Объединяя времена

Валерий Красовский

Эта книга написана как на основании личного опыта автора, так и по рассказам коллег по врачебной работе и армейской службе. Издание адресовано широкому кругу читателей.

Глава третья

Двухгодичники

Министерство обороны через областной военный комиссариат прислало заявку в медицинский институт на пятьдесят человек. Именно столько врачей должно было быть призвано на двухгодичный срок, чтобы восполнить дефицит в кадрах. Строгая и придирчивая комиссия проверяла здоровье студентов шестого курса мужского пола. Женщин в те времена к армейской службе в качестве контрактников привлекали редко. Два года срок не большой, но, тем не менее, он ломал жизненные планы. Дети из династических фамилий, как исторически повелось с незапамятных времен, уже забронировали себе места на кафедрах, в клинической ординатуре или клиниках. Рангом пониже должны были заполнить вакансии городских и центральных районных больниц. А выпускники без роду и племени занимали все остальное в глубинках нашей необъятной родины. У сыновей из династических фамилий как то вдруг проявились династические болезни, а вместе с ними и негодность к воинской профессии. Призывали после интернатуры, а это уже было благом. В кармане вместе с дипломом врача общей практики все-таки имелся документ, подтверждающий наличие квалификации по избранной специальности. Но теперь терять, с таким трудом приобретенную практику, по причине двухгодичного перерыва в работе никому из молодых врачей не хотелось.

Гофман был умен, здоров, обаятелен, но надевать погоны категорически не хотел. Когда сдавал анализы, то в мочу сыпнул сахарку, чуток не рассчитал. Был скандал. Дело замяли.

Татьяничев на здоровье тоже не жаловался, но его ждала клиническая ординатура. Надо было срочно искать выход из сложной ситуации. При тщательном анализе родителями детской поликлинической амбулаторной карты была обнаружена положительная реакция Манту. Этот факт и оказался спасительной соломинкой. В последующие годы Татьяничев добился значительного отрыва в научной и практической работе от призванных на армейскую службу «неудачников».

Таких, кто не смог вспомнить о перенесенных в детстве заболеваниях и подтвердить их документально, а также по воспитанию принципиальных личностей, желающих хлебнуть военной романтики, набралось сорок шесть человек. Девять из этой когорты мобилизованных врачей волей случая были направлены в Среднюю Азию на один из военных полигонов в качестве врачей военно-строительных отрядов.

Карелин Леонид был женат на однокурснице Анне. Они при распределении выказали желание трудиться в родных местах, и были направлены в районный центр. У них родился ребенок, девочка. К моменту призыва отца ей еще не исполнился год. Карелин отслужил положенный срок и вернулся домой.

К Иванникову на полигон через несколько месяцев приехала жена, также однокурсница. У них вскоре родилась дочь. Иванников продлил контракт армейской службы.

Романчук не был официально женат, но через некоторое время получил телеграмму о рождении у него сына. По окончании двух лет уволился.

Вересов приехал на полигон сразу с женой и полуторалетним сыном. Два года прижили в общежитии и вернулись на родину.

Марченко не был женат. В одной из частей познакомился с женщиной, у которой был ребенок, и оформил с ней брак. Продлил контракт.

Благинин прибыл к месту службы, оставив жену с сыном у родителей. Через несколько месяцев был вместе с частью переведен на север. Через два года уволился.

Новоселов, оставив жену дома, отслужив по контракту, уволился.

Кононов романтически добился ответных чувств у однокурсницы, женился. Привез спутницу жизни на место службы. Вскоре у них родился сын. Продлил контракт.

У Камского спустя месяц после призыва родилась дочь. Через полгода семья переехала на полигон в Среднюю Азию. Продлил контракт.

Я рассказываю о событиях, связанных с реальными людьми, но фамилии действующих лиц изменены. Если кто-то из читателей найдет нечто личное в этих повествованиях, то прошу это считать случайным совпадением. Перед вами текст художественного произведения, а не летопись.

Начало

Упаковав, приобретенные еще в студенческие годы атласы и прочие книги по хирургии, а также монографии по терапевтическим дисциплинам жены-однокурсницы, защелкнув замки на чемодане, поставив на него радиоприемник «Спидолу», Камский Игнат сел на тахту и стал ждать прибытия вызванного такси.

— Ничего не забыл? Диплом, паспорт? — глянув сочувственно на небогатый скарб молодых врачей, вчерашних интернов, спросила хозяйка трехкомнатной квартиры Елена Павловна тоже медик, работавшая в поликлинике гинекологом и сдававшая им одну комнату по доброте своей души. Когда ее муж Семен Исаевич вернулся из командировки и увидел в своей обители пополнение в лице Камского и его молодой спутницы жизни Сильвии, то тихо уже за полночь устроил своей половине головомойку. Выгонять все же квартирантов не стал, позволив им пережить оставшиеся два месяца зимы и три месяца весны, то есть до окончания обучения в интернатуре.

— Вроде бы нет, — ответил Игнат. — Вам спасибо за то, что приютили, иначе мы бы так и обитали с Сильвией по разным адресам.

— А как дела у нее? Сильвия. Имя то, какое редкое!

— Она уже у родителей.

— Когда у нее срок родов? — с профессиональным интересом поинтересовалась Елена Павловна.

— В начале осени.

В это время в соседней комнате зазвонил телефон. Послышался короткий разговор, затем вышел Семен Исаевич и сообщил:

— Звонили из диспетчерской, такси выслали.

Через минуту-другую в дверь постучал водитель. За один раз все связки книг Камскому не удалось забрать и ему пришлось еще раз возвратиться.

Ну, счастливой дороги! — пожелала ему напоследок хозяйка. — Долгой, интересной вам жизни и удач.

Миновав городские улицы и выехав на широкую магистральную трассу, «Волга» помчалась в сторону областного центра. Игнатом овладело сладостное ощущение свободы, душа его пела, фантазия рисовала картины счастья и он, поддавшись своим видениям, стал улыбаться.

— Судя по книгам, вы медик? — вывел Камского из ощущения блаженства таксист.

— Да, интернатуру по хирургии проходил в вашем городе.

— А где продолжите врачебную практику, если не секрет?

— В армию призывают.

— Вот как! — удивился собеседник. — И кем там придется служить? По специальности?

— Неплохо бы получить сразу хирургическую должность в госпитале, но обычно все начинается с работы в батальоне.

— А навыки не потеряете? — продолжал допытываться водитель. — Ведь хирург, как пианист, нуждается в практике.

— Думаю, что неподалеку будет медицинское учреждение, где можно будет ассистировать, кроме того буду заниматься амбулаторной хирургией и диагностикой.

— Я не полностью улавливаю смысл вашей профессиональной терминологии, но понятно, что у вас все уже продумано.

— Жизнь подскажет. А вы давно таксистом работаете?

— С полгода.

— А раньше?

— Инженером.

— Вот как! — удивился Игнат. — А почему переменили профессию?

— Деньги на квартиру собираю. На прежней должности для этого жизни не хватит.

— Да жилье — это главное для семьи, — согласился Камский.

— Ну, тебе не надо переживать по этому поводу. Офицерам в армии выделяют либо общагу, либо другое служебное помещение.

— Казарму что ли?

— Ну, сейчас не то время!

Но, как потом увидел лейтенант медицинской службы Камский, некоторым военным приходилось проживать с семьями в весьма трудных условиях, где казарменное помещение было на первых порах не худшим вариантом семейного быта.

Вскоре машина завернула на улицу, где находился дом родителей Сильвии, располагавшийся в частном секторе города среди множества других похожих строений. Это были в основном деревянные домики под двускатными крышами, покрытыми шифером, с печным отоплением. Домовладельцам в те годы о централизованном газоснабжении можно было только грезить. Зимой жилища обогревались дровами и торфяными брикетами. Что-то можно было приобрести в городском топливном хозяйстве по предварительной заявке и фиксированной цене. Но выделенного горючего материала, чтобы продержаться зиму, не хватало, поэтому запасались им кто как мог. Летом и особенно в осенний период по воскресеньям и в праздничные дни на улицах можно было часто видеть машины, груженные дровяными чурками.

— Остановитесь у калитки сразу за автобусной остановкой, — попросил Камский.

— Там, где березовые дрова лежат? — уточнил таксист.

— Да.

Игнат расплатился с водителем и выгрузил вещи. Таксист тут же уехал. Взяв чемодан и самую увесистую связку книг, Камский направился к дому, поднялся на крыльцо и нажал на кнопку звонка.

— Ну, с прибытием! — приветствовала его мама Сильвии.

— Здравствуйте, Вера Тимофеевна! — ответил Игнат и поставил на пол свой груз.

— А Сильвию положили на сохранение. Сегодня утром. Она тебе записку оставила.

— Что-то серьезное?

— Нет, но врач женской консультации рекомендовала.

Игнат знал, что роды на восьмом месяце беременности по статистике более неблагоприятны, чем даже на седьмом, поэтому понял озабоченность участкового специалиста.

— Я ей вкусненький суп сварила и собиралась навестить. Яблоки и ягоды приготовила.

— Вы оставайтесь дома, я сам все отнесу. У нее постельный режим. Вас в отделение могут не пропустить. У меня есть сменная чистая больничная спецодежда, и я пройду.

— Давай вначале пообедай.

— Я сыт. Вы все соберите для Сильвии, а я принесу оставшиеся вещи.

У Сильвии был старший брат, который только что переехал с двумя детьми в отдельную квартиру и звонкоголосый дом притих. Сильвия была вторым и поздним, поэтому любимым ребенком. Вере Тимофеевне было за шестьдесят, и она находилась на пенсии, правда иногда брала подработки в школе по предмету географии и смежным дисциплинам. Отец Сильвии Константин Николаевич еще продолжал трудиться в техникуме. Правда в последнее время сдал, часто жаловался на боли в сердце и состоял на учете у кардиолога.

Для Сильвии, когда она пошла в школу, выделили самую маленькую комнату в доме, в которой вначале была детская кровать, этажерка, специальный ученический стол с электролампой, приделанный к стене, со складной плоскостью для размещения тетрадей и книг и круглый винтовой стул. В этой комнатке она делала домашние задания и наполняла ее своими фантазиями. Когда Сильвия подросла, ей купили тахту, торшер и две навесных полки для книг. Впоследствии в своей комнатушке она изучала институтские дисциплины. Записка от Сильвии лежала на столе. Игнат развернул ее и прочел: «Игнат, извини, что не дождалась, пока ты приедешь. Но надо спасать нашего ребеночка. Появились неприятные чувствительные схватки. Наверное, переволновалась, готовясь к экзамену. Пришлось лечь в отделение патологии беременности. До встречи!»

— Здесь все, что она просила из туалетных принадлежностей и одежды, а тут продукты, — Вера Тимофеевна вручила Игнату два полиэтиленовых пакета. — О, чуть не забыла! Вот еще тетрадь и авторучка.

Игнат доехал на автобусе до роддома. В приемном отделении дежурной медсестре представился практикантом, переоделся и поднялся на третий этаж в отделение патологии беременности. На посту узнал, в какой палате находится Камская Сильвия Константиновна, и тихонько появился возле ее кровати. Сильвия обрадовалась. Игнат передал ей пакеты.

— Как ты доехал?

— Нормально. Все привез, оставил в твоей комнате.

— У нас здесь строгий режим и посещения запрещены, так что долго не задерживайся, — предупредила Сильвия, заметив любопытные взоры в их сторону внешне безразличных соседок по палате. Все передачи через приемное отделение.

— Когда тебя призывают?

— Пятого августа уже нужно быть в части.

— Так скоро! Может тебе попытаться взять отсрочку на пару месяцев?

— Я об этом думал. Пойду завтра в военкомат. Твои родители купили машину дров. Думаю, что за несколько дней поколю их и перенесу в сарай.

— Ладно, не задерживайся. Обход профессора приближается.

Игнат нежно обнял и поцеловал Сильвию, а затем бесшумно исчез за дверью.

Назад он решил возвратиться пешком. Шел по улице, потом свернул во дворы. В небольшом дворовом скверике сидел пьяный мужичок и что есть мочи орал песню: «Тот кто пиво пьет, с удовольствием живет, у того же, кто, винцо, очень красное лицо, потому милиция вся такая краснолицая…»

Похоже, что кто-то уже успел вызвать таковую, потому что к нарушителю тишины приближались двое в милицейской спецодежде: один в звании сержанта, у второго была ефрейторская лычка. Они подошли к мужичку. Ефрейтор приподнял его со скамейки. Мужичок стоял, пошатываясь. Затем он разразился длинной нецензурной тирадой в адрес державшего его за руку милиционера, начал вырываться, затем потерял равновесие и начал падать, увлекая за собой стража порядка, ударился головой и рассек себе кожу на лбу. Из ранки потекла кровь. Камский подошел к пьяному человеку.

— Посадите его на скамейку, я осмотрю, — сказал он милиционерам.

Пострадавшего приподняли и усадили.

— Вы врач? — поинтересовался сержант.

— Да.

Из окон посматривали любопытные пенсионерки. Ефрейтор по рации вызвал скорую помощь. Через несколько минут «певца» забрали медики.

Миновав площадь перед колхозным рынком, Игнат перешел улицу и сел на трамвай. На своей остановке, выходя из открывшейся двери, он чуть не наступил на лежащего человека, ноги которого располагались примерно в метре от трамвайного рельса, а вытянутая вперед правая рука в двух шагах от проезжей части автомобильной дороги. У доктора Камского опять сработал профессиональный инстинкт, и он присел на корточки возле лежачего мужчины, чтобы оценить его состояние. Человек сладко спал, похрапывая. Лицо его было покрыто младенческим румянцем, губы в такт выдоху мягко выстреливали: «Пу-у… Пу-у…». Зрачки были одинакового размера и живо реагировали на свет, повреждений на голове, туловище и конечностях Игнат не обнаружил. «Если он попытается встать, то может попасть, либо под трамвай, либо под автомобиль, — мелькнула мысль. — Надо бы его перенести вот на тот газон перед домом». Игнат встретился взглядом с мужчиной, ожидавшим нужный ему трамвай. Это был крепыш среднего роста, примерно пятидесяти лет, одетый в серые брюки и клетчатую рубашку на выпуск с коротким рукавом, на ногах его были коричневые потертые сандалии.

