Песни Первой мировой и Гражданской войны. Военная история России в песнях

Валерий Шамбаров, 2019

Книга Валерия Шамбарова предлагает неожиданный взгляд на историю нашей страны – через призму музыкального творчества. Читатель познакомится с непростыми «биографиями» многих известных песен, с их парадоксальными изменениями и превращениями при Царской, белой, Советской власти. В целом же, автор показывает непрерывную преемственность, чрезвычайную прочность русских культурных и духовных традиций, которые все-таки сохранялись, невзирая на повороты политической конъюнктуры, выдерживали все удары и попытки их уничтожить. К книге прилагается краткий сборник популярных русских и советских песен, рассматриваемых в данной работе.

Глава 1. Величие накануне падения…

Российская Империя… Великая, яркая, неповторимая. И до обидного мало знакомая нам, ее наследникам. Уж слишком круто и неоднократно ломали историческую традицию. Слишком старательно, с корнями, выдирали у русских память о прошлом. А невесть откуда вынырнувшие, но крайне авторитетные опекуны внушали народу: стоит ли вспоминать о ваших предках? Ведь они были забитыми, реакционными. Пропаганда активно и напористо навязывала иных героев. С них и полагалось брать пример. С плакатов и киноэкранов выплескивались потоками идеальные коммунисты и комсомольцы, комиссары, чекисты. В другую эпоху телеэкраны заполонили крутые супермены и отвязные девицы. Яркие картинки заслонили и подавили образы дореволюционной России, для большинства людей она стала выглядеть отсталой, тусклой и неинтересной.

Но если рассматривать не голословные исторические сплетни, а реальные факты, то утверждения о «забитости» и «отсталости» сразу же лопнут, как мыльные пузыри. В многочисленных войнах Российская Империя одолевала самые «передовые» страны Европы. А в преддверии своей гибели она была одной из самых развитых держав той эпохи. В начале XX века царская Россия переживала мощнейший экономический подъем. За 50 завершающих лет ее существования объем промышленного производства вырос в 10–12 раз (за 13 лет накануне Первой мировой войны — втрое). А по некоторым показателям прирост получился просто баснословным. Химическое производство возросло в 48 раз, добыча угля — в 700 раз, нефти — в 1500 раз [97, 157, 161].

Огромная страна покрылась сетью железных дорог, были освоены угольные месторождения Донбасса, нефтепромыслы Баку и Грозного. Россия создала крупнейшую и лучшую в мире нефтеперерабатывающую промышленность. 94 % нефти перерабатывалось внутри страны, продукция славилась своим качеством и дешевизной. Быстро развивалось машиностроение. 63 % производственного оборудования изготовлялось на отечественных предприятиях. Были построены такие гиганты как Путиловский, Обуховский, Русско-Балтийский заводы, сформировались крупнейшие текстильные центры в Подмосковье, Иваново-Вознесенске, Лодзи и т. п. Текстильная продукция полностью обеспечивала саму Россию, широко шла на экспорт. Поставки российских тканей и одежды в Китай и Иран превышали западноевропейские.

Но и сельское хозяйство, пищевая промышленность вышли на очень высокий уровень. В нашей стране насчитывался 21 млн лошадей (всего в мире — 75 млн). 60 % крестьянских хозяйств имели по 3 и более лошади. От продажи за рубеж одного лишь сливочного масла Россия получала столько же прибыли, сколько от продажи золота! На мировом рынке продовольствия наша страна являлась абсолютным лидером. Занимала первое место в мире по производству и экспорту зерна, по выпуску сахара. Половина продуктов, продававшихся в Европе, производилась в России. Между 1890 и 1914 годами объем внешней торговли утроился [154, 163].

