Коллекция в бегах

Валерий Гусев, 2009

Алешка и Димка любили ездить с отцом – полковник Оболенский всегда вел машину быстро, но аккуратно, зря не обгонял, резко не тормозил… Почему же сегодня он то прыгает из ряда в ряд, то срывается со светофоров, как на гонках? Братья Оболенские поняли, в чем дело, поглядев на дорогу сквозь заднее стекло, – похоже, этот красный «Форд» следует за ними от самого дома. Кому только в голову пришло следить на такой приметной машине за сотрудником Интерпола?! Кажется, вместо заурядной поездки на дачу Лешку с Димкой ждет очередное приключение…

Глава III

Первый полет

Алешка забрался в свой самолет и грустно просидел в нем до обеда. Ну, может, и не грустно. Может, задумчиво. Может, он думал о том, кто же у бедной потерпевшей «Корягиной» украл драгоценные картины ее батюшки Карякина. И о том, как разыскать эти картины, вернуть их потерпевшей, настучать жуликам по тыкве и сдать их в милицию. Может быть. Очень может быть…

— Кушать подано! — крикнула мама в окошко. — Мойте руки!

— Опять?! — возмутился Алешка. — Всю жизнь руки моем! — И тут же: — Мам, а что у нас на обед?

— На выбор, — похвалилась мама. — Я вам запас на три дня сделала: сварила и суп, и щи. Ты что будешь?

— Щи!

— Почему? — спросил я.

— Проголодался, — объяснил Алешка, — суп-то один, а щей много.

Странная какая-то логика. Ну да ладно. Главное, он свой полет на турундыке по имени «Лебить» отложил до папиного приезда. Так-то оно спокойнее. А то ищи его потом по всему экватору.

Странное дело — когда Алешка затевает что-нибудь совершенно немыслимое, все почему-то верят, что это немыслимое у него получится. И, как правило, оно получается. То ли он счастливчик такой, то ли шибко умный, то ли здорово упрямый. Скорее всего, и то, и другое, и третье.

Тогда я, правда, не думал: полетит его самолет или нет. Но не это главное. Главное в том, что из-за этого самолета мы не пролетели мимо такой истории, которую даже вспоминать не очень хочется. Вроде подковы без гвоздя.

Папа приехал вечером, после работы, усталый и голодный.

— Что будешь? — спросила его мама. — Суп или щи?

— Щи! — вдруг изменил папа своему любимому картофельному супу с тушенкой. И объяснил точно как Алешка: — Суп-то в единственном числе, а щи во множественном. Да и Алешке супчику в полет надо оставить.

После ужина папа еще «отзвонился» на работу, узнал, что там новенького и как идут старенькие дела. Такая уж у него милицейская работа — и днем и ночью. И дома, и на даче.

И вот после звонков произошли полетные испытания лебединой турундыки.

Алешка уселся на место пилота, и мы с папой выкатили самолет за калитку, на асфальтированную дорожку. Турундыка катилась довольно легко. Вполне возможно, что и взлетит.

— Дим! — скомандовал Алешка. — Будешь мотор заводить!

Я послушно начал вертеть пластмассовый пропеллер от вентилятора. Резиновый жгут стал закручиваться. С каждым оборотом все туже и туже.

— Ты там осторожней, Дим, — посоветовал Алешка из кабины. — Покрепче его держи. А то сорвется и в лоб тебе закатит. Мама расстроится: тебя — к врачу, меня — в угол.

Заботливый такой!

А винт крутился все труднее и труднее.

— Хорош! — сказал Алешка. — Фиксирую!

Тут из носа байдарки выдвинулась ручка от лопаты и заклинила винт.

— Все разбежались! — скомандовал летчик-испытатель. — От винта!

— Стой! — закричала мама. — А суп? Забыл? — Она в самом деле стояла у калитки с кастрюлькой супа. — Проголодаешься до экватора.

Хорошая у нас семейка. Все умеют дурака повалять.

— Поехали! — Алешка дернул на себя фиксатор.

Пропеллер взвизгнул, завертелся как ненормальный и… турундыка тронулась с места, легко побежала — все быстрее и быстрее — по дорожке. Только почему-то задним ходом.

— Дурак! — завопил Алешка. — Ты винт не в ту сторону закрутил!

Турундыка пробежала его немножко, беспомощно хлопая зонтичными крыльями, едва не зацепила какого-то дядьку в полосатой майке и устало остановилась.

— Славно, — сказал дядька. — Покатаешь меня?

Алешка, сидя в «кабине», поднял голову и внимательно осмотрел «пассажира» с головы до ног, покачал головой:

— Я на ваш вес машину не рассчитывал.

