Хранитель в красных доспехах

Валерий Цуркан, 2023

Сборник фэнтезийных и мистических рассказов, написанных в разное время. Люди тысячелетиями пытаются сохранить Равновесие мира, и, судя по всему, им это пока удается. Герои рассказов борются с мировым злом, сталкиваются с древними богами, а иногда и сами становятся подобны им. Одни побеждают богов, а другие не могут победить и собственную лень. Они ищут и находят, а иногда теряют больше, чем получают.

Человек, который умер в постели

Мужчина не должен умереть в постели.

Эрнест Хемингуэй

1

Ветер гонял по небу футбольные мячи грозовых туч, передавая пасы с востока на запад. Окно на чердаке монотонно аплодировало. Иван взобрался на крышу и сидел на коньке, как всадник, свесив ноги по обе стороны скатов. Ждал грозу, ему нравилось наблюдать за мельканием огненных росчерков на чёрном небесном холсте. В эти часы он представлял себя дирижёром светового оркестра, который одним движением руки оживляет ночное небо. Пасс левой рукой — озарился восток, пасс правой — блеснуло на западе. Кивок головой — и небо стало ярко-белым, розовым, или красным.

Давно стемнело, семья собралась в гостиной, а Иван продолжал торчать наверху. Ветер и гроза манили на чердак, башенка которого представлялась ребёнку сторожевым постом. Проводя здесь почти все вечера, он зорко вглядывался в горные пики, покрытые туманной дымкой, и чего-то ждал. Как любой нормальный ребенок, ожидал чуда, но чудеса редко посещают этот мир.

Несмотря на то, что это лишь игра, она приносила пользу — именно Иван первым замечал редких непрошенных гостей. Часто приходили пастухи-ваханцы, забредающие сюда в поисках потерявшихся овец. Отказывались оставаться на ночь, лишь просили зелёного чаю, и после пары чашек прощались — горцы не любили нарушать спокойствия в чужих домах.

Но встречались и туристы. Отец не очень-то жаловал непрошеных гостей, но отказывать людям в помощи нельзя — таковы законы гор. Именно горцы-ваханцы научили отца законам гостеприимства — отказать в предоставлении крова нельзя даже своему заклятому врагу, в горах это издавна считалось тягчайшим преступлением.

Сергей построил этот дом пятнадцать лет назад, а затем почти полностью изолировал себя и семью от всего мира. Единственной связью оставался радиоприёмник, по которому они слушали новости, и Интернет, доступный лишь пару часов в день, ранним утром. Раз в год заказывали необходимые вещи, которые доставляли кибер-комми, не задававшие глупых вопросов в отличие от людей. Такой расклад устраивал отца — если б не нужда, и вовсе отрезал бы себя от цивилизованного мира, как новорождённого младенца отрезают от матери, отсекая пуповину. Но что бы он ни думал, семья продолжала зависеть от окружающего мира, такого далёкого, вроде бы и нереального, но всё же, достаточно материального для того, чтобы снабжать семью необходимым. Жить совсем уж дикарём Сергей не хотел и не умел — бегать по горам в травяных набедренных повязках и вонючих коровьих шкурах он бы ни за что не согласился.

Иван никогда не видел ни автомобилей, ни другой техники, кроме самолётов и спутников, изредка пролетавших высоко в небе. Самолёты можно даже услышать, особенно свистящие сверхзвуковики, которые сперва появлялись, и только потом, где-то позади, плёлся этот шелестящий свист работающих на полную катушку двигателей. Иногда в стратосфере планировали флай-бомбардировщики, похожие на бабочек, но разглядеть их формы возможно только в телескоп. Отец говорил, что одной бомбы, сброшенной с борта этого монстра, достаточно для того, чтобы вдолбить в грунт целый город. Иван смутно представлял, что такое огромный город — это сотни тысяч Домов. При этих словах перед его глазами вставала картина — здоровенный кулак обрушивается вниз и сминает крыши, вбивает крепкие стены в землю, кроша в пыль кирпич. Но до конца поверить в то, что можно куском металла угробить столько домов, не мог.

Некоторое представление о цивилизации он вырвал из двух помятых журналов, оставленных однажды искателем приключений, что прожил здесь пару недель. С удивлением разглядывал тогда цветные фотографии — неужели действительно есть на свете подобные штуковины? И для чего они предназначены? И как они работают? По поводу одного из журналов отец сказал, что это просто глянцевая дребедень, зато о втором отозвался более сдержанно — научно-популярная литература. И даже сам соизволил прочесть последний от начала и до конца.

