Горчаков. Статский советник

Валерий Пылаев, 2022

1967 год. Мир, которым правит магия аристократов. Где рок-н-ролл звучит даже во дворце ее Императорского величества, а отечественные «Волги» успешно сражаются на ночных улицах с американскими «Понтиаками». Очередная бешеная гонка по Санкт-Петербургу заканчивается трагедией. Врачи и целители, уже приговорившие юного князя Горчакова к смерти, списывают чудесное спасение на внезапно проснувшийся Дар. Но даже родовая магия не в силах объяснить, почему у парня полностью изменились привычки и вкусы… И откуда берутся странные сны о местах, в которых ему еще не приходилось бывать.

Глава 8

Вот так вопрос.

— Bien sûr je parle français… plus ou moins, — осторожно отозвался я. — Более-менее… Ваше величество.

— Тебе точно стоит немного попрактиковаться. — Павел явно посчитал мое произношение не безупречным. — Там, куда ты отправишься, русским владеют немногие.

— В Бельгию? — уточнил я. — Прямо в Антверпен, или…

— И снова не угадал. — Похоже, его величество испытывал некоторое удовольствие, удерживая меня в неизвестности. — Ты слишком ценная фигура, чтобы носиться по условно-нейтральному государству в поисках неизвестно чего.

Конечно, мне очень понравилось слово «ценная». А вот фигура… Не то чтобы я питал какие-то особенные иллюзии по поводу собственной значимости в масштабах войны двух крупнейших европейских держав, однако на определенное отношение со стороны однокашника — пусть даже бывшего — все-таки рассчитывал. Но, видимо, юный император уже достаточно прочно вжился в роль правителя державы и мыслил соответствующе.

Нравится мне это или нет.

— Я хочу, чтобы ты отправился во Францию. В Париж, ко двору императора Жозефа. В составе российской делегации, разумеется, — продолжил Павел. — И принял участие в тайных переговорах.

Я ничего не ответил; впрочем, сам мой вид, похоже, был настолько красноречив, что его величество не смог сдержать улыбку — и тут же принялся поспешно объяснять:

— Знаю, это кажется странным, но подумай сам, княже: война уже идет, и даже доказательство чьей-то чужой вины в убийстве кайзера вряд ли ее остановит. И любой, кто получил фотографии тайной почтой, в конечном итоге поверит не правде, а тому…

— Тому, что посчитает выгодным для собственной державы, — кивнул я. — Тут ты, без сомнения, прав. И император Жозеф уже наверняка решил, на чьей стороне выступит, если придется.

— Надеюсь, что нет. — Павел покачал головой. — Османы уже готовы наброситься на наши южные границы, хоть никто и не говорит о союзах с рейхом. Да и англичане вряд ли останутся в стороне.

— Пожалуй, — вздохнул я. — Британский монарх вряд ли пожелает пропустить такое… веселье. Наверняка он уже примеривается к колониям в Африке. А может, даже захочет под шумок оттяпать кусочек земли прямо в Европе.

— Верно. И именно поэтому нам сейчас нужны союзники. — Павел подался вперед и чуть склонил голову. — Я уже подписал указ о мобилизации. К осени в армии может быть уже миллион человек. Но даже если твои фабрики обеспечат их всех современным оружием и панцерами — мы все еще слишком уязвимы с моря. В одиночку Россия…

— Да понимаю! — отмахнулся я. — Но почему Франция? Твоя династия всегда была дружна с родней покойного Вильгельма, а вот с Бонапартами… Старые счеты. Уверен, в Париже наверняка еще остались те, кто не забыл, что было полтора века назад, когда Наполеон уполз из-под Смоленска и едва не потерял всю свою империю.

