Советско-гвинейская любовь

Валерий Щежин, 2020

Жизнь человеческая многогранна, и у каждого она достойна толстого романа. В представленных рассказах отражены лишь эпизоды из жизни людей, как обыкновенных, так и незаурядных, порой комические, порой трагические. Подчас просто фантастические. Но как бы то ни было, подавляющее большинство историй взято из реальной жизни. Может быть, и вы, читатель, попадали в подобные ситуации и узнаете себя. Правда, африканские сюжеты, пожалуй, уникальны. Во многих из них автор выступает непосредственным участником или свидетелем происходящего. Есть истории, рассказанные ему друзьями. Стихи, завершающие книгу, конечно, не претендуют на классику. Это романтически-юмористические строки, написанные по случаю. Во всех рассказах присутствует чувство оптимизма, они проникнуты добротой и юмором. Читатель найдет в них много интересного и полезного для жизни.

Николя Зуманиги

Одиннадцать часов ночи.

В ворота университетской виллы преподавателей-миссионеров в Зерекоре, что в тысяче километров от столицы Гвинеи Конакри, раздался мощный стук. Сторож, молодой парень, как всегда, умотал по девкам. Пришлось мне открывать ворота. Въехал пыльный далеко не новый «мерседес». Из машины устало вышел высокий симпатичный, с крупными чертами лица гвинеец. Вынув мобильный телефон, набрал номер декана медицинского факультета университета «советика» и на чистом русском трехэтажным матом выдал несколько сочных фраз, смысл которых сводился к тому, что он приехал, а его тут никто не встречает! Как так?!. Что за!..

Я от души расхохотался. Приехал преподаватель гистологии из Конакри. Свободная комната для него была готова. По законам гостеприимства, несмотря на позднее время, напоил его чаем, накормил чем бог послал и проводил спать.

Утром декан, окончивший в свое время Волгоградский мединститут и там же ординатуру по хирургии, и генеральный секретарь университета — есть такая должность в университетах Гвинеи (кстати, доктор физико-математических наук, защищался в России) — были на вилле.

Николя Зуманиги, так звали вновь прибывшего, тщательно обследовав место нашего проживания, навел такого шороху, что все тут же зашевелились. В течение дня нам сменили аккумуляторы солнечных батарей, починили замки у дверей, которые, наконец, стали нормально закрываться. Поменяли два водопроводных крана и в спешном порядке начали красить забор. До его приезда три преподавателя-миссионера в течение десяти дней просили администрацию университета исправить все, что не работало. Но просили жантийно (фр. — любезно, вежливо), интеллигентно. И в ответ получали лишь обещания, что завтра все будет сделано.

На следующий день мы присмотрелись друг к другу внимательнее. Ему вспомнить было проще. Оказалось, что в восемьдесят втором году, в свой первый приезд в Гвинею, я преподавал ему в медицинской школе Конакри физиологию. Обрадовались, разговорились. Мне-то запомнить его лицо было гораздо труднее — за три года через нас, преподавателей, прошло около пятисот студентов. Правда, Николя был одним из наиболее блестящих.

В последнее время он работал в республиканском госпитале в Конакри заведующим кардиохирургическим отделением. А гистологию прекрасно знал, поскольку кандидатскую диссертацию по этой теме защитил в Университете Патриса Лумумбы, где был самым выдающимся кружковцем на кафедре гистологии.

Занятия у нас обоих в университете начинались с утра. Пока мы преподавали, бонна готовила нам обед и что-нибудь к ужину. Вечерами появлялось свободное время, когда можно посидеть на веранде, если, конечно, не было дождя, поговорить. Сезон дождей в Зерекоре мог начаться и в феврале, причем даже с градом. Опоясавшая равнину горная гряда Нимба, символ Гвинеи, содержащая примерно шесть-семь наших русских Магниток чистого железа, задерживала тучи, которые обычно к вечеру черной лавиной обрушивались на город и близлежащие деревни. Возможно, благодаря этому здесь вызревали самые ранние в сезоне и самые вкусные ананасы, манго и другие фрукты. Да и народ в этой местности жил работящий.