Иногда мальчик видел тот далёкий мир во снах. Снились ему яркие, красочные сны. Вторая жизнь, там можно встретить то, что пожелается, делать то, что заблагорассудится. Часто перед тем, как уснуть, заказывал себе сон по прочитанной книге, где главным героем становился он сам. Когда увидел фотографии городов в журнале, то сны стали более конкретными, они приобрели новые формы.

Иван младше Дома на пять лет, недавно ему исполнилось десять. Уже пятнадцать лет как семья живёт здесь, на Памире, и никто не хочет покидать Дом. Это их Родина. И другой не будет никогда. Любил это ярко-синее небо, эти рваные скалы, этот чистый воздух, которым иной раз так тяжело дышать, если поднимешься слишком высоко. Любил, но ещё не знал об этом — такие вещи люди понимают только тогда, когда лишаются того, что любят.

Так они и жили современными отшельниками. Изредка отец вместе с Саней, старшим братом, ходил на охоту, но никогда они не брали слишком много дичи. «Нельзя быть жадными, — говорил папа. — Природа этого не простит». Сергей любил эти горы и считал, что их дарами следует пользоваться размеренно, иначе можно погубить природу. Переживал за всё живое, и эта любовь, это беспокойство передались жене и детям.

***

…Когда гроза разошлась во всю силу, Иван продолжал сидеть на крыше, свесив ноги по обе стороны конька. Гремел литаврами гром, то глухо бабахая где-то за горизонтом, то рядом, оглушительно, будто стреляя из пушки. Молнии то и дело освещали тропинку, ведущую к дому. В дальнем конце, там, где тропка начинает извиваться между валунами, он угадал фигуру. При следующей фотовспышке снова увидел человека. Мужчина был завёрнут в тёмный плащ и казался весьма высокого роста. Вскоре фигура проявилась в свете, падающем из запертых окон, и мальчик разглядел, что тот слегка прихрамывал. В руках путник держал суковатую палку, на которую опирался при ходьбе, кривую и длинную.

— Откройте!

Мужчина заколотил в дверь огромными кулачищами — одним ударом такого кулака можно отправить в нокаут медведя — дверь едва не слетела с петель, но ей не впервой, и кулаками били, и сапогами пинали, а однажды Саня нечаянно всадил в неё заряд дроби.

Сергей спустился, вышел во двор, отворил дверь в стене и впустил незнакомца. Гостю повезло — едва оказался под крышей — по листве, по валунам, по черепице, по стёклам забарабанил сильный ливень. Когда Иван сбежал вниз, то увидел высокого старика, хотя с крыши, в темноте, показалось, что странник довольно молод. Он имел крепкую фигуру — немудрено перепутать с молодым атлетом. Лицо пожилого мужчины исполосовано древними шрамами — и где это так угораздило? Куртка под плащом наглухо застёгнута до подбородка и, видимо, скрывает такие же шрамы на шее. Гость снял с головы несуразную меховую шапку, подобную той, в которых и зимой и летом ходят чабаны на высокогорных пастбищах, и по плечам рассыпались густые длинные волосы, чуть тронутые сединой.

Гость и хозяин обменялись скупыми приветствиями.

— Меня зовут Ассир.

Незнакомец протянул руку. Отец, помедлив, пожал широкую ладонь. Жанна, мать Ивана, забрала плащ и шапку гостя, а Сергей проводил в гостиную.

— Откуда вы пришли? — спросил отец, указывая на место за большим круглым столом.

— Из Ирана.

— Пешком?

— Пешком, — пожилой богатырь усмехнулся, заметив, что хозяин недоверчиво смотрит на него.

— С больной-то ногой?

— Ерунда! — отмахнулся старик. — Если считать каждую царапину, то ходить надо сразу в саване.

— А зачем… из Ирана… пешком… Для чего?

— Ну, так… хочется. Путешествую.

— Понятно, — сказал Сергей, и по интонации стало ясно, что он ни черта не понял.

Разговор не клеился. Ассир, заметил, что глава семьи не очень любит гостей, и потому языку воли не давал. Оба и вовсе замолкли и молчание висело над столом, как проклятие, пока обстановку не разрядила Жанна.

— Ужин готов!

За столом все, кроме отца с интересом разглядывали Ассира. Отец не любил людей и с уважением относился только к горцам, которых называл детьми природы. Своё отношение к остальным демонстративно выпячивал и зачастую это выглядело смешно.

— Ассир, — сказал Иван, вдребезги расколотив нависшую тишину. — Расскажите что-нибудь про мир, откуда вы пришли. Мы о нём так мало знаем, в основном радио слушаем.

