Два дундука из сундука

Валерий Гусев, 2005

На берегу обычной речки Алешка подобрал бутылку, в которую была вложена записка. Человека удерживают в заложниках на каком-то судне, и он просит о помощи. Ничего себе история! Надо немедленно спасать беднягу. Но где искать это самое судно?.. На местном кладбище затонувших кораблей Алешка с братом приметили белый катер «Амелия». Уж очень подозрительно вели себя хитрые типы, которые крутились на его палубе! И говорили они о… набитом деньгами сундуке какого-то Каркадила. Вдруг именно эти криминальные субчики и прячут заложника? Надо выяснить. Главное в этом деле, – вы не поверите, – по-тихому смыться из дома!..

Глава III

Таинственная находка

А пока мы отчаянно отдыхали: мама хлопотала по хозяйству, папа основное время проводил с книгой на диване, писатель Митёк днем на одном столе писал книгу, вечером на другом столе зачеркивал все написанное, а в промежутках между этими делами возился в сарае, где конструировал и воплощал новую оружейную модель — здоровенный танковый пулемет.

Сарай у него тоже был замечательный. Чего там только не было: старые покрышки и старая мебель, верстак, два станка, куча всяких инструментов, неисправный мотоцикл, банка со ржавыми гвоздями и картины на стенах. Ему подарил их его друг художник. Мама даже спросила: почему Митёк держит произведения живописи, да еще подарочные, в рабочем сарае?

— А я их боюсь, — признался Митёк.

Тут он, конечно, прав. И на меня обе эти картины плохо действовали. На одной были изображены мрачные темно-зеленые пятна, а другая была вся как завязанная узлом радуга. Жуткое впечатление!

Однако Лешка так не считал.

— Ничего вы не понимаете, — сказал он (мне даже показалось, что с обидой за художника). — Эти картинки изображают настроение. Одна — мрачную скуку во время долгого дождя, а другая — какую-нибудь неожиданную радость.

Митёк с удивлением взглянул на него.

— А ведь ты прав, — сказал он. — Эти картины так и называются: «Зеленая тоска» и «Беспричинная радость». — И он взглянул на Алешку с огромным уважением.

А мама только пожала плечами — иначе и быть не может. Мне иногда кажется, что она не только уважает Лешку, но и слегка его побаивается. Хотя наша мама — отважная женщина, она боится только лягушек.

В общем, все занимались своими делами. А мы с Алешкой весь день пропадали на реке. Купались, ловили рыбу, Алешка брал с собой этюдник и рисовал неоглядные дали. Он их называл «ненаглядными».

Река здесь была хорошая, довольно чистая, только сильно обмелела. И поэтому судоходства на ней почти не было. Только изредка брел какой-нибудь пароходик или катерок, и тогда в песчаный берег плескались волны.

Иногда к нам приходил писатель Митёк, садился с удочкой рядом с Алешкой и заглядывал через его плечо в этюдник. Хвалил:

— Здорово получается. Очень похоже. Особенно вот эта птица.

— Это не птица, это пенек на том берегу.

— Все равно здорово. — И Митёк выпускал клуб дыма. — А лучше всего, Лешк, брось ты это дело, пиши лучше книги.

— Больше платят? — деловито спросил Алешка, не отрываясь от работы.

— А я знаю? Не сравнивал. Но расходов меньше. Всего-то — ручка да бумага. А у тебя — краски, кисти, холсты всякие, картон. — Он подсек и выдернул рыбешку. — Отдадим ее твоей маме, она нам зажарит ее на обед.

— Не многовато будет? — спросил я, разглядывая уклейку с мизинец величиной.

— За ужином доедим, — сказал Алешка.

А по реке медленно, осторожно проплыл небольшой катер вроде речного трамвайчика, с красивым названием «Амелия». И когда я его прочел, что-то мелькнуло в моей памяти, но ненадолго.

На палубе катера никого не было, только в рубке торчала за стеклом голова рулевого в белой фуражке над круглым лицом.

Из кормового иллюминатора вдруг что-то вылетело и плюхнулось в воду, подняв сверкнувшие на солнце брызги.

— Хулиганы, — проворчал Митёк сквозь бороду. — Шпана. Засоряют реку.

Тут появилась мама и позвала нас обедать.