В один из дней мы заранее купили все, что полагается для вечернего мужского разговора на веранде, благо бонна тоже постаралась и приготовила прекрасных угрей. Неспешная беседа под хорошую закуску располагала к откровенности, и я решился спросить:

— Николя, а как вообще сложилась твоя жизнь?

— О, так если вам интересно, это надо вспоминать издалека, с самого начала.

— Конечно, интересно, давай сначала.

— Ну ладно, — взгляд его стал задумчивым и немного грустным. — Мой отец в молодости служил во французской армии. Был храбрым солдатом, даже участвовал во вьетнамской кампании, когда там были французы. Дослужился до лейтенанта, имел ордена. Благодаря этим заслугам мог бы поселиться в любом уголке Франции. Но единственное, чем он воспользовался, будучи в Европе, нашел красивую грамотную жену-португалку и привез ее в Гвинею. Да отец и сам был далеко не уродом. Посмотрите на меня. Я их третье произведение. Вы же знаете, мулаты всегда неординарны.

— Да уж, месье, противу Менделя не попрешь.

— Согласен, профессор, предлагаю ваше заключение подкрепить рюмкой виски. Благо закуска чудесная, — поддержал Николя.

Основная масса жителей Зерекоре — католики. Поэтому гонений на спиртное здесь нет. Даже налажено производство паленого джина.

— И что же было дальше? — мне не терпелось услышать всю историю.

— А дальше так. После обретения независимости первый президент Гвинеи Секу Туре нуждался в грамотных сподвижниках, и отец организовал службу жандармерии, став первым жандармом республики. По сути это было подразделение опричников при президенте, как во времена Ивана Грозного. Я немного читал историю России. Самые проблемные, порой жестокие, но крайне необходимые задачи решали именно жандармы. Не полиция, не армия. Там и до сих пор служат отборные, хорошо подготовленные ребята.

Я и мои братья получили хорошее школьное образование в частном колледже. Также с нами интенсивно занималась мать. Мог бы поступить сразу в университет на любой факультет, но выбрал медицинскую школу. А учеба там, как вы знаете, была не из легких.

Я дейс твительно хорошо помнил эт у систему. В медшколе Мафори Бангура конкуренция была отчаянной. При десятибалльной системе оценок студенты сражались за каждую десятую балла. Да и было за что. Экзамены часто проходили в присутствии солдат, возможность списывания исключалась. Из ста пятидесяти студентов школы только сорок самых лучших брали сразу на четвертый курс медицинского факультета университета. Остальные доучивались и получали дипломы фельдшеров.

Работать с этими сорока было одно удовольствие — они, как губка, впитывали в себя информацию и вытаскивали из тебя все, что ты знал. Вот бы нам внедрить такую систему обучения! Цены бы не было нашим врачам. А из тех, которых мы учили, вышли классные врачи. Сегодня это заведующие разными отделениями в клиниках Конакри и крупных городах, ведущие специалисты.

Встречая своих бывших студентов через четверть века, всегда интересуюсь: где остальные? О месье, этот работает в Болгарии, этот во Франции, другие в Англии, Америке, Южной Африке. Министр здравоохранения Гвинеи, который узнал меня при встрече, тоже один из тех, лучших.

Мы немного помолчали, вспоминая из общего прошлого каждый свое. Затем Николя продолжил:

— После третьего курса школы меня и еще одного отличника направили на учебу в Москву, в Университет Патриса Лумумбы. Но обучение началось не сразу. Едва мы с другом оказались в Москве, как нас вс тре тили и под черны ру чки с позволения гвинейского посольства отправили в Сибирь. Правда, не в качестве рабов на плантации, а как солдат стройбата — на строительство БАМа, в Усть-Кут.

