Волков. Гимназия №6

Валерий Пылаев, 2023

Герой, воитель, спаситель, защитник обездоленных, рыцарь без страха и упрека?.. Ничего подобного. Колдун, чернокнижник, оборотень – вот как меня называли. Чего уж тут скажешь – репутацию я и правда заработал весьма своеобразную. Даже среди себе подобных. Но как не помочь старым коллегам – особенно когда весь мир катится под откос?Если бы я тогда знал, чем все это закончится!Крохотная ошибка в ритуале – и вот я уже в чужом мире. На дворе 1909 год, миром правят наделенные Талантом аристократы, а из Прорывов прямо на улицы Петербурга лезет всякая нечисть. Ни друзей, ни знакомых, ни денег, ни титула – только непривычное тощее тело, фуражка гимназиста и жалкие остатки прежних способностей.Впрочем – какая разница? Работа есть работа.

Глава 6

Проснулся я от яркого солнца. Оно не только светило прямо в глаза, но и за утро успело превратить комнату чуть ли не в парилку. Воздух нагрелся так, что голова уже немного болела. И я сначала перевернулся на бок, сбросил тяжелое и мокрое от пота одеяло — и только потом открыл глаза.

Вчера меня не хватило даже нормально сложить одежду. Я просто выскочил из ботинок, швырнул брюки с кителем на стул, промахнулся — и не стал поднимать. На ощупь отыскал в темноте кровать, плюхнулся на нее и тут же отключился. Обдумывать все произошедшее за день не осталось никаких сил, и перегруженный мозг ушел в аварийную отключку даже чуть раньше, чем голова коснулась подушки.

Вчера. Зато сейчас я не то чтобы выспался на все сто, но хотя бы восстановился. Вполне достаточно, чтобы как следует рассмотреть жилище гимназиста Володи Волкова.

Точнее, теперь уже мое.

И зрелище было, надо сказать, печальное. Похоже, доходы не позволяли снять что-то поприличнее, и бедняге пришлось устроиться в мансарде. Из-за небогатой обстановки комнатка выглядела довольно просторной — зато располагалась буквально под самой крышей. Железо наверху нагревалось, и летом здесь наверняка было до ужаса жарко. А зимой, наоборот, холодно, как на Северном полюсе. Не случайно Володя вдобавок к трубе центрального отопления обзавелся еще и крохотной печкой-буржуйкой в углу.

Умывальник с раковиной, видавший виды шкаф с царапинами на обеих дверцах, примерно такого же вида письменный стол с комодом, керосиновая лампа, пара стульев и ковер на полу — то ли прожженный в нескольких местах, то ли погрызенный мышами. Вот и все внутреннее убранство.

Впрочем, и с ним еще предстояло разобраться. Я поднялся с кровати, плеснул себе в лицо несколько горстей холодной воды из умывальника. И уселся за стол — больше всего меня интересовало его содержимое. Выдвигая верхний ящик, я на мгновение испытал что-то вроде стыда. Будто рылся в чужих вещах без ведома хозяина… Но я уже отобрал у бедняги самое ценное — и вдаваться в прочие этические нюансы не было ровным счетом никакого смысла.

Добыча оказалась так себе: несколько учебников, около десяти рублей купюрами и мелочью, перья, засохшая чернильница и тетради. В самом нижнем ящике под толстой книгой отыскался сложенный вчетверо листок — уже потрепанный по краям и даже чуть пожелтевший. Похоже, он лежал тут с зимы, а то и дольше.

Письмо?

«Дорогой мой Володя!

По твоей просьбе высылаю тридцать рублей. Хоть мы с Николаем Сергеевичем и совсем не богаты, у меня сердце сжимается от одной лишь мысли, что мой племянник будет в чем-то нуждаться.

И все же должна напомнить, что тебе следует быть разумнее в тратах. В следующем году мы уже не сможем платить за твое обучение, но бросать гимназию нельзя никак. Подумай о будущем, Володя! В твои годы порядочные юноши уже вполне в силах содержать себя сами. В столице даже репетиторство может приносить неплохой заработок. А если уж у тебя не лежит душа к преподаванию — то и любая другая работа не окажется лишней. Нет никакого стыда в том, чтобы честно добывать свой хлеб — хоть бы и коробки таскать, и метлой мести.

