Из боя в бой

Валерий Гусев, 2018

Зима 1941 года. В преддверии битвы под Москвой в тыл врага с целью уничтожения живой силы и боевой техники противника, нарушения его коммуникаций и сбора разведданных уходит разведывательно-диверсионный отряд «Суровый» под командованием капитана Сосновского, сформированный из сотрудников МУРа. Совместно с подмосковными партизанскими отрядами он идет горькими и страшными дорогами войны, оставляя за собой беспощадные следы возмездия. Идет из боя в бой…

Отряд «Суровый»

Линию фронта перешли легко, на одном дыхании. Не звякнув, не брякнув. Не вызвав ни окрика, ни тревожного выстрела. Хорошо сказались и отбор, и подготовка бойцов.

Пройдя Семеновский массив кромкою, углубились затем в лес, где уже не могло быть противника. Остановились. Выставили охранение. Проверили снаряжение. Михайлов пожал руку сопроводившему разведчику. Тот козырнул всем сразу и тут же исчез.

— Можно закурить, — разрешил командир. — Что тебе, Савельев?

— Вопрос имею. Как пойдем? Цепочкой или вразброд?

— Тебе, старшина, других забот нет? — подошел Сафронов. — Учеба кончилась, работа началась.

— О том и говорю. Если след в след пойдем, такую для немца лыжню проложим, ровно танк пропахал.

— А если по-твоему, вразброд, — тут же возразил Сафрон, — немец нас подсчитает.

— Отставить разговоры! — прервал их командир. — Движение по факту.

— А наследим?

— Снег метеосводка до ночи обещала.

— Она наобещает… — непримиримо проворчал Савельев.

— Склочный ты мужик. — Сафрон докурил папиросу, глубоко втоптал окурок в снег. — Не дай бог с тобой под одной шинелькой ночевать.

— Еще позавидуешь.

Командир и комиссар отошли в сторону. Михайлов смахнул с пенька снег, сел, положив на колено планшет.

— Смотри сюда, комиссар. Установочные данные я получил, маршрут следования нам указан. Однако предписано завернуть в село Слащево, это вот здесь, вблизи Уваровки.

— Что так? — удивился комиссар. — Это же отклонение.

— Отклонение, — он вытащил из планшета доставленный мотоциклистом пакет. — Приказано временно принять в свой состав спецгруппу, оказать ей необходимое содействие в выполнении оперативного задания.

— Что за группа? Зачем это нам?

— Приказ обсуждению не подлежит, — командир усмехнулся. — Только исполнению. Группа из сотрудников уголовного розыска, с особым секретным заданием — вот все, что мне известно.

— Муровцы, значит… — комиссар задумчиво соскоблил с усов сосульки. — Тогда ясно. Будут «языков» брать. В больших чинах и в достаточном количестве. Это они умеют — выследить и выдернуть.

— Я такое решение принимаю. Следуем своим маршрутом, по основному заданию. В Слащево нужным временем отправим разведку — двух-трех бойцов. Для установления контакта. Пусть условятся о средствах связи и более конкретно о той помощи, что будет им надобна.

— Не проще ли связаться с ними по рации?

— Может, и проще, — коротко ответил командир, — но запрещено. Все, — Михайлов встал, — выдвигаемся.

И, словно по его команде, за линией фронта летней грозой загрохотали орудия.

— Артподготовка? — насторожился комиссар.

— Нет, это нам в помощь, отвлекают с этого участка. Чтобы противник не заинтересовался.

Снова обильно повалил снег. Потемнело. Шли друг за другом, похожие на почти невидимые белые призраки. И только хриплое дыхание выдавало их земную суть.

Федор Сафронов, повесив свой вещмешок на грудь, приладил на спину зачехленную рацию. Шел позади Анки, стараясь хоть взглядом помочь ей.

Но шли хорошо, благодарно вспоминая жестких инструкторов, изнурительные марш-броски, гимнастику до седьмого, да и куда больше, пота. Первый переход, по лесу и в двух местах полем, дался легко. Шуточки по пути не бросали, песенки не запевали, но и уныния от усталости не было. Молодость любит свои силы чувствовать. Главное — чтобы она их на правое дело нацеливала. Ну, у этих-то ребят цель была правильная и единая.

Снегопад ослабел, сумерки близились. Вышла навстречу разведка. Доложили:

— По шоссе идет обоз, десять подвод. Сопровождения и охраны нет. Сопротивления не окажут.

— Атакуем? — спросил комиссар. — Постепенно вводить ребят в боевую обстановку времени нет.

— Оно и нашей задаче не противоречит, — командир почесал переносицу.

— Я вас понял. Хотите ребят проверить?

— Обкатать. И уверенность им придать.

Командир расстегнул планшет, повел пальцем по карте:

— Дорога на Тропарево. Здесь она делает петлю. Сафронов, десять человек с тобой. Вот здесь срежешь, вот тут встретишь огнем. А мы им отступить не дадим. Команда всем — огонь на поражение, взять двух офицеров. К бою!

Словом, стратегия простая. И тактика тоже.

Федя Сафронов руководил подгруппой захвата. Грузный, но ловкий по-кошачьи, он в тренировочных схватках, в рукопашной, на ножах всегда был первым.

Быстро встали на лыжи, разобрались на две группы, разошлись в стороны. Исчезли. Только легко осыпался твердый снег с потревоженных ветвей.

Сафронов вывел своих бойцов к месту засады; залегли в молодом густом ельнике с двух сторон дороги. Напряженное ожидание длилось недолго. Сначала послышалось короткое ржание, затем донесся скрип саней по мерзлой дороге, прозвучал чужой говор.