«На трамвайной остановке человек лежал в пыли…», — начал он весело декламировать какую-то прибаутку, но Игнат перебил его тираду:

— Давайте перенесем мужичка в тень на траву под теми кустиками возле дома.

Поборов секундное сомнение крепыш согласился. Они приподняли спящего, тот сразу обнаружил признаки сознания:

— Куды вы мяне тассыте? Я щас подымуся и сам пойду!

Но самостоятельное передвижение ему давалось с трудом. Вскоре человек на подпитии уже лежал в тени живой изгороди возле ближайшего дома. Над кустами висел балкон второго этажа, в котором стояла седая женщина, наблюдавшая сверху за всем происходящим.

— Зачем вы принесли его под мой балкон?! — громко возмутилась она.

Крепыш в клетчатой рубашке, глядя на даму на балконе, снова возвратился к лирике:

На трамвайной остановке

Человек лежал в пыли;

На троих он взял «зубровки»,

Ну, а двое не пришли.

Дама по-своему восприняла шуточную рифмовку:

— Так, значит это вы те двое, которые не пришли вовремя. Подвели своего товарища, а теперь проявляете заботу.

— Нет, мы совершенно случайные люди. Я врач, — ответил ей Игнат.

Женщина на балконе изобразила на лице гримасу презрительного недоверия.

Затем Игнат обратился к лежащему на траве в блаженной позе человеку:

— Сообщите, пожалуйста, свой адрес и номер домашнего телефона.

Только в процессе нескольких попыток удалось выяснить жизненные координаты подвыпившего существа. Крепыш возвратился на остановку.

— Вы не могли бы позвонить вот по этому номеру? — попросил женщину Игнат и назвал цифры.

— Мне что нечего делать? — возмутилась раздраженно женщина. — Пусть такими забулдыгами милиция занимается! — Но потом, посмотрев в лицо Игнату, неожиданно смягчилась: — Ладно, назовите еще раз, я запишу, а то у меня память плохая.

По тропинке между дворами с папкой под мышкой торопливо шел участковый милиционер. Последний акт жизненного представления он уже видел воочию, поэтому направился прямо в центр событий. Подойдя к лежащему на траве мужчине, он с досадой произнес:

— Ну, что Брыль, мне с тобой делать? Опять напился до невменяемого состояния.

— Это меня от жары разверезло, — с трудом ворочая языком, оправдывался лежащий человек.

В тот момент на балконе снова показалась седовласая дама.

— Я дозвонилась. Его жена ответила, что этот троглодит ей не нужен и за ним она не придет.

— Отправлю я тебя в медицинский вытрезвитель. Штраф заплатишь. Как ты на это смотришь? — продолжал участковый.

— Товарищ, начальник, не надо. — Начал приходить в себя Брыль. — Я же законно… законно.. послужной человек. Я пить брошу! Даю честное слово.

В это время к уже сидящему Брылю подбежал худощавый подросток:

— Отец, ты зачем опять напился? От аванса что-нибудь осталось?

— Да. Вот! — и глава семьи, достав непослушной рукой несколько смятых денежных купюр из грудного кармана, протянул их сыну, затем с его помощью поднялся и, опираясь на худенькие плечи подрастающего поколения, неуверенно зашагал к дому.

У военкома

Утром следующего дня Игнат направился в городской военный комиссариат, из которого ему выслали предписание. В документе был указан географический район назначения и срок прибытия к месту приложения полученных в институте навыков.

— Товарищ подполковник, разрешите войти! — приоткрыв дверь к комиссару, спросил Камский.

— Заходи, лейтенант медицинской службы. Мне дежурный доложил, что ты по личному вопросу.

Что случилось?

— В начале августа я должен быть в части, а жена находится в роддоме. Ей через полтора месяца надо рожать.

— Так что ты хочешь от меня?

— Нельзя ли получить отсрочку на пару месяцев?

— У твоей жены родители есть? Да. Пенсионного возраста. Отец ее продолжает работать, когда не лечится в кардиологии.

— А где они проживают?

— В этом городе у них свой дом.

— Беременность жены не является уважительной причиной для отсрочки от призыва. Но давай поразмыслим. Ты закончил обучение…

— Интернатуру.

— Да, интернатуру. Тебя уволили. Подъемные сможешь получить только в части. На какие средства будешь жить сам, и содержать жену?

Игнат едва изобразил попытку сказать, как военком его перебил.

— Понимаю, что помогут родители твои, ее. Но ведь вы не иждивенцы, а вполне самостоятельные взрослые люди. Будешь присылать жене деньги почтовыми переводами. Через три-четыре месяца заберешь ее вместе с ребенком, а там, гляди, и в армии решишь остаться.

Военком задумался, затем встал и закурил.

— Приказ министра обороны я нарушить не имею право. Институтских выпускников не наш комиссариат призывает. Мы только выполняем указание свыше.

— Понятно. Придется ехать.

— Привыкай к сложностям жизни доктор. Желаю удачи!

Время отпуска пролетало стремительно. Игнат каждый день навещал Сильвию. В условленное время она подходила к окну и бросала ему записки. Женщины, которые лежали подолгу, чтобы не беспокоить чопорных и ворчливых санитарок приемного отделения своими просьбами, пользовались бечевками, на которых спускали из окон своим мужьям или родственникам, навещавшим их, пустую тару, а обратно втаскивали принесенные авоськи. Для Сильвии они также подняли несколько передач с дополнительным питанием.

В один из погожих дней Игнат навестил своих родителей, искупался в озере, а вечером снова вернулся в город. Сильвию отпустили на пару дней домой. У Игната в кармане уже лежал купленный билет на самолет из Домодедовского аэропорта. Почти всю ночь перед отъездом Игната они проговорили, обсуждая дальнейшие планы и возможные схемы развития событий. Было грустно.

В городе семи палаток

Самолет приземлился в Семипалатинском аэропорту. На автобусе Игнат доехал до города. Затем отыскал пересыльный пункт. Там была оборудована гостиница казарменного типа для прибывающих военнослужащих. Это было совершенно неприметное здание, похожее на множество других строений. До эшелона, отравлявшегося на полигон, где была конечная остановка, еще оставалось несколько часов, и он решил прогуляться по ближайшим переулочкам. Было жарко и сухо. «За тридцать градусов, — прикинул Камский. — Надо было бы купить лимонада на дорогу». В одном из простеньких магазинчиков со скудным ассортиментом ему удалось утолить жажду газированной водой с сиропом и приобрести бутылочку «Ситро». Продавцом была тучная, круглая, как шар, женщина с лоснящимся от жирового налета матерчатым фартуком. Она работала, как автомат, отпуская товар с тупым и безразличным взглядом, в котором читалось: «Поскорее бы домой!» За стойкой в углу магазина распивал бутылку жигулевского пива худощавый мужчина с всклокоченными волосами на голове и одутловатым лицом, поросшим черной щетиной слегка окрашенной сединой. На его круглом столике лежала растерзанная на множество частей вобла.

— Присоединяйся! — взглянув на Игната, сказал любитель пива и двинул рукой пустой грязный стакан.

Игнат отрицательно покачал головой и вышел на улицу. Жара снова дохнула в лицо. Жилые корпуса, которые можно было назвать «многоэтажными небоскребами» находились в центре. Асфальтовое покрытие было только на основных магистралях. Когда машины сворачивали в проезды и переулки, то вздымались клубы пыли. Набравшись впечатлений, Камский возвратился в гостиницу. Он взял у дежурного ключ, зашел в свою комнату, подошел к выделенной для него кровати и прилег на несколько минут. Когда усталость прошла, достал и открыл чемодан. В глаза сразу бросилось, что вещи лежат не так, как он их укладывал. Мелькнула мысль о воровстве. Но все было на месте. В это время в помещение вошел офицер в звании капитана.

— Рудаков, — представился он и протянул руку.

— Камский, — ответил ему Игнат, пожимая шершавую ладонь капитана.

— На службу?

— Да, на два года.

— Поздравляю. Значит припахали. А что заканчивал.

— Медицинский институт с военной кафедрой.

— Значит уже в офицерском звании. А по профилю кто?

— Хирург.

— О, серьезная профессия! А на какую должность, если не секрет?

— В предписании указана только часть.

— Номер не помнишь?

Игнат назвал.

— Так это к нам, в строительное управление. Скорее всего, будешь батальонным врачом. Ну, в общем, ты не прогадал. Зарплата, плюс звание, плюс полигонные надбавки… Московское снабжение. С жильем особых проблем нет.

— О хирургии можно забыть, я так понимаю.

— Ну почему? У нас есть гарнизонный госпиталь.

— И какие операции там делают.

— В этом вопросе я не «Копенгаген», — стандартно пошутил собеседник.

Затем Рудаков достал из-под соседней кровати точно такой же чемодан, как у Игната, открыл и начал укладывать в него купленные вещи.

«Наверное, перепутал с моим баулом,» — подумал Камский, усмехнувшись своим подозрениям.

Потом была посадка в специальный поезд. Билеты и документы проверялись серьезно, тщательно, внимательно, скрупулезно. Вскоре за окном поплыли полупустынные пейзажи. Через несколько часов на границе бескрайнего полигона, огражденного несколькими рядами колючей проволоки, поезд остановился, и состоялась еще одна проверка. Те, кто случайно по каким-то причинам не был внесен в списки, высаживались из вагонов в небольшое зданьице контрольно-пропускного пункта среди бескрайней степи до выяснения всех обстоятельств.

На месте службы

На конечной остановке состав опустел, и пассажиры стали рассаживаться по машинам. Вновь прибывших офицеров, среди которых был и Камский, отвезли в общежитие. Игнат сразу же встретился с Карелиным и Романчуком. Однокурсники за годы совместного обучения сближаются и становятся одной духовно-идейной командой. Те же, с которыми довелось обитать в одной комнате общаги несколько лет кряду, начинают числиться наравне с родственниками. Поэтому понятна и объяснима взаимная радость при встрече таких людей. Вскоре все из призванных однокурсников, кто не был в командировке, собрались в комнате у Вересовых и организовали веселое застолье с воспоминаниями и шутками. И лишь, когда маленькую дочь гостеприимных хозяев стало клонить ко сну, все тактично разошлись.

В пять часов утра в офицерском общежитии послышались первые осторожные шорохи и стуки. Молодые командиры взводов из числа лейтенантов по уже устоявшемуся жизненному регламенту должны были прибывать в подразделения за несколько минут до подъема, чтобы, как говорили их старшие товарищи, видеть воочию морально-боевой дух и физическую готовность своих подразделений. Подъем, по их мнению, это тест. Недаром бытует выражение: «не с той ноги встал». Врачам столь раннее прибытие к месту службы не было обязательным, но доктор Камский решил сразу ознакомиться с суточным жизненным циклом части, в которую был направлен. Командир части подполковник Шустов Иван Дмитриевич и начальник штаба капитан Фомин Николай Павлович уже были на месте.

— Лейтенант медицинской службы Камский. Прибыл для прохождения службы в вашу часть, — представился Игнат и вручил документы Шустову.

— Ну, здравствуй, доктор! — развернув удостоверение и прочитав предписание, доброжелательно произнес Шустов. Значит Камский Игнат Павлович. Мы тебя уже ждали. Фомин, поставьте на все виды офицерского довольствия. А вас, доктор, прошу ко мне.

Игнат последовал за подполковником Шустовым. Кабинет командира части был по-деловому прост. В нем были два стола один впритык к другому в виде буквы «Т», стулья, металлический грубой работы сейф, узкий шкаф наподобие серванта для книг, папок с документами и нескольких кофейных и чайных чашек. Сразу слева от входа стояла переносная металлическая самодельная вешалка на трех ножках. На стене висели портреты генсека, министра обороны и масштабная карта Средней Азии. На столе стояли три телефонных аппарата.

В это время зазвонил один из них:

— Подполковник Шустов у телефона.

Был длинный монолог телефонной трубки и краткое завершение Шустова: «Есть, товарищ полковник!» Командир части на минуту погрузился в размышление, что-то написал в отрывном календаре, затем подошел ближе к прибывшему врачу и спросил:

— Когда закончил академию?

— Я после медицинского института. Окончил в прошлом году.

— А чем занимался это время.

— Проходил интернатуру.

— Это что такое?

— Годичная специализация по хирургии.

Игнат предъявил удостоверение о присвоении квалификации врача-хирурга.

Прочитав документ, Шустов вернул его и сказал:

— Это хорошо, но у нас специфика работы будет другая. Даю тебе три дня на ознакомление с частью, документацией и жду подробного доклада. И последнее. Твое семейное положение.

— Женат. Через месяц должен родиться ребенок.

— Да… Непростая ситуация. А супруга по профессии кто?

— Терапевт. Она моя однокурсница.

— Выходит вместо одного мы сразу двоих специалистов получили.

Лицо Шустова, принявшее озабоченное серьезное, выражение после разговора с начальством, только теперь посветлело.

— На утреннем построении я тебя представлю личному составу. Ну, и вперед! За работу!

В прямом подчинении и лейтенанта медицинской службы Камского был опытный фельдшер прапорщик Сюртук Вадим Аркадьевич и санитар Ерошин Александр. В части за ним укоренилось прозвище Сашка. Мать его была чувашка. Отца он своего не помнил. Звали его якобы Николай. Со слов матери их кормилец погиб на стройке. Возможно, что это была легенда, а на самом деле он просто сбежал от сложностей семейной жизни. Кто знает? После медицинского училища Сашку сразу же призвали в армию. Он был маленького роста, лицо веснушчатое с узко посаженными глазами и выступающим вперед горбатым носом, немножко сутулый, ходьба выдавала наличие плоскостопия. Ну, куда такого? Ни в воздушно-десантные войска, ни в морскую пехоту, ни в мотострелковые части, ни в танкисты, куда он просился, его не взяли, а вот стройбат — в самый раз. Он был исполнительным, терпеливым и не гнушающимся грязной работы солдатом, нареканий со стороны Вадима Аркадьевича не имел.

