На распутье

Валерий Георгиевич Анишкин

Эта книга о любви и об интеллигенции, вынужденной с трудом выживать в бурные, противоречивые и смутные времена перестройки, когда в пылу борьбы власть забывала о народе. В книге рассказывается о судьбах молодых людей, которые в поисках своего места в новых условиях вынуждены были покидать Россию. В книге много диалогов и много действия, что делает чтение легким и занимательным, несмотря на серьезность обозначенной темы.

Глава 7

Машину они продали за два миллиона рублей, что приблизительно соответствовало двумстам тысячам тех денег, за которые они ее покупали. Наиболее привлекательным Виталию Юрьевичу показался банк Менатеп, хотя у него в голове как-то сразу возникла ассоциация с «Бутеноп» из Козьмы Пруткова:

Марш вперед! Ура Россия!

Лишь амбиция была б!

Брали форты не такие

Бутеноп и Глазенап!

Название было на слуху, да и само помещение банка вызывало доверие. Кругом мрамор, золотом блестит медь начищенных дверных ручек, дорогая офисная мебель, компьютеры на столах банковских работников — все солидно, в отличие от сберкасс, куда Виталий Юрьевич деньги категорически нести не хотел. Сберкасса для него была прожорливым чудовищем с ненасытной пастью. В эту пасть уже провалились сбережения покойной матери Виталия Юрьевича: шесть тысяч, которые она копила полжизни, откладывая помалу и отказывая себе в необходимом. Это были деньги «на черный день», на похороны, на старость. Шесть тысяч по тем временам — это без малого двухкомнатная кооперативная квартира или новая машина. Одну тысячу, правда, Виталию Юрьевичу государство позволило получить на похороны. Но эта тысяча уже была по стоимости совсем никакая и, чтобы похоронить мать, ему пришлось добавить еще две тысячи.

В банке их встретили обходительно, вежливо, убедительно ответили на все вопросы, и выходило, что банк сверхнадежен, уставной капитал — выше некуда, а проценты по вкладам неуклонно повышаются, так что никакая инфляция вкладчикам не страшна.

Продолжай атаку смело,

Хоть тебе и пуля в лоб —

Посмотри, как лезут в дело

Глазенап и Бутеноп.

Виталию Юрьевичу выписали сберегательную книжку со счетом на два миллиона рублей.

Домой они с Ольгой Алексеевной шли пешком. Опять была весна, и опять пахло сиренью, и молодая зелень радовала глаз. Стоял тот теплый майский день, когда не хочется забиваться в душную квартиру и тянет на воздух — в парк или просто погулять по улицам. Настроение у Виталия Юрьевича было приподнятое: и оттого, что погода стояла хорошая, и оттого, что деньги, наконец, пристроили в надежное место.

— Смотри! — Виталий Юрьевич тихонько толкнул локтем Ольгу Алексеевну.

Через дорогу шел цыган в пиджаке и брюках, заправленных в заляпанные грязью сапоги, на голове сидела набекрень зимняя пыжиковая шапка; из-под пиджака выглядывала красная шелковая рубаха. За цыганом семенила молодая цыганка в шикарном норковом полушубке и в стоптанных так, что ноги разъезжались в разные стороны, туфлях. Цыган, словно почувствовав внимание к себе, повел головой в их сторону, рот приоткрылся в белозубой улыбке, черные роскошные усы, лихо закрученные в ниточку, приподнялись вместе с губой. Цыганка поспешала за размашистым шагом своего мужчины, и смоляные косы мотались из стороны в сторону. Машины притормаживали, пропуская их, и раздраженно сигналили.

— Вот беззаботный народ, — засмеялась Ольга Алексеевна.

— Да ты посмотри, сколько в них жизни и достоинства, — живо отозвался Виталий Юрьевич. — Сапоги грязные, а он — барон, и все остальное трын-трава. А у нас вечные проблемы.

— Почему ты думаешь, что у них нет проблем?

— Ну, свои проблемы, конечно, и у них есть. Но они живут с природой в большей гармонии, чем мы, а поэтому, наверно, более счастливы, чем мы.

— Счастье — понятие относительное. Кто более счастлив, кто менее, — трудно объяснить.

