Про лягушонка Квака. Бултыхальные мысли

Валерий Тимофеев

Вот думаете – что может быть интересного в жизни лягушат? А много чего! Скажем, у вашего папы есть жареные пятки? А в чьей-нибудь голове живут бултыхальные мысли? Можно ли больным зубом вспахать целое поле? Охотиться ночью на злых комаров – это как, – работа или веселое времяпрепровождение? Не только Геракл совершал подвиги. И у нашего Квака парочка подвигов уж точно найдется.

История вторая. Мозги нараскоряку

Что-то случилось с головой Квака. Папа говорил о засушенных мозгах, но Квак точно знал — его мозги не засушены. Если бы они были засушены, они бы не шевелились. А у Квака такое ощущение, словно в его голове булькает что-то разбавленное болотной жижей. Лягушонок и не хотел думать о всяких других мирах, странах и вечных жизнях, но мысли о них упорно бултыхаются в разбавленной голове и, как деревяшки в болоте — сколько не топи, они все равно выплывают и на поверхности покачиваются.

Разве могут в какую-нибудь более-менее нормальную голову залезть такие ненормальные мысли?

Зачем такой большой мир придумали, если его весь никто и никогда увидеть не сможет? Или его не для лягушек придумали? Тогда для кого? Или на земле есть кто-то главнее Папы — Куака и Мамы — Ква? Нет, они самые главные. А немного поменьше главные другие болотные лягушки и лягушата. Такими их всех придумали. Это было давным-давно. Жил на Земле один умный Квак. А может не на Земле он жил, а на облаке. Или на вершине вон той горы, которую Папа и Мама зовут Солнцепеклом. Этому Кваку очень не понравилось, что на Земле очень мало лягушек, только он один. Потому Земля такая скучная. Он взял и придумал еще много-много лягушек, и вот это теплое болотце для них. И жуков-короедов. И комаров с мошками. И всяких птиц и зверей. Всего и всех напридумывал.

Вот каким был этот самый первый Квак. Лягушки его всегда вспоминают, хоть он давным-давно ушел из этой жизни в другую, но рядом с ним всем хорошо живется. Поживут, поживут здесь и к нему уходят. Только, говорят, просто так не соберешься и не уйдешь, надо заслужить, не то с дороги собьешься, заблудишься и сто миллионов тысяч лет или больше будешь блуждать.

А чтобы не забывали о нем, в каждой лягушечьей семье обязательно хоть одного малыша да назовут Кваком.

Папа и Мама считают меня маленьким. Ну и пусть. Я не буду спорить с ними, не открою им самой великой тайны. Они хоть и главные, никогда и ни за что не узнают того, что знаю я.

Во мне, таком маленьком, только-только перешедшем из детского садика головастиков в школу лягушат, живет кто-то другой, он очень старый и очень мудрый. Он знает больше Мамы и Папы, больше всех. Я часто думаю не своими, думаю его мыслями. И словно в другой мир переношусь. Я вижу себя взрослым. Я знаю, что я им был. Жил тогда, когда мои сегодняшние Мама и Папа были совсем малюсенькими головастиками, и даже еще раньше, когда они еще не родились на свет.

Когда этот другой просыпается во мне, я подолгу разглядываю свое тело, лапки и перестаю что-либо понимать. Как же так? Трава растет только вперед. Личинки и жуки растут только вперед. Все лягушки и я тоже растем только вперед. А я один еще умею расти и назад. Давным-давно был большим, потом старым-престарым. А потом опять головастик… лягушонок…

Почему меня назвали Кваком? Случайно? Или я тот самый Квак, который все на свете придумал и сотворил?

Если так, тогда почему я так часто бываю беспомощным, как самый маленький малыш?

Вот какие фантазейки живут в моей разбавленной голове. И вовсе это не фантазейки, а самые настоящие враки. Так же Мама говорит? Я — «маленький глупенький лягушонок, которому еще жить да жить и день за днем учиться уму-разуму».

Мысли опять несогласно забултыхались. И Квак нашел самый верный выход. Он высунул голову из воды, подставил ее под лучи скувыркнувшегося солнца, и оно быстро сделало свое солнцепёкольное дело. Разбавленные мозги лягушонка подсохли, мысли перестали бултыхаться и всплывать. А Квак, успокоенный и обрадованный, вернулся в свой любимый болотный дом.

Мама и Папа уже проснулись.

— Вы опять на работу? — спросил Квак.

— А ты, наверное, думаешь, что мы на танцы или на посиделки каждый день ходим? — Папа после сна был необычайно весел.

— Хотел бы я посмотреть, что вы на своей работе проделываете, — проквакал Квак.

— Да уж поверь, не ворон считаем, — отбрыкивался Папа.

— Ха! В это я запросто поверю! — сказал малыш.

— В другое не поверишь, а в это поверишь? — переспросил Папа.

— В это нельзя не поверить. Ты и ворон считать? Ха-ха! Да наш Папа пока пальцы на своих лапах считает, пять раз ошибется и шесть раз со счета собьется!

Малышам очень понравился такой веселый Папа. Они вновь облепили его.

— Мать! — попросил защиты Папа-Куак у своей жены. — Ты посмотри на них! Родного отца на все болото позорят и не зеленеют от стыда. Где еще такое видано? Где еще такое слыхано?

Он выкатывал глаза, страшно чмокал губами и норовил проглотить всех сразу и каждого по отдельности. Но делал это так неуклюже, что деткам не составляло большого труда избегать проглатываний. Всякий раз, когда папины губы в очередной раз ловили то порцию воды, то ловко подсунутую гнилую деревяшку, болото оглашалось захлебывающимся смехом.

— Давай-давай, — увещевала Мама-Ква. — Ты с ними валандаешься, собираешь всякую чепуху, вот у них мозги и встают на раскоряку. Подожди, они тебе еще не то скажут и не то покажут.

— Что они мне покажут? А? Ну-ка сознавайтесь, красавульки-зелепульки, что вы мне скажете и покажете, пока я, как попрыгунистый колобок из старой как мир сказки, не ушел от вас?

— Мы с тобой! Мы с тобой! — заквакали лягушата, присасываясь чмокательными ротиками к широкой папиной спине.

— Хорошо, — сдался Папа после того, как интенсивные покачивания талией не помогли ему избавиться от прилипучек и хохотусек. — А что вы собираетесь делать на моей работе? — Папа страшно выкатил глаза и по-милицейски строго спросил. — Только отвечайте без шуток.

— Без шуток?

— Только так! И без прибауток тоже!

— На твоей работе мы будем… ну это… как там? — силился вспомнить Вак. — Вы же нам говорили… Уак! Ну, подскажи мне!

— Песни петь! — подсказала Уак.

— Во! Точно! Песни петь! — обрадовался Вак.

Конец ознакомительного фрагмента.