Игнат обратил внимание, что на прием пришло около десятка солдат с гнойничковыми заболеваниями кистей рук. У некоторых из обратившихся за помощью военнослужащих ранки и ссадины превратились в изъязвления, длительно не заживали. Медицинские солдатские книжки были заведены не на всех. Со слов прапорщика Сюртука солдаты часто теряют свои медицинские документы, или забывают их возвращать после консультаций в госпитале или гражданских специалистов. Не у всех была проведена флюорография, осмотрены стоматологом единицы, сведения о прививках не полные. Офицерские медицинские книжки вообще отсутствовали, так как были розданы их владельцам. В летний период времени эпидемиологическая обстановка в гарнизоне и частях полигона накалялась. Случалось, что развертывали в степи инфекционные палаточные госпитали для изоляции военнослужащих рядового и сержантского состава, заболевших кишечными инфекциями. Медицинский контроль работы столовой был налажен, повара по записям в их санитарных книжках обследованы. «Ну, хоть тут все оформлено правильно, — подумал Камский.

В течение дня он получил обмундирование, аванс, стал на продовольственное обеспечение, устроился в общежитии. Это была комната на двоих. Его соседом оказался однокурсник Эдуард Марченко. Вечером Игнат написал письмо Сильвии и сходил на почту, отправил часть аванса, заказал телефонный разговор. Эта процедура напоминала подготовку к радостному ритуалу. Желающие поговорить с родней оповещали родственников о дате, времени и месте соединения телеграммой с уведомлением о вручении, а затем приходили к условленному времени и ждали, иногда более часа, мгновения, когда телефонистка объявит о начале соединения.

Не изменяя цели

В первый год своей службы в качестве врача военно-строительного отряда лейтенант Камский до приезда семьи все свое свободное время посвящал штудированию немецкого языка в объеме необходимом для сдачи кандидатского минимума; продолжал также посещать местный госпиталь, где участвовал в некоторых оперативных вмешательствах. Через два года он планировал возвратиться на родину, имея великолепные шансы на поступление в клиническую ординатуру на кафедру, где занимался научной работой. За свои студенческие изыскания Игнат получил первую и высшую категории по итогам конкурсов. Ему уже поступило предложение от куратора после интернатуры присоединиться к научно-практическому сообществу, но уклониться от службы в армии каким-либо образом Камский себе даже в мыслях не позволил, решив, что опыт военной медицины не помешает. И вот теперь был вынужден проверять работу солдатской столовой и вести амбулаторный прием солдатского и сержантского состава, ездить в командировки.

Был воскресный день ноября. Игнат сидел за столом в читальном зале общежития и переписывал неправильные глаголы из немецко-русского словаря в тетрадь, чтобы неспешно их выучить. Он пытался познакомиться с людьми, знающими иностранные языки, для чего опрашивал своих сослуживцев и знакомых. К сожалению таковых не находилось, а немцы по национальности из числа призванных солдат забыли лексику Гете напрочь и общаться с ними не имело смысла. Правда, однажды к нему на прием в лазарет пришел офицер в звании старшего лейтенанта, родившийся в Казахстане в немецкой деревне и бывший «арийцем» в нескольких поколениях. Его отец был участником войны, на фронте выступал в качестве переводчика при допросах «языков» и прочих пленных. Шмидт Александр Стефанович — так было написано в медицинской книжке обратившегося за помощью служивого.

— Присаживайтесь вот на этот стул. Что вас беспокоит? — спросил у него Камский.

Старший лейтенант выразительно посмотрел на санитарного инструктора, помогавшего вести прием.

— Нам нужно поговорить тет-а-тет.

— Александр, сходи в аптеку за перевязочными материалами, — сказал своему помощнику доктор.

Тот быстро удалился, прихватив с собой пустой бикс.

— Понимаете, — пациент замялся, затем, глубоко вздохнув, продолжил. — Это случилось года три назад. Я только окончил военное училище, получил лейтенантские погоны и ехал в поезде к своему первому месту службы. Настроение было прекрасное. В купе оказалась соседкой красивая женщина, можно сказать девушка, так как она была чуть старше меня. Познакомились, разговорились, потом сходили в ресторан. Естественно я угощал. Обменялись адресами. Я ей сказал, что на такой красавице, как она я бы, не раздумывая женился. Купе было четырехместным, но верхние полки пустовали. Короче, ночью мы спали вместе. Утром она вышла на какой-то станции. Уже по прибытии в часть, я обнаружил, что пропал мой денежный запас в виде небольшого пакетика, который лежал в саквояже. Ну, да бог с ней с этой заначкой. Через пару недель, я понял, что подхватил какую-то венерическую болезнь. Лечился у местных врачей, стало лучше, и даже забыл об этом. Потом обострение, снова лечился. На службе был предельно занят. Месяц назад познакомился с приятной девушкой, но дело в том, что меня беспокоят боли в области копчика. Я хочу завести семью.

Далее Камский расспросил о симптомах более подробно, назначил анализы. Диагноз хронического простатита подтвердился. Уже на следующем приеме Игнат спросил у своего пациента:

— Почему вы решили обратиться ко мне? Надо к урологу.

— Да я был у него. Колол антибиотики. Как-то мало помогло. Мне сказали, что у вас есть метод с какими-то ферментами.

— Ну, да. С протеолитическими. Но нужно будет вначале определить чувствительность к антибиотикам секрета из уретры, а потом придется вытерпеть несколько инъекций прямо в воспаленный орган.

— Это очень больно?

— С новокаином нет. Но весьма неприятно.

— Доктор я согласен. У меня скоро свадьба.

— Скажите, а вы хорошо знаете немецкий язык? — перевел Камский разговор на интересующую его тему.

— По крайней мере, понимаю.

— А вы можете перевести мне этот текст? — камский подал ему медицинский журнал на немецком языке.

Старший лейтенант начал читать и переводить. По произношению и смыслу переведенного Игнат понял, что учиться тут нечего.

— Ладно, спасибо.

— Если надо, обращайтесь.

— Непременно.

Шмидт завел семью. В дальнейшем куда-то перевелся.

Игнат записал очередной немецкий глагол в тетрадь. В это время к нему подошел Романчук его товарищ однокурсник, а теперь врач одной из строительных частей.

— Не устал, все пишешь?

— Да делать то нечего.

— А я тут с одной дамой познакомился.

— Так у тебя же на родине сын родился!

— Но мы не расписаны. Я с ней всего полгода, как был знаком.

— Значит ребенок твой. Там полгода и здесь уже четвертый месяц.

— Возможно. Представляешь, она пришла после родов к моей матери с малышом и объявила, что это ее внук.

— И правильно сделала.

— Теперь живет в моей комнате.

— Она же все равно пустует.

— Представляешь, дама, с которой я познакомился, высокая такая, темпераментная… — Снова перешел на прежнюю тему Романчук

— Уже успел выяснить? А привет от Богдановича не придет?

— Ну, ты что! Она же замужем. Правда, детей нет. С высшим образованием. Муж инженер. В командировку на пару недель уехал. Я вначале подробный анамнез собираю, а потом действую. Просмотри на ее фотку!

Дама выглядела броско, почти как Мэрилин Монро.

— Да, женщины тебя любят.

— По крайней мере, не отказывают.

— Иначе и не может быть при твоей комплекции, да и фациесом не кривой.

— У нее, кстати, подружка есть. И тоже замужем, и супруг из одной отлучки в другую.

— Нет, Дима, с этой информацией не ко мне. А вот Благинина она заинтересует.

— Между прочим, — перейдя почти на шепот и слегка склонившись к сидящему Игнату, Романчук поведал, — здесь радиационный фон повышен.

— Ну, так в пределах допустимого уровня.

— Я о том, что у баб либидо при таком фоне аж зашкаливает.

— Есть экземпляры, у которых оно всегда зашкаливает. Что у нас на курсе таких не было?

Я, думаю, это больше от безделья и скуки. Надо же чем-то развлекаться, когда только дом улица и степь без конца и края.

— Ну, не скажи! Таких распутных замужних дам у нас поменьше.

— Тебе видней.

— Пойду, навещу Благинина.

В это время в читалку вошла Вересова с маленьким сынишкой. Романчук приветливо склонил голову и даже приклонился в знак почтения. Галина мягко ему ответила: «Привет, Дима!»

Игнат из осведомленных источников узнал, что Романчук пытался ухаживать и за Галиной Вересовой, но услышав в ответ: «Дима, ты преувеличиваешь свои возможности», благополучно ретировался и закрыл эту тему.

Мимо оставленной Романчуком открытой двери проходил Эдуард Марченко и, заметив Камского, с которым проживал в одной комнате, подошел к нему.

«Сегодня позаниматься не дадут», — подумал Игнат.

— Слушай, Игнат, я сейчас обедал в ресторане. Там продается токайское вино. Просто класс! Я такого никогда не пробовал. Что значит московское снабжение. Советую сходить при случае. Что ты себя сушишь этой наукой?! Не надоело в институте? Вообще-то, как знаешь. Ключ у тебя от комнаты?

— Нет, я оставил у вахтерши под нашим номером.

Марченко развернулся и ушел. Камский захлопнул увесистый словарь, взял тетрадь, чернильницу с тушью и перьевую ручку, сложил все в папку с молнией и отправился в свою комнату. Эдик, вольготно возлежал поверх одеяла, из одежды сняв только пиджак. Коричневый броский галстук скользил наискосок по белой с тонким узором рубашке, которая была заправлена в темные брюки, имевшие синий отлив; на поясе был, широкий кожаный ремень, на ногах светло-серые носки. Туфли валялись в позе стрелок часов рядом с кроватью. Если включить воображение, то обувь показывала три часа то ли дня, то ли ночи. Марченко блаженно улыбался. Он был одним из немногих холостяков после интернатуры. Его профессиональной ориентацией была терапия. В городке атомщиков можно было ходить на киносеансы в дом офицеров, которые шли по выходным, еще в ресторан и кафе. И все.

— Я вижу, Эдик, у тебя хорошее настроение.

— Да! Поел, выпил вина. О службе думать не хочется.

— Ты же собирался писать рапорт о зачислении в кадровые офицеры.

— Еще надо подумать.

— Что нового на родине?

— Да, все в норме. Брат школу заканчивает. Родители здоровы. А я накануне с одной женщиной познакомился.

— А почему не с двумя сразу?

— Если с двумя, это значит ни с какой.

— Убедительно. Ну, и что?

— Знаешь, она такая интересная!

— Моложе тебя?

— На пару годков.

— Женись, в конце концов. Тебе уже двадцать пять.

— Мой отец в тридцать завел семью.

— Прояви инициативу.

— Дело в том, что у нее уже есть ребенок.

— Усыновишь.

— Девочка.

— Удочеришь.

— Легко сказать. Дело в том, что она сама из неблагополучной семьи. Несколько лет жила в детском доме.

— А родители?

— О них она не хочет вспоминать.

— А где работает?

— В ресторане.

— Это там, где ты был?

— Ну, да.

— Чем она тебя так притянула?

Если бы Эдик был трезв, возможно, он не ответил бы на этот вопрос. После некоторого раздумья он произнес:

— Сексом. Она такая мягкая и нежная! А как возбуждается!

Камский подумал, «действительно здесь, наверно, повышенный радиационный фон сказывается». Затем взял чайник и пошел на кухню, чтобы вскипятить воду. В общем холодильнике взял свои продукты и стал готовить ужин.

Больной офицер

На утреннем разводе Игнат уже был в летней форме одежды, как и другие офицеры, выделяясь разве что новизной обмундирования. Незаметно пролетело несколько дней. С отдаленных точек периодически на короткое время возвращались группы военнослужащих, чтобы отдохнуть, помыться в бане и подготовиться к новой командировке на одну из площадок. На одном из построений лейтенант Камский обратил внимание на высокого худого командира взвода младшего лейтенанта по фамилии Хусаинов и подошел к этому офицеру.

— Здравствуйте! Доктор Камский, врач вашей части, — Игнат протянул офицеру руку.

— Добрый день! Хусаинов Ринат, — ответил тот. — Я сам собирался к вам обратиться, да все нет времени.

— Воспользуемся моментом. Идемте в наш лазарет.

Ринат был ростом один метр девяносто пять при весе пятьдесят восемь килограммов. Подробно расспросив о самочувствии и сопоставив все симптомы, Игнат сказал Хусаинову, что тот серьезно болен. Скорее всего, у него язва двенадцатиперстной кишки, осложненная стенозом, срочно требуется дополнительное обследование.

— Тянуть нельзя.

— Меня командир роты не отпустит.

— Не волнуйтесь, я все решу с Шустовым.

Через день Камский привел Хусаинова в рентгеновский кабинет гарнизонного госпиталя.

— Милый мой! Как же ты истощал, взглянув на вошедшего пациента, воскликнула лаборантка.

Наверное, старослужащие довели.

— Он офицер, — пояснил Камский.

— Неужели! Как же можно дойти до такого состояния? А, вы кто? Что-то раньше я вас не видела.

— Я батальонный врач. Недавно прибыл. Мне нужен ваш заведующий.

— Роман Геннадиевич! Здесь вас спрашивают, — позвала она своего начальника.

Закончив описание снимков, выплыл тучный, с животом, переливающимся то в одну, то в другую сторону, с лоснящимися щеками заведующий рентгеновским отделением. Он был полной противоположностью Хусаинову.

— Лейтенант медицинской службы Камский, — представился Игнат. Вот привел на обследование офицера. Подготовлен.

