Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Валерий Шамбаров, 2014

Антисоветчина – борьба с Советской властью – была излишне романтизирована в 90-е годы ХХ века. Однако при ближайшем рассмотрении нарисованный образ выглядит не таким уж привлекательным. О том, как появляются враги государства внутри самого государства и почему корпоративные идеалы вдруг оказываются преданными даже их формальными защитниками, рассказывает новая книга известного писателя-историка Валерия Шамбарова.

Нашествие иноплеменных

Говорить о дружной «ленинской когорте», осуществившей революцию и отстоявшей ее от «сил империализма», нет никаких оснований. Сам Ленин был убежденным, идейным революционером, искренне считал построение социализма во всем мире сверхзадачей, ради которой допустимо платить любую цену и идти на любые жертвы. Полагал, что можно и должно «играть на противоречиях» империалистических держав, пользуясь, допустим, германскими (или американскими) деньгами. Ленин был уверен, что это лишь временная хитрость — и она обернется против самих спонсоров, когда революция из России перехлестнет в другие страны. Верил он и в необходимость насильственно внедрять социалистические модели хозяйства, подавлять сопротивление «эксплуататорских классов», бороться с религией. Был убежден, что после победы социализма и перестройки страны по новым образцам народ сам осознает пользу реформ и все беды и страдания окупятся общим благом…

Однако подобные взгляды как нельзя лучше устраивали международные антироссийские силы! А чтобы корректировать политику Ленина и большевиков в нужную сторону, эти самые международные «бесы» внедряли в партию своих «оборотней» — еще загодя, в период эмиграции и подпольной борьбы. И Ленин мог планировать все что ему угодно. Но реально «рулить» советским государством начал отнюдь не он. Свердлов возглавил Секретариат ЦК и ВЦИК Советов. То есть как раз через него определялось выполнение как партийных решений, так и решений правительства — не имевшего никаких структур на местах, кроме Советов. В этих должностях Свердлов стал и главным распорядителем кадровой политики, расставляя «своих» людей в среднем звене руководства. Троцкий возглавил внешнеполитическое ведомство, Менжинский и Сокольников (Бриллиант) — финансовое.

Деньги, полученные от иностранных покровителей, требовалось отрабатывать. И первое, чем занялся Лев Давидович на посту наркома иностранных дел, стала публикация тайных договоров из архивов МИД России. Эта акция очень четко ложилась в струю «плана Хауса». Как уже отмечалось, для США настоятельно требовалось разрушить систему старой европейской дипломатии, чтобы строить свою. Хаус не раз писал об этом Вильсону весной и летом 1917 г. — но проблема заключалась в том, что Америка, вступив в войну под занавес, не могла инициировать этот процесс, навязывать свои условия странам, вынесшим на себе тяжесть нескольких лет сражений[6]. Диверсия Троцкого четко решила проблему. Публикации договоров начались 23 ноября, и сразу же, 25 ноября, их взялась перепечатывать «Нью-Йорк таймс». Поднялся скандал, взорвавший весь фундамент дипломатии Европы. Тут-то и подключился Вильсон. Возмущенно объявил, что старая дипломатия никуда не годится, должна быть осуждена и похоронена. А взамен продиктовал собственные «Четырнадцать пунктов» послевоенного переустройства мира.

Следующим шагом Троцкого стали Брестские переговоры и объявленная им формула «ни мира, ни войны». Как нетрудно понять, это тоже отлично вписывалось в «план Хауса». С одной стороны, Россия вышла из войны, вычеркивалась из категории победителей — и вместо надежд на нее странам Антанты пришлось умолять о помощи Америку. С другой — результатом политики Льва Давидовича стало германское наступление с отделением Украины, Крыма, Белоруссии, Прибалтики, Финляндии, Закавказья. Началось расчленение России. Ну а под предлогом германской угрозы и необходимости «играть на противоречиях» империалистических лагерей Троцкий открыл дорогу для оккупантов Антанты. 1 марта 1918 г. телеграммой № 252 он приказал Мурманскому совету: «Вы обязаны принять всякое содействие союзных миссий». Известная в советской литературе версия, будто интервенция осуществлялась ради свержения большевиков, очень далека от истины. Она началась с согласия Советского правительства, и Хаус писал в дневнике: «Троцкий просил о сотрудничестве в Мурманске и по другим вопросам»[6].

Причем после того, как одно направление деятельности оказалось «отработанным», Лев Давидович перебрасывается на другое. Он уходит в отставку с поста наркоминдела, а 14 марта 1918 г. его, неожиданно для многих, назначают наркомом по военным и морским делам. Настояла на этом питерская часть ЦК во главе с Зиновьевым и Иоффе, обосновывая свое предложение «политическим значением… особенно в Англии и Франции». И действительно, главными помощниками и советниками Льва Давидовича при формировании новой армии становятся… иностранцы.