— Ну… это было давно, — с сомнением протянул Павел. — Может, у Жозефа и нет повода встречать моих послов с распростертыми объятиями, однако причин точить зуб на рейх у него все-таки больше. Война сто лет назад, после которой Франция потеряла значительные территории на востоке… Сейчас самое время попытаться их вернуть. Если Жозеф согласится…

— А если нет? — фыркнул я. — Но дело даже не в этом, мой краснокожий друг. Я не стану спорить — тебе и правда сейчас нужны союзники. Хоть французы, хоть японцы, американцы или сам папа римский… Но почему ты хочешь отправить к Жозефу меня?!

— Авторитет Горчаковых сейчас высок. И среди знати, и даже в армии, — улыбнулся Павел и коснулся кончиками пальцев собственного погона. — Ты куда лучше любого министра смыслишь в вооружении. Да и боевого опыта у тебя побольше, чем у некоторых генералов, которые всю жизнь протирали штаны в Генштабе.

— Может, и так. — Я старательно пропустил неприкрытую лесть мимо ушей. — Я действительно кое-чему научился за последний год. Но военные альянсы, политика на уровне держав… Ну какой из меня переговорщик? И потом — сейчас я намного нужнее тебе здесь! Новые панцеры, оружие для армии, реформы Госсовета…

— Думаешь, все производство разом встанет, если сиятельный князь Горчаков ненадолго покинет страну? — усмехнулся Павел. — А что касается реформ — меня ты уже убедил, а этого достаточно, чтобы подписать столько указов, сколько будет нужно.

— Думаешь? — Я чуть прищурился. — Кое-какие из них я выгрызаю уже чуть ли не полгода. И не могу сказать, что удачно. Князья клянутся в вечной дружбе и мне, и особенно деду, но отказываться от привилегий все-таки не спешат.

— Откажутся. Я все-таки император-самодержец. — Павел чуть сдвинул брови — но тут же рассмеялся. — Да и Багратион в этом вопросе всецело на твоей стороне. И уж тем более министерства и генералы — уж кто-кто, а они с радостью прижмут старые рода.

— Старые рода сами с радостью прижмут кого хочешь, — проворчал я. — Особенно сейчас, когда они — с твоего, между прочим, дозволения! — одним махом перерезали всех врагов государства. И особенно если я вдруг надолго исчезну из столицы.

— Как-нибудь справлюсь. — На мгновение в глазах Павла мелькнула тоска. — Я не забыл, что обязан буквально всем и родам, и лично тебе, княже. Но ты ведь понимаешь, что кое-что в столице пока еще решаю я. И только я.

— Государственный совет формально является совещательным органом. Разумеется. — Я пожал плечами. — Однако император обычно прислушивается к его рекомендациям. В сущности — почти всегда. Случаев, когда кто-то из твоих предков открыто возражал, было всего несколько. И все они завершились… печально.

— Надеюсь, ты не собираешься угрожать мне дворцовым переворотом? — буркнул Павел. — Я не дурак, княже. И прекрасно понимаю, что перегибать палку тоже нельзя.

— А как тогда? — Мне вдруг почему-то до неприличия захотелось улыбаться, хоть тема беседы к тому явно не располагала. — Будешь выдавать пируэты между аристократией, военными, промышленниками и простым народом, пытаясь угодить всем одновременно?

— Ну… да. Как делал бы на моем месте любой государь. — Павел откинулся на спинку кресла и негромко рассмеялся. — Который хочет править дольше, чем год или полтора! Именно так, княже: пытаться угодить всем.

Чуть заискривший между нами лед растаял, будто мы на мгновение снова стали бестолковыми юнкерами-первогодками, а не императором и наследником самого влиятельного рода в столице. Павел говорил отнюдь не приятные вещи — зато хотя бы говорил честно. А я…

Пожалуй, не мог ни в чем его обвинять — да, в общем, и не хотел. Как сказал дед, будущего государя с младых ногтей учат править, разделяя и властвуя. И на месте Павла я бы, вероятно, говорил и делал то же самое.

Как и любой государь — который хочет править дольше, чем год или полтора.

— Ладно, убедил. — Я махнул рукой. — Значит, Франция?