Причем достигнутые показатели экономического развития были отнюдь не предельными! В 1904 году завершилось строительство Транссибирской магистрали, открылся широкий доступ к неисчерпаемым природным богатствам Сибири и Дальнего Востока, к дальнейшему их заселению. Освоение этих регионов только-только начиналось…

Неверными оказываются и представления о том, будто отечественная экономика сильно зависела от иностранного капитала. Общий объем зарубежных вложений в российскую промышленность составлял 9-14 %: примерно столько же, сколько в западных странах. Внешний долг России к 1914 году составлял 8 млрд франков (примерно 3 млрд руб.) и имел тенденцию к сокращению. Можно привести сравнение: внешний долг США в это же время достигал 3 млрд долларов (примерно 6 млрд руб.) и превышал российский вдвое. Это была общая тенденция всех государств, развивающих свою экономическую базу. Почему не брать, если выгодно?

По темпам роста промышленной продукции и производительности труда Россия в начале XX века вышла на первое место в мире, опередив США, которые также переживали период бурного подъема. По объему производства наша страна занимала четвертое, а по доходам на душу населения — пятое место в мире. Впрочем, эти цифры определялись зарубежными исследователями и представляются довольно некорректными. Потому что в системы экономики западных держав были включены и их колонии (или, у США, сырьевые придатки). За счет этого обрабатывающая промышленность метрополий получала высокие валовые показатели. Но «души населения» колоний и придатков в расчет не принимались. И если бы, допустим, к жителям Англии добавить население Индии, Бирмы, Египта, Судана и т. д., то реальная цифра «доходов на душу» оказалась бы куда ниже российской.

Средняя заработная плата рабочих в России была одной из самых высоких в Европе и в мире. В 1912 году (раньше, чем в США и ряде европейских стран) Россия приняла закон о социальном страховании рабочих. Реформы Столыпина улучшили положение крестьян. Из районов, где не хватало земли, началось широкое переселение на просторы Сибири, Казахстана, Дальнего Востока — землю там получили 3 млн человек. Британский исследователь Бернард Перес приходил к выводу: «Годы правления Николая II были характерны быстрым промышленным ростом; происходила стремительная трансформация крестьянства в мелких хозяев, быстро распространялось образование, наблюдались новые, многообразные и оригинальные культурные процессы, осуществлялось приобщение целого поколения к политическому опыту посредством земств, муниципалитетов, Думы и судов; и происходило грандиозное освоение Сибири» [175].

Население России достигло 165,7 млн человек и быстро росло. Рождаемость была очень высокой: 45,5 детей на 1000 жителей в год. И не за счет инородцев, а за счет русских. Иметь 5, 6, 8 детей в крестьянских семьях было обычным делом. А уж многодетными считали таких, кто произвел на свет 12–14 ребятишек. По подсчетам Д. И. Менделеева, к концу XX века численность жителей России должна была достигнуть 600 млн [97].

Промышленное и сельскохозяйственное развитие Империи происходило на фоне высочайшего взлета русской культуры и науки. 30 % детей получали среднее образование — заканчивали гимназии, реальные училища, земские школы. Практически все деревенские мальчики и девочки ходили в церковно-приходские школы, обучаясь там закону Божию, чтению, письму. По ведомству Святейшего Синода была также создана сеть приходских библиотек и «школ грамоты» при храмах, где преподавали православные учители-миряне. А в 1912 году был принят закон о всеобщем начальном образовании. Впрочем, не лишне вспомнить и о том, что сама градация «начальное», «среднее», «высшее» отличалась от нынешней. Гимназии, реальные или кадетские училища давали объем знаний на уровне современных вузов (а зачастую и гораздо выше). Ну, а человек, получивший высшее образование, куда как отличался от советских и постсоветских «молодых специалистов». Он был специалистом с большой буквы, высочайшей квалификации.

Начало XX века отнюдь не случайно называют «серебряным веком» русской культуры. Пышно расцвели литература, поэзия, музыка, балет, живопись. «Серебряный век» расплескался и в песенном творчестве. Русская песня покоряла зарубежных ценителей. А уж у себя дома человек вообще не мог жить без нее. Заслушивался песнями в театрах и концертных залах, на деревенских вечёрках и городских праздниках. Увлеченно собирал грампластинки, как раз тогда развернулось их широкое производство.

