На страницах этого сборника рассказов автор, следуя доброй традиции, которая сложилась в его творчестве, снова открывает портал во времени. На этот раз он переносит читателя в различные уголки нашей поистине великой и необъятной страны на короткие промежутки времени (диалоги) из жизни ныне покидающего нас поколения детей войны. Случайно подслушанные разговоры незнакомых и в то же время таких близких и родных людей точно передают колорит и атмосферу целой эпохи, создают иллюзию полного в неё погружения. Рассуждения на социальные, философские, психологические темы вкупе с забавными ситуациями и морально-этическими дилеммами наталкивают читателя на серьёзные мысли о прошлом, настоящем и будущем. Прочитав забытые истории-разговоры, воспоминания из жизни наших родителей, рождённых в тридцатые-сороковые годы прошлого столетия-эпохи, мы, может быть, сумеем найти ответы на так и не отвеченные до сих пор вопросы – о том, кем мы были прежде, кем стали теперь, а главное – кем будем завтра. Детям войны… и их детям посвящается.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мамины рассказики предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Без четверти век
Третья подслушка-рассказ
— Алло, Капочка! — кричу в трубку. — Алло!.. Ты меня слышишь?
— Алло-алло, — хрипит в ответ динамик моего домашнего телефона. — Кто это?
— Капочка, здравствуй, это же я, Валя, — радуюсь, услышав знакомый голос подруги, с которой не один год вместе за одной партой проучились в нашей деревенской школе…
Её-то, той школы — два небольших домика на пустыре на краю деревни Верещено между молодёжным клубом (бывшей церковью) да погостом — уж полвека, как и нет вовсе. Первый (поповский) дом, где размещалась начальная школа, ныне зияет пустыми окнами, словно вглядывается в нас, сегодняшних, а второй, побольше, двухэтажный, и вовсе сгинул во времени, говорят, сгорел в конце пятидесятых, почитай стразу, как мы с Капой, отучившись, паспорта у нашего председателя колхоза вытребовали и уехали.
Тогда без председательского благословения из деревни уехать было невозможно: ни на работу, ни на учёбу — никуда не возьмут, не пустят. Но нас, детей войны, так просто не возьмёшь: и беда нам не беда, и председатель не указ.
Он нас — в дверь, а мы — в окно!
Он — в окно, а мы — под окно: стоим и своё гнём, протестуем, ничего и никого не боимся. Правда — на нашей стороне!
Ну и как ему было нас при себе удержать?!
Вот так почитай все наши сельчане, рождённые в суровые сороковые, и укатили — кто куда: на стройки, заводы, фабрики, в техникумы и институты. А школа спустя пару лет после нас совсем осиротела, опустела да и сгорела в итоге без присмотра. А восстанавливать-то её вроде б и не для кого стало.
–…А-а-а, это ты, Валечка, подруженька моя! Ну, здравствуй! Давно, давно тебя не слыхивала, — звонко, на деревенский манер с ударением на «О», звенит в трубку Капитолина. — Вот только утром с Барсиком на прогулке тебя вспоминали, пока рядом с домом твоим прогуливались.
— Как он там, кстати? — интересуюсь. — Домик мой родной, старенький.
— Да куды ж он тут денется-то, — смеётся подруга. — Стоит твой красавец, весь в снегу, дремлет, ни одного следочка вокруг, окромя Барсиковых, нет. Видать, разбойник-то мой у тебя там мышей ловить настропалился. Скучно коту: ни одной подружки в округе, как дачники по осени в город подались, не осталось, одни мы с ним тута. Да и кому ж тут, в нашей-то глухомани, в эту пору быть: не избы, не хаты — одни курятники щитовые понастроили, хоть и красивы, да негодны для житья в мороз. Вот и брожу тут одна с котом по дорожкам, нами же и протоптанным. Ныне, как снег в конце ноября лёг, чего-то и автобус нейдёт, говорят, мол, ездить сюда некому. Даже колеи на дороге не стало…
— Ка-пуш-ка, поздравляю тебя с юбилеем, — перебиваю её неспешный привычный деревенский монолог…
Бывало, и мама, царство ей небесное, заводила так свой нескончаемый неспешный тёплый рассказ о том о сём и обо всём сразу.
–…Без четверти век всё-таки тебе исполнился, — продолжаю, — как-никак дата, поздравляю тебя, дожила.
— До-жи-ла, — задумавшись, тянет та. — Как жизнь пролетела-то, не пойму? Вроде б ещё вчера мы с тобой в школу бегали, потом уехала, училась, замуж выскочила, сына, дочерей родила, вырастили их всех… Шесть внуков мои детки подняли, теперь вот за правнуками летом приглядываю. Боже мой, до каких лет-то мы с тобой, Валентина, незаметно дожили?.. Как?.. Когда?
