Каникулы с невидимкой

Валерий Гусев, 2000

Вот и наступил последний день каникул. Завтра снова в школу, а значит, сегодня надо отдохнуть на полную катушку. И Димка с братом Лешкой отправляются в парк, где их ждут все тридцать три удовольствия. И даже тридцать четвертое: призовой полет на самом настоящем воздушном шаре! Братья уже предвкушают незабываемые впечатления, как вдруг… Сметая все на своем пути, незнакомец в костюме Деда Мороза мчится к воздушному шару, забирается в корзину и обрубает канат! Шар взмывает под облака и, повинуясь таинственному похитителю, несет мальчишек в неизвестность…

Глава IV

В БАНДИТСКОМ ЛОГОВЕ

Логово оказалось ничего себе. Оно и внутри было похоже на старинный терем. Хотя, по правде, мы эти терема ни снаружи, ни внутри живьем никогда не видели. Только на картинках да в кино. Но и сейчас нам осмотреться не дали. Баба Яга, как только мы вошли в дом, сказала:

— Будете жить в комнате для гостей. На втором этаже.

— Мы не собираемся у вас жить, — сказал я. — У нас свой дом есть.

— А вас никто и не спрашивает. Марш наверх, двумя ногами сразу! Вот так, — и она, грохоча сапогами, запрыгала по ступеням, будто у нее были связаны ноги.

Мы переглянулись, выпучив глаза. Алешка постучал себя пальцем по лбу. Я с ним согласился.

Но у Бабы Яги было свое на уме. Она скакала по лестнице и приговаривала в такт прыжкам:

— Это уп-раж-нение прек-рас-но раз-ви-вает икроножные мышцы, — последние два слова она проговорила нормально, потому что уже доскакала до площадки и остановилась перед дверью.

— Двери открывать только ногами! Вот так! — и она, подпрыгнув, ахнула сапогами в дверь.

Та с треском распахнулась, и за ней что-то упало. И послышался недовольный мужской голос:

— Мама, вы опять за свое!

Мы мигом взбежали по лестнице — посмотреть, что там грохнулось.

За распахнутой дверью вставал с пола, приложив руку ко лбу, толстенький мужчина, похожий на Карлсона без пропеллера. Он был в клетчатой рубашке и широких цветных подтяжках на пуговицах.

— А это еще кто? — спросил он про нас.

— Это дети Августа, — забредила старушка. — Он подарил их мне. Я возьмусь за их воспитание.

— Не надо, мама, — попросил Карлсон, — у нас и так уже все двери расшатаны. Отведите их в комнату и уложите спать. А ты, Карпухин, — это он приказал маленькому и толстому, — будешь их стеречь, чтобы не удрали.

— Я не Карпухин, — обиделся тот. — Я Алехин.

— И чего я вас все время путаю? — огорчился Карлсон. — Вы же такие разные.

Действительно, они были разные. Один — маленький и толстый, а другой худой и длинный. Один — чаще всего веселый, а другой — чаще всего злой. У одного шнурки на ботинках все время развязывались, и он постоянно из-за этого спотыкался. А у другого, — наоборот, затягивались в мертвые узлы. И он все время ругался, пытаясь их распутать. Словом, совсем разные. Но чем-то очень похожие. Может, тем, что оба одинаково неправильно говорили. Алехин говорил «мармалад», а Карпухин — «вармишель». Толстый говорил «тубаретка», а худой — «скрипя сердцем». Но это не главное, что делало их похожими друг на друга. И мы долго не могли это понять. А потом догадались. Но гораздо позже…

В отведенной нам комнате была всякая мебель и три кровати. И при виде их мы вдруг почувствовали такую усталость, будто не на шаре из Москвы летели, а пешком шли. Глубокими, необозримыми снегами.

Поэтому мы сразу же бухнулись, не раздеваясь, на постели и мгновенно вырубились.

— Пусть они завтра нас на станцию отвезут, — пробормотал я Алешке вместо «спокойной ночи».

— Ага, — пробормотал он в ответ. — Только Лорда с собой заберем.

«Хоть короля», — подумал я из последних сил…

А потом я вдруг проснулся и долго не мог уснуть. То ли мне мешал отчаянный храп толстяка Алехина, то ли луна за окном, то ли собачий лай во дворе, а скорее всего — тяжелые и тревожные мысли.

Было ясно — мы попали в руки каких-то бандитов, и так просто они нас не отпустят.