В интеллигентных домах создавались семейные кружки и ансамбли, на заводах и фабриках — хоровые коллективы, капеллы, оркестры. Песен было много, и все разные, не похожие друг на друга. Лирические и боевые, удалые и печальные, задумчивые романсы, озорные частушки, звонкие марши. Звучали и песни казачьи, крестьянские, солдатские, матросские…

Кто написал? Неведомо. В народе родились, в народе поют — значит, народные. Но ведь и народные появлялись не на пустом месте. Из ничего шедевры не возникают. «Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые» (Мф. 7: 16–17). Замечательные песни XIX — начала XX века были не «дичками». Это были поистине «сортовые» плоды, они вызревали и во множестве рождались на ветвях великой русской культуры, выращенной многими поколениями талантливых и трудолюбивых людей.

Песня сопровождала русского человека повсюду — на работе и на отдыхе, в дороге и на войне. А воевать, к сожалению, доводилось слишком часто. Стремительное развитие Российской империи превратило ее в главного конкурента самых могущественных мировых держав: Англии, Франции, США, Германии. Причем враги у России находились не только внешние. С XIX века развернулась интенсивная подспудная деятельность по заражению нашей страны либеральными и революционными теориями, «западничеством». Постепенно расшатывался авторитет монархии и православия, а тем самым подрывались основополагающие устои государства. В сознание интеллигенции внедрялись весьма своеобразные системы ценностей: все патриотическое и традиционное объявлялось «реакционным», а разрушительное — «прогрессивным».

Сами по себе революционные организации не представляли серьезной опасности для империи, с ними вполне справлялись. Но с начала XX века их взяли под опеку профессионалы: спецслужбы и правительства западных держав, пошло солидное финансирование от международных банковских кругов [133, 167]. Последовали и открытые удары.

Строительство Транссибирской железной дороги переполошило конкурентов. Англия заключила военный союз с Японией, американские банкиры помогли вооружить ее. «Страну восходящего солнца» натравили на русских, а тылы нашей страны были взорваны революцией. Правда, первый эксперимент кончился ничем. Слишком уж крепко потрепали японцев русские солдаты, а патриотический дух в России оказался еще достаточно высоким, смутьянов удалось подавить.

Но приближалась куда более страшная война. Претензии на мировое владычество предъявила Германия со своими сателлитами: Австро-Венгрией, Османской империей, Болгарией. Грянула Первая мировая… И опять зарубежная и революционная пропаганда постаралась замусорить историческую картину мифами и легендами. Дескать, «отсталая» Россия оказалась не готова к войне, терпела поражения, несла страшные потери, надорвалась, что и привело к падению монархии.

Оставим эту ложь на совести ее авторов. Если в русской армии имелось 7030 орудий (48 на дивизию) и 263 аэроплана, а во французской — 4800 орудий (36 на дивизию) и 156 аэропланов, где же здесь «отсталость»? По технической оснащенности царские войска значительно превосходили Францию и Англию, уступая только Германии и Австро-Венгрии, — но ведь они целенаправленно готовились развязать войну в 1914 году [70, 96, 148]. Впрочем, в области тактики и обучения личного состава русские могли дать фору и немцам. Германские военные в начале войны вышагивали на поле боя как на параде, в плотных шеренгах, а то и в колоннах, держали равнение, шагали в ногу — и падали шеренгами под русской шрапнелью и пулеметным огнем.

20 августа 1914 года блестящей победой под Гумбинненом наши войска сорвали германский план Шлиффена и спасли от гибели союзницу России Францию [24]. Спасли и Сербию, разгромив в пух и прах Австро-Венгрию и отобрав у нее Галицию. Вражеские контрудары под Варшавой, Лодзью, в Карпатах, завершились тяжелыми поражениями немцев и австрийцев [29, 91]. В декабре 1914 — начале января 1915 года в жесточайшем сражении под Сарыкамышем была почти полностью уничтожена турецкая армия, пытавшаяся прорваться в русское Закавказье… Но эти успехи встревожили не только противников. Они переполошили западных союзников, испугавшихся, что победоносная Россия сможет диктовать условия мира, станет после войны лидером в международных делах.