— Я похудею, — пообещал дядька. — До скольких надо худеть? До какого размера?

— До моего, — безмятежно сообщил Алешка.

Тут подошли мама с папой. Папа тем временем отобрал у мамы кастрюлю и прямо из нее хлебал свой любимый суп. Щей ему не хватило. Во множественном числе.

— Славные у вас пацаны, — улыбнулся дядька. — Чуть не задавили меня.

— Им повезло, — кивнул папа.

— Почему это им? — не понял дядька. — Это мне повезло.

— Им повезло, — объяснил папа. — Если бы они вас задавили, я бы их жестоко наказал.

— Ну что уж так сразу… — Дядька стал заступаться за нас. — И уж сразу — жестоко… А как, например?

— Младшего засадил бы за таблицу умножения, старшего — за таблицу Менделеева. Или наоборот.

— Наоборот, — подсказал Алешка. — Менделеева — за таблицу умножения.

— Веселая семейка, — рассмеялся дядька. — Славная. Иван Иваныч, — назвался он, приподняв над головой полосатую бейсболку. — В некотором роде ваш сосед. Вон мой домик. Правда, славный? Своими руками построил.

Мама с папой тоже назвались, посмотрели на домик, и мама спросила:

— Хотите супу?

Дядька неожиданно согласился.

— А его уже нет, — сказал папа и побренчал ложкой в пустой кастрюле. «Запас на три дня». — Но щи еще остались. Они во множественном числе.

— Они мне остались, — веско подчеркнул Алешка. — В очень множественном числе. У меня после долгих полетов всегда голод появляется. Поехали снова.

Он уселся в кабину:

— Заводи, Дим. В нужную сторону.

Я снова закрутил пропеллер. Уже в нужную сторону.

— Пошел! — скомандовал Алешка.

На этот раз турундыка поехала вперед — вот-вот взлетит! — и плавно остановилась точно возле нашей калитки. Не взлетела…

— Мотор слабоват, — вздохнул Алешка, покидая кресло пилота. — Ну ничего: или мотор посильнее сделаю, или зимой вместо колес Димкины лыжи присобачу. И будут у меня аэросани. Буду гонять по снежным просторам. Пока не догоню экватор.

Какое-то у него странное представление об экваторе.

— А я буду худеть до зимы, — пообещал полосатый Иван Иваныч. — Я тоже люблю догонять экватор.

Мы закатили турундыку во двор. Алешка бережно накрыл ее старой пленкой, и мы пошли пить чай. Мама нашего нового знакомого Ивана Ивановича тоже пригласила. Мама у нас очень вежливая и хорошо воспитанная. Только вечно ломает зонтики, теряет перчатки и забывает в магазине взять сдачу и забрать продукты.

Этот Ван Ваныч тоже очень вежливый оказался: на мамино предложение не стал отнекиваться, а сразу же согласился. И за столом вел себя очень прилично, весело и легко. Будто сто раз уже у нас чай пил. В нашем сарайчике в виде вагончика.

— Славно у вас. Но тесновато, — сказал он после третьей кружки чая, оглядывая наши хоромы. — Вам строиться надо.

— Капитал не дозволяет, — усмехнулся папа.

— То денег нет, то времени, — добавила мама.

— Когда есть деньги, то нет времени, — вставил и Алешка свое слово. — А как время появляется, то деньги кончаются.

Ван Ваныч рассмеялся так, что у папы зазвенела и запрыгала ложечка в стакане.

— Да, — Ван Ваныч вытер веселые слезы, — материал нынче дорог. Но я бы вам помог.

— Нам нельзя помогать, — серьезно предупредил Алешка. — Мы с папой большие начальники. Еще скажут, что мы взятки берем.

Опять хохот до потолка. Опять полная чашка веселых слез.

— Взяток я не даю, у меня на взятки денег нет. Но с материалами помочь славным людям всегда готов. — И он стал рисовать цветные картинки.

Оказалось, Ван Ваныч руководит каким-то строительством. И материала всякого у него выше крыши. Он приобретает его со скидкой. И у него часто бывают остатки. Которые он может продать нам с еще одной скидкой.

— Вы, Сергей Алексаныч, прикиньте, в чем у вас нужда, составьте списочек. Я все подсчитаю — останетесь довольны. И давайте запросто — по-соседски. Тем более что у вас такие ребятишки славные и жена очень обаятельная и гостеприимная.

Мама от этих слов прямо расцвела. Можно подумать, она сама об этом не знала — какая она добрая, вежливая и гостеприимная. И обаятельная.