За себя я не очень беспокоился, я уже почти взрослый, а вот за Алешку сердце сжималось. Он в нашей семье — самый маленький. И самый талантливый. «Очень способный юноша, — говорит про него папа, — на все способен». Это он говорит с иронией. Но Лешка и в самом деле на все способен. Любая неисправная техника оживает в его руках. И прямо каким-то чудом: Лешка ткнет куда-то отверткой, трахнет изо всех сил молотком — и пожалуйста — все заработало. Правда, не всегда так, как положено. Миксер у него вдруг превращается в пылесос, неисправный магнитофон — в исправную кофеварку. Настенные часы становятся вдруг будильником, а мамин фен — фонариком.

А как Лешка рисует! Один раз он за две секунды навалял мамин портрет. Да так здорово, что мама чуть не заплакала от гордости: неужели это я, такая красивая, а я и не знала. Тогда Лешка тут же нарисовал папин портрет… Папа потом с ним целую неделю не разговаривал, а мама целую неделю хихикала, когда взглядывала на папу.

И еще Лешку все животные понимают, прямо с полуслова. И всегда его слушаются, даже огромные злые собаки. Я как-то видел, что из-за него два дворовых кота подрались. Лешка черного погладил, а рыжего не успел приласкать. Так тот, обиженный, таких черному оплеух накатал!

Из-за всяких животных Алешка постоянно с кем-нибудь воюет. Даже с нашими родителями. Мама однажды прогнала с подоконника голубей, которые там гадили, а Лешка ей строгое замечание сделал:

— Птиц нужно беречь. Ведь они тоже наши четвероногие друзья.

И с папой он один раз здорово поссорился. Из-за таракана. Папа их боится и ненавидит. И вот на кухне выполз из-под плиты таракан. Папа тут же тапочку снял и хотел его прихлопнуть, а Алешка как заорет на него:

— Ты что! Тебе его не жалко? Он в тысячу раз меньше тебя! Крошку хлеба для него пожалел, да? А его, может, за плитой голодные детки ждут!

— Да я этих голодных деток… — Папа даже дар речи потерял. — Да я их… Да они у меня…

Алешка встал из-за стола и строго сказал:

— Стыдно, молодой человек! — он эту фразу, наверное, где-нибудь в очереди услышал. И запомнил на всякий случай. Вот она и пригодилась.

Папа так и остался с открытым ртом. И так и пошел в кабинет — в тапочке на одной ноге и с другой тапочкой в руке.

А мама сказала ему вслед с восхищением:

— Какое доброе сердце у ребенка!

А наш ребенок в тот же вечер (это как раз накануне нашего отлета произошло) такое натворил!..

Подходит ко мне и сообщает:

— Дим, а каникулы-то кончаются. Скоро настанут скучные трудовые будни.

— Ну и что? — не понял я, к чему он клонит.

— Что-что? Мы за все каникулы так ни разу с большой горки на снегокате не покатались. Обидно.

— Ну и что? — опять не понял я. Не догадываясь о его коварном замысле. — У нас же его нет. Мама говорит: нам денег и так еле-еле на косметику хватает.

— Да? — он на секунду задумался. — Ладно. — Еще чуть подумал и попросил: — Дай мне твои фломастеры. А то я свои уже все изрисовал.

И он закрылся в папином кабинете. А через час потребовал ножницы. А через полчаса оделся и куда-то, весь такой загадочный, исчез.

А еще через полчаса вернулся. Да не один. Вместе с ним пришел какой-то приятный молодой человек. Одной рукой он держал Алешку за капюшон куртки, а в другой держал пачку сторублевок.

Молодой человек оказался продавцом из спортивного магазина. И он как-то смущенно спросил папу, который в это время как раз пришел с работы:

— Это ваш мальчик? Он очень способный. Ему обязательно надо учиться. — И показал нам пачку денег. — Вот!

— Чему учиться? — испуганно спросил папа. — Деньги красть?

— Рисовать!

Мы пригляделись и ахнули все вместе. Этот «наш способный мальчик» за какой-то час времени обычными фломастерами нарисовал целую пачку денег. Чтобы на них снегокат купить.

Деньги были очень похожи на настоящие. Только криво обрезанные и белые с изнанки — поленился способный юноша.

Зато папа не поленился. Такого скандала у нас еще не было.

Папа кричал, хватался за голову, размахивал руками и бегал по комнате. А мама бегала за ним с валерьянкой и стаканом с водой.

Наконец он успокоился и остановился:

— Ты все понял, Алексей?

Алешка послушно кивнул:

— Понял. Надо было с двух сторон раскрашивать.