— А сегодня ваш день?

— Да.

Просмотрев списки частей и, убедившись, что все правильно, Роман Геннадиевич пригласил Хусаинова.

— А вы погуляйте. Через час приходите за результатом.

Доктор Камский решил обойти территорию гарнизонного госпиталя. За годы от момента его развертывания до текущих событий прижились и выросли деревья, различные декоративные кустарники. Почти у каждого растения виднелась водопроводная поливочная система. Пешеходные дорожки были тщательно выметены, бетонные бордюры побелены. Но сухость витала в воздухе. Листья зелени были покрыты тонким слоем пыли. После орошений земля у стволов быстро высыхала и покрывалась трещинами. Над входом в одно из строений Игнат, прочтя надпись «хирургическое отделение», вошел внутрь. К нему тут же подбежала одна из дежурных медицинских сестер и спросила:

— Вы к кому.

— Мне нужен ваш заведующий или ординатор.

— По личному вопросу?

— Нет, я хочу проконсультировать одного больного офицера.

— Николай Иванович и Надежда Викторовна сейчас на операции. Но они уже заканчивают. Подождите вот там, — и медсестра показала на стол и несколько стульев, стоящих рядом с входом.

Долго ждать не пришлось.

— Николай Иванович освободился. Проходите в ординаторскую, — сообщила медсестра.

Санитарка подала накидку поверх одежды и специальные укороченные бахилы для обуви.

— Разрешите! — приоткрыв дверь ординаторской, произнес Игнат.

— Заходите! — услышал в ответ Камский.

Заведующий хирургией внимательно и оценивающе посмотрел на вошедшего человека, ординатор же Надежда Викторовна только приподняла веки с тонким слоем туши, быстро взглянула и опять занялась оформлением истории болезни, лежащей перед ней на столе. Она так усердно работала авторучкой, что было слышно шуршание бумаги и легкое постукивание пишущего прибора по плоскости стола.

— Я хотел бы проконсультировать у вас одного больного.

— Слушаю.

Лейтенант Камский кратко изложил историю болезни.

— Судя по лексике, вы специализировались по хирургии и прибыли с группой врачей призванных на два года. А вы уверены, что ему понадобится операция?

— Да. По клинике у него запущенный стеноз привратника с почти полным нарушением проходимости. И что, никто в части не обратил внимания на этого офицера.

— Выходит, что так.

— А вы сколько отслужили? — Сомов Николай Иванович ко всем, даже санитаркам, обращался, как заметил Камский, исключительно на вы.

— Две недели.

— Хорошо приводите. Я жду.

Игнат быстрым шагом вернулся в рентгеновское отделение.

— Да, доктор, вы правы. У вашего пациента стеноз привратника, — подавая снимки и заключение, произнес Роман Геннадиевич, затем шумно выдохнул воздух и отер пот со лба.

Несмотря на открытое окно, затянутое марлей, в комнате было душно.

Через несколько минут Камский привел Хусаинова в хирургическое отделение. Сразу после осмотра его и госпитализировали, была назначена дата операции.

— А можно я его прооперирую? — вдруг попросил Камский Николая Ивановича.

Надежда Викторовна удивленно вскинула веки и остановила авторучку.

— Я не сомневаюсь, что ты владеешь техникой операции, и соответствующий документ у тебя есть, подтверждающий квалификацию, но ты не в моем штате, поэтому могу предложить только ассистировать.

Сомов перешел на дружеское ты, и это польстило Игнату.

Камский, уже два месяца не державший в руках скальпель, был рад и этому.

— У меня есть книга Навроцкого И. Н. «Ушивание культи двенадцатиперстной кишки», одна тысяча девятьсот семьдесят второго года издания, — сообщил он.

— А у меня нет. Как тебе удалось ее купить? Тираж был мизерный по союзным меркам.

— Пришла всего одна книга на город, но я первым заказал и первым прибыл в книжный магазин. Другие хирурги продавщицу потом до слез довели.

— Принеси пролистать перед операцией. Не волнуйся, я книги всегда возвращаю, — усмехнулся Сомов, заметив тень сомнения на лице Камского.

Операция прошла успешно. Была произведена резекция желудка. Культя двенадцатиперстной кишки сформирована по методу улитки. Через две недели Рината выписали, и он получил отпуск по болезни. Хусаинов решил не увольняться, а продолжить службу.

Телеграмма

В один из дней, когда уже чувствовалось дыхание осени, а лейтенант Камский вел прием больных в лазарете, во врачебный кабинет заглянул посыльный из штаба части и сообщил;

— Товарищ лейтенант, вас вызывает подполковник Шустов.

Камский снял медицинский халат, шапочку и направился в кабинет командира части.

— Лейтенант медицинской службы…

— Держи! Это тебе! — Шустов прервал вошедшего доктора и с загадочной улыбкой на лице протянул ему телеграмму.

Неожиданно помимо воли дрогнувшей рукой Игнат взял листок и прочел: «Поздравляем рождением дочери!» Далее шел обратный адрес родителей Сильвии. В те времена еще не было совершенных ультразвуковых диагностических методов исследования, позволяющих определить пол ребенка до его появления на свет, по сей причине интрига ожидания в день родов достигала своей кульминации.

Командир части, наблюдая за Камским, видел, какие бурные чувства сейчас тем владеют. Сердце у Игната забилось в бешеном ритме, ему стало жарко, хотелось одновременно и засмеяться от радости и затанцевать от восторга, и расплакаться от непонятной горечи. Внешне это проявилось только в секундном замешательстве.

— Прими также мои поздравления! А теперь давай обсудим сложившуюся ситуацию, — выводя доктора из душевной экспрессии, продолжал Шустов. — Ты прослужил уже больше месяца. До конца года осталось еще три с половиной. За каждый месяц службы положено два дня отпуска. Итого в конце декабря у тебя будет десять дней. В это время я имею право предоставить тебе оплачиваемый отпуск. Плюс дорога поездом туда и обратно. Итого две недели. Если полетишь самолетом, то выиграешь несколько суток. Других вариантов я не вижу. Подъемные ты, конечно, жене отправил?

— Большую часть и аванс за этот месяц.

— Значит, денег у тебя даже на поездку поездом нет.

— За оставшееся время, а это целых три зарплаты, приобретешь финансовую устойчивость и спокойно отправишься к семье. Ты согласен с моими доводами?

— Да.

— Ну, а сейчас иди, занимайся своими медицинскими делами.

Вечером в общежитии Игната поздравили бывшие однокурсники, и была шумно распита бутылка шампанского.

Не без приключений

На руках у Камского осталась только ручная кладь, чемодан уже был сдан. Грузчики, люди грубые и простые, как сама жизнь, с вещами пассажиров обходились весьма жестко, перебрасывая их с одного транспортного устройства на другое. Коричневый чемодан Игната, прочертив подобно болиду в воздухе дугообразную траекторию, с коротким тупым звуком внедрился между прочими баулами. «Рейс Семипалатинск-Москва задерживается по техническим причинам на два часа» громко послышалось в динамиках аэропорта сообщение диктора. Время словно остановилось. Игнат вернулся в зал ожидания и сел на свободное место. Он на некоторое время закрывал глаза и медленно считал про себя. Затем смотрел на часы — проходило всего две-три минуты. Он повторил этот прием несколько раз. Вскоре Игнат довел слепой период ожидания до пяти минут. Когда он смежал веки, ему представлялся домик и сад, где жила Сильвия, ее комната, она сама и спящая запеленатая новорожденная девочка с выражением лица, как на фотографиях, которые он получил в последнем письме. В доме с печным отоплением и сквозняками Дарья несколько раз температурила, и к Сильвии приходил участковый врач. Какая-то внутренняя скрытая тревога не отпускала Игната. Она таилась в области сердца, порой расширялась, захватывая всю грудную клетку, подступая к горлу, мешая сосредоточиться. Он вытянул правую руку, разжал пальцы и заметил, что они дрожат. Игнат проделал то же с левой рукой — результат был аналогичным. «Странно, я никогда так не волновался», — подумал Камский. Прошло два с половиной часа. Вновь голос диктора: «О времени посадки в самолет Семипалатинск-Москва будет объявлено дополнительно». Эхо сообщения тут же угасло в углах здания аэропорта и сменилось звуковым фоном передвижений и реплик пассажиров. Иногда этот фон пронзал детский плач и команды женщины, орудовавшей шваброй. Наконец опять нужная информация: «Вылет самолета Семипалатинск-Москва задерживается до двадцати одного часа». Напротив Игната сидел мужчина, также ожидавший рейс на Москву.

— Да, просто экипаж решил отоспаться в гостинице! — раздраженно прокомментировал он сообщение из репродуктора и взглянул на лейтенанта Камского. Затем, не дождавшись поддержки или опровержения своей версии, продолжил. — Со своими стюардессами расслабляются, а мы тут торчи!

— А, может, самолет неисправен? — предположил Игнат.

— Наш самолет давно прибыл и стоит возле взлетной полосы. Я видел со второго этажа, как его заправляли.

— Вы так уверенно об этом говорите!

— Потому что сам работаю в гражданской авиации.

Наступила молчаливая пауза. Некоторые из пассажиров подходили к окну дежурного по аэропорту и начинали изливать свое недовольство и раздражение по поводу задержки вылета. Дежурной была молодая женщина в форменной одежде с погонами. Она спокойно и с высоким летным достоинством успокаивала возбужденных людей. Игнат начал прохаживаться по зданию аэропорта, внимательно изучая все надписи, плакаты, изображения, орнаменты, витрины. И тут радостное: «Пассажиры рейса Семипалатинск-Москва приглашаются на посадку!» Игнат еще с тенью сомнения в душе направился в зону посадки и встал в очередь. И вот он уже стоит вместе с массой попутчиков в помещении, названном странным неодушевленным словом «накопитель».

Подошел автобус и отвез всех к трапу самолета. Было холодно, ветрено и темно, мела поземка, мелкий падающий снежок завивался ветром и повисал на архитектурных излишествах строений. В салоне самолета Игнат оказался рядом с человеком, с которым разговаривал накануне. Тот сидел слева рядом с иллюминатором. Справа от Камского расположилась пожилая дама с париком на голове. Вышла молоденькая стройная стюардесса и объявила: «Уважаемые пассажиры, пожалуйста, пристегните ремни!» Затем, проверив исполнительность, исчезла за перегородкой. Самолет вырулил на взлетную полосу, притормозил, присел, дал керосина двигателям, затем начал быстрый разбег и легко поднялся в воздух. Снаружи была непроглядная тьма ночи. Вскоре пассажиры задремали. Игнат, утомившись за день, уснул мгновенно. И вдруг через какое-то время он почувствовал перемену в обстановке. Открыв глаза, Игнат увидел, что с левой стороны в иллюминаторы льется странный оранжевый свет. «Неужели солнце!?» — подумал он и нагнулся к стеклу. Левый двигатель самолета был объят пламенем. Поток воздуха сбивал огненные языки и они, дрожа и прижимаясь к корпусу двигателя, ускользали к крылу. Нечаянно Игнат задел руку работника гражданской авиации и тот проснулся. Заметив, что его сосед неотрывно смотрит в иллюминатор, он тоже повернул голову к источнику свечения за бортом самолета. В одно мгновение его лицо приобрело зловещее выражение посмертной маски, но быстро овладев собой, и, взглянув на Игната, он приложил указательный палец правой руки к губам. Показалась стюардесса бледная, как лист бумаги. Пассажиры спали. Она встретилась взглядом с Игнатом. В ее взоре было отчаяние, страх и, возможно надежда. Она тоже сделала жест, означавший необходимость соблюдения молчания. «Странно, — подумал Игнат, — меня весь день терзало какое-то холодное щемящее сердце предчувствие, а сейчас его нет». В душе была спокойная уверенность. Все происходящее казалось будничным и банальным. Он снова стал смотреть в иллюминатор. Сквозь пламя начали пробиваться белые, пушистые, как пена или сахарная пудра, сгустки, полосы, они сливались между собой, вытесняя огонь в пустоту пространства. И вскоре тот погас. В момент вспышек сигнальных огней на корпусе двигателя и крыле были видны черные пятна и полосы, оставленные пламенем.

Снова вышла молоденькая стюардесса. Она была напряжена, но щечки порозовели, в глазах появилась уверенность.

«Товарищи, пассажиры!» — громко произнесла она.

Салон встрепенулся и открыл глаза. Послышался детский плач и успокоительные слова мамы ребенка.

«Товарищи, пассажиры, наш самолет совершает вынужденную посадку в аэропорту города Уфы. Пристегните ремни!»

Самолет начал снижение и вскоре приземлился. Вдоль посадочной полосы слева и справа стояли красные пожарные машины с включенными проблесковыми маячками. Пожарники держали в руках брандспойты. У самого аэровокзала расположилось несколько машин скорой помощи. Пожилая дама в черном парике уверенно предположила: — Наверное, учения проводят.

Вскоре Камский получил свой чемодан, сдал в кассу билет и ему вернули часть денег. На улице было темно. Игнат почувствовал, что по-настоящему проголодался. Работал ночной ресторан. Раздевшись в гардеробе и оставив там же вещи, он подошел к свободному месту у одного из столиков, где мирно беседовали двое мужчин.

— Это место свободно? — поинтересовался Игнат.

— Присаживайся, лейтенант! — ответил ему один из мужчин с пролысиной на голове и роскошными бровями. Волосы на его бровях росли во всех направлениях, а затем изгибались. На вид ему было около пятидесяти лет. Лицо выражало добродушие и участие. Глаза были голубоватые. У его товарища, примерно такого же возраста, было смуглое лицо, на голове черные с сединой волосы, лицо узкое с выступающим горбатым носом.

— Откуда в наших краях? — поинтересовался второй.

— Наш самолет совершил вынужденную посадку.

— А вот почему понагнали пожарных и медиков! — снова подключился к разговору первый. — А что случилось?

