Подпольные мужички. В музыкальном доме

Валерий Тимофеев

«Подпольные мужички» – первая книга серии сказок про маленьких человечков. В этой книге вы узнаете, откуда они появились, какой с них толк и почему образовалась огромная очередь из желающих иметь таких помощников у себя дома, в детском саду и даже в школе. В серию так же входят сказки: «Фирма «Лэн и Лэна», детектив для детей «Сыщик Гош», фантастические повести «Солнцепровод» и «Верхом на Комете».

Глава 2. Спроста сказано, да не спроста слушано

Дом, в котором я работаю, редко пустует. С раннего утра и до позднего вечера идут в его классах занятия. Здесь есть уроки и доска, есть ученики и учителя. Но это не привычная вам школа. В доме этом учат музыке. Он так и называется: «Дом Музыки «Пионер». Пионер это не тот мальчик в красном галстуке, который всем был примером, а тот, который первый. Так это слово как будто бы переводится. И учатся в нем не только пионеры. Есть и дошколята, и совсем взрослые ребята, которым скоро сдавать экзамены и поступать учиться в технические училища или в разные институты, университеты и консерватории.

При желании здесь можно каждый день слушать хорошее пение или маленькие фортепьянные концерты.

В кабинет мой часто заглядывают гости.

Сегодня пришли две девочки. Я их раньше не знал. Живут они в одном доме, но в разных подъездах, учатся в одном третьем классе и вместе же приезжают на трамвае в Дом Музыки. Скоро будут запросто играть на фортепиано не хуже самых знаменитых артистов. Правда пока они умеют играть только «Собачий вальс», гамму и «Цыганочку», но и это, поверьте, не так уж мало! Ведь учатся они всего лишь в первом классе. Это я про музыкальную школу говорю.

Зовут девочек Катя и Леся. Ну, Катя — всем понятно, имя известное. Была даже царица знаменитая — Екатерина Вторая. Если была вторая, значит и Екатерина Первая была. Вот насчет третьей или четвертой ничего сказать не могу. Ну да не о царицах речь. Леся — имя редкое. Я подумал — какое-то иностранное. Часто бывает, хватаем все подряд чужое, потому что мол наше ужасно плохое. А наше, может, в тысячу раз лучше иностранного. Услышал я слово «Леся» и сразу так и подумал. А оказалось — ничего подобного, все гораздо проще. Зовут ее Люсей, то есть Людой, то есть Людмилой, то есть Милой, то есть Милочкой. Вот такое имя хорошее! Людям мила! Из одного имени сразу куча имен выходит. Как хочешь, так и называйся. Люсю папа зовет Лесей и всех так называть заставляет. Он, видите ли, в книжке прочитал и ему понравилось. Когда Леся была еще Люсей, ее ребята дразнили: Люська — Буська, Люська — Муська. Обидно, будто она котенок или козленок какой, только осталось на веревочку посадить и в поле выпустить траву щипать. А теперь захотят подразнить, скажут: Леська — Песька. Ну и что? И ничего дразнительного нет. Ребята сами видят — имя Леся никак не дразнится, и отступают. Вот как хорошо папа сообразил.

Это все не я придумал. Это мне девочки в первые две минуты нашего знакомства рассказали. А потом сразу спросили:

— Чего это у вас дверь совсем почти нисколько не открывается?

Если бы я сочинил эту историю, я бы не задавал так вопросов. Я бы спросил проще: «Почему у вас дверь плохо открывается?» У меня все, кто первый раз приходят, про эту дверь именно так и спрашивают. Я уже и отвечать устал. Что я — дверной мастер? Или швейцар, который за всеми эти двери открывает-закрывает?

Взрослым скажешь:

— Доски намокли.

Они скажут:

— А-а! — и больше вопросов не задают. А дети! Им хоть сто раз объясняй, все равно не успокоятся, вопросами замучают: а почему, а зачем? И что интересного в отсыревшем полу? Или поговорить больше не о чем? В конце-то концов, сказочник я или не сказочник?

