Салон недобрых услуг

Валерий Гусев, 2008

Бесполезно запирать юных сыщиков дома – они все равно найдут способ ввязаться в приключения. Ведь неугомонные сыновья полковника Оболенского Димка и Алешка твердо решили помочь папе в расследовании двух дел о… невезении. У покупателей невезучего автосалона «Альянс» ловкие воры угоняют новенькие иномарки. Бизнесмену Аркаше, другу полковника Оболенского, тоже не везет – ему угрожают и требуют денег. К счастью, Лешка с его аналитическим умом давно понял, как связаны два этих дела. Более того, он даже вычислил, кто за ними стоит…

Глава III

Бетонный парус

Через пару дней мы снова вертелись вокруг Аркашиного дома. Он, кстати, назывался почему-то «Парус». Наверное, потому что в самом деле немного походил на надутый сильным ветром парус, из бетона. Стены у него были не плоские, как положено, а какие-то кривые: одна выпуклая, а другая вогнутая. Наветренная и подветренная.

Лешка посмотрел на этот «Парус», задрав голову, и пробормотал:

— Парус… Это, Дим, не парус, а какой-то надутый великан.

Лешка точно сказал. Этот странный дом будто гордился перед нормальными домами, что он сам не такой же нормальный. Будто изо всех сил выпятил брюхо: вот, мол, я какой, а вы все не такие!

— Дим, а внутри у него стены тоже кривые? Наветренные и подветренные? Как же они там мебель вешают? Мебель у них тоже кривая? Наветренная и подветренная?

— А я откуда знаю?

— Пойдем, у охранника спросим.

— А он откуда знает? Он в своей будке торчит, его внутрь не пускают.

Алешка взглянул на меня так, что я сразу понял: его нисколько не интересуют выпукло-вогнутые стены. Во всяком случае — не снаружи. В этом доме, как и во всей этой истории, Алешку гораздо раньше, чем меня, заинтересовало что-то другое. И это другое, таинственное и опасное, скрывалось в пузатом доме. Потому Алешка так и рвался туда. Он будто чувствовал, где скрывается тайна и где находится что-то, что поможет ее раскрыть.

Тут как раз к «Парусу» подъехала красивая машина, разрисованная по бортам розовыми леопардами в зеленых пятнах. Охранник мгновенно поднял шлагбаум, вышел из будки и вытянулся как стойкий оловянный солдатик. Только на двух ногах. Зато лицо у него при этом было по-настоящему оловянным.

Машина въехала на территорию «Паруса», шлагбаум опустился. И поскольку охранник был не тот, что в прошлый раз, Алешка сделал еще одну попытку.

— Дядь, — сказал он, — а нам туда надо. Нас в гости позвали.

— Кто? Фамилия? Квартира?

— Дядя Каша позвал. А фамилию я не помню.

— Вспомнишь — придешь. — И охранник повернулся к нам своей оловянной спиной.

— Дядь, — сказал в эту спину Алешка, — а в квартирах стены тоже кривые?

Этот охранник был гораздо вежливей того: ни слова не говоря, он просто скрылся в своей будке.

Мы еще немного потоптались возле шлагбаума, но ничего интересного и полезного так и не получили. Всего-то: приехала еще одна разрисованная машина, да из одного подъезда вышел пацан (постарше Алешки, помладше меня) с какой-то не очень молодой женщиной. Но это были явно не жильцы «Паруса». Наверное, какая-нибудь уборщица со своим сыном, одеты они были довольно просто и, я бы сказал, не по-московски.

Но охранник их знал: вытягиваться перед ними не стал, но выпустил беспрепятственно. Женщина на нас внимания не обратила, а пацан скорчил рожу и надул под носом пузырь жвачки. Пузырь лопнул и повис у него на носу.

— Ах, как он нас удивил! — хихикнул Алешка. — Какой способный мальчик.

«Способный мальчик» обернулся и опять состроил рожу. Еще глупее первой.

Алешка ответил ему тем же. Только с б́ольшим артистизмом. А потом сказал мне:

— Дим, давай еще поболтаемся вокруг дома. Может, все-таки какую-нибудь дырку в заборе найдем. Или сами проделаем.