Первый катастрофический удар ей нанесли вовсе не враги, а «друзья». В условиях общего кризиса с вооружением и боеприпасами все участники войны лихорадочно реорганизовывали свою промышленную базу, и только русскому военному ведомству солидные джентльмены сумели правдами и неправдами внушить другое решение — заказать все необходимое на британских заводах, принадлежавших концерну «Виккерс». Заказ на 5 млн снарядов, 1 млн винтовок, 1 млрд патронов, 8 млн гранат и другую военную продукцию был принят с отгрузкой в марте 1915 года, но не выполнен. Причем русских даже не сочли нужным предупредить об этом заранее [157]. Результатом стал «снарядный голод», «винтовочный голод» — и, как следствие, «великое отступление». Нашим солдатам пришлось оставить Польшу, часть Прибалтики, Белоруссии, Украины.

Тем не менее, Россия справилась с тяжелым положением на фронте и в тылу. И справилась без помощи союзников, собственными силами. С некоторым запозданием она взялась перестраивать отечественную промышленность и совершила невероятный рывок! Невзирая на тяжелую войну, на потерю западных губерний, валовый объем продукции российской экономики в 1916 году составил 121,5 % по сравнению с 1913 годом! По подсчетам академика Струмилина, производственный потенциал России с 1914 до начала 1917 года вырос на 40 % [148]. Возникло 3 тыс. новых заводов и фабрик. По выпуску орудий в 1916 году наша страна обогнала Англию и Францию, он увеличился в 10 раз, выпуск снарядов — в 20 раз, винтовок — в 11 раз. Положение с оружием и боеприпасами полностью нормализовалось [74, 96, 139, 157].

Эти успехи немедленно сказались на ходе боевых действий. Отступление сменилось очередными победами. На Кавказе были взяты Эрзерум и Трапезунд, казаки поили коней из Тигра и Евфрата, вышли на подступы к Багдаду. В Брусиловском прорыве наши солдаты окончательно сломили боеспособность австро-венгерских войск, изрядно измочалили немцев [22, 101]. Россия отнюдь не надорвалась и не истекла кровью. Учет боевых потерь в то время велся весьма скрупулезно. Согласно последней предреволюционной сводке, «Докладной записке по особому делопроизводству» № 4 (292) от 13 (26) февраля 1917 года, общее число убитых и умерших от ран по всем фронтам составило 598 764 офицеров и нижних чинов [7]. Для сравнения, в германской армии за тот же период погибло 1,05 млн, во французской — 850 тыс. солдат и офицеров. Количество пленных, захваченных русскими, и русских пленных у неприятеля было примерно одинаково, как и выбывших по ранениям. (Можно привести и другое сравнение: Гражданская война, якобы спасшая Россию от «империалистической бойни», обошлась нашему народу в 15–17 млн. жизней, в основном мирных граждан [97].)

1917 год должен был стать победным. Противники уже на ладан дышали, у них начался голод, людские ресурсы были исчерпаны. Русские войска готовились к последнему решительному наступлению. На фронт широким потоком шло лучшее вооружение: винтовки, пулеметы, орудия, броневики. Намечалось ввести и новую форму одежды. Она была более удобной, а кроме того, Государь пожелал, чтобы форма была выполнена в русском национальном духе, напоминала воинам о славном прошлом. Ее изготовили по эскизам художника В. М. Васнецова. Для солдат вместо фуражек предусматривались остроконечные суконные шапки-богатырки, красивые шинели с «разговорами», как на стрелецких кафтанах. Для офицеров шились легкие и практичные кожанки…

Но наращивались и усилия по разрушению империи изнутри. Подрывная работа развернулась по двум направлениям. С одной стороны ее вели либералы, решившие, что победа должна стать «победой не Царя, а демократии», а за либералами стояли западные союзники. Расшатыванием государственных устоев Российской империи занимались и противники, подпитывая и активизируя большевиков, сепаратистов [147]. Хотя можно отметить, что финансирование обоих течений осуществлялось из одних и тех же транснациональных банковских кругов. Там и тут орудовали одни и те же банкирские семьи: Варбурги, Ротшильды, Морганы, Милнер, Шифф [133, 150, 176]… Почва оказалась куда более подготовленной, чем в 1905 году — двенадцать лет впрыскивания ядов через Думу, либеральные и революционные газеты сделали свое дело.