— Твоя правда, Капушка, твоя, — подхватываю вслед за ней. — В зеркало смотришь и думаешь: я ли это? — И тут же, опомнившись, продолжаю тараторить своё заготовленное поздравление, летящее в новгородскую глубинку из города-героя Ленинграда: — Желаю тебе, подруженька моя, прежде всего крепкого здоровья, долгих лет жизни и, конечно же…
— Да-да, — перебивает задумчивый голос Капы, — любви и счастья!.. Правильно-правильно говоришь, Валенька, спасибо тебе. Вот как раз к Сашке собираюсь дойти, всё равно дома никого нет сегодня, мои лишь в воскресенье здравить приедут. Так я к нему… с ним сегодня отпраздную. Рюмку водки налью — ничего-ничего, она там, на морозе, не замёрзнет — за любовь и счастье, что с ним делила… делю, а то ведь, как снег выпал, и не была ещё. Он-то у меня, помнишь, аккурат под Новый год, после моего шестидесятилетия… Э-эх, надорвал себя картошкой той чёртовой! Немолодой, чай, был, а туда же. Говорила-говорила ему, мол, хватит нам ею, окаянной, весь погреб набивать. А он своё тянет: детям, детям в город надо… молодой, домашней.
— Да ты что? — волнуюсь я. — Куда же ты одна по голому полю три километра по бездорожью пойдёшь?.. На лыжах, что ли?.. Немолодая, чай, не школьница! В такой мороз, бывало, лишь вдвоём с тобой прежде ходили. С ума, что ли, ты там сошла, мозги заморозила?!
— А ты знаешь, Валечка?.. — будто не услышав, продолжает Капитолина. — Теперь-то её, картошку, и не сажает никто в деревне, говорят: невыгодно. Вот и я своим строго-настрого наказала не сажать её в этом году: мне нельзя, сахар, а они всё равно в городе всё готовое покупают, полуфабрикаты там какие-то… — А затем вдруг, словно дошло до неё, Капитолина рассмеялась: — Придумаешь тоже: на лыжах. Не люди, так покойники на погосте скажут: «Сдурела бабка! Сама сюда на своих двоих в последний путь заявилась». Да ты за меня не беспокойся: это ж по деревне дорога не езжена, «тута» кому чистить, сама знаешь. А там по большаку меж деревнями трактор ходит и… люди тоже. Вот и я с ними пойду, може, кто и подвезёт. Ну, надо мне туда, понимаешь, надо, чувствую, аж дышать не могу!
— Иди, Капа, конечно, иди… раз надо, — переживаю за неё. — Тогда и к моим загляни, поклон передай…
— Зайду, зайду, Валечка, ко всем нашим зайду. А там… все наши, сама знаешь, словно домой иду, — уверенно, радостно так говорит моя подруга, и от слов её на душе делается тепло, спокойно. — А ещё и к развалинам церкви схожу да на школу нашу гляну. Её-то, говорят, купил кто-то из городских, вроде как ремонт затеял, може, и жить в ней станет. Хорошо бы, коли так, а то у кладбища нашего совсем ничего, окромя старого гнезда аиста на дырявом куполе, не осталось. Неправильно это, чудно…
— Неправильно, — соглашаюсь с ней, — кладбище без жизни рядом — и не кладбище вовсе, а так — пустырь!.. Должна быть связь времён, а иначе что получается? Безвременье, пустота. Даст Бог, по весне и мы с сыновьями приедем всех навестить…
— Ах, да что ж это я! — вдруг запричитала подруга, заспешила. — И тебя, подружка моя милая, с наступающим днём рождения! Тебя ж двадцать пятого, ровно через неделю после моего, тож юбилей ожидает.
— Ожидает, окаянный, ожидает, — соглашаюсь. — Куда ж от него денешься?.. Спасибо, Капушка, да ведь заранее, говорят, не поздравляют.
— Да, чего нам с тобой теперь бояться-то?.. — смеётся трубка. — Чай, домой собираемся, не куда-нибудь, к своим. Мы ж с тобой из рождённых здесь в военное лихолетье последние остались, в любой момент может случиться, а неделю ещё прожить надо, сама знаешь. Вот и здравлю тебя теперь, а уж двадцать пятого ещё раз отдельно позвоню, коль доживу. Помню, баба Дуня, царство ей небесное, мама твоя, Евдокия Михайловна, рассказывала, что аккурат под Новый год, как только сели фрицы проклятые в доме вашем за стол, выгнав её на задний двор, так она и родила тебя там. Ты знаешь, я только теперь поняла, что не новогодний день то был, а Рождество ихнее, немецкое. Ох, и кричала ты, говорила баба Дуня, как резаная, не дала извергам покоя в ту ночь, будто весь мир перекричать хотела. А куды им деваться-то было в день рождения самого Иисуса? Грех гнать из собственного дома новорождённое дитя божье на мороз. А ведь ты тогда, как и Он, в хлеву родилась! Немцы об этом знали, вот и забоялись трогать вас — ушли, даже врача бабе Дуне прислали. Вон оно как бывает!.. Неспроста всё это! Испытание ниспослано всем: им, ей, тебе.
— Скажешь тоже: неспроста, — смеюсь над подругой. — Вот же выдумаешь! Ну да ладно, пора уже, заболтались мы с тобой! Всего тебе наилучшего и… С юбилеем тебя, Капа!
— Спасибо, спасибо, подруга, — кричит та. — И тебя — с наступающим юбилейным рождением и… Рождеством Его… Вашим!..
25 декабря 2016 г.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мамины рассказики предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других