К этому делу подключается полковник Робинс из американского Красного Креста, французские представители Лавернь и Садуль. Присылают свою неофициальную миссию англичане. Возглавляет ее Брюс Локкарт. Тот самый, который входил в свиту Мильнера во время его предреволюционного визита в Петроград. И сейчас для работы в России Локкарта выбрал и инструктировал лично Мильнер. Кроме него, с Троцким тесно сотрудничают британские разведчики Хилл и Кроми. В состав миссии Локкарта прибывает и Сидней Рейли, он быстро оказывается «своим» человеком в кабинете руководителя Высшего военного совета М.Д. Бонч-Бруевича, устанавливает «дружбу» с управделами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевичем, не забывает и старого приятеля Вениамина Свердлова — он тоже вернулся в Россию и по протекции брата получил пост заместителя наркома путей сообщения.

При этом представители Антанты декларировали, будто помогают большевикам создавать армию против Германии — дескать, Советская Россия вооружится, окрепнет и сможет возобновить войну вместе с союзниками. Но костяк формируемых частей составили отнюдь не русские! В первую очередь использовались «интернационалисты» — латыши, эстонцы, китайцы. Мало того, в состав красных войск было влито 250 тыс. немецких и австрийских пленных, они составили 19 % численности армии! И впоследствии генконсул США Харрис уличил полковника Робинса, что тот, помогая формировать и вооружать части из неприятельских подданных, прекрасно знал об этом[189]. Но против кого же предназначалась такая армия? Ясное дело, Антанта помогала создавать ее не против себя. Да ведь и против немцев она не годилась! Остается — против русского народа…

Да, против русского народа. Против него нацелились и акции другого рода, отразившиеся в хозяйственной политике большевиков. Важную роль в их подготовке и проведении сыграл Михаил Зальманович Ларин. Личность, кстати, весьма любопытная. Как уже отмечалось, он был одним из ближайших сотрудников Парвуса, в революцию 1905 г. выдвинулся на очень заметную роль, был председателем Киевского совета. Но затем он почему-то вдруг уходит в тень, превращается в теоретика-«экономиста». В годы Первой мировой переезжает в США, сотрудничает в здешних социал-демократических изданиях. А после Февраля оказывается в Петрограде одним из первых, создает организацию «меньшевиков-интернационалистов», но целиком отдает ее Троцкому. При советской власти он тоже предпочитал оставаться «в тени», был тяжело болен. Но вошел в президиум ВСНХ, каким-то образом заслужил репутацию «экономического гения» и приобрел огромное влияние на Ленина. И даже такой ярый русофоб, как американский историк Р. Пайпс, отмечал, что «другу Ленина, парализованному инвалиду Ларину-Лурье принадлежит рекорд: за 30 месяцев он разрушил экономику сверхдержавы». Именно он разрабатывал и внедрял через Владимира Ильича схемы «военного коммунизма»: запрет торговли и замена ее «продуктообменом», продразверстка, всеобщая трудовая повинность с бесплатной работой за хлебную карточку, принудительная «коммунизация» крестьян… Все это привело к голоду, разрухе. И к масштабному разжиганию Гражданской войны.

Но и гражданская война, в свою очередь, становилась для иностранцев отличным предлогом для наращивания интервенции. Теперь уже как помощь антисоветским силам. Однако в этом позволительно усомниться. Хотя бы по той причине, что странам Антанты снова подыгрывали их эмиссары в руководстве большевиков. Так, по первоначальной договоренности с Советским правительством предполагалось вывезти через Владивосток во Францию Чехословацкий корпус, сформированный в России из пленных. Но 27 апреля 1918 г. по просьбе союзников Троцкий вдруг приказал приостановить отправку чехов на восток. Их эшелоны остановились в разных городах от Волги до Байкала.

11 мая в Лондоне в резиденции Ллойд Джорджа состоялось секретное заседание, где было решено «рекомендовать правительствам стран Антанты не вывозить чехов из России», а использовать «в качестве интервенционистских войск»[141]. И Троцкий опять помог! 25 мая по ничтожному поводу драки между чехами и венграми в Челябинске он издал приказ разоружить корпус: «Каждый чехословак, найденный вооруженным… должен быть расстрелян на месте. Каждый эшелон, в котором найден хотя бы один вооруженный солдат, должен быть выгружен из вагонов и заключен в концлагерь». Приказ сыграл явно провокационную роль. Корпус, узнав о нем, взбунтовался. А «на выручку» чехам хлынули контингенты Антанты. И от России фактически отделилась Сибирь.