— Ты права. Только я вслед за Гербертом Спенсером сказал бы, что это понятие не относительное, а разнообразное. Его слова: «Во все времена, у всех народов, у всех классов иначе понимали счастье. Если сравнить воздушные замки крестьянина и философа, то архитектура окажется разной». Что-то вроде этого…

— Да разница небольшая, — сказала Ольга Алексеевна. — Иван с первого этажа любит свою корявенькую Вальку и по-настоящему с ней счастлив. Попробуй кто скажи ему, что она уродина, — морду набьет.

— То есть, «у хорошего мужа и чулында — жена», — засмеялся Виталий Юрьевич. — А ты знаешь, среди простых людей больше счастливых, чем среди богатых. Лишние деньги — от лукавого… И вообще, все духовные проявления человека идут от сердца, а не от ума.

У белого кирпичного двухэтажного здания, за металлическим решетчатым забором толпилась кучка людей.

— Что за демонстрация? — поинтересовался Виталий Юрьевич.

— Так это РДС, — ответила Ольга Алексеевна.

— Что за РДС такой?

— «Русский Дом селенга»

— Селлинга? Продажи, что-ли? У нас все теперь на иностранный манер. И что же они продают?

— Да ничего они не продают, — хмыкнула Таисия Ивановна. — Это финансово-инвестиционная компания. Говорят, они дают по вкладам 500 процентов, больше, чем любой банк.

— Этого не может быть, — не поверил Виталий Юрьевич. — А если это так, значит что-то нечисто.

— Не знаю. Говорят, — пожала плечами Ольга Алексеевна…

На следующий день Ольга Алексеевна пришла домой возбужденная и, захлебываясь от избытка чувств, затараторила:

— Ты знаешь, Виталик, я сегодня встретила Анну Петровну. Помнишь, экономист из «Отдела технической подготовки производства»? Так вот, она чуть больше полугода назад вложила в РДС двести тысяч, а недавно получила больше шестисот тысяч. И это только проценты. А те, свои двести тысяч, еще оставила.

— Врет твоя Анна Петровна, — безапелляционно отрезал Виталий Юрьевич.

— Да она мне книжку показала. У них не так как в сберкассе или в банке, они увеличивают ежедневно взнос на пять рублей на каждую вложенную тысячу. А это даже больше, чем 500 процентов в год.

— Интересно, как это они умудряются выплачивать такие деньги? Если это пирамида, то есть последующие получают деньги предыдущих, то это афера. И в таком случае государство должно было прикрыть эту лавочку.

Виталий Юрьевич недоумевал. Если какой-то РДС умудряется платить такие высокие проценты, то почему так мало платят банки?

— Виталий, давай семьсот тысяч положим в РДС, — предложила Ольга Алексеевна.

— Так это все наши деньги, — попытался возразить Виталий Юрьевич. — А если какая-нибудь афера? Тогда у нас вообще ничего в запасе не останется. Те, что в банк положили, — не в счет, это на машину.

— Давай на месяц положим, а потом снимем с процентами. РДС уже почти два года работает, а уж за месяц-то ничего не случится.

Слова жены звучали убедительно. Но Виталий Юрьевич колебался. С одной стороны, РДС — не сберкасса, не банк. Это какая-то новая структура. Так ведь и сама экономика в стране другая, рыночная. А это значит, возможны другие, отличные от социалистической плановой экономики, формы. С другой стороны, если РДС два года существует, значит, на законных основаниях… И Виталий Юрьевич сдался.

— Ну, давай, согласился он. — Только надо все получше разузнать.

Операционный зал, где оформлялись договора с РДС, не шел ни в какое сравнение с банком «Менатеп», но все выглядело пристойно: тоже современная мебель, компьютеры, кресла для клиентов, ожидающих своей очереди. Из проспекта с девизами «С РДС — в новую жизнь» и «С нами надежно и спокойно» Виталий Юрьевич узнал, что РДС — это крупнейшая финансово-инвестиционная компания России, что «Русский Дом селенга» действует уже два года на российском финансовом рынке, что по всей стране открыты сотни филиалов дочерних компаний РДС. Сеть РДС охватывала Украину, Казахстан, Киргизию. В проспекте давались адреса многочисленных филиалов РДС в Орле, Брянске, Курске, Смоленске и в других городах. Процентные ставки за два года выросли со 103 процентов до 517. На стене висела таблица роста вкладов по дням из расчета ежедневного увеличения каждой вложенной тысячи на пять рублей. И получалось, что уже через месяц их семьсот тысяч принесут им 116855 рублей, а через четыре месяца взнос почти удвоится.