Сергей недовольно крякнул и исподлобья посмотрел на сына, но промолчал.

Гость задумался, потрепал грубой ладонью свои длинные космы и ответил глухим голосом:

— Радио? Нашли кому верить! Радио Европы в своих бедах обвиняет Россию и восточные страны, азиатские радиостанции вовсю пропагандируют джихад против мира и винят европейцев в том, что из-за тех начался экономический кризис. Американцы в прямом эфире вещают о том, что их ракеты несут мир, и только мир, и даже Австралия, отколовшая от блока НАТО, заверяет, что ни при каких обстоятельствах не вступит в войну, хотя её подводный флот обнаружен невдалеке от Огненной Земли.

Отец оживился.

— И что там с австралийским флотом?

— Штаты обещают раздолбать его своими мирными ракетами.

— А что австралийцы?

— Говорят, что это научная экспедиция.

— А может и правда, научная, — заметила Жанна.

— Научная, конечно! Хиросиму в сорок пятом раздолбали именно в научных целях. Начинается третья Мировая война.

— Она идёт уже несколько лет. Но ещё не произвели ни одного выстрела.

— Ещё бы! — Ассир хищно улыбнулся. — Если пушки локальных войн бабахают очень часто, то в большой войне достаточно будет только одного залпа. Бах — и тишина! Думаю, это будет последний спектакль в сезоне. Очень короткий, — одноактовый.

— О том, что большая война не за горами, нам и так известно, — сказал Саня, он был старше Ивана на пять лет и многое понимал. — Привирают, конечно, как же без этого — но картина ясна. Если снять по килограмму лапши с каждого уха, то можно увидеть то, что происходит в мире на самом деле. В общем, мы это и без вас прекрасно знаем и понимаем. Расскажите нам что-нибудь другое. Лично мне не интересно слушать о том, как мирные американские ракеты ведут переговоры с мирными австралийскими атомаринами.

— Да, нам неинтересно слушать о войне! — добавила Мария, сестра Ивана.

— О чём ещё можно говорить в этом говённом мире? — старик резко повернул голову, тяжёлые волосы взметнулись и снова упали на плечи. — Время сейчас такое — насилие порождает насилие. Хотя… да, именно в такое время в кинотеатрах начинают крутить комедии, мелодрамы и разные задушевные фильмы. Смешно даже, ей богу — вокруг война, а толпа идиотов сидит перед экранами и смеётся над плоскими шутками или плачет над пластмассовыми чувствами.

Он замолчал и принялся за ужин — заячье рагу пришлось гостю по вкусу. На последней охоте, на которую отец впервые взял Ивана, им удалось подстрелить нескольких талаев, а мать готовит как бог — тут обо всём забываешь. Старик стал рвать зубами нежное мясо и урчать, как голодный кот.

После ужина Ассир поднялся из-за стола и сказал:

— Я устал и хотел бы лечь спать, если хозяева будут не против.

Жанна и Мария, мать и дочь, вызвались проводить его в комнату для гостей.

2

Ассир ушёл. Постепенно разошлись по своим комнатам и остальные, в гостиной остался сидеть только Иван. В камине, потрескивая, перешёптывались дрова, обсуждая вечернего гостя. Мальчик сидел перед огнём и в язычках пламени видел разные миры, о которых мечтал с тех пор, как научился мечтать. Вот сказочное синее море разбивает свои волны о неприступную крепость, вот зелень предрассветного неба над теменью коричневых гор. Но вдруг крепость стала волшебной, стены затрепетали, и она, взмахнув ими, как крыльями, взлетала в небо. А горы превратились в мифическое животное огромных размеров, и этот зверь пытался ухватить за крылья порхающую над ним крылатую крепость, но у него ничего не получалось.

Было уже поздно, когда и Иван тоже отправился спать. Порхающая крепость растворялась в угасающих углях, зелёное небо заволокло едким дымом и фантазировать, глядя в камин, уже не хотелось.

Мальчик лёг в постель, уснул и перешёл в мир сновидений. В нём чувствовал себя уверенно, он умел управлять своими снами. Всегда снилось то, что заказывал. Обычно он переживал во снах прочитанные книги, то за одного, то за другого героя.

***

…Поздно утром, проходя мимо комнаты постояльца, которая находилась на первом этаже, Иван увидел, как приоткрылась дверь и из-за неё выглянул Ассир. Лицо осунувшееся, глаза окаймляли синие круги, щёки стали бледными, как у покойника, а белая рубашка в пятнах крови.