И все началось сначала: бег по комнате, хватание за голову и воздымание рук к потолку…

И тут, лежа без сна и вспоминая всякие эпизоды из нашей семейной жизни, я понял, что мы не пропадем. Выберемся из этого бандитского гнезда. Особенно если Лешка что-нибудь придумает. Нужно только немного сдерживать его инициативу и взять руководство нашей борьбой за свободу в свои руки. С тем я и заснул. Под отчаянный храп Алехина и густой басистый лай Лорда за окном.

Разбудил меня опять же собачий лай во дворе.

Алешка сидел на подоконнике и разговаривал через стекло с Лордом. Тот прыгал и звенел цепью.

— Сейчас мы с тобой умоемся, почистим зубы, — говорил ему Алешка, — и поедем на станцию. Будешь жить с нами, я тебя с родителями познакомлю. — И добавил мстительно: — И с нашей учительницей. Ей понравится…

Лорд внимательно слушал, а когда Алешка замолкал, принимался требовательно лаять. Видно, с ним редко разговаривали. Особенно по-человечески.

Алешка спрыгнул с подоконника:

— Проснулся? Собирайся, домой пора.

Тут открылась дверь, и вошел Карлсон.

— Стучаться надо, — сказал я сердито.

— А где Дед Мороз Август? — спросил Алешка. — Уже уехал?

— Еще нет! — как-то противно засмеялся Карлсон и стал похож на злобного поросенка. — И не уедет до тех пор, пока не выполнит мои условия.

— Это еще какие условия? — завопил Алешка, который совершенно не выносил несправедливости и наглого обмана. — Деньги он для вас украл? Украл. Вот и подавитесь!

— Ты отцу будешь советовать, — разозлился Карлсон, — когда с ним увидишься. — И опять противно засмеялся. — Но это будет не скоро. Я отпущу вас, когда получу за вас денежки.

— Фиг получите, — сказал я уверенно. — У нашего отца вообще денег нет, не только на выкуп.

— Квартиру продаст, — не менее уверенно возразил Карлсон, — ради таких-то деток.

— Не продаст, — злорадно врезался в разговор Алешка, сочиняя на ходу. — У нас квартира казенная, папа дворником подрабатывает — ему и дали две комнаты. В подвале.

— Ну тогда мамочка что-нибудь продаст. — Карлсон заметно терял уверенность и терпение.

— А у нас нет мамочки, — на всякий случай и тут соврал Алешка. — Она нас бросила. У нее теперь другой папочка. В Прибалтике.

Карлсон откровенно поскреб затылок — он уже дуреть начал от нашей информации. Папа — дворник-инженер, мама — в Прибалтике…

И тут его терпение лопнуло. Он вытащил из кармана блокнот, выдрал из него страничку и прихлопнул ее ладонью к столу.

— Садись! — рявкнул он (мне или Алешке). — Пиши!

— Сам пиши! — сказал Алешка.

— Я не умею! — сказал я.

— Ну все! Мирные переговоры сорваны! Сейчас я позову маму, и она вас выпорет. По-настоящему. Она умеет, сам знаю.

— Пусть только попробует! — спокойно сказал Алешка.

И в руках его появился пистолет, направленный прямо Карлсону в лоб.

И они тут же исчезли за дверью — Карлсон и его лоб.

— Брось сейчас же! — завизжал Карлсон в коридоре, изредка просовывая испуганное лицо в дверную щель.

— Щаз-з! — злорадно сказал Алешка. — Разбежался!

Карлсон исчез, и было слышно, как он затопал по ступеням.

— Где ты его взял? — спросил я Алешку про пистолет.

Он небрежно пожал плечами — подумаешь, задача:

— Под подушкой.

— Дай посмотреть.

Я взял пистолет — он был тяжелый и настоящий — и вынул из рукоятки обойму. Патронов в ней не было.

— Ну и пусть, — легкомысленно отмахнулся братишка. — Они ведь этого не знают.

— Узнают! Ищем патроны!

А внизу послышался грозный крик Карлсона:

— Карпухин! Где твой пистолет?

— Во!

— Алехин! Где твой пистолет?

Молчание.

А потом злобный вопль Карлсона:

— Идиот!

— А в нем патронов нет, — оправдался Алехин.

Мы лихорадочно обыскивали комнату, перевернули и выдвинули все, что смогли, даже матрасы на пол сбросили — патронов не было.

— Ищи, ищи, — подстегнул я Алешку, а сам начал сооружать баррикаду у двери. Чтобы выиграть время.