Как бы в нас самих тут дырок не проделали. Охрана тут крутая.

Но мы все-таки еще раз обошли территорию «Паруса» вдоль всего забора. Дырок в нем так и не нашли, а проделать их можно было только газосваркой. Или гранатой. Ни того, ни другого мы не имели. «Парус» был надежно защищен от нашего вторжения. Да еще и наябедничал. Правда, мы об этом узнали только вечером. Когда папа пришел с работы.

— У тебя очень непослушные дети, — сказал он маме за ужином.

— А у тебя? — спросила мама.

— Бандюги! Я сегодня просматривал записи с камер наблюдения Аркашиного дома…

— И что?

— Подозрительных лиц не замечено. Кроме двух личностей. Одна лет пятнадцати, другая примерно десяти. Делали попытки незаконно проникнуть на охраняемую территорию. Пытались подкупить охранника.

— Интересно чем?

— Личным обаянием.

В общем, нам не так чтобы уж очень попало, но мы поняли, что за Аркашину проблему папины сотрудники взялись серьезно. Папа даже без всякой конспирации сказал, что завтра состоится передача денег.

— И знаешь, где? — спросил он маму.

— У нас на кухне? — мама улыбнулась.

— Почти. На школьном стадионе.

— Класс! — Алешка аж подпрыгнул. — А когда?

— Посмотреть хочешь? Все равно не увидишь. Они все хорошо продумали.

— А как? Ну, пап… Расскажи, а? Мы никому не скажем.

И что удивительно — папа рассказал. Мне это даже показалось не столько удивительным, сколько подозрительным.

— Все очень просто. Рано утром, когда дворник очистит от мусора урны, Аркаша должен положить в крайнюю от входа на стадион урну газетный сверток. Неряшливый такой, газета мятая, в пятнах. Аркаша тут же уходит, а какое-то неизвестное лицо в неизвестный час этот сверток заберет.

— И вы это неизвестное лицо в этот неизвестный час…

— Точно, — сказал папа. — Мы его… Ого! Там всюду будут мои ребята. Под видом совершенно случайных людей. Ну там, молодая мамаша с коляской, бабуля с вязаньем, дедуля с газетой…

— Дядя Федор с топором, — добавил Алешка.

— А ты откуда знаешь? — папа сделал вид, что страшно удивился. — Бабуля с вязаньем — чемпион Москвы по карате, дедуля — мастер спорта по бегу на всякие дистанции, мамаша с коляской — призер Олимпийских игр по стрельбе…

— А в коляске у нее пулемет? — догадался Алешка.

— Гранатомет. — Папа улыбнулся. — Вот такие у нас кадры. Так что вы, непослушные мамины дети, не суйтесь завтра на стадион.

— А то еще спугнем неизвестное лицо, да, пап? — деловито спросил Алешка.

Глаза его блестели от предстоящего. Было ясно: он сделает все, чтобы ничего не проглядеть. Папа это сразу понял.

— Мать, Алешку под замок на весь день.

— А Димку? — ревниво взвизгнул Алешка.

— Димку необязательно.

— Дим, тогда ты мне все расскажешь. Как старший брат.

— Димку тогда тоже под замок, — решил папа. — Оба хороши.

Мне, честно говоря, тоже хотелось бы посмотреть, как сработают папины «ребята» — мамуля и бабуля с дедулей.

— Ладно, — сказала мама. — Под замок я их сажать не буду. Я им, как Золушке, дам всякие задания на весь день.

— Щаз-з! — взвился Алешка. — Отделить чечевицу от черепицы? Я не умею!

— Научишься, — спокойно сказала мама. — К вечеру. И кстати, когда наконец ты выбросишь в мусоропровод кроссовки?

— Начинается… — проворчал Алешка.

— Начинается! — вспыхнула мама. — Добрые люди, которые иногда к нам заходят, при виде твоих кроссовок пугаются и подскакивают. Мол, что за звери живут в вашей квартире?

— Мне их жалко, — сказал Алешка. — Они были такие красивые.

— Ну, когда это было, — сказала мама. — Сто лет назад.

— Папа свои болотные сапоги, все в дырках, тоже не выбрасывает, — сказал Алешка.

