиданно, что Амалия была готова поклясться, что из двух братьев старший куда интеллектуальнее и сообразительнее.

«Хотя, с другой стороны, принимают дети Наталью Дмитриевну всерьез или нет — их личное дело… Черный кот — вот что обидно. Ларчик-то просто открывался: кот есть, и он принадлежит… э… ну назовем ее дамой сердца Георгия Алексеевича. Дама сняла дачу, наверное, гуляет рядом с домом любовника, ждет удобного момента. Кот вообще может быть чем-то вроде условного знака, — фантазировала Амалия. — Если Георгий Алексеевич увидит его или услышит о нем, он поймет, что дама где-то неподалеку. То-то у него сделалось такое лицо, когда я упомянула о коте…»

До нее долетели слова Натальи Дмитриевны:

— Не надо врача, никого не надо… Дайте мне спокойно умереть!

«Переигрывает», — с неожиданной злостью подумала Амалия. Комедия, разыгрываемая хозяйкой дома, начала ей надоедать.

— Мама, ты не умрешь, я обещаю тебе, ты не умрешь! — воскликнул Володя, волнуясь.

— Я совсем забыл про Метелицына, — внезапно произнес Георгий Алексеевич. — Он же обещал быть к ужину. Надо предупредить его, что приглашение отменяется.

— Нет, нет, нет!

Наталья Дмитриевна села и спустила ноги с дивана.

— Мы не можем нанести Степану Тимофеевичу такую обиду…

— Обиду? — желчно переспросил Георгий Алексеевич. — Я же все равно не хочу продавать ему землю. К чему этот ужин, к чему вообще все? Пусть он едет к твоему брату и торгует его именье, ради бога, я не против!

— При чем тут мой брат? У него есть земли возле Куровиц, но дачи там не построишь, потому что железной дороги под боком нет. И вообще мы не о моем брате говорим! Господин Метелицын имеет право рассчитывать на наше уважение…

— Кто такой Метелицын? — спросила Амалия, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Богач из бывших купцов, — ответил Владимир. — Покупает землю, строит дачи.

Ну вот, разъяснилась еще одна маленькая загадка: почему Наталья Дмитриевна так упорно наводила разговор на дачи и почему Георгий Алексеевич так нелестно отзывался об их обитателях. Некий Метелицын хотел купить у него землю, а Киреев сопротивлялся, в то время как Наталья Дмитриевна была скорее «за» — и что-то подсказывало Амалии, что в конечном счете она настоит на своем.

— Мама, — проговорил Владимир, — может быть, все-таки не нужно ужина, если ты плохо себя чувствуешь?

— Со мной все хорошо, Володенька, — твердо промолвила Наталья Дмитриевна, глядя ему в глаза. — Пожалуйста, помоги мне встать.

Она вышла, опираясь на руку сына. Гимназист распахнул перед ними дверь и удалился следом за матерью и братом — может быть, чтобы не чувствовать себя неловко в присутствии отца. В бильярдной остались только Георгий Алексеевич, князь и Амалия. Шаркающей походкой хозяин дома приблизился к бильярду, зачем-то потрогал прореху, которую оставил его кий, и тяжело вздохнул.

— Должен попросить у вас прощения за эту семейную сцену, госпожа баронесса, — промолвил он. — В вашей семье, уверен, никогда не бывает ничего подобного.

Амалии не понравилась ирония, прозвучавшая в последних словах, — легкая, но тем не менее вполне ощутимая. Вошла горничная и объявила, что за доктором поехал один из слуг. Георгий Алексеевич метнул на нее хмурый взгляд, взял кий, в сердцах швырнул его на бильярд и вышел. Горничная, покраснев, засеменила прочь из комнаты.

Конец ознакомительного фрагмента.