— Малыш, — сказал негромко старик. — Ты вовремя. Подойди ко мне.

Когда мальчик оказался рядом, гость слабым голосом прошептал на ухо:

— Скажи матери, что мне нужен бинт и что-нибудь для промывания ран.

— Вы порезались?

— Старая рана. Этого добра у меня на всех хватит.

Ран у старика действительно было много. Лицо покрыто сеточкой шрамов и рубцов, а что скрывала нательная рубашка, оставалось только гадать. И где только в наше время можно получить столько ран?

Мальчик побежал на кухню, передал матери просьбу и она, захватив необходимое, бросилась в комнату постояльца. Оттуда донёсся звонкий возглас:

— Бог мой, сколько крови! Как же это получилось?

Мальчик подошёл поближе и прислушался к разговору за дверью.

— Старые раны, хозяйка, они часто открываются.

— Ну, мы их сейчас быстренько закроем!

— Однажды мне сказали, что это болезнь, но, к счастью, я забыл, как называется, — прохрипел Ассир. — А за постель не беспокойтесь, я заплачу. Я всегда при деньгах.

— Не нужно денег! — Жанна повысила голос. — Давайте бок! Потерпите… Так… обработаем… Я на этих порезах собаку съела, у меня очень неспокойные дети. Так что сделаю всё, как положено.

— Спасибо, хозяйка.

— А теперь забинтуем. Так, а теперь повернитесь этим боком.

— Спасибо! Вот, возьмите! Это за постель.

— Да Бог с ней, с постелью-то, выздоравливайте.

— Нет, возьмите!

— Вот чудак, — пробормотала Жанна, выходя из комнаты. — Деньги, на кой они мне? На что я здесь потрачу эту макулатуру?

В руках мать держала несколько банкнот.

В гостиной гость появился только к обеду. Лицо бледное, шрамы слегка посинели от потери крови. Прихрамывая, подошёл к столу и тяжело опустился на крепкий дубовый стул, жалобно заскрипевший под весом старика.

— Как рана? — участливо спросила Жанна, наливая кофе.

— Спасибо, хозяйка, уже, лучше. Если у вас есть ром, плесните немного в кофе, пожалуйста. Это меня взбодрит.

Ром нашёлся. Старик благодарно кивнул и, взяв чашку обеими руками, поднёс к губам.

— Эти чёртовы раны, их у меня так много! И кровоточить они начинают в самый неподходящий момент, во сне.

— Не совсем нормальное явление, я бы сказал, — в задумчивости изрёк Сергей, разглядывая старика.

— А что в нашем мире может быть нормальным? Самые нормальные места, где природа сохранила остатки благоразумия — это сумасшедшие дома.

— А вы и там побывали? — с интересом спросил Сергей.

— К сожалению, не в качестве пациента.

Угрюмое лицо старика было разрисовано синеватыми рубцами, как боевой раскраской. Чем-то эти мрачноватые узоры напоминали рунические татуировки. Не обращая внимания на откровенные взгляды Ивана, Ассир продолжил говорить:

— Санитаром я там работал. А по поводу моих царапин я могу сказать вот что: когда-то у меня был хороший друг. Но в одной переделке я потерял его и сам едва унёс ноги. Тогда и появился этот рисунок на моём лице.

Старик помолчал и потом обратился к Ивану, переключившись на другую тему.

— Ты не хочешь учиться в каком-нибудь большом городе?

— Учиться? Я учусь дома.

— Ты не хочешь посмотреть мир?

— Мир? — недоумённо спросил Иван. — Что в нём смотреть? Грязные заводские трубы? Автомобили? Они загрязняют воздух. Войны? Они убивают.

Отец с благодарностью посмотрел на сына, Ассир улыбнулся и подмигнул мальчику.

— Войны приходят и уходят! — После непроизвольного кровопускания настроение старика стало куда лучше. — К тому времени, когда ты вырастешь, они утихнут, если, конечно, не уничтожат этот мир. Трубы химических заводов дымят не только для того, чтобы выпускать паралитические и слезоточивые газы. Автомобили и самолёты — это обязательные компоненты техноцивилизации. Без них мир рухнет. Но ведь и много прекрасного. Книги… Очень много книг, и плохих, и хороших.

— А что там есть, кроме книг? — заинтересованно спросил Иван.

— Театры… Картинные галереи… Знаешь, малыш, сказочная красота! Там есть ещё колледжи, институты и университеты, в которых учатся умные парни, такие же, как ты.