— За счет чего же обеспечивается такая большая процентная ставка? — наконец, задал вопрос, который в первую очередь беспокоил его, Виталий Юрьевич.

— Всё очень просто, — деловито объяснил оператор. — Мы вкладываем ваши деньги в самые прибыльные предприятия не только в нашей стране, но и за рубежом. Наша компания накопила не только огромный капитал, но и ценнейший опыт ведения финансовой политики. Самые опытные специалисты рассматривают все выгодные варианты для вложения средств и разрабатывают планы развития компании.

«Почему же государство не делает этого?», — подумал Виталий Юрьевич, но ответ был более чем убедительный, и они решились. Ольге Алексеевне выписали «Операционную книжку текущего селенга», предварительно заключив с ней двухсторонний договор. Документы тоже выглядели солидно.

Через пару месяцев Виталий Юрьевич зашел в банк «Менатеп», чтобы посмотреть, на сколько увеличились процентные ставки, но с удивлением узнал, что они снизились до семидесяти процентов. Домой Виталий Юрьевич пришел расстроенный и зло прокомментировал ситуацию.

— Что это за банк, если у них не хватает ума заставить капитал работать. РДС может, МММ может, а банк «Менатеп» не может.

— Может эти деньги тоже в РДС положить, — осторожно предложила Ольга Алексеевна. — Смотри, у нас вместо семисот тысяч уже больше миллиона лежит.

Виталий Юрьевич целый день думал, нервно ходил по залу из угла в угол, а вечером позвонил Алексею Николаевичу:

— Алеш, ты про РДС слышал?

— Слышал, слышал, — добродушно отозвался басом Алексей Николаевич на другом конце провода. — Каждый день по радио жужжат.

— И что ты думаешь о них?

— А ничего не думаю. Такие проценты дают, что страшно становится.

— Да то-то и оно… Но ты скажи, деньги им можно доверять?

— А я откуда знаю? — удивился Алексей Николаевич. — Люди несут. И что самое удивительное, последнее продают, машины, даже квартиры, и несут.

— Ты же профессор! — не отставал Виталий Юрьевич. — Ты же должен ориентироваться в этих делах.

— Я советский профессор, к тому же больше историк, чем экономист. Ты что, забыл? — усмехнулся Алексей Николаевич. — Тем более что сейчас почему-то все вверх ногами ходят, а головы у многих, как сказал один мой коллега, между ног… Ты понимаешь, Виталик, существование в государстве таких структур как РДС, МММ, Хопер — ненормально. Огромные денежные потоки плывут мимо государственных сбербанков и работают на частные компании. Это параллельные структуры, подрывающие финансовую систему государства. И я удивляюсь, что они уже два года функционируют.

— Так они налоги какие платят! — возразил Виталий Юрьевич.

— Налоги — это само собой. Но это мелочь по сравнению с теми деньгами, которыми владеет любая МММ.

— Так можно что-то положить в тот же РДС? — не отставал Виталий Юрьевич.

— Положить-то можно. Моя Верка положила пятьсот тысяч. Она ждет, когда набежит миллион, а я жду, когда государство все же прикроет эти шараги.

— Ну, если два года не прикрывают, то уж полгода-то еще РДС продержится? — сказал Виталий Юрьевич, убеждая больше себя, чем своего приятеля.

— Кто знает? Может и год продержатся. Я ж не знаю, что там на уме у Геращенко, тем более у министра финансов Дубинина.

На том разговор и закончился. Ночью Виталий Юрьевич ворочался с боку на бок, все решал задачу с десятью неизвестными, есть у него в запасе несколько месяцев, чтобы удвоить свои миллионы или нет.

Утром он пошел в банк, снял все свои сбережения и отнес в РДС.

А через два месяца, в июле 1994 года, власть вдруг мощью Минфина, ГКАП⁵ и ГНИ⁶ по сигналу Черномырдина обрушилась на МММ. Пошли многочисленные публикации, в которых основателя компании Мавроди назвали профессиональным мошенником, который уже давно перекачал все деньги акционеров за рубеж. Мавроди огрызнулся: «А куда же тогда смотрела налоговая полиция до сих пор? И о какой пирамиде может идти речь, если на прибыль по одной только организации начислено 50 миллиардов рублей налога. У пирамиды прибыли быть не может». Народ повалил забирать свои деньги. Паника росла как снежная лавина, усугублялась тем, что наличных на оплату сразу всем не хватало, и привела, в конце концов, к полному краху финансовой компании. Компания была обречена.