По лестнице опять затопали бандитские ноги. Но баррикада уже была готова: тумбочка, на ней — телевизор, на телевизоре — большая стеклянная ваза.

Но это не очень нам помогло. Мы не учли, что дверь открывалась наружу.

Правда, все равно неплохо получилось, когда бандиты во главе с Карлсоном распахнули дверь. Баррикада оказалась неустойчивой и рухнула прямо на них. Тумбочка, правда, устояла. Телевизор, увы, разбился с гранатным грохотом. Ваза, кстати, тоже — разлетелась на тысячу осколков об голову Карлсона.

Когда бандиты выбрались из-под обломков, на них опять смотрел неумолимый и грозный пистолетный ствол в моей руке. Правда, пустой.

— У вас патронов нет, — неуверенно сказал, кажется, Алехин. — Вот они, — и он потряс кулаком с зажатыми в нем патронами.

— У нас свои были, — сказал я и злорадно потряс пистолетом: — Вот они!

— Оставьте их в покое, — послышался властный голос Бабы Яги. — Я сама с ними справлюсь.

И она, оттолкнув тумбочку, смело шагнула в комнату.

— Вы ведь не станете стрелять в женщину? — уверенно спросила она.

«Особенно, в такую, — подумал я, — ее и так жалко». И опустил пистолет.

— Ну и зря, — сказал Алешка с досадой.

Баба Яга забрала у меня оружие. Бандиты, осмелев, ввалились в комнату.

— Они мне нравятся, — сказала старушка. — Из них выйдет толк.

— Письмо мы все равно писать не будем.

— Ну и не надо. Будете жить здесь. И Августа с его Дашкой я не отпущу…

— А если напишем? — спросил я. — Отпустите?

— Конечно! И вас тоже. За деньги.

— Честно? — спросил Алешка. И по его хитрому голосу я понял, что он что-то задумал.

— Еще как честно-то! — ухмыльнулся Карлсон.

— Нам надо подумать, — сказал я. — Посоветоваться. И с Августом Майским — тоже.

— Это наше условие, — сказал Алешка таким тоном, что было ясно — он ни за что не уступит.

Алехин посмотрел вопросительно на Карлсона, Карлсон — на свою маму. Та подумала и кивнула.

— Даю вам два часа, — сказала она, выходя из комнаты. — И приберитесь здесь.

— Еще чего! Кто натворил, тот пусть и убирает.

Да, они еще не раз пожалеют, что мы попали на этот шар. Это я по Алешкиным глазам понял.

Когда они убрали все осколки и обломки и оставили нас в покое, мы стали по-быстрому соображать — а нельзя ли как-нибудь попроще выбраться на волю?

Окошко отпадает — на нем, хоть и красивая, но все-таки решетка. Дверь в коридор тоже не пойдет. А вот за шторкой еще одна дверь — неизвестно куда.

Я повернул ручку, и дверь без лишних слов оказалась незапертой. За ней было что-то вроде чуланчика со встроенным шкафом и еще одна дверь. Но без ручки.

Алешка бухнул в нее ногой.

— Кто там? — раздался чей-то нежный голосок. И дверь распахнулась.

За дверью стояла молодая девушка с ресницами и длинной косой. «Наверное, невеста Деда Мороза», — догадались мы.

— Здрасьте, — вежливо буркнул Алешка.

Девушка хлопнула ресницами и приветливо улыбнулась.

— Вы тоже попались? — спросила она.

— Мы ненадолго, — пообещал я. — Удерем, когда надоест.

— Это ваш Август нас затащил! — сказал Алешка.

— Но он же не нарочно! — Девушка Даша прижала руки к груди. — Он такой доверчивый. И непрактичный!

«Оба вы хороши», — составил я в уме впечатление от этой беспомощной пары.

— Представляете, эти невежественные люди, — продолжала ахать девушка, — вбили себе в голову, что Август и впрямь может сделать их невидимками. Чтобы они могли безнаказанно совершать преступления.

Это мы уже знали. Но какая-то хитрая мысль зашевелилась в моей голове от этих слов. Я попытался ее ухватить, но она вильнула хвостиком и золотой рыбкой ускользнула от меня.

Ничего, в нужный момент, я уже знал по опыту, эта рыбка вернется и исполнит наши желания.

— Приятно было познакомиться, — сказала Даша.

Ей было неловко за своего жениха, который невольно втянул нас в бандитское логово. А сам скоро вместе с ней выйдет на волю. В чем я очень сомневался…