Иван не ответил. Замолчал, и весь обед просидел тихо, как мышка. Не слушал разговоры взрослых, погрузившись в свой мир. Пообедав, ушёл в горы, прогуляться в одиночестве и подумать над словами гостя. Вернулся только поздно вечером.

За ужином старик опять разговорился. Рассказывал про театры и про библиотеки, про парки и заповедники, в которых приходилось побывать. Говорил так оживлённо, словно в столовой сидел другой человек. У него даже взгляд изменился — оттаял, подобрел. Может быть, виной этому всё то же кровопускание?

— Приятно попасть в такую компанию, где знаешь, что тебя поймут и где можно говорить о том, что тебе дорого, не боясь, что после тебя будут высмеивать за твою откровенность. Мой покойный отец мне часто говорил: «Если ты окажешься в незнакомой компании, не вздумай сразу заводить разговор на серьёзные темы. Присмотрись к людям, выясни каковы их интересы, узнай, чем они дышат. Только потом можешь открываться перед ними. Да и то я не советую тебе этого делать. Нечего каждому показывать свою душу, это не кино и не театр. Это твой храм, твои мысли, твои чувства». Так говорил мой отец.

— У вас умный отец, — заметила Жанна, сидя в глубоком кресле у камина. В глазах отражался мерцающий синеватый огонь.

— Да, мой папа не дурак, — гость коротко, с придыханием, вздохнул. — Но однажды совершил очень бестолковый поступок.

— Какой же? — спросил Сергей.

Постоялец замялся, словно случайно проговорился о том, чего говорить не хотел. С минуту молчал, глядя в огонь. Затем, с трудом, будто память изменяла, стал выталкивать из себя слова, тяжёлые, будто налитые свинцом.

— Ушёл добровольцем на войну… э-э-э… оставив меня на руках моей матери. — Тяжёлые, свинцовые слова падали на пол и с глухим стуком катились к притихшим слушателям. — Мне едва исполнилось три года, я совсем ещё ничего не понимал. Мать умерла через полгода от сердечного приступа, когда получила письмо, в котором сказано, что отец пропал.

— А что дальше? — с детской нетерпеливостью спросил Иван. — Папа вернулся?

Он уже знал, что старик расскажет свою историю. Отец называл это интуицией.

— Дальше? — гость перевёл взгляд на мальчика. — Ты прав, малыш, вернулся. Когда мне исполнилось десять лет. Я жил у тетушки, и отец появился так неожиданно, что даже она не сразу узнала родного брата. Волосы поседели, лицо покрыто шрамами, левую кисть потерял в бою, да ещё и хромал на одну ногу. На груди висела серебряная цепь с круглой бляшкой, амулетом. Вот этим самым.

Он извлёк из-под куртки цепь. Металл тускло поблёскивал, как и полагалось благородному серебру. На массивной круглой пластине изображён древний замок с несколькими башнями, а над этими башенками меч, длинный меч, какими бились ещё средневековые рыцари. По краю медальона шла витиеватая надпись на незнакомом языке.

— Вот этот амулет, — сказал и спрятал медальон под куртку. — Единственное, что осталось от отца. Он умер через три месяца после приезда. Врачи говорили, что заболел какой-то неизлечимой болезнью, которой в наших краях никто и никогда не страдал. Сгорел быстро, мне даже казалось, что хворал и до своего приезда, и держался только на одной мысли — вернуться домой и спокойно умереть. Перед смертью повесил цепь на мою шею и с тех пор я ношу этот амулет, не снимая.

Ассир замолчал глядя в окно, по которому как мухи ползали крупные капли дождя.

Дальше разговор не клеился. Постоялец словно закрылся, и никто не решился расспрашивать.

***

Все разошлись спать. Иван уснул сразу, и проснулся уже поздним утром. Вышел из своей комнаты и увидел, как мать пробежала по коридору к гостевой комнате. «Опять открылась старая рана», — подумал мальчик.

Дверь в комнату постояльца оказалась открыта, и Иван, заглянув внутрь, увидел, что на полу наляпаны алые пятна. Старик сидел рядом с кроватью, без рубашки, крепкое смуглое тело посинело от потери крови, вытекающей из широкого пореза на боку. Рана оказалась такой глубокой, что пришлось накладывать швы. Сергей когда-то работал хирургом и ещё не растерял мастерства — осмотрев порез, принялся за дело. Ввёл в вену обезболивающее и, когда оно стало действовать, наложил несколько швов, стянув края раны.

