Птичий полонез

Валерий Дмитриевич Сибикин

«Птичий полонез» – книга для детей школьного возраста. В ней ничего не выдумано, она есть результат удивительных наблюдений автора за природой. Особенностью книги является то, что рисунки к новеллам и рассказам из неё сделаны учащимися детской Школы Искусств города Мыски.

ВОРОБЬИНЫЙ ДУШ

Воробьиный душ. Егорова Оля, 12 лет

К середине дня дружно заговорила капель, зачастила и обрушила на землю звонкий поток. Весёлый, напористый, он быстро съел размякший от тепла дома снег, добрался до льда, намёрзшего ещё с первых морозов, и пробил в нём корытце. Через края корытца цветастыми салютами взмётывались брызги!

Первый день торжества воды и света! Я не мог оторваться от окна, соображая, к кому из ребят сорваться из дому.

В клён напротив нашего окна швырнуло воробьиный клубок. Клубок этот мячиком отскочил от одной ветки, мигом обежал вокруг другой и покатился по нашему утоптанному двору, исторгая оглушительную воробьиную брань, выстрельнул чёрным комком в наличник нашего окна и, взметнувшись вверх, мгновенно рассыпался по веткам клёна, звонко голося отовсюду уже с этих веток.

Упав на наличник окна, комок оказался… воробьём! И был тот воробей чернее трубочиста, не то от печной сажи, не то от угольной пыли. Мне, стоявшему в это время у окна, он был виден хорошо, а вот я ему через стекло не был виден. Из-за солнца, лившегося в стёкла окна. Видно, зиму обретался в заброшенной печной трубе или в совхозной кочегарке.

Я сразу окрестил его Трубочистом! Трубочист был в пылу и азарте потасовки. С воинственным «чвик-чивик!» он хватил на наличнике несколько замысловатых подскоков и грянулся прямо в то ледяное корытце.

Голубой поток с крыши задиристо окатил его с головы до хвоста.

«Как ошпаренный выскочишь, насмешливо подумал я, тут быстро чумовых-то отрезвляют».

Но Трубочист не только не убегал из-под ледяной струи, летящей с крыши дома, но лез под неё сам, приседал в корытце чуть ли не до половины тела и, бодро встряхиваясь, бил себя мокрыми крыльями, как заправский парильщик веником в бане. Потом он жадно напился, снова взлетел на наличник окна, истово отряхнулся и — пулей маханул незнамо куда!

А вслед за ним и я выскочил из дома и к Кольке Соколову. А у него уже был Мишка. Все трое мы договорились надеть лыжи и к роднику под холмом. С тех холмов мы на лыжах-то и носимся! Так что и на лыжах накатаемся, и родниковой воды в рюкзаках домой принесём.

Вечером дедушка меня очень похвалил за воду. А я всё думал: с переполоху это Трубочист под ледяным душем накупался, или… ой, не знаю я, почему.

Дедушка был в хорошем настроении, да ещё и похвалил меня…. И я от радости рассказал ему про воробья, который выкупался с перепугу.

— Во, как в потасовке его разогрело! — от души смеялся дедушка в конце моего рассказа, — даже водой охолаживаться пришлось. А потом посерьёзнел и сказал:

— Нет, Витя, это не просто забавный случай к тебе наведался. А подсмотрел ты заурядное явление из воробьиного житья-бытья. Ничто так не укрепляет силу и здоровье птиц, как наша сибирская снежница, — талая вода, то есть. Перезимовавшие в тёплых странах наши птицы весной специально прилетают раньше, чтоб застать эту снежницу. Лишения и невзгоды терпят, лишь бы вдоволь ею насладиться.

— Она же холодная ведь, ледяная, как в ней купаться?!

— Холодная, — согласился дедушка, — а ты ведь видел, как наша бабушка лёд к своей болячке прикладывала?

— Так бабушке доктор советовал, чтоб лечиться. А воробьи-то… они разве болеют…

— Болеют, как и люди. — удивил меня дедушка. — А ты в сказках читал про живую и мёртвую воду?

— Читал. Там волшебники богатырей оживляли. Сперва давали им мёртвую воду, а потом живую…

— Вот-вот. А для наших птиц снежница и есть настоящая живая вода. И ледяной душ наш Трубочист тоже не от чудачества принимал. Любовь, она и для воробья не картошка, как в поговорке говорится… Время первой снежницы — свадебный разгар у воробьёв. Ну, какая воробьиха посмотрит на замурзанного кавалера? На кой ей сдался в супруги — помазок!? Так на его месте и в бобылях останешься.

И не только разборчивой воробьихе не глянется его такой наряд. По воробьиному «понятию» это неполноценность, от которой весь воробьиный род может выродиться. Она-то и накликала на Трубочиста гнев претендентов на воробьиные «руку и сердце». Вот достойные соперники и всыпали ему. А уж потом где-нибудь они между собой отношения выяснили.

— О-о! Витя, — с любовью в голосе говорил дедушка, — да только ли воробьи потеряли голову сейчас от тепла и света? В таёжных крепях теперь приспущенными крыльями зачертил круги на снегу глухарь. Репетирует турнирные схватки. Тишину зорьки в ельниках разбуживает любовная запевка рябчика. Волчицы и лисицы неутомимо подыскивают логовища для будущих семейств. Осторожными, ой как, стали на удивление. Клочьями полезла шерсть с задних лап беляка, линяет наш длинноухий, меняет зимнюю шубу на летнюю.

И всюду, где теперь ни окажись, наблюдательный глаз да чуткое ухо отметят предвесенние перемены. То густой грудной голос сизаря-голубя вырвется в людскую сутолоку, то подсмотришь в мелколесье, как спускается с веток снежный паучок…

А пляски ногохвосток на снегу! В сильные холода они сидели на земле, под снегом. Но вот зачуяли тепло, вылезли на снеговую поверхность и заскакали, замелькали на синеватом его покрывале. Поглядишь ни дать, ни взять крохотные акробаты. Солнышко приветствуют!

— Деда, а кто такие ногохвостки? Где они живут?

— Да где они только не живут…

Лицо дедушки вдруг просияло находкой.

— Да вот пойдём к нашему кактусу! Что ты видишь? — спросил дедушка, когда мы подошли к кадушке с большим, почти до потолка, кактусом. Дедушка росток этого кактуса аж из Москвы привёз, когда я ещё в детсадик ходил. И ухаживал за ним не знаю как. А по мне так… я и подходить к нему боялся, с тех пор как один раз ещё маленьким накололся на его колючки. А тут присмотрелся… по земле в кадушке скачут крохотулечные букашки. С маковое зёрнышко такие, а то и меньше. Скок вверх! И упал на землю. В это время дугой, третий скок! И если приглядеться, так…

— Дедушка! Да тут целый концерт идёт… какие-то букашки через головы кувыркаются!

— А вот-вот. Вот этот самый скачущий народец, — довольный говорит дедушка, — и есть ногохвостки. Ну, точнее, одни из их породы. Собратья снежных скоморохов.

— Дедушка, а почему ты мне раньше про них не говорил?

— Про ногохвосток? Так ты и не спрашивал, — хитренько сощурился дедушка. — Вишь как беззаботно скачут. Но не легка доля всех жителей первовесния. Потому-то между ними на это время и устанавливается особый лад и взаимовыручка. Но об этом как-нибудь в другой раз.