Девочки такие миленькие, носики любопытно вытянуты, в глазах огоньки сияют, и на щеках у одной ямочки, а у другой веснушки густо-густо просыпаны. Одна повыше — это Катя. У нее черные волосы. Но не совсем черные, как у цыганки или монголки, а такие, посветлее, густо-коричневые. Их еще каштановыми называют. Катя худенькая, волосы короткие — со спины на мальчишку так сильно походит. И смелости у нее как у мальчишки — ничего не боится, только: мышей, жуков, червяков, темноты, пьяных, драчунов и так далее. Другая девочка пониже — это Леся. У нее длинные русые волосы — хвостик с бантиком, и гладкое личико с чуть-чуть розовыми щечками. И, хоть девочки внешне очень разные, это не мешает им быть подружками.

Я им хотел как взрослым про этот вредный пол сказать и даже рот открыл, но слова у меня получились совсем другие.

— Да у меня там человечки под полом живут. Ну вы сами знаете, такие подпольные мужички. Раньше они были маленькие, вот такие, — показал я ноготь на мизинце. — Теперь выросли, им тесно стало. Вот они и поднимают пол, подпорки выставляют, как в угольной шахте крепь. Пространство жизненное для себя отвоевывают. Говорят мне — надоело согнувшись жить, спина постоянно болит. Так и сгорбиться насовсем недолго. А я чего? Я и разрешил. Жалко мужичков. Чего они мучаться будут? Пусть хоть у меня во весь рост развернутся, вздохнут свободно.

Говорю, и сам удивляюсь словам своим: чего я несу? Кто-то как бы в спину меня подталкивает — говори, да назад оглядывайся! Какие мужички? Кому сгорбившись ходить? Девочки большие, их на такие штучки не купишь. Сейчас рассмеются мне в лицо и прозовут обманщиком. Как отмываться буду? Дети не церемонятся, что говорят, то и думают. То есть наоборот, что думают, то и говорят. Хорошо же я буду выглядеть!

Они не рассмеялись.

Внимательно меня выслушали, переглянулись, губки поджали, покивали милыми головками и сказали:

— А-а!

— Это мы их, наверное, в хоровом классе видели! — Это Катя.

— Так они от вас убежали?! — А это уже Леся.

Я рот от изумления так и разинул.

— Кто убежал? Кого видели? — спрашиваю. Я же придумал про мужичков! Такой у меня характер, везде про все придумывать. Не может их быть на самом деле! Совсем никак не может!

— Кого, кого, — недовольно говорит Катя. — Развели тут всяких! Сначала они в темноте, в раздевалке по ногам лазают, потом по классам бегают, детей маленьких пугают.

— Совсем обнаглели! — добавила Леся.

— Где лазают? Кто обнаглел? — строго спрашиваю я, все еще надеясь, что девочки выдумывают, и меня моими же играми и разыгрывают.

— Кто — кто! — ворчит нахмуренная Катя и в глаза мне не смотрит, отворачивается. — Да мужички ваши подпольные! Вот кто.

— Мы в класс вошли, свет включили, а они бегом за пианино, и будто и нет их, — торопится высказаться Леся. Она добрее, в ее словах нет Катиной строгости, только детский восторг в каждом сказанном слове. — Ага, а то мы без глаз! А то мы их уже не заметили!

— За пианино? — переспрашиваю.

— Точно, за пианино.

— И много их?

Девочки растерялись.

— А мы не считали.

— Но много… человек несколько!

— Один сначала не в тот угол побежал, не за остальными. Мы на него загляделись и не успели всех посчитать.

— Они так быстро бегают! И не уследишь.

— Как метеоры!

— Но в другой раз, если хотите, мы внимательнее будем, — пообещала Катя.

— Уж пожалуйста, будьте повнимательнее, — попросил я и спросил больше для того, чтобы проверить — не придумывают ли девочки? — А какие они?

И Леся и Катя удивленно посмотрели на меня.

— Вы разве их не видели?

— Они же ваши!

Какие сообразительные — р-раз и поймали меня. Придется выкручиваться.

— Мои! — уверенно отвечаю я. — Но, скажите, должен я знать, кто из них безобразничает?

— А зачем вам про это знать?