Прошу тебя, Володя, будь благоразумен! Моей вины нет в том, что отец с матерью не оставили тебе ничего, кроме дворянского достоинства. Но мы с Николаем Сергеевичем печемся о твоей судьбе и всегда поможем — по мере сил. Петербург не зря называют городом соблазнов, и если уж столичная жизнь придется тебе не по вкусу — возвращайся домой. В Пскове тебя всегда примут.

А пока — удачи тебе и сил, родной.

Безмерно любящая тебя тетя Т.».

То ли Татьяна, то ли Тамара, то ли… Похоже, моя единственная родня — да еще и из другой губернии. Я будто увидел всю биографию Володи Волкова — разом. Смерть родителей, переезд из провинции в столицу. Год или два в гимназии. Ни близких, ни друзей семьи… ни собственных, похоже, если уж меня одного лупцевали сразу втроем и никто не спешил на помощь. Только учеба, книги и нехитрые юношеские развлечения.

И не самый приятный выбор: то ли идти вкалывать по вечерам за гроши, то ли возвращаться в Псковскую губернию и садиться на шею дяде с теткой. Из наличности — рублей пятнадцать от силы, и из тех половину наверняка уже скоро придется отдать за эту самую комнатушку под крышей. В общем, крутись как хочешь.

Хорошо хоть за обучение платить не надо… пока что.

Я бросил письмо обратно в ящик и вернулся к умывальнику, рядом с которым висело небольшое зеркальце. Оттуда на меня взглянуло знакомое и уже почти привычное лицо — чуть заспанное, с растрепанными волосами и пробившейся на подбородке и над верхней губой щетиной. Совсем юное, еще мальчишеское, чужое…

Но не совсем. Что-то изменилось — будто тот, кто еще вчера был самым обычным гимназистом, за одну ночь возмужал и даже стал старше. Немного, может, на год или полтора — наверняка однокашники, учителя и знакомые ничего не заметят. Даже родная тетка вряд ли смогла бы разглядеть в чертах Володи что-то новое, раньше ему не свойственное. А если и смогла бы — наверняка списала на долгую разлуку и столичную жизнь.

Зато я видел — все до мельчайшей детали. Крохотные морщинки в уголках глаз, едва заметную складку на лбу. Поблескивающий на фоне темно-русой гривы седой волос. Чуть заострившиеся скулы. И взгляд — тяжелый и одновременно насмешливый, будто собственное отражение почему-то казалось новому Володе Волкову забавным.

Мой взгляд. На мгновение даже показалось, что где-то в глубине серых глаз мелькнула хищная желтоватая искорка — и тут же исчезла.

Тела тоже коснулись перемены. Нет, конечно, я не смог нарастить за ночь семь-восемь килограмм мышц — зато те, что имелись, заметно подтянулись. Мне еще не приходилось разглядывать себя без одежды, но я почему-то подозревал, что Володя Волков уделял физическим упражнениям не так уж много времени. А теперь шея, ключицы и плечи выглядели так, будто он регулярно греб на веслах, а вдобавок еще и любил помахать кулаками.

Неудивительно, что я дрых без задних ног. Новое тело использовало все ресурсы и каждое мгновение, чтобы хоть как-то приблизиться к тому, что было для меня привычным. Даже во сне разум и личность работали: внимательно оглядели все доставшееся богатство, разметили, как швейным карандашом, — и принялись понемногу перекраивать.

А кое-что подкинули и сразу: я вспомнил, как вчера дергал поручень в трамвае, спеша поскорее ринуться в бой с жабой. Если уж худым рукам гимназиста хватило сил порвать металлическую трубу — значит кое-какие способности все еще при мне.