— Как улов? — спросила она. — На ужин хватит?

Митёк, покраснев, быстренько сбросил уклейку в реку. И признался:

— Улов? Улов необременительный.

После обеда вдруг зазвонил папин мобильник.

— Ну вот, — вздохнула мама, — кончился твой отпуск.

Оказалось, что звонил начальник местного УВД и просил папу помочь участковому разобраться на месте с каким-то хитрым делом.

— А где это? — спросил папа.

— Недалеко от вас. В Опенках.

— Хорошо, сейчас подъеду. — Он выключил телефон и спросил Митька: — Как твоя машина, на ходу?

— Иногда, — уклончиво ответил Митёк.

Они с папой распахнули ворота гаража и выкатили из него допотопную открытую машину.

— Первый советский джип, — гордо сказал Митёк. Он выгреб из машины охапку пустых бутылок и отнес их в сарай.

— И сколько ему стукнуло?

— В следующем году юбилей отметим. Шестьдесят лет.

— А он ездит? — спросила мама.

— Под горку, — сказал Митёк. — Туда доедем: в Опенки как раз вся дорога под горку.

— Тогда и я с вами, — решила мама. — Втроем будет легче его обратно в горку толкать.

Мама быстренько накрасила глаза и взяла хозяйственную сумку:

— Может, рыбки куплю к ужину.

Они уселись в машину, Митёк отпустил ручной тормоз. Машина скрипнула и покатилась вниз. Выбросила из выхлопной трубы клуб дыма и завелась. Так они и скрылись за горизонтом; машина дымила выхлопом, Митёк — трубкой.

Я снова взял книгу «Всегда на посту» и завалился на диван, а Лешка опять пошел на реку: дорисовать пенек, похожий на птицу. Или наоборот.

Вот тут-то все и началось.

Началось незаметно и буднично. Едва Алешка присел с этюдником на берегу, как увидел на песке выброшенную волной бутылку из-под шампанского. Он бы и не обратил на нее внимания, если бы она не была запечатана. Сообразил: если бутылка с вином, то она бы утонула, а если она без вина, то зачем ее снова запечатывать?

Короче говоря, он оставил свои кисти и поднял бутылку. Странно: проволочка на пробке была закручена так, будто ее один раз уже снимали. А внутри бутылки сквозь темно-зеленое стекло что-то белело, вроде круглой палочки величиной с карандаш.

Алешка снял проволочку с горлышка и вытащил пробку. Перевернул бутылку, потряс. На ладонь ему упал свернутый в трубочку листок бумаги. Алешка с замершим сердцем развернул его.

«Умоляю о помощи, — было написано неверной рукой. — Меня похитили неизвестные и держат в заложниках. Я нахожусь на каком-то судне, которое куда-то плывет. Помогите!»

Подписи под текстом записки не было, видимо, человек, ее писавший, был в отчаянии и забыл сообщить свое имя.

Алешка подхватил бутылку вместе с запиской и помчался домой.

— Дим! — заорал он на пороге. — Вот! — И протянул мне бутылку.

Я взглянул.

— Там, в сарае, еще есть, — сказал я. — Полно.

— Записка, Дим!

— Кто-то потерпел кораблекрушение? — лениво отозвался я, не отрываясь от книги.

— Читай! — И он сунул мне прямо в нос листочек бумаги.

Я прочитал и Лешкиной тревоги не разделил.

— Кто-то дурака валяет, Лех. Может, даже с этого катера выбросили, помнишь?

— Ты на почерк посмотри! — настаивал Алешка. — Дрожащей рукой написано.

— Или нетрезвой, — отмахнулся я.

— Ну и сиди здесь! — выпалил в сердцах Алешка. — Как пенек на том берегу! А я пойду в милицию.

— Иди. — Я перевернул страницу. Скучно стало пацану, вот он и выдумывает приключения.

Алешка тем временем оседлал Митьков велосипед и помчался в поселок, где было отделение милиции. И очень скоро вернулся, злой и решительный.

Дежурный лейтенант внимательно изучил записку, поднял глаза на Алешку и так же внимательно изучил и его.

— Сам писал? — сердито спросил он. — Сам и разыскивай.

— Сам и разыщу! — сердито пообещал Алешка.