Война облегчила разрушительную деятельность. Шло обычное расслоение — патриоты стремились на фронт, а в тылу оседали шкурники. Кадровая армия понесла серьезные потери, а запасников, призванных «от сохи», уже в тыловых казармах обрабатывали агитаторы. Раскачке способствовали и мягкие законы в нашей стране. Российская империя была единственной воюющей державой, сохранившей вполне мирный тыл и ничем не ограничившей «демократические свободы». Дума имела возможность выплескивать грязь с трибун, пресса — печатать все, что оплатят заказчики, рабочие — бастовать сколько вздумается. Мало-мальски жесткие меры по наведению порядка парализовывались Думой, а Думу держали под откровенным покровительством союзники. Царь считал себя не вправе ссориться с ними в условиях войны. Был уверен: невзирая на различия политических взглядов, русские православные люди для достижения победы должны сплотиться [163].

Но в тот самый момент, когда победа была совсем близка, России вонзили нож в спину… Империи не стало. Покатилась гибельная свистопляска — государство принялись ломать и перекраивать по-своему либералы, социалисты, потом из хаоса вынырнули большевики. Они тоже крушили и ломали. Изначально подразумевалось, что так и надо. «Весь мир насилья мы разрушим до основанья». А уж затем «мы свой, мы новый мир построим», принципиально иной. Ломать — дело нехитрое. И строить представлялось нехитрым. Чего уж тут хитрого, если, по мнению Ленина, даже кухарка могла управлять государством?

Потом спохватились: получалось что-то не так. Для кухарок во главе государства места не хватило, но и политические кухари с незаконченными университетскими образованиями творили больше глупостей, чем пользы. Заводы и фабрики встали. Транспорт поехал наперекосяк и развалился. Настала разруха. Города вымирали без продуктов, без тепла, водоснабжения, электричества. Маленькие отряды белогвардейцев, немцев, англичан, японцев разгоняли бесчисленные толпы Красной гвардии…

Тогда новые властители принялись менять свои установки и пропагандистские лозунги. Начали поучать и поправлять чересчур разбуянившихся подчиненных, что надо все-таки брать лучшее от прежней России. Нет, не саму Россию. Как полагали, она завершила свой исторический путь, история началась новая, с 1917 года. Но кое-что из российского наследия и опыта следовало использовать, рановато было выкидывать на свалку.

Вместо Красной гвардии стала формироваться Красная армия. Вооружали ее теми же винтовками, пушками и пулеметами, которые были заготовлены Российской Империей для решающих сражений с немцами. А заготовили предостаточно. Царских запасов хватило на всю Гражданскую войну, и еще осталось! Одевали красноармейцев в ту же самую новую форму, которую нашили по указанию государя для его солдат. Ее пропагандировали именно как новую, красноармейскую. Шапки-богатырки назвали «будёновками», для «разговоров» на шинелях придумали символику — Ленин, партия, интернационал и др. А в офицерских кожанках стали щеголять комиссары с чекистами.

Для руководства армией привлекли профессиональных «военспецов». Благо, 90 % офицеров к белым не примкнули, пытались воздержаться от братоубийства. Кто-то сознательно пошел к красным. Поверил, будто большевики отстаивают некую сермяжную народную правду. Остальных брали по мобилизации, предупреждая, что семья будет числиться в заложниках. В период войны с Польшей активно развернули агитацию среди пленных белогвардейцев [50]. Правильно рассчитали, что русские патриоты, конечно же, потянутся защитить Отечество от внешнего врага.

Аналогичное положение было в промышленности, на транспорте. Восстанавливая хозяйство из разрухи, ремонтировали и запускали в строй царские заводы, железнодорожные линии. Порт Романов, построенный в 1916 году, стал Мурманском. Для этого тоже привлекали «буржуазных спецов»: квалифицированных инженеров, экономистов, техников, конструкторов. Их было много, «спецов», «военспецов». Они служили честно, выполняли обязанности добросовестно. Служили-то для России. Но небезынтересно сравнить фотографии: дореволюционные — и при новом режиме. Лица те же, а люди изменились. Не только постарели, а как-то потускнели. Блеск потеряли, глаза погасшие. Пиджаки или форма вроде бы в полном порядке, отглаженные, аккуратные, а все равно будто потертые, заношенные.

