Доктор воровских наук

Валерий Гусев, 2001

He было бы счастья, да несчастье помогло: не сломалась бы у Диминого с Лешкой папы в пути машина, не пришлось бы всей семье задержаться возле старинного монастыря – не довелось бы ребятам в который уже раз пережить захватывающее приключение. И то сказать,разве усидишь на месте, когда рядом с древними стенами раздается странный гул, а затем внезапно вспыхивает ослепительный свет? Да и в деревне неподалеку творятся непонятные вещи: полакомишься яблочком – и засыпаешь как убитый. `Нет, мы ни за что не уедемотсюда, не разгадав всех этих тайн!` – говорят себе братья и решают немедленно отправиться в монастырь. И вот тут-то за тяжелой дубовой дверью…

Глава III

НОВОСТИ НА ДОРОГЕ

Когда мы вернулись к себе, дядя Федор (вернее, только часть его) торчал из-под капота, мама жарила на газовой плитке яичницу, а папа объяснял ей, какие крупные караси все время срывались с его удочки. А вот если бы они не срывались, то мама сейчас жарила бы не яичницу, а рыбу.

Дядя Федор целиком вылез из-под капота и заметил на это, что вот после обеда они с Санычем пойдут на пруд вместе и уж тогда точно на ужин будут громадные — он даже руки во всю ширь развел — караси.

— Ага, — с улыбкой соглашалась мама. — Будут караси на ужин. Если опять не сорвутся. А пока ешьте яичницу.

За обедом дядя Федор рассказал «веселенькую» историю, которую подслушал на посту ГАИ, где ловил обратную попутку. Оказывается, на шоссе, не так далеко отсюда, бесследно исчезла громадная фура, битком набитая телевизорами «Сони».

— Там этих телевизоров, — рассказывал дядя Федор, наворачивая яичницу, — на огромные тыщи баксов.

— И как же она исчезла, эта фура? — заинтересовался папа.

— А никто не знает. Исчезла — и все. На каком-то километре, не запомнил.

— Если никто не знает, как она исчезла, — встрепенулся Алешка, — то откуда известно, что она исчезла?

— Не понял, — признался папа.

— А я понял, — сказал дядя Федор. — Это ее водитель рассказал. Они вместе с напарником пришли на пост. Без документов, вообще — без ничего. И говорят: машина пропала, вместе с грузом. Как пропала? А мы, говорят, ничего не помним.

— Безобразие! — сказала мама. — За рулем! В дороге!

— Да нет! — заступился за водителя с напарником дядя Федор. — Ничего они такого не пили. Просто вдруг память потеряли. Говорят, будто неожиданно уснули и проснулись в стороне от дороги, под кустом.

— Враки! — сказал решительно Алешка. — Небось продали кому-нибудь всю машину со всем грузом. И врут вовсю. Сказки рассказывают.

— А вот и нет! — опять заступился за водителей дядя Федор. — Их врач осматривал. И сказал: да, временная потеря памяти.

Папа внимательно слушал этот разговор, но в него не вмешивался, наверное, потому, что был в отпуске. Он задумчиво скреб вилкой в тарелке и немного хмурился. А потом спросил дядю Федора:

— Это первый такой случай?

— А я знаю? Что подслушал, то и рассказал. Пошли лучше на рыбалку.

— И мы с вами, — сказал Алешка.

— Нет уж, — сказала мама. — Вы-то как раз в деревню пойдете, за молоком.

— Козы боишься? — засмеялся Алешка.

— Никого я не боюсь, — рассердилась мама. — Мне посуду надо помыть.

Дядя Федор и папа забрали удочки и пошли на пруд, а мы забрали бидон и пошли в деревню.

Она была небольшая. Уютная такая. И называлась почему-то Пеньки. Правда, пеньков в ней почти не было, а были густые сады с яблоками, собаки в каждом дворе и лавочки у калиток. А людей почти не видно. И козы Васьки, к счастью, тоже.

Наконец, у одного покосившегося дома мы увидели на лавочке бабульку, которая изо всех сил на этой лавочке спала и во сне шустро вязала на спицах длинный носок.

— Здрасьте! — гаркнул я.

Бабушка вздрогнула и проснулась.

— Здравствуй, милок, — сказала она.

— Вы не скажете, где нам можно молока купить?

