Под чужим именем

Валерий Горшков, 2005

Нажить врагов-чекистов в 1937 году – все равно, что подписать себе смертный приговор. А ленинградский студент Ярослав Корсак ухитрился стать личным врагом городских оперов чека. Надо ложиться на дно, менять документы, начинать новую жизнь. Ярославу удалось так «перевоплотиться», что в итоге он был зачислен в сверхсекретную диверсионную группу «Стерх», выполняющую молниеносные операции в любой точке земного шара. Он стал одним из лучших бойцов группы, вот только прошлое, словно часовой механизм бомбы, неумолимо тикает за спиной бесстрашного диверсанта.

Глава 5

— Я родился и вырос в Приморье, — щурясь от дыма, начал рассказ Ботаник, смяв гильзу дорогой папиросы. — И большую часть жизни провел во Владивостоке. В тех краях всегда было полно азиатов. Так получилось, что благодаря своему учителю я довольно быстро для европейца освоил китайский язык. Когда мне исполнилось двадцать один, как тебе сейчас, я уже окончил институт и более-менее умел махать руками и ногами. И тут меня угораздило влюбиться в одну китаянку. Мы познакомились случайно. Я увидел ее, проходящую мимо, и — все. Словно ослеп. Понял, что жить без нее не смогу. В общем, развернулся и, как идиот, потащился следом. Потом все же собрался с духом, догнал, заговорил. А она рассмеялась мне в лицо и отвечает: «Я давно вас заметила. Вначале думала, что вы — грабитель или насильник, решивший напасть на беззащитную девушку в темном переулке, а вы, оказывается, влюбились в меня с первого взгляда!» Словом, когда я проводил Линь до дома — как потом выяснилось, совершенно чужого, выбранного ею наугад — и предложил назавтра снова встретиться, она, к моему удивлению, сразу согласилась. Но с условием — я никогда не буду расспрашивать ее о семье и работе. Я, разумеется, пообещал. Мы начали встречаться, примерно раз в неделю, гулять, выбирая самые тихие, немноголюдные места, и вскоре стали близки… Я жил в маленькой квартирке с тараканами, на окраине Владивостока… Что меня сразу поразило, так это искушенность Линь — а ей было всего восемнадцать — в любовных ласках. К тому времени я, понятное дело, давно был не мальчик-колокольчик, имел опыт с девушками из института, но эта бестия вытворяла в постели такое, от чего я буквально сходил с ума. С одной стороны, мне было безумно хорошо с ней. С другой… Я ведь любил ее по-настоящему и буквально сгорал от ревности, представляя, сколько у нее было до меня любовников. А может, и сейчас есть… Несколько раз я пытался откровенно поговорить об этом, но Линь моментально пресекала «запретные» темы, грозя немедленным разрывом, если я буду слишком настойчив. Нам хорошо вместе, говорила она, так давай просто наслаждаться жизнью и ни о чем не думать… Я пытался, но это оказалось слишком трудно. Невозможно… Я понимал, что она вынуждена скрывать от меня слишком большую часть своей жизни. Чувствовал, что ее что-то — или кто-то — держит… И тогда я решился пойти ва-банк. Сделал ей предложение выйти за меня замуж и уехать на запад России, в Москву или Петербург. Или еще дальше — в Германию. Ведь я наполовину немец, дипломированный филолог, к тому же отлично знаю язык. И смогу найти в Германии хорошую работу. Я обещал, что, если она согласится, я никогда не буду спрашивать ее ни о чем. Но втайне, конечно же, надеялся, что, уехав из Владивостока, Линь расслабится, рано или поздно не выдержит и сама все расскажет. А как иначе? Как и любой на моем месте, я строил всякие догадки насчет ее тайной жизни и богатого опыта в любви и был почти уверен, что Линь — замужем. И ее муж — очень богатый человек. У нее никогда не было недостатка в деньгах. Она одевалась только в дорогую одежду. Пахла дорогой французской водой… Но мне было наплевать на ее мужа. Вообще — на ее прошлое. Я был слишком молод, страстно любил ее и хотел, чтобы мы жили вместе. Готов был понять и простить все. Неважно, с кем была девушка до тебя. Ты не имеешь права упрекать ее за прошлое. Я был согласен принять ее такой, какая она есть, со всеми ее тайнами и скелетами в шкафу. И в этом своем намерении был сам перед собой абсолютно искренен.

Сомов снова потянулся к пачке, достал папиросу, закурил.

— В тот день она не сказала ни «да», ни «нет». Попросила две недели на обдумывание… Мы не виделись ровно тринадцать дней, которые показались мне вечностью. Я потерял сон и аппетит. Круглые сутки думал только о Линь. А когда мы наконец встретились, готов был носить ее, опаздавшую на целый час, на руках от радости. И, разумеется, первым же делом спросил о ее решении. Справедливо полагая, что в случае отрицательного ответа она бы попросту не пришла на свидание и тихо исчезла из моей жизни. Ведь я даже понятия не имел, где она живет. Я ничего о ней не знал! Мы расставались все время в одном и том же месте. Еще во вторую нашу встречу я дал обещание, что не стану за ней следить. В ее удивительных навыках замечать слежку я уже имел возможность убедиться. Поэтому даже не пытался… Хотя, разумеется, сгорал от любопытства…

Конец ознакомительного фрагмента.