Вскоре неприятности обрушились и на РДС. Причем, творилось что-то непонятное. В Астраханской области налоговая полиция вскрыла денежное хранилище РДС, а зам начальника полиции заявил: «Это деньги государственные!» Речь шла о сотнях миллиардов рублей. Сотрудники той же полиции сами состояли вкладчиками РДС, но успели расторгнуть свои договора и забрать деньги вместе с премиями. Следом были вскрыты двери денежного хранилища РДС в Нижнем Новгороде и вывезена вся наличность. То же повторилось и в Томске, и повсеместно. А в Иркутске силами ОМОН и налоговой полиции был арестован самолет компании «РДС-авиа» с инкассаторами, которые сопровождали девять миллиардов рублей.

Вслед за этим последовал президентский указ «О защите интересов инвесторов», который предписывал РДС и другим компаниям, осуществляющим операции по привлечению свободных денежных средств, «привести свою деятельность до 1 января 1995 года в соответствии с настоящим указом и обеспечить безусловное выполнение взятых на себя обязательств перед клиентами». Однако уже было ясно, что «выполнить свои обязательства перед клиентами» ни РДС, ни кому другому не дадут. Это противоречило бы интересам государства.

Таким образом, палка одним концом ударила по инвестиционным компаниям, а другим опять по населению, среди которого значительную часть составляли малоимущие, пенсионеры и инвалиды, которые хотели поправить свое бедственное положение. Народ, обманутый государством, не вернувшим ему его вклады в госбанках до 1991 года, был обманут им в очередной раз. Власть молча взирала на то, как народ несет деньги мимо государственных учреждений, которым не верил, брала огромные налоги с МММов и РДСов, пользовалась заемами, а чиновники сами вкладывали огромные суммы в финансовые инвестиционные компании, но при этом лучше, чем простой народ ориентировались в ситуации и вовремя и в первую очередь смогли забрать свои деньги, утроив и даже удесятерив свои капиталы, а потом ударили так, что щепки полетели. Только щепками этими были люди. Один МММ имел 46 миллионов акционеров…

Виталий Юрьевич слег. У него поднялось давление, чего раньше не бывало, болела голова. Всю неделю держалась температура. Он был раздавлен. Ольга Алексеевна старалась лишний раз не лезть к нему с разговорами и молча ухаживала за ним: готовила чай с малиной, давала таблетки папаверина и цитрамона, да тяжело вздыхала, а он был благодарен ей и вспоминал слова Экклезиаста: «Двоим быть лучше, чем одному. Если упадешь, другой поднимет».

На второй день болезни забежала Лена, подруга дочери.

— Ой, Леночка! — обрадовалась Ольга Алексеевна. — Сам Бог тебя послал.

— Здрасте, тетя Оль! Где тут у нас больной? — бодро сказала Лена.

— А я не хотела тебя беспокоить.

— Как вам не стыдно, тетя Оля! — обиделась Лена. — Я же к вам с первого класса домой, как к себе ходила, даже подъезды путала. Чтоб я таких слов больше не слышала, — нарочито строго добавила Лена. Она сбросила туфли и прошла в спальню, где лежал Виталий Юрьевич.

— Здрасте, дядя Вить! Когда заболели? — спросила Лена, садясь на стул, услужливо подставленный Ольгой Алексеевной.

— Здравствуй, дочка! — буркнул Виталий Юрьевич.

— Второй день сегодня, — ответила за мужа Ольга Алексеевна.

— Вот вчера и нужно было позвонить мне, а то мне Мила звонит.

— Да у тебя своих забот хватает, а тут мы еще будем надоедать.

— Ой, тетя Оля, — укоризненно покачала головой Лена. — Что болит, дядя Виталий?

— Давление, температура, — зачастила Ольга Алексеевна. — Голова болит.

— Сейчас послушаем, померяем давление.

Мила достала тонометр. Виталий Юрьевич безропотно дал себя послушать, послушно дышал и не дышал.

— Ну, — сказала Лена. — Давление, кстати, невысокое. — Сейчас голова болит?