— Двигатель загорелся.

— Да. Повезло вам. Никто не пострадал.

— Нет, все целы. За это надо выпить.

— А куда летел.

— До Москвы, а потом еще дальше надо.

Смуглый человек с горбатым носом, похожий на грузина подозвал официанта и попросил принести рюмку. Игнат заказал фирменный салат, котлету с жареным картофелем и стакан сока. Все выпили за удачу. Игнат с аппетитом проголодавшегося человека быстро начал поглощать блюда. Мужчины вполголоса продолжили свой разговор. Расплатившись и взяв вещи из гардероба, Камский пошел на автобусную остановку. Вскоре он оказался на железнодорожном вокзале. Билетов до Москвы не было. Игнат решил ехать с пересадками. Ему удалось купить боковое место в плацкартном вагоне до Пензы. В поезде он забросил чемодан на полку, взял у проводницы комплект постельного белья, расстелил матрац, повесил китель и шинель на крючок, затем блаженно уснул. Какая-то внутренняя пружина пробудила его. Было светло. Большинство пассажиров уже не спали, а сидели. Игнат вспомнил, что деньги, вырученные от сдачи авиабилета он оставил в боковом кармане кителя вместе с удостоверением личности. Он засунул руку в карман — денег не было, но удостоверение осталось на месте. Игнат тут же переложил документ в грудной карман рубашки. «Какой-то благородный вор оказался, — подумал Игнат. — Спасибо ему — пожалел наивного лейтенанта». В Пензе вышло немало пассажиров. Среди них был и лейтенант медицинской службы Камский.

Пассажирский состав, прибывший на вокзал города Пензы, был гораздо длиннее перрона. Общие вагоны находились в хвосте поезда. Несколько человек первыми рванули со своими баулами в том направлении. Вместе с ними побежал и единственный в толпе лейтенант. Он был моложе многих бегущих. Через несколько секунд движущаяся толпа людей стала напоминать штормовую волну, идущую в атаку на скалистый берег. С шумом возгласов волна достигла ближайшего рифа — тамбура первого общего вагона, ударилась об него и частично растеклась. Это был нужный Игнату вагон. Какой-то счастливчик с рюкзаком схватился за поручни и начал карабкаться внутрь. Игната мощными человеческими силовыми всплесками то подносило к входу, то отдаляло. Вместо того, чтобы организоваться в очередь, пассажиры дико и с остервенением толкались, мешая друг другу. К счастью шинель была сшита добротно, потрескивала, но выдерживала нагрузки. В один из моментов Камский понял, что, если удастся сделать рывок, то есть шанс. Он отодвинул от себя чемоданом вправо и плечом влево двух конкурентов и сделал рывок. Левой рукой он намертво схватился за поручень и повис. Волна поняла, что это серьезно, и ослабила напор. В этот момент он левой ногой встал на ступеньку вагона.

— Отпусти мой чемодан! — проорал в лицо какому-то верзиле Игнат.

— Не могу, на меня давят! — услышал он в ответ.

— Ну, тогда, дружок, извини.

Игнат вначале коленом, а потом и стопой начал отдавливать в сторону верзилу. Тот понимающе терпел. Наконец удалось вырвать из народных объятий и чемодан. Лейтенант Камский ласточкой влетел в тамбур, где его победного аккорда уже ждала кондуктор.

— Ваш билет, пожалуйста! — сказала она и протянула руку.

— Вот. — Игнат достал из внутреннего кармана кусочек счастья и протянул его женщине.

— Хорошо. Проходите. Только пока мест нет. Придется постоять. На ближайшей остановке что-нибудь освободится.

Однако стоять пришлось довольно долго, пока прямо над головой Игната с третьей полки не слез молодой парень. Игнат тут же водрузил на эту полку чемодан, на него положил шинель, затем забрался сам и, поджав ноги, улегся. Под потолком было душно, но выбирать не приходилось. Только перед Москвой внизу появилась возможность сесть на свободное место. Поздним вечером Камский добрался до Белорусского вокзала. Прямой поезд, нужный Игнату, уже ушел. Пришлось ехать через Оршу.

Можно представить с каким воодушевлением он стремился поскорее прибыть к родным. Чтобы не тревожить Сильвию он не стал предупреждать ее об аварийной посадке самолета. Последние метры перед домом он уже бежал, забыв про дорожную усталость. И вот она знакомая до мелочей дверь веранды, кнопка звонка. Послышались шаги. Щелкнул замок. Возникла Вера Тимофеевна. Взглянув на нее, восторг ожидания встречи в душе Игната мгновенно погас.

— А где Сильвия? С ней все в порядке? С ребенком? — видя безрадостное лицо тещи, спросил он.

— В больнице они. У Дарьи воспаление легких, — сухо ответила Вера Тимофеевна и добавила: — Проходи. А почему так долго? Мы тебя ожидали увидеть еще двумя днями раньше.

— Самолет совершил вынужденную посадку в Уфе. Дальше пришлось с пересадками. А где Константин Николаевич?

— На работе?

— Сегодня же выходной!

— Начальство попросило выйти. Раздевайся. Сейчас я тебя покормлю.

Игнат открыл чемодан и выложил подарки. Затем перекусил, привел себя в порядок и отправился в детскую больницу, куда была госпитализирована Сильвия с Дарьей. В приемном отделении он передал записку, лекарства, соки, детское питание. Узнав, в какой палате находится Сильвия, он еще по студенческой памяти сориентировался, вышел в больничный двор и встал перед окнами. Через некоторое время в окне второго этажа показалась Сильвия с ребенком. Она приветственно помахала ему рукой и, как показалось Игнату, устало улыбнулась. На улице было холодно, мела метель, дул пронизывающий ветер. Видимо, из щелей рамы окна сквозило, поэтому Сильвия, что-то сказала, сделала жест рукой и отошла от окна. Игнат вернулся в приемное отделение, дождался ответной записки и ушел. Когда до конца краткого отпуска Игната оставалось пару дней, Дарью выписали. Расставание было грустным и нервным из-за будущей неопределенности.

Ночная беседа

Лейтенант медицинской службы Камский Игнат Павлович внимательно читал таблицу-схему о порядке оказания неотложной медицинской помощи, затем выдвигал один из ящичков в тумбе, напоминавшей библиотечный каталог, и сверял содержимое с описью и требованием инструкции. Когда что-то не совпадало, делал запись в блокнот, лежавший на столе. Шел одиннадцатый час, в части уже был произведен отбой. Медицинский пункт был пуст. Но тут открылась входная дверь, и вместе с шумом ветра в помещение вошел офицер в звании майора с повязкой дежурного по части на правой руке. Это был заместитель командира части по тылу Хлебников.

— Доктор, к тебе можно зайти? — увидев в соседней комнате лейтенанта Камского, спросил он.

— Проходите.

— Чем занимаешься?

— Сроки годности препаратов проверяю.

— Ну, если ты занят, я сейчас уйду.

— Нет, я уже все закончил.

Камский задвинул последний ящик, поместил в полевую сумку тетрадь и вышел к майору Хлебникову.

— Нужна кому-то медицинская помощь? — поинтересовался он.

— Нет, все в порядке. Просто заглянул на огонек.

— Ну, тогда давайте ко мне в кабинет. Я чайку заварю. Согреетесь.

— Сегодня мороз под двадцать да с ветерком. А крепче чего-нибудь не найдется?

— Есть.

Хлебников оживился:

— Ну, так доставай!

Когда Камский достал из сейфа бутылку коньяка и тарелку с закуской Хлебников не смог сдержать эмоций:

— Не думал, что будет такое приятное дежурство.

Игнат поставил две кружки.

— Ну, нет! Такой драгоценный напиток надо пить из маленьких сосудов. У тебя же должны быть небольшие стаканчики.

Камский заменил кружки на мензурки.

— Ну, вот совсем другое дело.

— За знакомство! — произнес Хлебников и медленно поглотил янтарное содержимое.

— Иван Сергеевич, а почему вы оставили партийную работу? — спросил Игнат, наливая в кружку очередную дозу армянского пятизвездочного коньяка «Арарат».

За окнами медицинского пункта мела метель. Периодически из туч выныривала луна, чтобы вдохнуть холодного зимнего воздуха, кратковременно осветить казармы части и безжизненный степной ландшафт до самого горизонта, а затем вновь исчезнуть в пучине.

— Ты лучше скажи, где такой коньяк достал?

— Санитарный инструктор угостил. Он из дома посылку отправил на мое имя.

— Акопян?

— Да. Он фельдшер по образованию.

— А зачем на твое имя? Ах, да! Иначе в роте бы все оприходовали сослуживцы, — усмехнулся Хлебников. — Молодец Акопян. Хорошо придумал.

— А за что такая благодарность?

— За то, что из нескольких человек я выбрал его для работы в медицинском пункте.

— Ну, и как? Не просчитался?

— Нет. Исполнительный, грамотный. Претензий к нему нет.

— А это он тоже прислал? — спросил Хлебников, отправляя в рот небольшой кусочек подсушенного мяса, обильно посыпанного красным перцем и еще какими-то специями.

— Да. И еще несколько гранатовых плодов.

— Ну, так угости!

— Уже все раздал.

— А ты почему на выходной не уехал в гарнизон?

— Взял с собой несколько книг по хирургии, а также иностранный язык штудирую. Хочу сдать кандидатский минимум.

— В армии не планируешь остаться?

— Пока нет.

В части, кроме ротных дежурных офицеров, всегда кто-то был еще от штабных работников.

— Хорош коньячок! С таким ароматом никогда не пробовал.

Хлебников взял бутылку и перевернул. На дне была видна в стекле надпись «Арарат».

— Фирменный! — поставив емкость на стол, произнес заместитель по тылу, а затем опорожнил содержимое мензурки в рот. — Я сейчас пройдусь с проверкой, а затем продолжим разговор.

Примерно через полчаса он вернулся.

— Все в порядке. Так на чем мы остановились? Ах, да! Ты спрашивал, почему я ушел с партийной работы? С точки зрения человека обеспокоенного своим благополучием, карьерным ростом, привилегиями я поступил неразумно. Партийный аппаратчик это главный представитель власти. Фактически все в подчинении, кроме вышестоящих идеологов. А ты случаем не от других служб? — вдруг насторожился Хлебников.

— Да, специально призвался в армию, чтоб с тобой познакомиться, — расплылся в добродушной улыбке Игнат.

— Ну, наливай!

Закусив с нескрываемым наслаждением, Хлебников продолжил разговор.

— Не обижайся! Я пошутил. Так, вот. Меня не отпускали. За плечами у меня была партийная академия. Вся родословная рабоче-крестьянская. Но чем глубже я изучал историю, труды основоположников и чем тщательнее сопоставлял постулаты с реальностью, тем больше у меня появлялось вопросов и сомнений. Кстати, ты беспартийный?

— Да. Мне еще можно несколько месяцев побыть комсомольцем.

— А ты походи на открытые партийные собрания, послушай. Потом определишься. Скажи, с какими трудами Ленина знаком?

— Наш вуз из-за обилия идеологических дисциплин в шутку называли «Институтом марксизма-ленинизма с медицинским уклоном», поэтому изучение работ классиков входило в обязательную программу. Читал «Государство и революция»…

— Хорошо остановимся на этой работе. Так что же будет с государством?

— В перспективе отомрет.

— А как, по-твоему, человеческое общество усложняется, или упрощается.

— Это же очевидно. Оно становится более сложным.

— Не только более сложным механизмом, но и более опасным, непредсказуемым в своих переменах. Оно интегрируется, требует соответствующих механизмов регуляции. Получается, что государственные институты должны развиваться, а не отмирать. Ленин гениальный практик, разрушивший одно государство, чтобы на его месте построить другое, в котором отмирание не предусматривалось, по крайней мере, в столетней перспективе по Владимиру Маяковскому. Давай-ка организуй по чашечке кофе, а коньячок оставь для другого раза.

За окнами посвистывал ветер, шуршала снежная крупа.

— Вот кофе, — Игнат пододвинул чашку Хлебникову и поставил рядом тарелку с печеньем.

— Разделяй и властвуй! Слышал о таком принципе?

— Да, им пользуются правители с древних времен. Римляне, британцы в Индии…

— Это стратегия прихода к власти и ее последующего удержания. Владеть этим приемом может только личность искусная, образованная, знающая историю, политическую науку и человеческую психологию. Вначале нужно было породить недоверие к царскому правлению в «монолите» племен и народностей, а затем, придя к власти, поддерживать взаимное недоверие и разобщенность. Владимир Ильич убедительностью своих трудов возбудил ненависть между богатыми и бедными. Но для победы этого было мало. Плюс вражда между верующими и атеистами — это уже кое-что. И, наконец, национальный порыв сделал свое дело. Империя рухнула.

— Ну, а дальше.

— Дело в том, что большевики были большинством только на известном съезде, но не в народном представительстве. Командовать большинством народа меньшинство может только репрессивными способами и древним принципом «разделяй и властвуй». А перед страной и властью в то время стояла задача выживания, и цена человеческой жизни отошла на второй план.

— А как же индустриализация, коллективизация, культурная революция? Ведь был же пафос, порыв! Вера в светлое будущее.

— Конечно же, был, иначе мы бы здесь сейчас не философствовали.

— Нам преподаватели в вузе на первом курсе читали лекции по истории партии, вкратце рассказывали о репрессиях, культах личности, перегибах в коллективизации, но не углублялись. И эта двусмысленная недоговоренность ощущалась.

— Зри в корень! Есть такая поговорка. А если это грозит утратой веры в идеалы. А если это сук, на котором сидишь.

— То есть вы решили опуститься на землю с ветки, на которой восседали, и не ждать, пока она обломается.

— А ты догадливый, доктор, хоть и молодой.

— Ветка была крепкой. Просто я не хотел быть ханжой.

— Но марксистско-ленинское мировоззрение ведь не религия.