М-да, Сибирь стала для нас, можно сказать, школой жизни. Кроме того, что пришлось адаптироваться к зиме, научились там класть шпалы, забивать костыли и, главное, общаться с русскими. Некоторые сначала даже думали, что нас сослали в Сибирь за какие-то грехи в Гвинее. Кормили здесь хорошо, а вот дедовщина была. Однажды «старик» решил заставить меня чистить его сапоги. А я не понимал, что такое «деды», «салаги». Отказался. Когда «старик» взбух, я предложил ему выйти поговорить. Тот посмотрел на мою комплекцию и передумал. Всем остальным сказал, что этот негр серьезный. И нас больше не притесняли.

А на Новый год мой авторитет вообще резко поднялся. На праздничном концерте в стройбате я исполнил две песни на французском языке. Без оркестра. После этого все девки Усть-Кута меня просто обожали. И с сексом, и без него. Может, в Усть-Куте даже остались дети моего производства, — Николя улыбнулся своим воспоминаниям, вызывавшим у него теплые чувства. — В общем, я стал популярной звездой. До сих пор с гордостью храню удостоверение солдата стройбата. Кстати, за время пребывания в Сибири мы даже посветлели. Солнца-то там мало. Ну а потом учеба в университете — за все годы у меня не было ни одной четверки. Только «отлично». Ведь в Гвинее нам три года преподавали кандидаты наук, и по советской программе. С первого курса я стал заниматься на кафедре гистологии. Сейчас покажу.

Николя сходил в свою комнату и принес советский учебник гистологии с дарственной надписью: «Лучшему кружковцу кафедры Николя Зуманиги от автора. Завкафедрой… подпись».

— Вот, берегу как реликвию, — он бережно погладил обложку книги.

Стол наш стал пустеть по всем показателям. Восполнить послали гардьена в соседние бутики. Вечером в них обычно шла бойкая торговля съестным и напитками, поскольку жара спадала и, соответственно, активность жителей возрастала. Откуда-то слышалась музыка. Молодежь тусовалась на танцплощадках. Иногда до трех-четырех ночи. А утром не поднять. Студенты, те на лекциях с утра досыпают. Гардьен вскоре явился с приличной порцией шашлыка и батареей пива местного гвинейского производства.

Беседа пошла живее.

— До третьего курса я жил в университетском общежитии. Особого надзора за нами не было. Иностранцы. Общежитие-то смешанное. Африканские парни темпераментные, активные в сексуальном отношении. Почти все мои земляки переженились на русских девчонках. Я тоже не избежал этой участи.

Однажды в нашем общежитии появился пожилой грузин, случайно наткнулся на меня. «Слушай, — говорит, — тут моя дочь учится, и какой-то негр ее обрюхатил. Помоги его найти. Зарежу!» «Так сразу-то не найдешь, надо поспрашивать, — говорю ему. — Профинансируй». Тот достал кошелек и отстегнул приличную сумму. Вечером у нас был праздник.

Через два дня он снова пришел, нашел меня. Объясняю ему, что подключил к этому делу своих друзей, но желательно подкрепить бы финансово. Он подкрепил. А в третий раз он что-то заподозрил. В общем, выхода у меня уже не было. Пришел к нему домой с его дочерью, мегрелкой. На геофаке училась. Он меня как увидел, взревел, кричит: «Ну ты и мерзавец! Завтра же в ЗАГС!»

Вот так у меня в Москве оказалось два сына со сложной генетикой. Конечно, переехал жить к ее родителям. Теща меня обожала, пожалуй, больше, чем своих детей. Я был ухожен и вовремя накормлен. Мог полностью отдаваться учебе. Кроме гистологии, стал интенсивно осваивать хирургию. Прошел все этапы, и уже на пятом курсе ассистенты позволяли мне оперировать самостоятельно на брюшной полости и в гинекологии.

На распределение к нам приехал министр. Из трехсот студентов только двоих, меня и киприота, оставили в аспирантуре. Меня — на кафедре гистологии. А через два года я успешно защитился в присутствии двенадцати академиков. Материал у меня был клинический. Гистологические препараты описывал после хирургических операций на легких. Это помогло мне наладить дорожку и в грудную хирургию.