— Я подумаю, — сказал папа.

— Подумайте. А я вам пару хороших мастеров пришлю. Есть у меня на стройке две хохлушки. Берут за работу они недорого, а работают очень хорошо.

— Я подумаю, — повторил папа. Он что-то не очень спешил прыгать от радости.

А мама спешила. Быстренько размечталась.

— Построим дом, — прошептала она, сжав перед собой ладошки. — Двухэтажный…

— Ага, — произнес Алешка. — Будешь со второго этажа с зонтиком прыгать.

— Не дождешься, — поспешно сказала мама. — Я буду на балконе второго этажа сидеть с букетом цветов и чашкой кофе и любоваться прекрасными далями… Луна всходит, соловьи поют…

— Лягушки квакают, — преподнес Алешка.

— На втором этаже, — неуверенно возразила мама, — лягушки не водятся.

— Разведем, — пообещал Алешка. — Сколько хочешь.

— Нисколько. Не надейся.

— Лягушки полезные, мам. Они с комарами борются.

После лягушек мама больше всего комаров не любит. А Лешка любит их всех, комаров даже бить жалеет.

— Они же не виноваты, — объясняет он, — что у них такая пища.

— Людоед тоже не виноват, — отвечает мама, — что у него такая пища.

Ван Ваныч с удовольствием слушал эти разговоры. Как мы потом узнали, он был одинокий человек, бессемейный. Вроде нашего Павлика. У него тоже не было не только жены, но и детей. И когда он к нам приходил, он чувствовал себя среди близких людей, в кругу семьи. Это он всегда так говорил, когда садился за стол пить чай.

Ну и пусть пьет, нам воды не жалко.

В этот день он, прощаясь, еще и пообещал Алешке здоровенный кусок пленки для крыльев.

— У нас там этой пленки, — хвалился Ван Ваныч, — как…

— Как гуталина у Матроскина, — закончил за него Алешка. — А тонкие рейки у вас есть?

— Завались.

— Класс. Я из реек сделаю каркас и обтяну его пленкой. А резина у вас есть?

— Алексей! — строго осадил его папа. — Не зарывайся… Большой начальник.

Ван Ваныч незаметно подмигнул Алешке и шепнул:

— Поищем.

В общем, у нас появился хороший сосед и добрый приятель. Ну самолет тоже. Лебедь в виде турундыки.

Далеко ли мы на этом самолете залетим. В орлиное гнездо. Нет, не в орлиное. Скорее — в гадючье.

Но мы об этом, конечно, еще не знали…

А жизнь в начале лета стала налаживаться, пошла дачным чередом. Наш участок зеленел под солнцем, а наш фургончик становился все уютнее. Мама повесила на окошко новые занавески, а на подоконник все время ставила в стеклянной банке полевые цветы. Благо, ходить за ними недалеко — «поле» прямо под окном.

Окружающая флора радовала нас своими травками и березками, а окружающая фауна стремилась завоевать свое место в фургончике. Про кошку я уже не говорю, она себя чувствовала в доме хозяйкой, разогнала всех мышей и, если не вылизывалась, то все время спала в кресле. Пока кто-нибудь на нее не сядет.

Про комаров я тоже не говорю, а вот возле слухового окошка, прямо под карнизом, обнаружилось красивое осиное гнездо. Это чудо природы! Такой шар, размером примерно с футбольный мяч, сделанный словно из тонкой серой бумаги. Очень красиво сделанный, переплетенный весь такой, шуршащий на вид. Ни один человек так не сможет.

И ближе к вечеру в этом шаре стоит ровный мощный гул — все осы после своих дневных трудов собираются в кучку для ночного отдыха.

Маме мы про ос не стали рассказывать — у нее и так проблем хватает с комарами и лягушками. А сами таким осиновым (как сказал Алешка) соседством не очень обеспокоились. Главное — не мешать им заниматься своими делами. Тогда и они не будут мешать нам заниматься нашими делами.

А вот в мамином кухонном уголке, под самым потолком, завелся громадный паук. Маму он бросал в дрожь.

— Убей его! — сказала она Алешке. — Или выкинь на улицу! Прямо сейчас.

— Он полезный, — заступился Алешка за паука. — Он ловит и ест мух.

— Я лучше сама их буду ловить!

— И есть тоже? — ужаснулся Алешка с хитрой улыбкой.

— Или я, — решительно сказала мама, — или паук!

Алешка выбрал маму. Но и паука ему было жалко.

— Ладно, — сказал он нехотя, — я убью его мирным путем.

— Это как? — удивилась мама.

Алешка тяжело вздохнул.

— Я посажу его перед зеркалом.