Пусть и не в полном объеме: за ночь ссадины затянулись, от синяков, наставленных сердитыми однокашниками, не осталось и следа и даже расквашенный вчера нос выглядел абсолютно нормально. Но едва ли я смог бы так же быстро залечить перелом или серьезную рану. Да и мышцы изрядно побаливали — перегрузка все-таки сказывалась.

А вот магия… С магией сложнее. Я все еще чувствовал ее, но как-то странно. Иначе, чем раньше. С одной стороны ясно и как будто даже чуть сильнее, зато с другой — дергано и неровно. В моем родном мире энергии почти всегда не хватало, и ее приходилось направлять. Аккуратно, бережно прокладывать путь тоненькому ручейку, который порой мог и иссякнуть, не добравшись до цели. Ритуалы всегда были изящной и сложной работой — хоть порой и давали мощнейший эффект. И учиться этому приходилось годами — если не столетиями.

А здесь… Здесь энергия, можно сказать, ощущалась повсюду. Не то чтобы бурлила, но вместо того самого ручейка я вдруг будто окунулся в целую реку — и не слишком-то понимал, что с ней делать. Кое-какие штуки у меня бы наверняка получились…

Но проверять не хотелось — и не только из осторожности. За долгие годы я научился относиться и к собственным, и к потусторонним силам с изрядной долей уважения — и уже давно не обращался к ним без крайней необходимости. Не знаю, как здесь, но в моем мире магия была дамой своенравной — и уж точно не любила, когда ее дергали по пустякам.

Любой, даже самый простой ритуал или заговор — не игрушка. Волшба не терпит ни суеты, ни панибратского отношения. И без надобности таким не занимаются. Полезешь без дела — магия накажет. Отдача замучает, да так, что мало точно не покажется.

Итак, что имеем в сухом остатке?

Другой мир и тело юноши, чуть ли не подростка. Худое — впрочем, как будто довольно крепкое для своих лет. Пустой кошелек, комнатушка в мансарде и портфель с книгами. Из богатства — одно лишь благородное происхождение, даже без титула. Не самые внушительные остатки прежних сил.

Зато времени — хоть отбавляй. Судя по наличию всяких жаб, упырей и леших, работы для… скажем так, специалиста моего профиля здесь найдется предостаточно, даже если Первая мировая не случится через положенные пять лет.

Но и забывать об основной задаче тоже не следует. Да, ритуал забросил меня куда дальше, чем я планировал, — во всех смыслах. И я пока не имел ни малейшего представления, сумею ли обратить его вспять. И возможно ли это вообще. В волшебстве и магических письменах я разбирался неплохо, но выкрутасы со временем требовали еще и немалых знаний физики, а эти пробелы я так и не смог восполнить даже за нечеловечески долгую жизнь. А значит — неплохо бы поискать… себя.

Или хотя бы себе подобных. Тех, кто умеет не только пилить пополам фрегаты огненным взглядом, но и разбирается в более тонких материях. Вот только… остались ли в этом мире такие вот великовозрастные старцы? Были ли вообще? Или, наоборот, их тут пруд пруди? И куда жизнь могла разбросать тех, кого я помнил, — точнее, их местных «близнецов»?

Мы с шефом в тысяча девятьсот девятом году воевали в Персии. Двое так и застряли на Дальнем Востоке после русско-японской. Один в Европе, один за Уралом — ни связи, ни паролей-явок… В Петербурге — точно никого. Разбежались после Кровавого воскресенья. Может, и зря.

А может, и правильно — чтобы не смотреть, что тогда творилось со страной.

Радовало только одно: торопиться мне в любом случае оказалось уже некуда. Насмешливая судьба бросила меня буквально в никуда, но теперь, похоже, сжалилась и отсыпала достаточно дней, часов, а то и лет, чтобы хоть как-то обустроиться в этом мире. Выдохнуть, прийти в себя, оглядеться и уже потом — действовать. Заниматься тем, что я умею лучше всего…

Но потом, позже. А сейчас мне остается только собраться, привести в порядок костюм и отправиться в гимназию.

В конце концов, получить классическое образование никогда не поздно.