— Болит. Вчера вечером и ночью сильно болела. К утру еле уснул.

— Давление часто повышается?

— Да нет, как-то Бог миловал.

— Что-нибудь принимали?

— Я ему цитрамон вчера дала, — ответила за мужа Ольга Алексеевна.

— Ну, ничего страшного нет. Я сейчас укольчик сделаю: папаверин и димедрольчик. Станет полегче. После димедрола захотите спать, поспите. И постарайтесь не волноваться. А это в аптеке купите. Настойка пустырника и папаверин в таблетках, если у вас кончится.

Лена выписала два рецепта и оставила на прикроватной тумбочке.

— Как у тебя самой-то дела? — спросила в прихожей Ольга Алексеевна. — С больными трудно, небось?

— Да я привыкла. Конечно, устаю. Полторы ставки, ночные дежурства. А ставка врача, как и учителя… Да сами, тетя Оль, знаете. Особо не разгонишься. Ладно, я побежала. Завтра зайду. Да, тетя Оля, совсем забыла. Моей маме позвоните, она чего-то хотела.

Последние слова донеслись уже из тамбура, когда Ольга Алексеевна закрывала двери.

В том, что они лишились всех своих денег, Виталий Юрьевич винил только себя. Ведь сомневался же он, чувствовал, что здесь попахивает какой-то авантюрой. Да и не в его принципе было пользоваться «халявой», в какой бы упаковке она ни была преподнесена.

Выздоровление сменилось депрессией. Виталий Юрьевич целый день сидел в кресле, тупо уставившись в телевизор, или молча ходил по комнате, сдвинув брови к переносице, отчего походил на ночную птицу филина.

Ольга Алексеевна не выдержала и позвонила Алексею Николаевичу, который должен был вернуться с какой-то конференции из Москвы. Тот пришел вечером с бутылкой водки. Ольга Алексеевна было возразила, но Алексей Николаевич прижал палец к губам и весело подмигнул. Ольга Алексеевна махнула рукой и пошла на кухню за закуской. Она поставила на стол маринованные огурчики, нарезала сальца из морозилки, и оно розоватыми пластиками с темными мясными прожилками аппетитно лежало в тарелке.

— Сейчас разогрею картошку, — сказала Ольга Алексеевна и оставила друзей вдвоем.

— Зря ты раскис, — добродушно сказал Алексей Николаевич, после того как они выпили водки. — Вот этого я от тебя никак не ожидал.

— Ничего себе, зря. Почти два миллиона псу под хвост. Можно сказать подарил. Только кому — не знаю.

— Нехорошо, обидно! Но не смертельно. У моей Верки тоже миллион накрылся, — беззаботно засмеялся Алексей Николаевич.

— Ты же говорил, пятьсот тысяч, — напомнил Виталий Юрьевич.

— А проценты? С процентами уже около миллиона набежало. Так Верка моя уже их мысленно своими кровными считала. Я говорю, снимай, Вер, снимай, пока не поздно. Нет, говорит, еще месяц подожду. Вот и дождалась.

— Алеш, но ведь кто знал, что вот так вдруг. Такие деньги! — Ольга Алексеевна молитвенно сложила руки на груди.

— Вот-вот. Жадность нас и подводит. Ну, как говорится, снявши голову, по волосам не плачут.

— Factum est factum, — вяло произнес Виталий Юрьевич.

— Во-во. Что сделано, то сделано. Пусть тебя утешит то, что ты не один такой. Знаешь, сколько людей последнее потеряли? У нас в институте лаборантка трехкомнатную квартиру обменяла на однокомнатную, а разницу вложила в МММ, хотела дочери с зятем отдельную квартиру и машину купить. Теперь молодые живут у его родителей в двухкомнатной квартире, а лаборантка наша в психушку попала. Вот это трагедия. А у тебя так — неприятность. Уж если Бог не дал счастья быть полным дураком, то приходится крутиться, терять и начинать все сначала… И побрейся, смотреть тошно.

— Говорят, сейчас небольшая небритость в моде, — пошутил Виталий Юрьевич.

— Ага, если ты молодой миллионер, а на тебе безукоризненный фрак, а не кроссовки и мятый пиджак.

Примечания

5

ГКАП — Государств. Комитет Российской Федерации по антимонопольной политике и поддержке новых экономических структур.

6

Государственная налоговая инспекция.