Теперь уже я как будто бы удивляюсь их несообразительности.

— Наказать его. Ишь выдумал! От худа до худа один шаток. Детей в темноте пугать — последнее дело. Вот постоит у меня в углу денек, погреет горох коленками, враз ума-разума наберется! — строго так говорю я.

— Ой, зачем вы так! Они такие маленькие! — запричитали девочки.

— Не наказывайте их!

— Мы совсем не напугались, даже вот нисколечко.

— Даже вот ни тютельки!

— Ни с хвостиком!

— Вы для того это мне говорите, чтобы проказника от заслуженного наказания увести. А ну-ка сознавайтесь! — никак не могу понять, серьезно они говорят или разыгрывают меня.

— Нет, не скажем, — стоят на своем девочки и ставят мне условия. — Дайте честное слово, что простили их. Тогда скажем.

Делать нечего, я принял их условие. Мало того, я сказал им, что мужички эти может и не мои вовсе.

— А чьи?

— Да они здесь в каждой комнате под полом живут, ходят в гости друг к другу, а иногда и меняются квартирами. Одни в одну комнату переезжают, другие на их место. Так им интересней. Это все равно что раз в месяц на новую квартиру переезжать и всю обстановку поменять, не только мебель, но и игрушки.

— Вот бы и нам так! — мечтательно вздохнула Леся.

— Никогда бы дома скучно не было, — подхватила Катя.

Я и сам не прочь каждый месяц менять обстановку, но в жизни все гораздо сложнее. А сейчас, когда девочки мои расслабились, самое время про мужичков выспросить.

— Интересно, — как бы сам с собою рассуждаю, — они опять переехали от меня в другую комнату? Или это чужие были?

Вот так подкинул я вопросик, точно рассчитав, что на него должны обязательно клюнуть.

— Мы только одного разглядеть успели, — первой клюнула Леся.

— Он росточком со стаканчик или с баночку из-под сметаны, — сказала Катя.

— В шапке-ушанке! — вспомнила Леся.

— И в сером-сером пальто! — крикнула Катя. — Вот здорово! Сначала ничего не помнили, а как начали вспоминать, все-все вспомнили! У него были полосатые штанишки.

— А на ногах такие ма-ленькие лапоточки.

— И нос!

— Не нос, а целый носище! Все лицо как будто из одного носа состоит. А глаз и рта не успели разглядеть. Он же на месте не стоял — нате меня, фотографируйте сколько душе угодно!

— Да! Знаете, как он улепетывал от нас? Вот посчитайте до пяти быстро-быстро. Столько мы его видели. Наверно, с полминуты или с полсекунды! Вот, послушайте-ка! — насторожилась Катя. — Опять эту песню поют.

Мы притихли.

В кабинет пробились голоса. Сначала слова улавливались с трудом, Катя подсказывала мне — у нее слух помоложе. А тут я и сам разбирать начал.

…Молод рекруток по закружью гулял

Он ходил — гулял, товарища искал.

Говорил ему: «Товарищ, братец мой,

Не с одной ли мы сторонушки с тобой.

Не с одной ли мы сторонушки с тобой

Не пойдешь ли на побывочку домой?

Не снесешь ли отцу с матерью поклон

Молодой жене особенно большой…»

Голова моя шла кругом. Вот тебе раз, дожил. Раньше искал везде чудеса, а теперь они сами меня нашли. Или это девочки такие хитренькие? Поняли, что я их разыгрываю, и решили опередить? Мол, полно, друг, языком молоть, отдохни да потолки… Да нет же, нет! Это уже из области сверх невероятного!

Мы с Лесей и Катей еще немного поговорили о музыкальных занятиях, о мальчишке, который ходит за ними по пятам и, пожалуй, влюбился в одну из них или сразу в двух, договорились о новых встречах — они будут заходить ко мне в гости всякий раз, как придут на уроки, и мы расстались.

Им хорошо, они убежали веселые и довольные. А я сидел в полной растерянности.

Ну ладно, все это выдумки и розыгрыши. А песни? Они-то откуда? Не могло же всем троим послышаться одно и то же!

В этот день я так и не смог написать больше ни одной строчки.