Супердиверсант Сталина. И один в поле воин

Валерий Петрович Большаков, 2017

Способен ли один в поле воин победить немецко-фашистскую орду? Если это супердиверсант Павел Судоплатов, чье сознание вернулось на пятьдесят лет назад, то шанс есть. Главное его оружие – опыт и знание будущего, и он сделает все, чтобы Страна Советов одолела Третий Рейх. Для этого у Судоплатова есть все – дерзкий ум, верные товарищи, поддержка вождя. И вот уже в глубоком немецком тылу разворачиваются целые партизанские армии, имеющие на вооружении танки и бомбардировщики, а высаженные с подводных лодок головорезы Наума Эйтингона захватывают и угоняют в Мурманск линкор «Тирпиц». Но хватит ли сил у «генерала особого назначения» бороться до победного конца?

Глава 7

Запах нефти

Румыния, Плоешти. 11 мая 1942 года

В тот же день началась подготовка к другому налету — на нефтяные промыслы Плоешти. Немцы очень сильно зависели от румынской нефти, почему и рвались на Кавказ, а Роммель торопился добраться до Ирака. Шли на запах нефти.

Синтетический бензин выпускался в рейхе миллионами тонн, но, низкооктановый, он не годился в качестве топлива для самолетов. Волей-неволей приходилось тягать цистерны из Румынии, от «кондукатора» Антонеску.

Конечно, бомбежка не перекроет поставки нефти вовсе, но создаст немцам большие проблемы. А в нынешней ситуации любой удар по врагу приносил дивиденды и бонусы, хотя бы в виде сохраненных жизней красноармейцев.

Кстати, в Кремле уже было решено ввести погоны со звездами, после чего в РККА появятся рядовые и офицеры. Так будет проще определять звание, а то, бывало, не знаешь, к кому обращаешься. Был и другой довод «за» — погоны восстанавливали преемственность Красной Армии, связь с былыми героями.

Но об этих делах Судоплатов вспоминал ненароком, отвлекаясь, чтобы успокоиться.

— Четверкин, — подозвал он негромко.

— Слушаю, товарищ командир!

— Не геройствуй там. Прилетели, отбомбились, развернулись и улетели.

— Так точно! — отчеканил комполка и добавил, уже не по уставу: — Да вы не волнуйтесь, товарищ командир, все будет как в аптеке.

— Надеюсь, — усмехнулся Павел. — Действуй.

— По самолетам!

Моторы «Юнкерсов» уже гудели, смыкая лопасти в сверкавшие круги. Один за другим бомбовозы выруливали на «взлетку», сверкая яркими звездами на крыльях, и брали разгон.

Гул двигателей переходил в рев, тяжелые машины поднимались в воздух и ложились на курс.

* * *

Анатолий Юрьевич Четверкин был счастлив. В июне 41-го он оказался одним из первых советских летчиков, сбивавших немецкие «мессеры» над Белоруссией. Четверкин помнил и оскорбительную наглость люфтваффе, когда такие вот «Юнкерсы» шли бомбить Минск без прикрытия — немцы надеялись, что Павлов и иже с ним сами загубят ПВО, лишь бы «не поддаваться на провокации».

Не вышло! Конечно, много самолетов погорело прямо на аэродромах, особенно было жалко новенькие «МиГи», практически не облетанные, выдвинутые поближе к границе. Мало было пилотов, способных по-настоящему использовать «мигари», но уж те, кто умел, валил «Мессершмитты» с небес на грешную землю.

«Юнкерсов», идущих на Минск, было много, не все из них посбивали летуны с зенитчиками, и Четверкину это долго не давало покоя. Он и сам горел, два раза его сбивали, но сразу из госпиталя Анатолий упорно возвращался в свой полк, занимая место в кабине нового истребителя.

Правда, целых полгода пришлось переучиваться, осваивать пикировщик «Пе-2» — командованию было виднее. «Пешка» была неплохим бомбером опять-таки в хороших руках. И вот, пригодился тот опыт — он сидит в кабине «Юнкерса». Краснозвездного «Юнкерса»!