— Вот я и не согласился делать его религией. Теперь занимаюсь простыми насущными житейскими делами.

— Вы остались в партии?

— Когда я менял профессию, после одного из жестких разговором с парторгом гарнизона оставил партбилет у него на столе, но он мне его вернул. Ладно, спасибо за угощение. В другой раз продолжим наш диспут. Если ты коньячок сохранишь…

— Договорились.

— Ну, бывай.

Хлебников вышел из медицинского пункта и зашагал в сторону казарм. Дул сильный ветер, луна скрылась, блестело несколько одиноких звезд. Игнат закрыл дверь, погасил свет и тут же уснул на диване в своем врачебном кабинете.

Наркоманы

Игнату показалось, что не прошло и мгновения сна, как раздался решительный стук в дверь медицинского пункта. Доктор мгновенно вскочил, обулся и, подойдя к входной двери, открыл ее. В помещение врывался холодный воздух, тут же превращавшийся в белые клубы пара.

— Товарищ, лейтенант, вас вызывает Мельников в казарму третьей роты! — быстро проговорил, не заходя в помещение, посыльный в серой солдатской шинели с ефрейторскими лычками и шапке с завязанными клапанами.

— Что случилось?

— Там двое солдат без сознания.

— Сейчас буду.

— Разрешите идти! — проговорил посыльный и, получив утвердительный ответ, взял под козырек, развернулся и бегом исчез в направлении штаба части.

Камский взял медицинскую укладку и направился в третью роту. Там уже находился майор Мельников и фельдшер младший сержант Акопян. Они стояли в проходе между двух кроватей. На первой слева лежал рядовой в обмундировании поверх одеяла с бледным лицом и приоткрытыми глазами, глазные яблоки спонтанно двигались слева направо, потом обратно справа налево, иногда замирали в крайней верхней точке, обнажая под веками белую роговицу. На противоположной стороне также в солдатском обмундировании и также поверх одеяла лежал второй солдат, но на правом боку.

— Док! — так Мельников всегда обращался к Камскому, когда испытывал по какой-нибудь причине внутреннее волнение и ситуация была неординарной. — Это наши наркоманы со стажем. Где-то опять наширялись. Но, чтобы до потери сознания, это впервые. Кого только не набирают в стройбаты! Они осеннего призыва. Я смотрел их учетные карточки. Там есть отметка о склонности к употреблению наркотических средств. Отслужили всего-то пару месяцев. И где умудряются эту заразу добывать?

Лейтенант Камский начал осмотр первого рядового, который был в более тяжелом состоянии.

— Это Елисеев Семен, — указывая на лежащего наркомана с плавающими движениями глазных яблок, пояснил Мельников.

Игнат приподнял веки рядового Елисеева и отметил, что реакция зрачков на свет имеется, хотя и ослаблена. Была резко снижена болевая чувствительность. Пульс учащен, артериальное давление повышено. Дыхание поверхностное, но ровное. На левой руке в области предплечья имелось свежее повреждение кожи точечного характера.

— А кто второй? — обратился Камский к Мельникову.

— Это Звонарев Савелий. Из трудовой семьи, а надо же! — заместитель по тылу сокрушенно вздохнул.

Состояние Звонарева не вызывало опасений. Повреждений на коже не было. Он даже что-то пытался бормотать и сопротивлялся осмотру.

Личный состав роты сладко спал. Тишина иногда нарушалась похрапыванием и редким возгласом из яркого сновидения какого-нибудь солдата.

Лейтенант Камский распорядился перенести обоих в медицинский пункт. К рассвету Елисеев после капельницы, а Звонарев без лечения пришли в себя и начали перебрасываться шутливыми репликами.

Вскоре прибыл командир части подполковник Самусев и сразу же вызвал к себе лейтенанта Камского.

— Ну, доктор, доложи обстановку!

Камский подробно рассказал о случившемся.

— Надо срочно изолировать этих наркоманов! — резко произнес Самусев. — Вот что, доктор, звони с моего телефона своему начальнику медицинской службы, объясни ситуацию, а потом передашь трубку мне.

Все сказанное командиру части Камский с некоторыми профессиональными дополнениями и уточнениями повторил своему гарнизонному медицинскому начальнику, а затем передал телефон подполковнику Самусеву.

— Иван Дмитриевич, мне очень необходимо, что бы вы договорились о госпитализации в психиатрическую больницу Семипалатинска двух моих рядовых на сегодня, — командир назвал фамилии наркоманов. — Нет, не как получится, а на сегодня, иначе ответственность нам придется нести вместе. Один сегодня ночью мог скончаться. В психбольнице нет мест?! Звоните в областной отдел здравоохранения. Я знаю, что у вас дел невпроворот. Если вы мне до двенадцати ноль-ноль не позвоните, я буду докладывать генералу…

На противоположном конце провода разговор был прерван. Подполковник Самусев был возбужден.

— Пусть только не решит мне этот вопрос! — командир части подразумевал начальника медицинской службы военных строительных отрядов. — Ты, доктор свободен. Готовь машину к поездке в Семипалатинск.

И действительно, около половины двенадцатого пришла телефонограмма — разрешение на госпитализацию в областную психиатрическую клинику двух военнослужащих.

История болезни №1

Рядовой Елисеев Семен призвался в армию из славного города Одесса и был коренным одесситом уже в нескольких поколениях. Отец его Аркадий Адамович как начинающий молодой актер находился только в начале пути к славе и широкой известности. Мать Шахова Валентина Павловна работала в заводской бухгалтерии. Через несколько лет эмоциональной экспансивной творческой артистической натуре Аркадия Адамовича стало тесно в окружении строгой математики его супруги, и он, оформив развод, затерялся на гастрольных просторах большой Родины. Валентина Павловна вырастила сына одна, получая скудные алименты от малоимущего артиста. Семен унаследовал отцовский габитус. Он был выше среднего ростом, худощав, веселого нрава, подвижен, общителен, всегда стремился стать душой кампании. Обучаясь в старших классах, освоил несколько торгово-практических иностранных диалектов и вместе с проверенными товарищами по парте использовал эти знания для общения с зарубежными представителями в лице матросов с кораблей, останавливающихся в одесском порту. Контакты с рабочим классом иностранных судов носили сугубо практический характер. Семен и его друзья приобретали у гостей импортный дефицит, включавший жевательные резинки, косметику, одежду, бижутерию и прочее, перепродавая затем все это на стихийных народных рынках. Валентина Павловна своей все пронзающей, как рентген, интуицией контролировала инициативного отпрыска, но не мешала его становлению. Какую-то часть заработанных подпольной торговлей денег Семен отдавал матери, остальные тратил по своему усмотрению. Заканчивался экзаменационный цикл, приближался выпускной бал, совершеннолетие и призыв в армию. Семен и несколько его дворовых друзей решили сходить в ночной ресторан для иностранцев. Весело болтая по-английски и дав швейцару пару долларов, они вошли внутрь и заказали недорогой коктейль. С их группой вскоре познакомился мужчина, хорошо говоривший на русском языке с едва уловимым акцентом. Он всех угостил тонкими сигаретами с ароматным дымом. После нескольких затяжек Семен почувствовал прилив душевного восторга, ему хотелось веселиться, петь, танцевать, летать. Нечто похожее испытали и его друзья. Один из официантов подозрительно посмотрел на развеселившуюся кампанию, а затем пригласил администратора. Молодые люди, решив не испытывать судьбу, поспешили удалиться. Утром у Семена болела голова, он чувствовал себя разбитым и ослабленным. После нескольких чашек кофе он начал готовиться к последнему экзамену.

Через несколько дней, уже после выпускного вечера, к Семену заглянул один из его одноклассников, также бывший в ночном ресторане.

— Привет, Семен!

— Привет, Эдик!

— Какие планы на сегодня?

— Пока еще не придумал, — ответил Семен, продолжая лежать на диване.

— Твоя мать дома?

— Нет, а работе.

— Закурить хочешь? — Эдик достал из кармана пачку сигарет и открыл ее. — Помнишь того ирландца в ресторане? — продолжал он.

— Да. Какую-то наркоту нам подсунул. У меня после этого голова целый день болела.

— Это у тебя от коктейля. А у меня все было нормально. Держи! — Эдик вынул из пачки одну тонкую сигарету и протянул ее Семену.

После некоторых колебаний тот тоже закурил. Через несколько минут друзья уже были веселы и безучастны к будущим трудностям. Они витали в облаках грез. Как раз в это время возвратилась с работы мать Семена и застала неестественное веселье друзей в самом разгаре. Глаза их блестели, комната была полна дыма.

— Семен, я же тебе запретила курить! И ты дал мне слово. — Затем Валентина Павловна подозрительно нюхнула воздух несколько раз и с испугом в голосе спросила: — А что это вы курите?

Она вырвала сигарету из руки сына. Пустая пачка лежала на столе. Молодые люди сидели в креслах с безучастным блаженным видом. Страшная догадка пронзила Валентину Павловну. Она глянула в лицо сыну, затем его другу. Они спали с открытыми глазами, периодически бормоча что-то несвязное. Перепуганная женщина вызвала скорую помощь.

— Наркотическое отравление, — констатировал врач, осмотрев молодых людей.

— Ой, что же теперь делать? Они жить будут?

— Будут. Но я заберу их в токсикологическое отделение. Там разберутся.

Валентина Павловна была вне себя и рукой периодически касалась области сердца.

— Ранее вы замечали что-нибудь подозрительное в поведении сына? — продолжал спрашивать врач.

— Да нет же. Он школу с хорошими и отличными оценками закончил.

Уходя, доктор забрал с собой остатки сигарет для исследования, а санитары отвели в машину накурившихся зелья молодых людей.

На следующий день, когда Семен вернулся дом, то увидел постаревшую осунувшуюся мать. А на столе в своей комнате он обнаружил повестку в военкомат.

История болезни №2

Семья Звонаревых прошла все естественные трудности жизненного становления. Поначалу она в составе Романа и Зинаиды проживала в общежитии, потом в коммуналке, через несколько лет после рождения ребенка они переехали в однокомнатную квартиру, выделенную мурманским портом. После рождения второго, а затем третьего дитяти они увеличивали свою жилплощадь, доведя ее до четырех комнат. Первый сын Савва уже достиг совершеннолетия и числился в призывниках. Дочь Ирина и младший член семьи Аркадий были школьниками. Роман Филиппович Звонарев всю жизнь проработал крановщиком в порту и другой работы для себя не представлял. По своим стопам он хотел направить и старшего сына Савелия. Роман Филиппович был заядлым курильщиком. По настоянию своей супруги пытался несколько раз бросить, но из этой затеи ничего не вышло. Не сильно он огорчился, заметив, что Савелий тоже пробует курить.

Однако первой Зинаида, затем и младшие дети обратили внимание на то, что Савелий приходит порой от друзей в приподнятом настроении, с румянцем на лице, блеском в глазах. В такие моменты он с желанием делает рутинную домашнюю работу, делается каким-то неестественным. Затем его приподнятое настроение сменяется угрюмостью.

— Савелий, а ты часом наркотой не балуешься? — как-то спросил его отец.

— Ты че, батя! Не!

— Ну, может, травку какую-нибудь «безобидную» покуриваешь для подъема настрою. А с того все начинается. И не заметишь, как втянешься. А потом — кранты. Помнишь такого Хромова?

— Это тот, который на каре работал в твоей бригаде?

— Да. Так вот, он помер в больнице.

— А отчего?

— Наша фельдшерица сказала, что от наркоты. Он все какие-то сигаретки поначалу потягивал. Какой здоровяка то был! За пару годов сгорел человек. Скажи мне откровенно: пробовал какое-нибудь зелье?

— Ну, пацаны пару раз давали потянуть какую-то самоделку.

— Савелий, под любым предлогом отказывайся, если хочешь жить! Дай мне слово, что не прикоснешься к наркоте!

— Батя, обещаю!

По воле неумолимого случая рядовые Елисеев Семен Аркадьевич и Звонарев Савелий Романович попали в строительный батальон, дислоцировавшийся на площадке «Орион».

Уазик с красным крестом уже стоял возле медицинского пункта, в нем сидели рядовые Елисеев и Звонарев, за рулем был водитель.

— Доктор, если ты до двадцати трех ноль-ноль на обратном пути ты не пересечешь КПП полигона, мы вынуждены будем начать поиски. Будь осторожен. Зима, степь. Сам понимаешь! — напутствовал подполковник Самусев лейтенанта Камского.

Ехали по степной накатанной дороге, которую успел изучить водитель за полтора года службы. Мороз ослаб, но было ветрено. Примерно через четыре часа пути достигли цели и заехали на территорию областной психиатрической больницы. Оформлял больных дежурный врач. Камского поразило, с какой невероятной скоростью психиатр покрывал чистые листы бумаги. На одну страницу у него уходило не более одной минуты. Когда выехали обратно, уже смеркалось, а вскоре стало совсем темно. Свет фар прорезал мрак. Заиндевевшая дорога искрилась, словно млечный путь. Неожиданно машина, чихнув пару раз, заглохла и остановилась.

— Что случилось? — поинтересовался Камский у водителя.

— Все в порядке, — ответил тот. — Бензин закончился. Сейчас залью из канистры.

Через несколько минут поехали дальше и без четверти до условленного часа уже были на КПП полигона. Лейтенант Камский дозвонился до дежурного, сообщил, что солдат госпитализировал и скоро приедет.

Уже по весне пролеченных Елисеева и Звонарева забрал из клиники один из офицеров, ездивший в Семипалатинск по делам части.

Случай на грейдере

Игнат ждал с нетерпением очередного отпуска. Командир части обещал дать его в марте, когда станет теплее. От Сильвии он получал то радостные, то грустные, иногда с упреками письма. Они решили быть вместе, и Камский договорился о выделении комнаты в общежитии.