Так что «мировая закулиса» добилась своего — расколола российское население и стравила между собой. Причем одни и те же западные державы поддерживали красных и белых! Если представители стран Антанты помогали создавать и вооружать Красную армию, переводили Советскому правительству деньги, то «другой рукой» направлялись денежные подачки Каледину, Деникину, белым правительствам Урала и Сибири. И запутанный, сбитый с толку народ шел брат на брата. Но свергать Советское правительство иностранцы вовсе не собирались. Зачем, если оно проводило политику, выгодную Западу? Мало того, через порты, оккупированные державами Антанты, в Россию продолжали прибывать эмигранты на службу к большевикам! Так, американский майор Шулер 9 июня 1919 г. докладывал из Владивостока, что с начала интервенции до этого дня через город проследовали «384 комиссара, включая 2 негров, 13 русских, 15 китайцев, 22 армянина и более 300 евреев», большая часть из которых приехали из Америки.

Нет, чужеземцы не намеревались спасать Россию, они лишь захватывали то, что «плохо лежит». Нашествие сопровождалось колоссальным разграблением. С Русского Севера, из Закавказья, Украины, Сибири вывозились огромные ценности. Русский «пирог» делили и тащили немцы, англичане, американцы, французы, японцы, турки. Однако сказывался и другой фактор — хищники вовсе не были едины между собой. Германия никак не намеревалась уступать добычу, считая, что богатства России и право ее эксплуатации принадлежит немцам, завоевано ими в ходе сражений и успешных тайных операций. Но и страны Антанты не желали уступать свой грандиозный «трофей» Германии. Причем эти противоречия проявились не только на международной арене. Они отразились и внутри советского руководства.

Когда стало ясно, что политика «балансирования» между двумя империалистическими лагерями обернулась полным провалом, что она стала лишь удобной ширмой для оккупантов, Ленин ее решительно пресек. В сложившейся ситуации более опасными врагами он видел державы Антанты. Немцы удовлетворились тем, что успели захватить, не предъявляя претензий на другие территории. К тому же, как рассчитывал Владимир Ильич, в Мировой войне Германия должна была проиграть. Значит, и от обязательств перед ней можно будет отказаться. Если же на шею сядут англичане и американцы, избавиться от них окажется ох как нелегко. И в противовес им Ленин пошел на дальнейшее сближение с Берлином — вплоть до военного союза, что отразилось в тайном договоре, получившем у историков название «Брест-2».

Но это очень не понравилось правительствам и спецслужбам Запада. И летом 1918 г. прогремели выстрелы двух терактов. 6 июля в Москве был убит посол Германии Мирбах. Свалили на левых эсеров (но Яков Блюмкин, застреливший посла, никакого наказания не понес и позже стал начальником охраны поезда Троцкого). А 30 августа на заводе Михельсона три пули попали в Ленина. Многие данные говорят в пользу того, что за организацией этого покушения стоял Свердлов. Он же после теракта постарался скрыть и запутать все следы[198, 199]. Нельзя исключать, что такой шаг предусматривался изначально по схеме «ступенчатого» сноса России. За Львовым — Керенский — потом Ленин — а за ним, вероятно, Троцкий.

Однако карты заговорщикам спутал Дзержинский. Беспрепятственный разгул западных разведок ему вовсе не нравился, еще с июня 1918 г. агентов ВЧК удалось внедрить в сеть Локкарта, хорошо поработала и флотская контразведка[162, 173]. У чекистов было много данных, что западные шпионы готовят убийство Ленина и переворот. И сразу же после покушения, в ночь на 1 сентября, Дзержинский нанес удар по агентуре Антанты в Москве и Петрограде, произведя массовые аресты[190].

Впрочем, о том, кто реально «правил бал» в Советской России, можно судить по дальнейшим событиям. Свердлов, перехвативший после ранения Ленина рычаги руководства, отправляет Дзержинского в «отпуск», и Феликс Эдмундович предпочитает месяц скрываться в Швейцарии, пока Владимир Ильич не вернулся к работе. Дзержинского заменяет Петерс, креатура Свердлова. Дела о выстрелах на заводе Михельсона и о заговоре Локкарта были разделены (хотя вел их один следователь, Кингисепп). Первое быстро замяли, поспешив уничтожить Каплан и оборвав все нити. А из многочисленных арестованных, связанных с разведками Антанты, не был расстрелян никто (это в разгар вакханалии «красного террора»!) Рейли и французский резидент Вертимон сумели улизнуть, были приговорены к смерти заочно. Британского и французского генконсулов Локкарта и Гренара отпустили на родину. Из обвиняемых, представших перед трибуналом, кого оправдали, кого приговорили к небольшим срокам заключения, кого вскоре помиловали[162]. Все вышли на свободу.

А вот начальник флотской контразведки лейтенант Абрамовича, который как раз и выследил Сиднея Рейли с его агентурой, был обвинен в «контреволюционном заговоре», осужден и казнен, несмотря на все прошения и апелляции[173]. Имена Робинса и других американских агентов на следствии и суде не прозвучали вообще, как и имена Троцкого, Бонч-Бруевичей и прочих советских деятелей, связанных с западными резидентурами. И с покушением на Ленина дело Локкарта увязано не было — хотя в показаниях обвиняемых и свидетелей неоднократно упоминалось о возможности такой связи.