Разработка и переработка наследия Российской империи продолжилась в годы первых пятилеток. Реализовывались проекты, оставшиеся с царских времен. Возводились заводы, начатые или намеченные когда-то. Восстанавливались уже построенные, но заброшенные и развалившиеся. Советские полярники в 1930-х годах «открывали» земли и острова, нанесенные на карты дореволюционными экспедициями. В результате архипелаг Земля Императора Николая II превратился в Северную Землю (острова Октябрьской революции, Большевик, Комсомолец, Пионер), остров Цесаревича Алексея — в Малый Таймыр, остров Колчака — в остров Расторгуева.

Кроме людей, идей, старого оборудования, вооружения, формы, советская власть привлекла на службу и старую российскую культуру. Опять же, не сразу. Сперва отвергалось все подряд: музыка, театр, поэзия… Но нехватку песен в собственном репертуаре большевики осознали сразу же. Пытались экстренно выправить. Сам Свердлов подключил к делу своего близкого друга и лизоблюда Демьяна Бедного [135].

Однако подобные потуги оказались тщетными. У революционных поэтов, наподобие Бедного, творчество было рассчитано на слишком тупых «мужиков» (на таких, какими и представляли русских людей чужеродные партийные руководители). А к реальному русскому человеку их лубочные опусы «не прилипали», отклика в душе не находили. Что ж, идеологи без труда нашли выход. Взялись мобилизовывать в строй песни императорской России.

Цветы, выросшие на тучной почве многовековой отечественной культуры, пересаживались на другую, на груды наваленного с разных сторон и перемешанного мусора. Ветви с понравившимися плодами срезались с родного дерева и прививались на чужое, бесплодное. Что-то подстригалось, нивелировалось. Мелодии упрощались — поменьше искусства, зато доступнее. Что-то подкрашивалось, подклеивались нужные лепесточки. Некоторые песни после подобных переделок загибались и увядали. Некоторые приживались, продолжали служить людям, и их уже воспринимали как исконные, советские, наподобие шапок-будёновок и полярных открытий. Об этих песнях и пойдет речь в нашей книге…

* * *

В 1916 году было завершено строительство восточной части Транссибирской железной дороги от Миасса (Челябинская область) до Владивостока длиной 7 тыс. км.

Железнодорожный мост через реку Обь.

Железнодорожный мост через реку Лебяжья

Железнодорожный мост через реку Томь

Железнодорожный мост через реку Яю

Путиловский завод — один из крупнейших машиностроительных и металлургических предприятий в Российской империи. В годы Первой мировой войны — одно из ключевых предприятий ВПК

Внутренний вид пушечной мастерской завода

Общий вид пулелитейной мастерской во время работы

Общий вид шрапнельно-оборочной мастерской

Общий вид лафетно-снарядной мастерской

Ижевский оружейный завод. Всего за время Первой Мировой завод поставил фронту более 1,4 млн новых винтовок и почти 188 тыс. исправленных.

Фото цехов Ижевского оружейного завода. Конец XIX — начало XX вв.

Фото цехов Ижевского оружейного завода. Конец XIX — начало XX вв.

Самарский Сергиевский завод взрывчатых веществ был построен в 1911 году. К началу Первой мировой войны завод выпускал в год 3,11 тыс. тонн тротила.

Заливка корпусов снарядов тротилом на заводе взрывчатых веществ. 1914 год

Упаковка снарядов на заводе взрывчатых веществ. 1915 год

Это был первый отечественный государственный завод по изготовлению новейших для того времени бризантных взрывчатых веществ — тротила и тетрила, а также по соответствующему снаряжению боеприпасов.

Осмотр снарядов на заводе взрывчатых веществ. 1914 год

Подготовка корпусов снарядов на заводе взрывчатых веществ.