— Это никак не может быть старой раной, — сказал, закончив работу. — Она свежая, вероятно, это удар ножом с большим широким лезвием. И достаточно острым, я бы сказал, потому что края не рваные.

На это постоялец ответил:

— Да нет же, это древнейшая рана!

Сергей не сказал больше ни слова, не поверив Ассиру.

Мальчик обратил внимание на то, что грудь старика в крови, а амулет блестел ровным серебряным светом. Это казалось более чем странным — на звеньях цепи не видно ни одной капельки красной жидкости. Чуть ли не вся комната залита кровью, но цепь и медальон оставались чистыми.

— Этого не может быть, как ты не понимаешь! — сказал Сергей жене, когда они вдвоём сидели на кухне. — Это не старые раны… Зачем ему понадобилось себя резать? Этак и нас ночью в перережет! Он просто сумасшедший! Маньяк!

— Или стигматик, — заметила мать.

Иван ушёл в горы и целый день гулял там, а вечером от усталости свалился спать, даже не поужинав. Он не знал, что значит слово «стигматик».

3

Иван проснулся ночью, когда все спали.

Оделся, зажёг свечу (лампы, работающие от ветряного генератора включать не хотел) и, держа, как маленький факел, стал осторожно, стараясь никого не разбудить, спускаться по лестнице. Дубовые доски скрипели и стонали под ногами, рождая в мозгу то вой шакалов, то унылое пение ночных птиц, то человеческие голоса.

Подошёл к двери и тихо отворил. И, поняв, что свеча уже не нужна, задул её. Комнату озарял мягкий бледно-зелёный свет. Источник освещения находился рядом с постелью на груди Ассира. Старик спал прямо на полу без рубашки. Светящимся предметом был серебряный амулет с изображением меча. Цепь переливалась разноцветными бликами необычайной красоты, амулет казался живым, чуть подрагивал, будто хотел сорваться и улететь.

Иван приблизился к кровати. «Это какое-то волшебство, — подумал он. — Амулет даёт человеку возможность видеть красивые сны. Или не красивые, откуда кровь-то бралась? Может быть, он каждую ночь переживает кошмары. И он тоже умеет заказывать сны, как я. Только у него какие-то настоящие сны, не то что у меня. Кто же этот старик? Какой-нибудь добрый маг? А может — злой?»

Иван протянул ладонь к светящемуся амулету и прикоснулся к металлу пальцами. Приятное тёплое покалывание охватило кисть и стало растекаться по телу, оккупируя каждую клеточку, мальчик тонул в свете амулета. «Нет, Ассир не может быть злым, не может. Как приятно прикосновение к амулету…»

***

…Иван не сразу воспринял, что с ним произошло. В один миг мир вокруг изменился. Исчезли стены, слабо освещённые зелёным, исчез сам источник света. Комната провалилась в темноту. Он почувствовал слабое прохладное дуновение. Ветер шелестел в волосах, напевая древнюю колыбельную песенку. Потом стал появляться свет, — обычный, солнечный. Постепенно вырисовывались незнакомые предметы — это не могло быть комнатой в Доме Отшельников.

Он стоял на земле, усыпанной крупными и мелкими чёрными камнями, озираясь по сторонам, даже не пытаясь осознать случившееся. Оказался в незнакомом месте, здесь нет ни привычных гор, ни заволочённого тучами неба, ни Дома, наконец. Ничего мало-мальски знакомого, одни только чёрные камни разбросаны по равнине до самого горизонта. В таких местах очень редко бывают люди, это мёртвый край. «И вообще, таких мест не бывает».

Услышав позади шум, развернулся и увидел невдалеке Ассира, одетого в странные чёрные одежды. Узкие сапоги, облегающие икры, штаны и куртка. Поверх накинут длиннополый плащ. Даже из волос вроде бы исчезла седина и они стали иссиня-чёрными. В руках старик держал меч, похожий на тот, что изображён на амулете. Он стоял к Ивану спиной и не мог видеть мальчика. Смотрел куда-то вдаль, и вскоре стало ясно, что здесь есть ещё кто-то.

— Ассир! — послышался чей-то скрипучий голос, будто открылась дверь на несмазанных петлях. — Ты не проснёшься!