— Ну! — папа покачал головой. — Эти сапоги…

–…У того, у кого надо сапоги, — продолжила мама. — Чтобы завтра утром твоих кроссовок в моем доме не было. Я хоть к ним и привыкла, но тоже побаиваюсь. И мне стыдно, что мой сын ходил в такой жуткой обуви. Значит, я плохая мать.

— Ты хорошая мать, — успокоил ее Алешка. — Только вредная. Иногда.

— А ты все время вредный, — сказала мама. — Иди спать. Но сначала умойся. И не частично. И не разными фрагментами. Я проверю!

Утром папа засунул в свою сумку газетный сверток. Газета была старая, немного драная, в пятнах.

— Денежки? — спросил Алешка.

— А то! — сказал папа. — Большие тыщи.

— Не потеряй, — сказала мама. — Чужие все-таки.

— Чужие не жалко, — сказал Алешка. — У Аркаши их много.

— Все, — сказал папа. — Пока.

И он ушел руководить операцией по задержанию вымогателей.

Мама нас под замок, конечно, не посадила. Зато загрузила по полной программе. Уборка, чистка картошки, мытье посуды, отделение чечевицы от черепицы и всякая другая ерунда. Никогда мы так здорово не хозяйничали.

— Молодцы, — похвалила нас мама. — Вот так бы каждый день.

Алешка зажмурился от ужаса. И с надеждой спросил:

— Мы свободны?

— Относительно, — сказала мама.

Мы сорвались с места, помчались в прихожую, переобулись.

— Кроссовки захвати, — крикнула из кухни мама. — А то я их в окно выброшу. Кому-нибудь на голову.

Но кроссовок почему-то в прихожей не оказалось.

— Может, папа их в окно выбросил? — предположил Алешка. — Кому-нибудь на голову.

— И ключи от квартиры тоже?

Ключей в двери, как и кроссовок под тумбочкой, тоже не оказалось.

Мама вышла в прихожую.

— Мы под замком? — спросил я. Сурово.

— Это случайность, — ответила мама. — Папа ключи забрал. Придется потерпеть.

— Эх вы! — горько сказал Алешка. — А я-то старался. Две тарелки помыл и ни одной не разбил. А вы…

— Насчет «не разбил» — у тебя еще все впереди. — Мама иногда бывает безжалостной. — Сам же сказал, что теперь будешь каждый день так здорово хозяйничать.

— Я? Это ты сказала! А я…

Не знаю, что он хотел сказать, потому что в дверях звякнуло и пришел папа.

— Как тут у вас? — спросил он. — Все в порядке? А ты чего такой надутый?

— А ты? — спросил в ответ Алешка.

— Я не надутый, я расстроенный.

— Операция сорвалась? — спросила мама с сочувствием.

Когда мы приносим из школы «двойки», она нас с сочувствием об этом не спрашивает.

— Сорвалась… — Папа вздохнул. — Подослали какого-то постороннего мальчишку. Мы от него ничего не добились. «Какие-то дядьки» его попросили. Пообещали. Обманули.

Алешка, ни слова не говоря, накинул куртку и помчался на стадион. Я — за ним. Тоже накинув куртку.

Догнал я Алешку возле той самой урны. Как раз в тот момент, когда он вытаскивал из нее знакомый газетный сверток.

— Вот они! — сказал он торжествующе. — Денежки! — И нетерпеливо развернул сверток.

И захлопал глазами. И даже немного взвыл.

Вместо денег в этом газетном свертке находились… старые Алешкины кроссовки. Которые мама уже целый месяц просила его выбросить на помойку.

Все стало ясно. Папа нас наколол, чтобы мы не вмешивались. А на самом деле операция проводилась совсем в другом месте.

— Хорошее начало, — сказал Алешка задумчиво. — Какой будет конец?

В тот же день к нам пришел Аркаша. Очень расстроенный и напуганный. Да и сердитый.

— Вы чего-то там испортили, — сказал он папе недовольным голосом. — Вы их спугнули. Хорошо хоть деньги не пропали.

— И кроссовки, — сказал Алешка. — Мне было бы жалко, если бы их какой-нибудь жулик забрал.