Алешка весь пыхтел от возмущения, когда все это мне рассказывал. Но я его возмущения не разделял. Я его даже заподозрил. Как и этот дежурный лейтенант.

Не сам ли Алешка накатал эту записку? Ведь он без приключений не может. И если их нет, то он их ищет. А если не находит? Создает.

Ему нужны трудности. Чтобы было что преодолевать.

Я отложил книгу, взял таинственную записку и еще раз — с уже бо́льшим вниманием — ее прочитал. Да нет, рука явно не Алешкина. Взрослая рука. И почерк совсем на Алешкин не похож. У Алешки почерк — еще тот. Ни у кого во всем мире такого нет. И никогда не будет.

Да и написано без ошибок. А у Лешки ведь своя орфография. Он даже нашу фамилию на тетрадках подписывал всякий раз по-разному.

Похоже, в самом деле кто-то попал в беду. Кому-то нужна помощь. Но вот — кто это? И где он? Я сначала задумался, а потом успокоился: сейчас приедет папа, мы ему все расскажем, и он сделает все, что нужно. И нам не о чем волноваться. Я так и сказал Алешке.

Он холодно взглянул на меня и ответил маминым тоном:

— Любишь ты ответственность на кого-нибудь перекладывать. И трудности обходить.

Я не стал спорить и демонстративно взял книгу. И показал Алешке заголовок. «Всегда на посту». Он хмыкнул, взял у меня книгу, пролистал, нашел нужное место и упер в эту строчку палец:

— Прочти вслух.

Я тоже хмыкнул и прочитал:

— «Хорошая работа милиции во многом зависит от той помощи, которую ей оказывают сознательные граждане». Это ты? Сознательный гражданин?

Алешка не успел ответить: внизу, под горкой, послышалось чиханье ветерана автомобильных дорог. Мы выскочили на крыльцо.

Машина с трудом взбиралась в горку, ехала все медленнее и медленнее с «каждым шагом».

— Прыгайте! — услышали мы команду Лосева. — Сейчас покатимся. У нас и тормоза старые.

Мама и папа выпрыгнули из машины. Вовремя — она, задыхаясь, остановилась, подумала и тихонечко покатила назад.

— Держите ее! — опять скомандовал Лосев.

Папа и мама послушно уперлись машине в зад и остановили ее.

— Выгружаемся! — Лосев стал доставать из машины сумки и ставить их рядом на землю. Из одной сумки торчал здоровенный рыбий хвост. Будто там пряталась небольших размеров русалка.

А Митёк все командовал:

— Что смотришь, Серега? Таскай в дом покупки.

— Ты ее удержишь? — папа спросил маму.

— Удержу, — вздохнула мама.

— Я сейчас пару кирпичей принесу, — пообещал Митёк. — Под колеса подложим. Надежнее всяких тормозов.

— Только поскорее, — сказала мама.

Она повернулась к машине спиной, уперлась в нее лопатками, достала из кармана зеркальце и стала разглядывать свои ресницы, которыми папа очень гордился.

Митёк и папа подхватили сумки и поднялись к дому.

— Как съездили? — спросил Алешка. — Оказали участковому первую помощь?

— Почти, — как-то загадочно ответил папа и поставил сумку на пол. Рыбина тут же взмахнула хвостом.

— Живая? — обрадовался Алешка.

— Почти, — так же загадочно ответил Митёк.

— Здорово! Давайте ее в реку выпустим. Она там размножится.

— И что?

— На следующее лето рыбалка будет классная. — И он без всякого перехода протянул папе записку из бутылки.

Папа прочитал и нахмурился. Передал записку Митьку.

Митёк прочитал и задумался. Поскреб бороду. И сказал:

— Занятно.

— Кому как, — надулся Алешка. — А человек в беде.

— Ладно, — сказал папа, — обсудим эту проблему за ужином.

И давно пора — солнце уже клонилось к закату.

— А чем ужинать будем? — спросил Митёк.

— А вот. — Папа толкнул ногой сумку с почти живой рыбиной. И она отозвалась своим широким хвостом. — Пожарим с картошечкой.

— А можно уху сварить, — мечтательно проговорил Митёк.

— Лучше и то, и другое, — вставил Алешка. — И побольше.

— И без хлеба, — высказался я. — Хлеб мы и дома можем поесть.