У Судоплатова были сомнения насчет того, рисовать ли на крыльях звезды — дескать, немецкие самолеты с крестами были бы куда лучшей маскировкой. Да и при возможной встрече с противником можно было бы избежать боя.

Однако в Москве решили иначе — пускай-де население видит, что «сталинские соколы» летают даже в тылу. Что до пилотов люфтваффе, то они, мол, запутаются — звезды звездами, но самолет-то немецкий! Свой!

Так это будет или не так, покажет встреча, а пока Четверкин держал курс на Плоешти, как те гаденыши, что летели бомбить его Минск. И тоже без сопровождения!

У «Мессершмиттов» просто дальности не хватит…

— Клаус! Где летим хоть?

Клаус, занявший место штурмана-бомбардира, тут же отозвался:

— Подлетаем к Южным Карпатам. Вижу Брашов! Отсюда до Плоешти всего сотня кэмэ!

— Понял. Радист!

— А?

— Бдишь?

— Бдю!

— Ну, бди-бди… Слушать всем! Я — «Толян»! К бою! Цель — нефтяные заводы «Континенталь Ойл». Их девять штук, надо постараться разбомбить хотя бы парочку. На цель выходим с востока, со стороны солнца. Внимание! Не ошибитесь с целью! Немцы понастроили два макета Плоешти! Делай, как я! Атака целей — одиночно, цели выбирать самостоятельно. При атаке не растягиваться, прикрывать друг друга. Выход после удара курсом на северо-восток. Сбор групп на маршруте. Перестроиться для атаки! Произвести боевое развертывание! Звеньям перестроиться в колонну!

Четверкин поглядел за частый переплет кабины — «Юнкерсы», шедшие «девяткой», начали расходиться клиньями, вытягиваться чередой.

А вот и Плоешти — дороги, железнодорожные пути, круглые «бочки» нефтехранилищ, дымящие трубы заводов. И десяток аэростатов заграждения.

Немцы берегли промыслы, в районе Плоешти было натыкано тридцать зенитных батарей. Румыны тут держат шестьдесят стареньких, зачуханных самолетов, зато немцы перебросили сюда целую группу новейших «Мессершмиттов».

Четверкин вспомнил, как Судоплатов рассказывал о немецкой оккупации Греции. Эта страна была рейху ни к чему, и вся ее ценность сводилась к одному — не дать англичанам использовать остров Крит для налетов на Плоешти. А Югославию немцы удерживали, чтобы полностью обезопасить транспортировку нефти вверх по Дунаю.

В наушники задолбила немецкая речь, и Клаус тут же ответил — лениво, растягивая слова. Четверкин разобрал только что-то про «специальную акцию» и «маскировку».

— Разворот! Пошли! Пронин, твоя машина бомбит аэродром!

— Понял, командир!

Анатолий повел «Юнкерс» к корпусам завода «Астра Романья».

Самолет шел низко, и заводские корпуса, нефтебаки, склады, крекинговые установки, рельсовые пути, забитые цистернами, — все приблизилось, угрожающе и емко. Ну, хоть не макет…

— Потеряй еще сто метров! — крикнул Клаус. — Ага! Сброс!

Самолет вздрогнул, сразу облегчившись. Фугаски прошивали стены цехов и стенки баков, и вязкая нефть вспыхивала, жарко и чадно. К небу поплыл жирный черный дым.

— Цель накрыта!

— Выводи!

— Бомбы ведущего звена и нашего цель накрыли. Заднего… Есть! Загорелось! Там цистерны стояли…

— Внимание! Справа сверху вижу четыре «Морана-Солнье»! Выходят на нас.

Четверкин глянул. Приближалось звено стареньких «Моранов» с «Крестами Михая» на крыльях — по четыре голубых буквы «М» в желтой окантовке. Румыны!

Законцовки крыльев у румынских самолетов были выкрашены в желтый цвет, и поперек фюзеляжей, недалеко от хвостов, тоже желтели полосы — знаки принадлежности к союзникам Германии на Восточном фронте.

— Командир! Справа «мессеры»!

— По очереди! — процедил Четверкин.