— Париж, — вздохнул Павел. — Официально поедешь представителем министерства иностранных дел в чине статского советника. По некоторым причинам я не смогу назначить тебя руководить переговорами с Жозефом. Но ты должен знать…

— Так. Стоп. — Я поднял руку. — Может, все-таки расскажешь, что ты задумал на самом деле, величество? Почему отправляешь меня, хотя в твоем распоряжении целый дворец придворных, Генеральный штаб и вообще вся страна?.. Только не надо рассказывать про мою незаменимость, ладно? — Я поморщился. — Ты или зачем-то решил удалить меня из столицы, или…

— Нет, княже! — чуть возвысил голос Павел. — Все куда проще: мне нужен в составе делегации свой человек.

— Свой? — насмешливо переспросил я. — А остальные тогда — чьи? Или ты не доверяешь собственным подданным?

— Не совсем… Не совсем так. — Павел почему-то чуть покраснел, будто мои дурацкие вопросы его изрядно смутили. — Мне нужен тот, кому я буду доверять не на сто, а на двести процентов. Не какой-то там придворный, генерал или болван из министерства иностранных дел — а именно ты, княже.

— Ну, если уж тебя почему-то не устраивают генералы…

— Ты добудешь мне этот союз. Любой ценой, слышишь меня, княже: любой! — Павел тряхнул головой. — Остальные делегаты будут говорить то, что можно, но ты нужен там говорить то, что нельзя. Пообещай Жозефу золото, династический брак, оружие, преференции в торговле, все наши колонии или освобождение от таможенных пошлин хоть на тысячу лет вперед — но не возвращайся без подписанного пакта!

На мгновение показалось, что Павел спятил… Но нет — его величество, похоже, говорил совершенно серьезно. И действительно требовал от меня невозможного.

— Как? — усмехнулся я. — Как я, по-твоему, это сделаю? Стоит хотя бы заикнуться о половине из того, что ты назвал, — и другие делегаты сожрут меня заживо.

— Значит, если придется, обойдешься без них.

Когда на стол передо мной лег тяжелый перстень, странно-шутливое настроение как ветром сдуло. По спине даже пробежал холодок — и я вдруг вспомнил, где сижу. И кто сидит прямо передо мной.

— У тебя будет право говорить от моего имени. Принимать решения, не спрашивая никого… даже меня. — Павел говорил медленно и веско, будто забивал гвозди. — На таких встречах часто тянут время, советуются, отправляют телеграммы в столицу, но это слишком долго. Возьми Жозефа за жабры и не отпускай, пока он не поклянется выступить против рейха на нашей стороне. Пока этот перстень у тебя, — увесистое украшение еще чуть придвинулось ко мне по столу, — любое твое слово следует понимать, как волю российского государя.

Я только и смог, что кивнуть; язык будто прилип к небу. За год после аварии, едва не отправившей меня на тот свет, я повидал многое — и искренне предполагал, что удивить меня больше не сможет никто и ничто. Но такое…

Павел фактически наделил меня властью, равной императорской, пусть лишь временно и исключительно в вопросах переговоров с французским монархом. Не знаю, удостаивался ли подобной чести хоть кто-то из Горчаковых… да и вообще хоть кто-нибудь за последние лет этак пятьдесят. Даже дед не рассказывал о подобном — а уж он-то видел и помнил вообще все на свете.

— Надеюсь, ты меня не подведешь, княже. — Павел явно через силу выдавил из себя улыбку. — Ты ведь понимаешь, что о… скажем так, некоторых подробностях нашей беседы лучше не знать никому за пределами этой комнаты.

— Более чем, — буркнул я. — Если честно, я и сам постараюсь забыть, что на меня навесила твоя монаршая воля, чтоб ее.

— Ага… Ну и так, на всякий случай, — чуть нахмурился Павел, — про отдать Жозефу наши колонии — это я не серьезно.

— Правда? Очень жаль, — беззлобно огрызнулся я. — Боюсь, без этого убедить его величество будет непросто.