На консультацию в Семипалатинск на медицинском уазике везли четырех рядовых: двоих в неврологию, одного к онкологу, еще одного в наркологическое отделение. Старшим автомобиля был капитан медицинской службы Харитонов. Сопровождал больных фельдшер лазарета старшина Гурко. Лейтенант Камский ехал за медикаментами, которые должен был приобрести для воинской части на аптечных складах. Стоял февраль, самый снежный месяц в году. Восточно-казахстанские степи были открыты всем ветрам, и белые барханы кочевали по степным просторам, задерживаясь только в естественных складках местности, создавая в отдельных местах заносы толщиной в несколько метров. Грейдер, так называли насыпную автомобильную дорогу, начинался от станции «К» и, минуя Чаган, летел к областному центру имени семи палаток.

— Не торопись, дорога скользкая! — периодически сдерживал молодого водителя капитан Харитонов.

— Да дорога-то пустая! — возражал тот.

— Тем более. Случись чего и помощи не дождешься.

Встречные машины попадались редко. С правой южной стороны грейдера снега не было и дорога в одном месте полого, в другом круче переходила в степное пространство. С левой стороны грейдер, создав собой препятствие, затормозил движение снега. Его намело столько, что кое-где заносы возвышались над полотном дороги. Кабина в уазике отделялась от пассажирского салона двумя раздвижными шторками, представлявшими собой металлические рамки со вставленными стеклами. Игнат сидел в салоне позади старшего автомобиля, за ним через вход двое солдат: первый грузный с тупым безразличным выражением лица, страдавший от наркотической зависимости, и второй с опухолью на шее. На другой стороне салона дремал фельдшер и двое рядовых с неврологическими нарушениями. Пейзаж был однообразным и скучным, а путь не близким. Предстояло преодолеть пространство около ста пятидесяти километров туда и потом обратно.

Колонна военных машин двигалась со скоростью около пятидесяти километров в час. Это был плановый марш по подготовке молодых водителей. Возглавлял колонну «Урал», старшим в его кабине сидел майор Зубов. Было раннее утро, стояло морозное марево, шли с включенными фарами.

— На этом ровном участке добавь газа, а перед поворотом, видишь вот там впереди, притормози, — распорядился Зубов.

Рядовой Пашков послушно исполнял все распоряжения. Неожиданно на дороге возник медицинский уазик, которого занесло на скользкой дороге, и теперь он стремительно приближался к колесам «Урала» своей правой стороной на которой виднелся красный крест. Столкновение было неизбежным.

— Тормози..и…и! — только и успел крикнуть Зубов, ожидая звона бьющегося стекла и железного скрежета.

Но уазик внезапно исчез, как и появился перед этим. «Урал» проехал еще несколько метров, прежде чем остановиться. Колонна прекратила движение. Майор Зубов вышел из кабины и начал осмотр местности. Следов дорожного происшествия не было, как не было и самого встречного санитарного автомобиля. «Ну, не померещилось же мне все это!» — подумал Зубов. Он начал внимательно всматриваться в снежный занос, вначале отдаляясь, затем, приближаясь, к месту возможного столкновения и, наконец, заметил на снежном плато рыхлый квадрат размером примерно полтора на полтора метра. В то же мгновение квадрат ожил — кто-то открывал заднюю дверь автомобиля. Зубов и еще несколько подбежавших военных бросились на помощь. Вскоре из автомобиля, нырнувшего в снег, вытащили четырех рядовых, одного сержанта. Они были невредимы. Следом самостоятельно выбрался лейтенант медицинской службы. Лицо у него было в крови. Кровотечение продолжалось из ранки на левой брови. Кровь стекала на шинель. Выйдя на дорогу, лейтенант зажал пальцами ранку. Кто-то достал из автомобильной аптечки бинт и подал ему.

— Там в машине еще двое, — сказал лейтенант, — капитан Харитонов и водитель.

Помогли выбраться также им. У них травм не было.

— Машину техпомощи сюда! — распорядился Зубов.

Затем подцепили уазик и вытащили его на дорогу. Он был целехонек, даже стекла не потрескались. Послышался гул изумления. А когда мотор завелся с половины оборота, возгласы удивления переросли в восторг. Кровотечение из раны на брови у лейтенанта Камского прекратилось, ему помогли вытереть лицо. Затем он снял шинель и очистил ее с помощью снега. Еще минут через пятнадцать счастливчики продолжили путь. Зубов построил личный состав колонны и что-то эмоционально говорил.

— Пересядь на другую сторону! — приказал грузному наркоману лейтенант Камский.

Во время дорожного происшествия тот нечаянно рукой сильно толканул голову офицера, тормозя свое падение, в результате Игнат распек бровь о раздвижную створку автомобиля.

Водитель уазика при заносе с испуга, вместо торможения еще сильнее нажал на педаль газа, колеса успели в самый последний момент зацепить твердую почву и бросить машину в рыхлую снежную подушку.

Переезд

И вот он месяц март и полноценный очередной отпуск. Самолет на Москву вылетел без задержек, благополучно приземлился в Домодедово, затем Игнат переехал в Быково и через несколько часов был в родном городе. Встретила его Сильвия сдержанно и суховато, сообщив, что маленькая Дарья температурит и ей предложено снова лечь в больницу, потому что в крови ребенка был обнаружен стафилококк. Снова лечение. Когда температура у Дарьи нормализовалась, Сильвия выписалась под расписку и молодая семья рванула судьбе навстречу в Восточный Казахстан.

Игнат с Сильвией и маленькой Дарьей благополучно поездом добрались до Москвы, потом на такси переехали в аэропорт Домодедово. Вылет самолета несколько раз откладывали. Наконец ночью вылетели, а утром уже были в Семипалатинске. Переехали на пересыльный пункт. Там дождались поезда и в предвкушении скорого окончания пути расположились на своих местах.

— Как долго ехать? — поинтересовалась Сильвия.

— Со всеми проверками часа четыре.

— Скорее бы.

Уже заканчивались вторые бессонные сутки. Дарья вела себя спокойно всю дорогу. Несколько раз попыталась заплакать, но ее быстро успокаивали, предлагая попить, поесть или меняя пеленки. Личико у ребенка после всех болезней было бледное, вокруг глаз на веках просматривалась синева. При посадке проверили паспорта и другие документы. Накануне Игнат связался по коммутатору с частью и сообщил повторно вдобавок к посланной накануне телеграмме, что едет с семьей.

— Вот эта последняя остановка. Часа через полтора будем на месте, — сказал Игнат Сильвии, когда поезд остановился в пустой степи. Из окон был виден пустынный степной пейзаж с рядами колючей проволоки, уходивших к горизонту. Игнат заметил, что по лицу Сильвии пробежала тень ужаса, но взглянув на него и других пассажиров, среди которых были женщины, она быстро овладела своими чувствами.

Началась проверка документов. Лейтенант Камский протянул свое удостоверение, паспорт жены, свидетельство о браке, свидетельство о рождении ребенка. Сержант, проводивший проверку вагона, все внимательно изучил, а затем сообщил:

— Вашей жены в списках нет.

— Да не может этого быть! — воскликнул Игнат. — Я же давал телеграмму, звонил с пересыльного пункта.

— Ваша фамилия в списках есть, а жены нет, — опять повторил сержант.

Взглянув на сержанта и его рядовых помощников, Игнату показалось, что они испытывают какое-то внутреннее удовлетворение от таких властных полномочий, но он быстро прогнал эту мысль.

— Зовите вашего начальника! Мы везем ребенка прямо из больницы и не намерены рисковать его здоровьем.

— Собирайте вещи, мы вас высаживаем! — повторил настойчиво сержант.

Один из его помощников взялся за ручку коляски.

В это время из соседнего купе плацкартного вагона вышел офицер в звании подполковника и, подойдя впритык к ретивому сержанту, сухо и с выражением произнес ему в переносицу:

— Чтоб через две минуты здесь был ваш командир. Время пошло.

Один и рядовых метнулся из вагона и быстро возвратился с капитаном заместителем начальника контрольно-пропускного пункта. Тот был непреклонен. Пришлось собираться на выход. Сильвия понимала, что вышла случайная накладка, но она была не на шутку встревожена. В ее взгляде чувствовалась и ласка, и материнская нежность, и покорность, и какая-то жесткая и холодная сила сопротивления тому, кто попытается причинить вред ее дитяти. На пути у этой силы стоять было бессмысленно и опасно. Артем чувствовал себя виноватым. Дежурный наряд услужливо подавал коляску, чемодан и другие мелочи. Их временно разместили в небольшой комнате ожидания для лиц, которых снимали с поезда. Больше там никого не было.

— Делай же что-нибудь! — неожиданно зло и холодно сказала она Игнату.

Лейтенант Камский направился к начальнику КПП, представился и попросил позвонить в часть.

— Фомин, слушаю! — ответил начальник штаба.

Игнат изложил обстановку.

— Да, не может такого быть! Я же все оформил. Пусть поищут у себя на КПП. Ладно. Я сейчас продублирую. Через десять минут получишь. И еще, пролистай журнал телефонограмм у «ефрейтора Пупкина», — так майор Фомин называл нерадивых исполнителей из числа солдат. — Я посылал заявку позавчера.

Игнат у писаря потребовал нужный журнал и через минуту обнаружил необходимый документ, где была указана его фамилия и состав семьи. Затем он направился к начальнику и предъявил запись.

— Бывает… Накладка вышла, — прочитав текст, ответил начальник.

В это время в дверь постучали.

— Да, заходите.

Вошел писарь.

— Товарищ майор на лейтенанта заявка пришла! — сообщил он радостно.

— Хорошо. Можешь идти, — сухо ответил он своему нерадивому подчиненному.

Когда Игнат возвратился к Сильвии в комнату для задержанных пассажиров, то встретился с ее тревожным вопрошающим взглядом.

— Ну, что там? — спросила она и по веселому бодрому облику Игната тут же поняла, что все в норме.

— Да нашлась и старая заявка, и уже новая пришла, и машину за нами выслали!

Сильвия быстро промокнула платочком набежавшие слезинки в уголках глаз и улыбнулась. Неожиданно Игнат заметил на ее лице при мимических движениях мышц несколько морщинок, которых ранее не было, но они быстро исчезли, как легкие облачные полоски на солнечном небе.

В общежитии для семьи лейтенанта Камского комендант тут же освободил комнату, уплотнив холостяков, живших поодиночке в апартаментах на двоих.

— О, даже горячая вода есть! — открыв кран умывальника, воскликнула Сильвия.

В это время к ним в дверь постучали.

— Да, входите! — ответил Игнат.

Это были жены его однокурсников Екатерина Иванникова и Галина Вересова. Сколько неподдельной радости производят такие встречи.

— Вадим Аркадьевич на лазаретном автобусе выехал встречать вас на конечной остановке, но не нашел. Заезжал в общежитие, чтобы узнать, в чем дело. А вас, оказывается, с поезда сняли, — тараторила Вересова.

— Какая глупость — снять жену офицера с маленьким ребенком! — поддакивала ей Иванникова.

— А кто такой Вадим Аркадьевич? — спросила Сильвия.

— Фельдшер с твоим мужем в одной части работает, — проинформировала Вересова. — А как себя малышка чувствует.

— Да вот прямо из больницы и сюда, — ответила Сильвия.

— Правильно сделали, что рискнули. Здесь климат сухой, не то, что наша слякоть. Девочке здесь будет лучше.

— Врачи в детской больнице также говорили. Я не думала, что в общежитии будет так тепло, — сказала Сильвия и сняла свитер. — И вода горячая есть. Это же здорово.

— Бедняжка! Намаялась, наверное, одна с ребенком да еще в доме без удобств, — сочувственно сказала Вересова.

Иванникова промолчала, так как тоже до этого жила с родителями в частном одноэтажном деревянном секторе города.

— Вот тут для вас несколько детских вещичек, — Иванникова протянула Сильвии пакет.

— А мы вам от ваших родственников тоже подарки привезли, — сообщила Сильвия.

Игнат достал из чемодана два небольших свертка и передал однокурсницам.

— Спасибо. Вы отдыхайте. А мы завтра зайдем, — подытожила разговор Вересова.

Когда гости ушли, Камские начали приводить в порядок комнату: мыли, чистили, драили, начиная от раковины и заканчивая оконными стеклами.

— Если бы удалось достать колибактерин, да подавать его с молоком, может быть, у ребенка аппетит появился бы, — сказала Игнату Сильвия, когда тот рано утром уходил на службу.

— Я обязательно раздобуду его, если не сегодня, то через несколько дней.

Игнат ушел, а Сильвия смотрела на бледное личико дочери и не могла уснуть. Вечером того же дня Игнат принес коробку драгоценного препарата.

— У врача одной соседней части оказался в наличии, — сообщил он.

Сильвия растворила в воде содержимое ампулы и добавила в молоко. Запах у смеси был специфический.

«Выплюнет», — подумал Игнат, когда Сильвия поднесла к губам ребенка чайную ложку приготовленной еды.

Дарья вначале слизнула несколько капель с губ, помедлила, как бы обдумывая и взвешивая все за и против, а затем, как птенец открыла рот и баз передышки поглотила все приготовленное. Игнат смотрел, затаив дыхание.

— Молодец, моя маленькая! — проговорила Сильвия, вытирая салфеткой личико ребенка.

Через три недели прибыл контейнер с холодильником и книгами. Холодильник «Минск» был в упаковке и дошел в целости и сохранности а, вот книги, которые Игнат в спешке, не обернул бумагой, запылились. Их пришлось очищать. Семейный быт начал налаживаться. Глаза у Дарьи сразу по прибытии были без блеска радости, щечки бледные, она почти не улыбалась. По вечерам держалась субфебрильная температура. Однажды вечером, когда Игнат пришел домой, Сильвия ему сообщила:

— А у нас сегодня температура нормальна! Вот так!