«Юнкерсы» со звездами раскинули веера трассирующих пуль, жаля румынские «Мораны» и «Харрикейны», немецкие «Мессершмитты».

На мгновенье машина «Толяна» нырнула в чадный дым, клубившийся над развороченными корпусами нефтеочистного завода, стало темно, а когда вновь засиял свет, Четверкин увидел, как падавший «Моран» врезается в заводскую трубу.

Перед самой кабиной воздух прочертили малиновые трассеры, и тут же стрелявший «мессер» напоролся на трос аэростата, крутанулся, обламывая полкрыла, и закувыркался вниз. Тут же продолбила очередь снизу, отзываясь молоточками в бронеспинке.

— Радист! Живой?

— Да что мне сделается…

— Маневр влево!

— Ближе, ближе!

— Заходят сверху и снизу!

«Юнкерс», встряхивая экипаж, полез в «горку». Сбоку промелькнул распластанный силуэт немецкого истребителя. Штурман-бомбардир не оплошал, всадил короткую очередь «мессеру» в брюхо.

— Готов, кажется… Точно, готов!

— Маневр влево!

Неожиданно открылся Плоешти — дымы отошли, словно занавес раздвинулся. И поперек яркой картинки прочертился траурный след — падал «Юнкерс», сверкая красными звездами. За ним тянулся густой шлейф, такой же черный, как дым над горевшими нефтепромыслами.

— Командир! Зайцева сбили!

Четверкин сжал зубы.

— Слушать всем! Уходим!

Партизанские бомбардировщики уходили к горам, забираясь в высоту, и лишь теперь опомнились немецкие зенитчики. Слева и справа, ниже «Юнкерсов», повисли хлопья разрывов.

Поздно, голубчики…

— Задание выполнено, — разлепил губы Четверкин. — Курс домой!

* * *

…Судоплатов долго маялся, ожидая прилета эскадрильи. Первым ее услыхал Кочетков и тут же забегал, засуетился.

— Летят, летят!

Из-за леса вынырнули «Юнкерсы». Наши ли? Наши!

Павел нахмурился — улетало девять машин, вернулось семь.

Лишь только первый бомбовоз коснулся земли, загремел металлическими листами, как Судоплатов медленно зашагал по полю.

Командирская машина развернулась, занося хвост, устраиваясь на стоянку, и показались пилоты.

Четверкин спустился первым, подошел, прикладывая ладонь к шлемофону, и глухо проговорил:

— Задание выполнено, товарищ командир. Экипажи Зайцева и Крюкова погибли.

Судоплатов крепко пожал ему руку.

— Вы могли все не вернуться, товарищ комполка. Отдыхайте пока, готовьтесь. Надо будет наведаться в Сарны, там скопилось много эшелонов — люди Ковпака подорвали мост, вот составы и задержались. Надо бы их… того… вскрыть.

— Вскроем, товарищ командир! — заулыбался Четверкин. — Так вскроем, что немцам аж жарко станет!

Из записок П. А. Судоплатова:

«Принято считать, что «холодная война» началась с известной речи Уинстона Черчилля в Фултоне 6 марта 1946 года, когда он впервые упомянул о существовании «железного занавеса». Однако для нас конфронтация с западными союзниками началась сразу же, как только Красная Армия вступила на территорию стран Восточной Европы. Конфликт интересов был налицо.

Ялтинское соглашение, где официально был зафиксирован послевоенный раздел мира между США, Англией и СССР, было обусловлено, как ни парадоксально, Пактом Молотова — Риббентропа. В этом договоре 1939 года, как теперь говорят, не было высоконравственных принципов, но он впервые признавал СССР великой державой. После Ялты Россия стала одним из центров мировой политики, от которого зависели будущее всего человечества и судьбы мира.

В наши дни многие аналитики указывают на близость Сталина и Гитлера в их подходе к разделу мира, Сталина ожесточенно критикуют за то, что он предал принципы и нормы человеческой морали, подписав пакт с Гитлером. При этом, однако, упускают из вида, что Иосиф Виссарионович подписал тайные соглашения и протоколы о разделе Европы с Рузвельтом, Черчиллем и Трумэном…»