— И носил бы их по праздникам, — сказала мама.

— Какие еще кроссовки! — возмутился Аркаша. — Моя Мариша с ума сходит от страха. Вся такая нервная. Даже Маргоше забыла педикюр сделать — так расстроилась.

Папа молча все это выслушал, а потом сказал:

— Не волнуйся, тебя в ближайшее время никто больше беспокоить не будет.

— Точно? — обрадовался Аркаша и так тряхнул головой, что чуть не сбросил свои застенчивые очки с носа на стол. — А почему?

— В свое время узнаешь. — Папа как-то странно это сказал. Словно знал что-то не очень приятное, но говорить об этом не хотел. — И за Маришу не беспокойся, никто ее похищать не станет.

Аркаша даже фыркнул. Будто сильно обиделся, что его жену, такую красавицу, никто не хочет похитить.

— И вы охрану с нее сняли? — спросил он. — Теперь она беззащитная?

— Как и все мы, — сказал папа.

Дядя Каша сделал такое лицо, что было ясно — мы это мы, а они, Аркаша с Маришей, это совсем другое. Они намного дороже.

Я заметил, как папа и мама обменялись при этом легкими улыбками.

— Мариша мне очень дорога, — опять заладил Аркаша. — Она такая любящая. Такая нежная. Такая умница. — Он аж засветился. — Когда я впервые увидел ее на подиуме, в полном сиянии ее красоты, то просто обомлел от восторга. И до сих пор не могу понять, как эта неземная звездочка могла полюбить такого заурядного коммерсанта?

По маминой улыбке я догадался, что и она не может этого понять. А папа сказал:

— Так часто бывает в жизни, Аркаша. Она сумела разглядеть в тебе все твои внутренние достоинства.

— Глубоко скрытые, — вежливо добавила мама.

— А какие достоинства? — с удовольствием стал расспрашивать Аркаша. Видно, нечасто в нем кто-то обнаруживал достоинства. Или они так глубоко скрыты, будто их и вовсе нет. — Чем же я мог покорить Маришу?

— Скромностью, — сказала мама.

— Щедростью души, — сказал папа.

— А еще? — Аркаша сладко жмурился, как сытый кот у теплой печки.

— Красотой! — выпалил Алешка.

— Ну уж… — Аркаша смутился от такой откровенной лести. — Это уж ты… Ну какой там красотой? Хотя…

— Внутренней, — сказал Алешка. — Глубоко скрытой.

Аркаша слушал все это с большой серьезностью и не чувствовал нашей иронии. А Лешка вдруг как-то мечтательно проговорил:

— Как бы мне хотелось посмотреть на вашу Маргошу… То есть Маришу. Хотя бы издали.

— Чего проще! Заходи к нам в гости. Теперь можно, опасность миновала, осада снята!

— У вас там охраняемый забор. И шлагбаум как на переезде.

— Для моих друзей шлагбаум всегда поднят! — с пафосом сказал Аркаша. — Заходи. Только позвони заранее. — Он положил на стол свою золоченую визитку.

— А я бы к вам и на вашу дачу съездил, — нахально напросился Алешка.

— Запросто. Только она еще недостроена.

— Но хоть крыша-то есть?

— Крыша есть. А вот все удобства только во дворе. Они временные.

Алешку это не смутило. И несмотря на строгие мамины взгляды, он напросился в гости еще и на дачу. Удобства во дворе посмотреть.

Ну, в общем, все проблемы Аркаши как-то разрешились. Папа был спокоен. Он почему-то был уверен, что вся эта история с вымогательством — чья-то глупая шутка. Впрочем, папе виднее.

…Вскоре Аркаша стал прощаться, целовать маме руку и хлопать папу по плечу. А Лешка, нимало не смутясь, попросил его выбросить по дороге на помойку его старые кроссовки. Которые он зачем-то опять притащил домой.

Тут уж мама не выдержала и дала ему подзатыльник.

— А чего? — Алешка сделал большие удивленные глаза. — Все равно они мимо помойки поедут.

Мама выхватила у него кроссовки и засунула их под тумбочку. Алешка усмехнулся.