Кто-то пронюхал про мою защиту, стали предлагать уехать в Америку. Но из определенных служб мне показали кулак. Да и хирургией я увлекся. Через пять лет интенсивной хирургической практики мне предложили заведовать хирургическим отделением больницы министерства путей сообщения. А еще через три года стал заведующим хирургией второй кремлевской больницы. Оперировал много и успешно. Однажды в больничной малотиражке даже появилась шутливая заметка про меня под названием: «Негры захватили Кремль».

— Николя, давай рассказ о том, как ты после столь блестящей карьеры оказался в Гвинее, перенесем на завтра, — прервал я его, чувствуя, что в двух словах об этом не расскажешь, а время уже позднее. В восемь у тебя и у меня лекции, не хотелось бы опоздать. На посошок — и баиньки. Да и моросить начинает.

Сказано — сделано.

Следующий день оказался тяжелым, а вечером нас пригласили в гости к двоюродным родственникам Николя. Оказалось, Зуманиги, живущих недалеко от Зерекоре, довольно много — целый клан. Кроме риса с рыбной подливкой, нас угостили редким фруктом соп-соп — это крупные шипастые плоды с белой мякотью, богатой витамином С, — и пальмовой водкой. Так называется напиток из пальмового сока, с градусами. Собирается сок из надреза на вершине пальмы. Затем ему дают слегка забродить. Наподобие русской бражки. Понятно, что после такого угощения не до душещипательных бесед.

Только на третий день мы вновь собрались за вечерним чаем.

— Так как же ты все-таки оказался в родной Гвинее? — вернулся я к прерванной теме.

— О, это целая история с приключениями. К этому времени я в Москве уже хорошо зарабатывал. Двоих детей надо было кормить, содержать. Подрабатывал еще в клинике ЭКО. Придумал методику, по которой у нас рождались только пацаны. По заказу. Без осечек. Конкуренты, конечно, злились. Купил двухкомнатную квартиру. На радость теще и жене.

Но в двухтысячном Гвинею охватила золотая лихорадка, как в Клондайке. А она многих цепляет. Вообще, в Гвинее, кроме мировых запасов бокситов, есть все — полная таблица Менделеева и еще немножко. Алмазные трубки тоже. Двое моих знакомых уговорили меня во время отпуска помочь им как-то вписаться в эту погоню за золотым тельцом. Я сам по натуре тоже авантюрист. Загорелся. Месяц пытался использовать с этой целью связи отца, но он уже отошел от дел, да и постарел.

У гвинейцев существует такая хвастливо-шутливая поговорка: гвинеец — это не национальность. Это профессия. Сидящие в министерствах, у золотого корытца, зарабатывают гораздо больше тех, кто добывает золото в Гвинее. Пошел второй месяц. Деньги моих друзей и большая часть моих собственных улетели на взятки, а лицензию мы так и не получили. Попробуй, возникни! Тут же в тюрьме окажешься. А она в Гвинее ох какая некомфортная.

Короче, к концу второго месяца я все понял. Есть хорошая русская пословица: не знаешь броду — не лезь в воду. Но уж больно заманчивой была идея стать золотопромышленником. В общем, прогорел вместе с друзьями. Потом уже узнал, что я такой не один. Многие теряли в Гвинее крупные деньги на жажде золота и алмазов.

За всем этим времени прошло немало. Возвращаться в Москву стало неудобно. Да и должности мои были уже заняты. Пришлось приспосабливаться в Конакри. Пустили меня сначала дежурантом по экстренной хирургии. А когда я вытащил трех хирургических безнадег, мной заинтересовались, взяли в штат. Стал оперировать все, что умел. Как-то в присутствии главного хирурга госпиталя, профессора, защитившего докторскую в Болгарии, прооперировал зоб, и тот сказал: «Мне нечего тебе дать. Пожалуй, нам всем есть чему у тебя поучиться». После этого в 2005 году под меня организовали кардиохирургическое отделение.