— А где хотите. Только у доктора ни за что не берите. Даже если даром предложит.

Это интересно.

— А почему?

— У них корова странная. Кто ее знает — какое у ней молоко? Может, тоже странное.

Еще интересней. Бабушка во сне носок вяжет, козу Васькой зовут, а у доктора корова странная.

— Она чего, — спросил Алешка, — сильно бодучая?

— Не, мирная. Но она у него, — охотно пояснила бабуля, не переставая вертеть спицами, — в спячку впадает. Как медведь. Но у него такой порядок, а Милка ни с того ни с сего. Идет, бывалоча, с пастбища, вдруг — бух посреди деревни — и спит. Храпит даже.

Мы переглянулись и пожали плечами.

— А у вас можно молока купить? — спросил я. — У вас корова не странная?

— Нормальная, — бабулька беззвучно пошевелила губами, считая петли. — Только колбасу очень любит. Вареную, правда.

— Ладно, — решил Алешка. — Дальше пойдем. Поищем что-нибудь попроще.

— Ну и с богом, — сказала бабулька и принялась рассматривать свой безразмерный носок. — Эк я перестаралась. Ладно, пущай теперь чулок будет.

Чуть мы отошли подальше, Алешка хихикнул:

— Дим, спорим, когда обратно пойдем, у нее уже не чулок, а целые штаны получатся. Ну и Пеньки!

Около веселого синего домика с белыми резными наличниками мы снова остановились. Я постучал в окно. Из окна выглянула женщина и спросила, чего нам надо. Мы сказали.

— Да хоть даром берите, — сказала она и захлопнула окно.

Мы немного подождали. А потом много подождали. Женщина все не появлялась. Я опять постучал в окно.

Через некоторое время женщина все-таки выглянула:

— Чего вам?

— Молочка. Вы же обещали.

— Ой! — спохватилась она. — А я заснула. Чего вы смеетесь?

— Тетенька, — простодушно спросил Алешка, — вас не Милой зовут?

— С чего ты взял? — удивилась она и смачно зевнула. — Ирина я. Петровна. Давайте бидон-то. Прям вы какие-то сонные.

Я, правда, не очень уже верил, что эта Ирина Петровна в самом деле вынесет нам молока. Но все-таки вынесла. Отдала бидончик и спросила:

— А яблочек не надо?

— А почем? — спросил я.

— А как и молоко — даром. У нас яблок — тоже завались. — Она опять исчезла и вернулась с полным ведром громадных краснощеких яблок. — Только ведро потом занесите.

Мы поблагодарили ее и пошли к себе. А сзади опять раздался сочный зевок и лязгнули зубы. Алешка даже подскочил. И сказал:

— Не хватало нам еще козу Ваську встретить.

Когда мы вернулись, мама варила на ужин кашу, а дядя Федор и папа в два голоса мечтали:

— Эх! У меня такой карась сорвался, кило на два…

— Это у меня на два, твой на полтора тянул… Хороша бы жаренка была!.. Не то что каша… Завтра на утреннюю зорьку пойдем…

— Ага, утром знатный клев!

Мама слушала, улыбалась и помешивала варево ложкой. А наши великие рыболовы жадно принюхивались к аромату разварившейся гречневой каши.

Нас, конечно, похвалили за молоко и особенно за краснощекие яблоки, которые пришлись очень кстати.

Мы поужинали гречневой кашей, напились молока. А дядя Федор молоко пить не стал и опять полез под капот нашей малышки.

— Тута работы, братцы, на два дня, — «обрадовал» он нас, позвенев инструментами.

А папа в ответ заливисто, как Ирина Петровна, зевнул. И даже зубами лязгнул. И объяснил:

— Это от свежего воздуха.

Тут и мама подключилась и объяснила по-своему:

— Это у меня от готовки и от посуды. До зевоты надоели.

Мы с Лешкой в это время отошли в ближайшие кустики, и он мне сказал:

— Здорово. Они все сейчас уснут, а мы с тобой будем наблюдать за монастырем, что там за свет такой? И кто там по ночам бродит? — И он зевнул почище дяди Федора.

Я согласился и тоже зевнул.

Мы забрались в палатку, где уже вовсю спала мама, уставшая от посуды, хорошенько укутались в одеяла и через две минуты совершенно забыли про таинственный свет в монастыре…