Мальчик вытянул шею и увидел огромную кошку, которую подсознательно окрестил пантерой, с неимоверно длинными лапами, тонкими, но сильными. Верхом, как на коне, на ней сидел мужчина неопределённого возраста, держа в руке меч с таким же широким лезвием, как у Ассира, но короче. Оружие смахивало на гладиус, древнеримский короткий меч — однажды Ивану попался в руки исторический журнал, и одна статья подробно рассказывала о древнем холодном оружии, из которой и нахватался верхушек. Одной рукой человек держался за кожаную уздечку и при каждом скачке пантеры подпрыгивал в седле. Красные глаза переполнены злобой, лицо, перечёркнутое шрамом от уха до подбородка, перекошено в крике. Размахивая мечом, приближался к противнику и продолжал что-то кричать, но порывы ветра уносили слова в сторону.

— Халит! Я разобью твои иллюзии!

В этот момент всадник и пеший встретились, и послышался звон металла. Веером рассыпались искры, будто здесь прошёлся Зевс-Громовержец. Тот, кого Ассир назвал Халитом, промчался мимо и, развернувшись, пришпорил пантеру.

Для ролевых игрищ это слишком уж взаправду, и Иван в который раз за последний день подумал, что попал в сказку. Но в какую-то неправильную, жестокую сказку.

И снова донёсся звук удара. Над головами обоих огненным нимбом разлетелись искры — занялись и погасли, для того, чтобы вспыхнуть ещё раз. Затем ещё раз. И ещё. И ещё. Звон мечей рождал какую-то дисгармоничную музыку — рапсодию битвы.

Пантера бежала, зловеще мурлыча, напевая кошачью боевую песню, холодными глазами разглядывая врага. Ледяной блеск глаз заставил бы запаниковать любого, но старик стоял без движения, меч блестящей чёрной линией застыл перед каменным лицом. Казалось бы, ничто не может заставить стронуться с места, но…

Ассир оглянулся, оценивая своё положение, и взглядом встретился с глазами мальчика. Тот увидел, как выгнулись густые брови, как расширились зрачки. Похоже, что старик испугался за него.

— Иван! Как ты здесь оказался? Тебе здесь не место!

Ребенок отвлёк его от очередной атаки. Нет, это точно не ролевая игра! В играх, а он видел много видеороликов в Интернете, не рубятся с такой злостью. Там люди дерутся на специальных игровых мечах, которыми даже хлеб нарезать не получится, да к тому же они заранее обговаривают, как должен протекать бой, чтобы сделать наиболее красивым и безопасным. Здесь что-то другое — никаких элементов игры, никакого благородства и красоты в этом Иван не видел. Открытый в крике рот атакующего Халита перекошен от злобы. И впервые мальчику стало страшно.

В этот момент Халит оказался рядом и ударил противника в плечо своим коротким гладиусом. Удар пришёлся вскользь, однако сквозь плащ проступило пятно крови. Пантера неслышно пробежала мимо на своих мягких лапах. Халит осадил её, развернул и, взмахнув мечом, вкусившим кровь врага, закричал:

— Ты слабей меня! Ты последний из Хранителей Равновесия. Последний! Все давно уже мертвы!

— А это мы сейчас посмотрим! — ответил Ассир и, подняв меч, рубанул им воздух, раз и другой, затем прокрутил оружие вокруг своей кисти подобно циркачу. Но только это не цирк, а на арене дрались не артисты.

Обернувшись назад, он громко сказал:

— Иван, убирайся назад! Как ты попал сюда без медальона?

— Я.. я не знаю, как вернуться! Я… не умею!

Чёрная пантера уже приближалась, низко склонив голову, едва ли не подметая землю своими длинными и пышными усами. Халит размахивал мечом направо и налево, используя различные кавалерийские приёмы. Иван отступил на несколько шагов, надеясь, что его не заметят. Но поздно, всадник увидел мальчика, скрывающегося за большим валуном.

— Уходи! Спрячься!

Старик повернулся лицом к мягко бегущей пантере, несущей на себе всадника в чёрных, сияющих в солнечных лучах доспехах. Халит налетел на пешего, как ураган. Но старого воина не так-то легко обыграть в честном бою. Очередная атака отбита, и они снова оказались на внушительном расстоянии друг от друга.

Халит, остановив пантеру, привстав на стременах, и посмотрел на мальчика.

— С каких это пор, ты таскаешь с собой детишек, Ассир? — Халит хрипло рассмеялся.

— Только посмей его тронуть!

— Я вижу, ты переживаешь за него? Не бойся, Халит не убивает детей.

— Поверил я тебе, как же!

— Я могу перебросить его через Барьер. — Пантера сделала ещё несколько грациозных шагов. — Надеюсь, это тебя успокоит перед смертью.