Подпустили вплотную, ударили из автоматов; кувыркаясь, полетели гранаты. Обоз смешался, раненая лошадь, упав, с визгом забилась в оглоблях. Ездовые стали разворачиваться, солдаты попытались ответить огнем. Но поздно. Задние повозки, с трудом развернувшись на узкой, зажатой меж сугробов дороге, мешая друг другу, рванули назад, не вступая в бой. Вытянулись, погнали лошадей. И это поздно — вторая группа встретила кинжальными очередями. И все стихло.

Бойцы быстро загрузили двое саней. Остальных лошадей выпрягли, сани со всем, что там оставалось и что не понадобилось, подожгли, благо в санях щедро была навалена солома. Все получилось четко и слаженно — совсем как на тренировках.

Возбужденные, радостные, вернулись на место стоянки. Весело обменивались впечатлениями от первого боя.

Однако надо было срочно менять дислокацию. Очистили от снега подходящую воронку, уложили на ее дно лапник, на него — немецкие шинели, а на них добытое оружие и боеприпасы. Отдельно командир сложил в кожаную сумку часы, карманные и наручные, жетоны с мундиров, наградные кресты, документы и фотографии.

Лошадей застрелили, тут же разделали и сложили конину туда же, вновь укрыли лапником и брезентом с саней, засыпали снегом. Ветеран Савельев сделал на двух деревьях приметные затесы, командир отметил «закладку» на карте. Быстро допросили пленных.

Сафронов приволок пожилого фельдфебеля с усиками под Гитлера. Отвесил такую оплеуху, что тот упал на колени в снег, да так и остался, бормоча:

— Гитлер капут! — вздел руки в детских, с узорчиками варежках.

— Это мы и без тебя знаем. Куда обоз шел?

Ответил что-то по-немецки. Подошла Анка. Перевела вопрос. Говорит:

— Шли в Тропарево, сдать на склад имущество.

— Врет как немец, — сказал комиссар. — В Тропареве никаких складов нет. Ну-ка, Федор, тряхни его еще разок от всей русской души.

Федор поднес к сопливому носу фельдфебеля свой убедительный кулак и сказал Анке:

— Переведи слово в слово: «Если ты, морда фашистская, и дальше будешь врать, то я тебя повешу вот на этой сосне без штанов. Чтобы голодные вороны склевали все твое главное хозяйство… Ферштеешь, гад?»

Анка, смутившись, перевела.

— Что так коротко? — подозрительно уточнил Федор.

— Он ворон не опасается. Он одного боится — шиссен.

Немец замотал головой:

— Нихт шиссен! Нихт. Их бин… думкопф.

— Это точно. Дурак, что к нам войной воперся. Сидел бы сейчас со своей фрау, пиво бы пил. А теперь висеть будешь.

Немец, похоже, понял. Перевернулся набок, стал на колени, застучал в грудь кулаками, захлебываясь, залопотал. Анка быстро переводила.

— Говорит, он добрый. Никого не обидел. У него дети…

— Добрый? — недобро усмехнулся Федор. — А ты спроси его, с чьих рук он варежки содрал? С живого пацана или?…

— Хватит! — вмешался командир. — Ничего он не знает. Офицеры больше скажут. А этого… — мотнул головой.

Немец обмочился.

— И как эта шваль до Москвы дошла? — изумился Бабкин.

— Если бы только шваль, — сказал комиссар. — Но у них и другие есть. Опытные бойцы, всю Европу положили. Так что не расслабляйся, Бабкин.

— Погреться бы, товарищ командир, — предложил Савельев. — Дерева здесь густо стоят, ни с одной стороны огня не углядеть.

— Давай, старшина. Отметим первый бой хорошим обедом.

Вскрыли пару трофейных ящиков и коробку.

— Шнапс! — обрадовался Сафрон. — И консервы с шоколадом. В честь первой победы, товарищ командир?

— Обязательно, — командир оглядел усевшихся возле костра бойцов. — С боевым крещением вас, комсомольцы, партийные и беспартийные.

— Таких у нас нет, — сказал комиссар. — Все мы в своей партии. Вы сегодня впервые схватились с врагом. И не так уж он очень страшен, правильно говорю?

— Очень правильно.

— А вы, товарищ комиссар, хорошо стреляете. На учении я в вас сомневался, — заметил Бабкин.

— Там мишени были, — отозвался комиссар. — А здесь враг. Там было можно мазать, а здесь, товарищи, каждая пуля должна в цель идти.

В кружки разлили немецкий шнапс. Чокнулись, стоя вокруг костра. Выпили. Савельев сплюнул:

— Пакость германская.

— Ну так ты мне из своей кружки отлей, — сказал Сафрон. — Я и не такое пивал.

Первая ночевка в зимнем лесу. Разметали снег, застелили ледяную землю лапником, уложили на него плащ-палатки. Улеглись, укрылись с головой.

Савельев позже всех лег. Сперва разложил костерок; как он прогорел — размел веткой угольки, и уж на прогретое густо настелил лапник.

— Анка! — позвал. — Иди до мене. Туточки дуже тепло и гарно.

Савельев после Финской на Украине дослуживал и немного тамошнюю речь перенял. И иногда, в добрую минуту, ею баловался.

Заботливо укутал Анку.

— Тепло ли тебе, девица? — спросил с ревнивой ноткой Сафрон. — Тепло ли тебе, красная?

— Ходи отцеда, добрый молодец, — пуганул его Савельев.

Командир, в шалашике, при неярком свете фонарика, делал в блокноте черновик рапорта. «Число. Год. В районе Тропарево нападение на обоз противника. Уничтожено 14 солдат, из них два офицера, унтер-офицер и фельдфебель. Получены путем допроса данные о перемещении частей. Захвачено 18 автоматов, пять ящиков патронов и десять ящиков гранат, продовольствие, документы и деньги. Потерь нет».

Конец ознакомительного фрагмента.