— И что?

— А то! Он ведь сам себя никогда не видел. А тут вдруг увидит.

— Ну и что?

— Ну и сам по себе помрет. Либо от страха, либо от стыда.

Мама ничего не ответила, взяла веник и смела паука вместе с его паутиной, набитой высохшими мухами, в помойное ведро.

Паук-то ладно, а вот с осами так не обойдешься. Еще и поэтому мы маме про них не стали рассказывать. А если она, прислушиваясь, спрашивала: «Что это там наверху гудит?» Мы отвечали: «Ветер!»

В общем и целом жизнь налаживалась. Алешка — он не привык даром терять время — в первые же дни восстановил прошлогодние дружеские связи с соседями, шастая к ним в гости и всегда с выгодой для себя. Таскал на участок железяки, гвозди, резинки, конфеты, сникерсы-марсы.

Но на достигнутом не останавливался — заводил новых друзей. Хороших и полезных. И все чаще пропадал у одного мастерового дядьки. Он был кузнецом. Его кузница стояла на самой окраине деревеньки со смешным названием Пеньки. Из кузницы валил через трубу черный дым и слышался веселый металлический перезвон. Со слов Лешки я понял, что этот кузнец — мастер на все руки, и от него в деревне всем большая польза. Он мог починить трактор, наладить швейную машинку, выковать красивую рамочку для семейной фотографии. И выращивал красивые цветы. Прямо перед кузней, в полусадике, как говорил Алешка.

Вообще, наш Алешка очень восприимчивый. Когда он знакомится с хорошим человеком, то как-то невольно перенимает на время его речь, манеры, привычки. И я стал замечать, что дружба с деревенским кузнецом наложила на него отпечаток. Во-первых, он приходил из кузни чумазый как чертенок, а во-вторых, впаривал в свой разговор новые словечки.

Этот кузнец, наверное, был простой человек, и речь у него была простая, не очень грамотная. Алешке это нравилось. Вот и пошли в его лексиконе — «кажный», «отцеда и доцеда», «пользительный».

Это меня не беспокоило — пройдет, как и многие его увлечения. Но вот то, что он мне сообщил трагическим шепотом, сильно меня встревожило.

— Он, Дим, знаешь, кто? Он тюремщик!

— Это как? — удивился я.

— Ну, он в тюрьме один раз сидел! Но он очень хороший человек, для всех пользительный.

Этого еще не хватало! Пользительный преступник. В друзьях у Алешки.

— Дим, ты не бойся, он давно в тюремщиках побывал. Он теперь честный человек.

— А за что его посадили, честного человека?

— А я знаю?

Меня, конечно, эта дружба встревожила, и я решил как-нибудь пойти вместе с Алешкой в кузню. Посмотрю, думаю, а потом папе или Павлику все расскажу. Пусть у них об этом голова болит. Но Алешка так бурно запротестовал, что я не решился.

— Ты что, Дим! — с круглыми глазами воскликнул он. — Ты мне все испортишь! У меня все стало налаживаться.

Понятно. Какой-то свой расчетливый интерес. Небось решили вместе на экватор лететь. «Кажный раз отцеда и доцеда».

Ван Ваныч сдержал свое обещание. Лешка получил рулон пленки и пучок реек. И старые подтяжки.

— Ай да Арбуз! — сказал он в восторге, когда Ван Ваныч ушел, попив на дорожку чая.

— При чем здесь арбуз? — удивился я. — Приснился, что ли?

— Ван Ваныч — Арбуз. Я так его про себя называю.

Вообще-то, Алешка всех окружающих людей оценивает с точки зрения их «собачности». По внешности или по характеру.

— Хороший дядька. Добрый как сенбернар. А твоя одноклассница Ленка — вылитая колли, такая же лохматая до самого пола. А наш физкультурник — вылитый боксер: и нос кверху сплющенный, и уши к бокам придавлены. А у тети Зины голос как у болонки — звонкий такой, визгливый…

Поэтому я очень удивился, что он назвал Ван Ваныча не по-собачьи, а по-огородному. Наверное, еще не определился. Хотя подметил здорово. Ван Ваныч — коротенький и сильно пузатенький. И его животик туго обтягивает майка в черно-зеленую полоску. И бейсболка на круглой голове в такую же полоску. Маленький арбуз на большом арбузе. И ходит он быстро, суетливо — будто катится по дорожке. Но, я думаю, пройдет время и Алешка найдет и для Ван Ваныча собачий аналог. Наверное, назовет его добродушным круглым и полосатым мопсом. Но я, как показало ближайшее будущее, сильно ошибся…