Игнат заметил, что ребенок смотрит прямо на него, как бы изучая. Он подошел ближе и наклонился над коляской. И тут Дарья улыбнулась и четко произнесла:

— Гу-у…

Прошло еще несколько дней. В комнату к Игнату и Сильвии заглянула Галина Вересова со своим двухлетним мальчиком Сашей и сообщила, что в доме офицеров идет веселая музыкальная комедия.

— Я присмотрю за вашей девочкой, а вы с Игнатом сходите в кино, — предложила она.

— А в котором часу сеанс? — поинтересовалась Сильвия.

— Есть в три часа. Вы еще успеете.

— Это замечательно! — подключился к обсуждению Игнат. — Мы, как поженились, еще никуда не ходили.

— Дарья в это время спит. Мы тебе оставим ключ, а ты периодически посматривай. Ладно?

Сильвия запеленала Дарью, убаюкала и отдала ключ от комнаты.

Время сеанса пролетело мгновенно. Игнат с Сильвией торопливо вернулись в общежитие.

— Ну, как там у нас обстановка, — спросил Игнат, забирая ключ.

— Недавно смотрела. Спит.

Когда Камские вошли в свою комнату, то были весьма удивлены тому, что увидели. Коляска непостижимым образом отъехала от стены, где стояла между кроватью и столом, и приблизилась к входной двери. В коляске лежала веселая розовощекая распеленатая, улыбающаяся во весь рот, Дарья и выдувала пузыри.

— Любопытно, а как это коляска проехала сама почти два метра? — вслух подумал Игнат.

В это время Дарья приподняла сазу две ноги и с силой ударила ими о подстилку. Коляска сразу продвинулась на несколько сантиметров вперед. Все стало сразу понятно.

— Милая моя, доченька, ты поправилась! Это же надо — сама распеленалась! — сказала Сильвия и подняла малышку на руки. Слезы брызнули у нее из глаз, плечи вздрагивали.

Камский на несколько месяцев был откомандирован на одну из площадок. В субботу он возвращался домой, а в понедельник рано утром снова уезжал. Однажды, завершив служебные дела, лейтенант Камский шел домой. Впереди он заметил идущего навстречу улыбающегося офицера богатырского телосложения с женщиной под руку. Когда они поравнялись лейтенант, остановился вместе со своей спутницей.

— Доктор, а вы меня узнаете?

Внимательно присмотревшись к стоящему перед ним человеку, Игнат узнал в нем недавнего пациента:

— Хусаинов! Неужели это ты? Ну, и раздался! Богатырь прямо!

— А это моя жена, — представил он женщину. — Если бы не вы, меня, возможно, уже не было бы.

— Ну, ладно не преувеличивай! Николай Иванович удачно сделал операцию. Ты к нему заходил.

— Да. Он тоже меня сразу не узнал.

— Ты настолько изменился, что не удивительно.

— А когда вы возвратитесь в часть?

— Как только новый врач прибудет на площадку, я сразу же вернусь.

Весна первого года службы

Лейтенант медицинской службы Камский трудился армейским врачом уже десять месяцев, перевез семью, с житейской перспективой пока не определился и пребывал в равновесии сомнений. В гарнизоне находилось немало исследовательских лабораторий, где велись научные изыскания в атомной отрасли людьми разных специальностей. Камский познакомился с несколькими из них. Экспериментаторы довольно быстро набирали материал и защищали научные степени. В кандидатский минимум в восьмидесятых годах двадцатого века включалось три экзамена: по специальности, иностранному языку, а также истории коммунистической партии. При поступлении в аспирантуру или адъюнктуру от сдачи иностранного языка освобождались те, кто имел соответствующее свидетельство. Игнат в тот период своей жизни воплощал в реальность именно эту задумку. Одним из его знакомых из среды ученых был Марат Пантелеймонович Комлев, биолог из какого-то российского вуза. Знакомство произошло на гарнизонном шахматном турнире, где участником был также некто Троицкий, однофамилец известного составителя этюдов, прикомандированный на несколько недель из Москвы. Его сопровождал высокий мужчина в возрасте около пятидесяти лет. Москвич сражался одновременно против двух соперников, одним из которых был Камский. У Игната были белые, и на доске возникла позиция из испанской партии вязкая и неприятная для черных. Троицкий отдавал ладью за активного слона белых, так как его король был в стесненном и опасном положении. Высокий спутник выражал свое нетерпение по поводу того, что так долго длится партия. На второй доске Марат Пантелеймонович уже что-то зевнул и сдался. Поразмыслив, Игнат забрал фигуру, выиграв качество, и тут же понял, что совершил оплошность, дав свободу действиям соперника. Еще один промах Камского в эндшпиле позволил Троицкому добиться победы. Пожимая руку лейтенанта, шахматист из Москвы поинтересовался:

— Какой у тебя разряд?

— Я любитель. Разряда нет.

— И все у вас тут так играют?

— Есть гораздо сильнее, например, Звягинцев. Он кандидат в мастера.

Высокий спутник Троицкого нервно прохаживался рядом, настойчиво его торопил, что-то тихо говоря и показывая на часы.

— Желаю удачи! — уходя, произнес столичный шахматист и быстро покинул холл дома офицеров, где происходили баталии.

Больше Троицкий на турнире не появлялся и ему выставили синие нолики.

Комлев наблюдал за окончанием партии.

— Зря ты ладью забрал. Там был мат в четыре хода.

Он расставил фигуры и показал выигрышную комбинацию. Камский расстроился окончательно.

— Он куда-то торопился. Это заставило меня ошибиться.

— А ты бы наоборот тянул время. Пускай бы предлагал ничью.

— Ну, что по домам?

— Да пора уходить.

По улице они шли вместе. Камский поинтересовался:

— Марат Пантелеймонович, когда у вас будет укомплектована группа для сдачи экзамена по иностранному языку.

— Для чего тебе?

— Я тоже хочу сдать кандидатский минимум.

— Ты кто по специальности?

— Хирург.

— А почему петлицы строительных частей.

— Меня призвали на два года.

— Собираешься наукой заняться?

— Я еще, когда учился в институте, работы писал.

— А когда срок службы заканчивается?

— Через год.

— Насколько мне известно, значительная часть двухгодичников становятся кадровыми военными. А давай к нам! Тема найдется.

— Какая, например?

— Влияние ионизирующих излучений при подземных ядерных взрывах на обезьян.

— Вы, наверное, шутите?

— Отнюдь.

— Нет уж! Я привык с людьми работать. Да и зачем вам хирург?

— Исследовать погибших животных можно, например. Или проводить какие либо имплантации, трансплантации и прочее. У нас за год, полтора набирают материал на кандидатскую степень.

— Вам лучше подойдет ветеринар или патологоанатом. Я приобрел уже около сотни книг по хирургии. Мне доставляет удовольствие поставить диагноз, а затем излечить больного.

— Правильно, жизненную позицию лучше не менять, иначе чувства самодостаточности не будет, да и значимых успехов не добиться, — после непродолжительной паузы задумчивости Комлев продолжил. — Насколько мне известно, выезд в Семипалатинск на кафедру иностранных языков запланирован на конец мая.

И вот это время наступило. Для группы экзаменуемых в составе, по списку, из пятнадцати человек, не считая водителя, старшего автомобиля и случайных попутчиков был выделен один из гарнизонных автобусов. Выехали на рассвете, так как нужно было успеть к началу рабочего дня. Солнышко освещало бескрайнюю степь, покрытую зеленой майской травой. Обширные плантации красных маков и разноцветных тюльпанов будоражили мировосприятие. Однако через некоторое время большинство пассажиров задремало. Лишь несколько человек, в том числе и Камский, продолжали любоваться степными просторами.

Кафедра иностранных языков. Просторный класс, столы. Началось собеседование. Камский сдавал экзамен преподавателю по фамилии Вайнцвайг, по имени отчеству Петр Мартович. Без особых усилий Игнат перевел медицинский текст, газетный фрагмент на политическую тему, простая разговорная речь далась с трудом. В итоге он получил четыре балла. Оценкой он был не удовлетворен, и уже по пути назад зародилась мысль съездить еще раз, чтобы «хорошо» поменять на «отлично», что давало право быть освобожденным от вступительного экзамена по иностранному языку. Остальные участники мероприятия были рады полученным тройкам и кое-кто четверкам. На отлично не сдал никто.

Эпидемия

В то лето эпидемия кишечных инфекций приняла угрожающие масштабы. Нетронутыми этой заразой оставалась только ближайшая площадка «Орион» и сам гарнизон, располагавшийся на окраине города атомщиков. Наверное, Игнат в какой-то момент пожалел о том, что согласился оставить свою часть, расквартированную на базе, и на какой-то срок прибыть на «Орион», вместо убывшего оттуда врача. Все строительные части работали напряженно и нервно. Нужно было выполнять план по вводу объектов. За срывы графика командиры сразу же лишались должностей.

— Доктор, говори, что еще надо сделать, чтобы не было вспышки?

Вечером в кабинете подполковника Самусева были все его заместители, политработники, командиры рот. Санитарное состояние в столовой и казарменных помещениях было доведено до идеального, мытье рук солдатами перед приемом пищи лично контролировали офицеры. Стекла окон были покрашены синькой. В помещениях были развешены липучки для случайно залетевших мух. Доктор Камский на утреннем построении объявил, что все у кого имеются хоть малейшие подозрения на расстройство пищеварения, должны прибыть в медицинский пункт для осмотра. Таких набралось пятнадцать человек. У семерых своей хирургической рукой Камский выявил урчание слепой кишки и повышенную чувствительность при надавливании. Затем, приказав санитару взять лопату, он вывел всех обратившихся к туалетам и предложил справить нужду. Подозрительным стул оказался у двоих. Все же лейтенант Камский решил изолировать всю семерку. Возвратившись в медицинский пункт, он заметил своего фельдшера куда-то направляющегося с набором медикаментов.

— Ты куда?

— Подполковник Самусев приказал дать лекарство, у кого подозрение на дизентерию.

— Отставить! Медицинскими вопросами здесь занимаюсь я, а не командир части.

— Где медицинский уазик? Водитель?

— Возле третьей роты хлорную известь разгружает.

— Давай его и всех семерых из изолятора сюда. Сколько у нас пустых чашек Петри?

— Много.

— Упаковывай все, что есть. Быстро. Нет времени.

В полевом инфекционном госпитале лейтенант Камский оставил несчастную семерку, а сам направился в санитарно-эпидемиологический отряд, где после краткой беседы с начальником, убедил его выдать триста чашек Петри со специальной средой для тотального обследования личного состава части. Взамен были оставлено такое же количество пустых чашек, привезенных с собой. Игнат на своем медицинском уазике тут же отправился обратно в часть, не имея времени заглянуть к жене с дочкой, которых не видел уже неделю.

Едва Камский открыл дверь медицинского пункта, как примчался посыльный от командира части с распоряжением немедленно прибыть в штаб части.

— Давай, доктор, доложи обстановку, — сказал ему командир части, когда Камский вошел в его кабинет.

Внимательно выслушав медицину, Самусев сокрушенно произнес:

— А вообще зря ты сразу семерых отвез. Возил бы по одному или по двое. В гарнизоне все на ушах: «На „Орионе“ вспышка кишечных инфекций!». Было масса звонков от начальства всех родов и видов. В общем, завтра нас приедут пытать. Тебе, доктор, тоже мало не покажется, хоть ты и прикомандированный. Ладно, говори, что ты там еще надумал.

— В дополнение к тому, что мы делаем, нужно провести полное обследование личного состава части на предмет бактериального носительства. Офицеров тоже.

— А ты, доктор, себя будешь обследовать? — поинтересовался заместитель по снабжению.

— Я регулярно контролирую состояние своего здоровья.

Наступила напряженная тишина.

— А когда начнем? — нарушил молчание Самусев.

— В медпункте все готово.

Представители Центрального военно-медицинского управления прибыли на армейском вездеходе. Их было двое. Оба в звании подполковников. Один высокий и худощавый с флегматичным выражением лица, второй маленький, быстрый, подвижный. Они решительно приближались к входу в медицинский пункт части, где в это время лейтенант Камский проводил обследование личного состава. Прошло уже более двухсот человек.

— Лейтенант медицинской службы Камский! — представился Игнат высокой проверяющей комиссии.

Инспектор, шагавший первым, ростом с циркового «Карандаша», с элегантной высокой фуражкой на голове, по осьминожьи побагровел. Видимо это соответствовало историческому моменту.

— Как ты посмел допустить эпидемию кишечных инфекций в части! — грубо закричал он на стоящего перед ним лейтенанта Камского.

— Эпидемии… — попытался было возразить доктор.

— Это должностное преступление. Ты понимаешь, что ваша площадка последняя перед гарнизоном и городом. Чем вы тут все занимаетесь? — и он обвел взглядом вышедших из штаба части командира и его замов. — Погоны оборву!

Московский инспектор подпрыгнул, словно взлетел, и вцепился правой рукой в левый погон лейтенанта медицинской службы. Рубашка затрещала, но погон не отпустила. Вторую попытку, обещавшей быть более успешной, маленькому воинственному ревизору не дал осуществить высокий подполковник. Он произнес нечто неуловимое слухом, и шустрый штурмовик, сразу же заглушил мотор и повернулся назад. Игнат уловил только последнее: «… шем счету». Штурмовик неожиданно стал дирижаблем. Совершенно спокойно, как будто ничего и не было, он спросил.

— Ну, ладно! Расскажи подробно, что сделали и что делаете.

Чтобы поддержать своего врача в один из драматических моментов его жизни, офицеры, даже те, кто поначалу отказывался, прошли, поборов сомнения, обследование.

Уезжая, маленький инспектирующий подошел к доктору Камскому и сказал:

— Мне стало известно, что ты собираешься остаться в Вооруженных силах. Желаю успехов.

Через трое суток были получены результаты анализов. Было выявлено несколько бациллоносителей и направлено на санацию. Воинская часть до следующего сезона забыла о слове эпидемия. Лейтенант Камский вскоре возвратился к прежнему месту службы.