Вытянув руку в сторону мальчика, Халит что-то громко и быстро проговорил на незнакомом, колючем языке, после чего в глазах Ивана сверкнула молния, на мгновение ослепив. А когда тьма рассеялась, он увидел, что уже находится в комнате. По-прежнему мерцал бледно-зелёный свет, рождённым медальоном. Старик продолжал спать, глаза закрыты, но грудь тяжело колыхалась. Дыхание сбитое, неровное, словно Ассир не спал, а… дрался на мечах.

Иван удивлённо посмотрел на спящего постояльца. Последние события настолько запутали его, что никак не мог разобраться ни в себе, ни в своих чувствах. Было ли это на самом деле? Не показалось ли? А может быть, настолько размечтался, как частенько бывало, что почти поверил в свои фантазии? Показалось или нет? Нет? Или да?

За окном начиналась заря, и розоватый свет утра, сплетаясь со свечением амулета, создавал невиданные краски, растекающиеся по стенам. Постоялец лежал на полу, грудь поднималась и опускалась, поднималась и опускалась, из горла вырывалось шипение кузнечных мехов. Спал и бодрствовал одновременно — сейчас его второе тело далеко отсюда, в каком-то другом, сказочном мире. И эта сказка совсем не такая, какой представлялась Ивану — без счастливого финала. Сказка оборвалась неожиданно — по груди стала стекать тонкая красная струйка из невесть откуда появившегося разреза. Так же, как и прошлым утром, Иван заметил, что серебряную цепь кровь не испачкана. «Волшебство», — после недолгих колебаний решил он.

Вдруг как сквозь сон он услышал голос. Видел лицо с закрытыми глазами и неподвижными губами, и в то же время слышал голос. Бока спящего поднимались и опадали. Он тяжело дышал, то ртом, то носом, но молчал — и вместе с тем в комнате, а вернее, в голове Ивана слышался голос. Ассир выкрикнул какое-то проклятие.

Затем мальчик услышал звон мечей, но высекаемых ими искр видеть не мог — это происходило в другом месте, в другом мире. Он мог разве что представить себе это поле, до горизонта усыпанное чёрными булыганами, и человека, сидевшего верхом на пантере.

— Надеюсь, ты умрёшь, а не восстанешь, как это было однажды! Прощай, мне будет тебя не хватать! Демон, наподдай-ка ему! Конец вашему проклятому равновесию!

Поверх раны вдруг пролегли четыре борозды, след огромных когтей.

***

…Иван бежал по коридору, кричал, звал отца, пока не натолкнулся на него у двери комнаты. Пытался объяснить, но потом уткнулся лицом в рубашку и заплакал.

Когда они вошли в комнату, гость уже не спал. Из искромсанной груди едва сочилась кровь… Казалось, только амулет поддерживает в нём жизнь.

— Иван… — слабым голосом прошептал старик. — Ты здесь, он не солгал. Я больше всего боялся, что обманет…

— Что здесь случилось? — спросил Сергей, осматривая рану.

— Возьми, теперь это принадлежит тебе, — старик снял со своей шеи цепь и вложил в ладонь мальчика. — Теперь ты Хранитель Равновесия. Сейчас оно нарушено, но когда ты вырастешь, то сможешь восстановить его. От тебя зависит жизнь на планете.

— Что за чушь он бормочет? — заорал отец.

Ассир, расставшись с амулетом, закрыл глаза и перестал дышать.

***

…Ассира похоронили под скалами, недалеко от Дома Отшельников. Сергей и Саня два дня рыли могилу, в жёстком каменистом грунте делать это очень тяжело. Никто не знал, какую религию исповедовал покойный и по какому обряду его следует хоронить. Отец поставил над могилой камень и высек на нём надпись:

«Ассир, человек, который умер в постели».

Это была первая могила на Крыше Мира.

***

— Не знаю, что этот псих с собой сделал, — сказал Сергей Жанне. — Если бы я нашёл его в горах в таком состоянии, то решил бы, что старика сначала пропороли острым ножом, после чего он побывал в лапах медведя. Именно на это указывал характер ран. Но он-то лежал в кровати! В комнате, где нет ни медведей, ни острых ножей!

***

А ещё через день началась Третья мировая война. Даже здесь, в горах, вдалеке от мира, слышались разрывы бомб. А далеко за горными грядами в высоком небе плавали странные облака, похожие на грибы.

С тех пор Ивану перестали сниться детские сны. По ночам он видел только одно — бескрайнюю равнину, до горизонта усеянную чёрными камнями. В этих снах он ничего не мог изменить — они не подчинялись ему. Это были другие сны. Чужие.

Он знал, что когда вырастет, то должен восстановить Равновесие. Ассир не мог соврать.