Приходилось ездить в технические командировки в Германию. За оборудованием. Ну и там тоже оперировал. Немцы удивлялись моей оперативной технике и спрашивали, чья это школа. Не верили, что русская.

— А что с женой московской?

— Когда обосновался в Конакри, целый год упрашивал ее приехать. Приехала. Год выдержала, сказала — больше не могу, и уехала. Пришлось перебирать здесь. В конце концов, нашел гвинейскую хохлушку. Окончила Харьковский мединститут. Трое детей.

— Понятно, а с Москвой как?

— С Москвой я связи не теряю. Видите, кафедра гистологии прислала мне по Интернету весь учебный материал, приглашает на работу. Ностальгия, конечно, иногда терзает. Два сына в Москве. Старший поступил на медфакультет в Патриса Лумумбы. Пишет мне по Интернету: «Папа, на какую кафедру не приду, все спрашивают: ты сын Николая Зуманиги? Твой портрет висит среди лучших студентов университета. Ты знаменитый. Почему не приезжаешь в Москву?» Я ему отвечаю: «Сынок, моей славой долго не проживешь. Учись, как я, и ты будешь знаменит».

Вечер выдался светлым. Небо чистое, яркий свет луны позволял с комфортом сидеть на веранде без искусственного освещения. Пиво закончилось, орешки к нему тоже. Пришлось идти спать.

Через два дня Николя закончил свою миссию.

После Зерекоре мы продолжали общаться по профессиональным вопросам. Его гвинейской жене Марии я по ее просьбе, возвращаясь из отпуска, традиционно привозил воблу. Красивая, высокая женщина с правильными чертами лица. Несмотря на то что родила троих детей, сохранила фигуру топ-модели. Все-таки во вкусе Николя не откажешь.

Настала пора Эболы. Все ринулись изучать и помогать бедной Гвинее и Либерии, откуда началась эпидемия. Американцы, немцы, французы, бельгийцы. Россия тоже решила круто помочь. Сначала послала в разведку своих эмиссаров. Приехал знаменитый «африканец» — академик Малеев со товарищи. От Минздрава России. А добраться до гвинейского министра здравоохранения, чтобы предложить свою бесплатную помощь, не получается. И посольство почему-то не может в этом помочь.

При визите в посольство мы с Малеевым случайно встретились, и он попросил поискать каналы для ускорения дела — командировка подходила к концу. Я представил делегацию Николя. После теплой беседы и воспоминаний об общих знакомых в Москве на следующий день Николя без проволочек организовал встречу российской делегации с министром. Был разработан и подписан меморандум между министерствами здравоохранения России и Гвинеи о сотрудничестве с августа 2014 года. Дальнейшие связи, переговоры, общение с прессой в Москве шли уже через Зуманиги.

Гуманитарный армейский госпиталь из России, предназначенный для лечения больных лихорадкой Эбола, тоже встречал Николя. Российский посол, присутствовавший при приемке госпиталя в аэропорту, после завершения официальной части пригласил Николя в посольство на рюмку коньяка и приватную беседу. После коньяка посол заметил: «Коля, похоже, сегодня посол России в Гвинее ты, а я у тебя вроде как в помощниках». На что Николя с улыбкой ответил: «Так давайте будем хорошо работать».

А совсем недавно генерал-майор из России, видимо, инспектировавший в Гвинее подведомственную ему службу, попросил Николя прислать свою биографию и три фотокарточки. Похоже, в скором времени ему придется сверлить дырку в пиджаке для ордена за заслуги перед Россией.

Николя Зуманиги в центре. Дамы-француженки из корпуса «Гомеопатия без границ».

Его служба координатора между российским и гвинейским здравоохранением и сегодня успешно продолжается. Россия после многих лет забвения вновь повернулась лицом к Гвинее. Николя как истинный патриот своего отечества не замедлил этим воспользоваться: его стараниями в России готовятся кадры для будущего института усовершенствования врачей и кардиологической службы.