— А я бы колбаске порадовался, — снова размечтался Митёк.

— Точно, — согласился папа. — На сковородку ее и яйцами залить.

— Вот только не это! — Митёк даже руками замахал. — Я уже два месяца одними яичницами живу. Скоро кукарекать стану.

И мы еще долго спорили о том, что бы нам такое сделать на ужин.

— Эй! — послышался вдруг из-под горки слабый женский голос. — Я замерзла!

Папа испуганно хлопнул себя ладонью в лоб. У Митька виновато забегали глаза.

— Все вы! — упрекнул нас папа. — Из-за вас маму чуть не забыли. Живо — два кирпича!

— А зачем маме кирпичи? — Алешка удивленно распахнул глаза. — Ей и так нелегко.

Митёк выскочил наружу, подобрал возле дома два кирпича и помчался вниз, к машине. Мы — за ним.

Он подложил кирпичи под колеса и взял маму под руку.

— Не стыдно? — спросила она с упреком.

— А я зато рыбу пожарю, — смущенно пообещал Митёк. И оправдался: — Мы увлеклись. Меню обсуждали.

С папой мама весь вечер не разговаривала. Только за чаем бросила в его адрес:

— Митёк хоть кирпичи принес. А ты?..

Папа опустил голову. Сделал вид, что очень расстроен. Притворяшка!

— Так что, Серега, будем решать с этим Васькой? — быстренько перевел разговор Митёк. — Надо его выручать.

Да, история непростая. Этот Васька украл поросенка. У самого себя. И продал его соседу. Чтобы мотоцикл купить. И — хитрец такой — распилил на сарае дужку замка и вызвал участкового. Будто у него жулики побывали.

— Мошенничество, — сказал папа. — И введение в заблуждение органов милиции.

Но чем дальше шел этот разговор, тем сложнее становилась ситуация. Оказывается, этот Васька с детства мечтал о мотоцикле. Уже давно, лет пятьдесят. И все деньги копил. А его вредная жена Клавдия купила на эти деньги себе шубу.

Васька ее боялся, поэтому смолчал и снова начал копить. Даже свою бензопилу, которой заготавливал на зиму дрова, продал. Но немного не хватало. Вот он и придумал.

— Аферист! — сказал я.

— Дурак! — сказал Алешка.

— Не такой уж он дурак, — возразил я.

— А я не про него, — отозвался Алешка.

«А про кого?» — подумал я.

— Участкового кто вызывал? — спросил Митёк папу.

— Сам Васька и вызвал.

— А заявление о краже кто писал?

— Клавдия.

— Вот! — Митёк поднял палец. — Нужно уговорить Клавдию забрать заявление.

— Бесполезно, — отмахнулся папа. — Железная баба, то есть женщина.

— Нужно послать к ней обаятельного человека, — сказала мама.

— Алешку? — спросил Митёк.

— Его маму, — сказал папа.

Мама открыла было рот, но возражать не стала. Кто ж будет возражать, если его обзывают обаятельным человеком.

— Ты поговоришь с ней по душам, — посоветовал папа.

— Точно! — вскочил Алешка. — И пожалуешься, что тебя заставили два часа грузовую машину с кирпичами на горке удерживать. Женщины любят друг другу на своих мужей жаловаться.

Митёк хмыкнул:

— Откуда ты знаешь?

— От папы с мамой, — не смутился Алешка.

— А что с Василием будем делать? — поспешил папа.

Алешка и тут не растерялся:

— Надо отдать ему мотоцикл. Который в сарае стоит. Пусть порадуется. — И пояснил, чтобы Митёк не расстроился: — Все равно он у вас не заводится. Не жалко.

— А что? — поскреб бороду Митёк Лосев. — Это мысль. Как говорится, устами младенца…

— Мед бы пить, — закончил за него Алешка.

— Я другое хотел сказать, — растерялся Митёк. — Но твой намек понял. Завтра из любимого улья рамочку с медом выну. У меня знаешь какие пчелы?

Ну и тут он начал расхваливать своих пчел. Какие они трудолюбивые, какой хороший мед делают, как они его — Митька — любят. Он, наверное, так своими книгами не хвастался, как умом своих пчел.

А про трагическую записку из бутылки никто почему-то не вспомнил.

И про полуживую рыбу тоже.