Второй шанс адмирала

Валерий Петрович Большаков, 2017

Бывший командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский в старости очень переживал главное поражение своей жизни – сдачу врагу Севастополя. Сдачу в тот момент, когда еще не все возможности для обороны были исчерпаны. Но судьба дала ему редкий шанс исправить свои ошибки – он может вернуться в прошлое, за день до начала Великой Отечественной войны. Подготовить флот и главную базу к обороне, не допустить потери Севастополя и Одессы. Сумеет ли адмирал воспользоваться предоставленным шансом? Воевать, а не прятать корабли в укромных бухтах! Самому искать боя, нападать и атаковать врага, без пощады и жалости! Вести Черноморский флот курсом к Победе!

Глава 1

Повторение пройденного

СССР, Севастополь. 21 июня 1941 года

Красный свет вспыхнул, сразу заполнив все, будто туманом, и лишь секунду спустя Октябрьский догадался открыть глаза.

Он был в своем кабинете, том самом, где встретил войну, на втором этаже штаба. Сидел за столом и…

Филипп Сергеевич поднес руки к глазам. Сильные руки, загорелые. Молодые. Тут ему всего сорок два…

Упруго поднявшись, он прошел к зеркалу около вешалки. На него смотрел не молодой, но справный, налитой здоровьем мужчина в кителе. Как говорится — в самом расцвете сил.

— Что, не узнал? — прошептал Октябрьский, оглаживая ладонью гладко обритую голову.

За десятилетия после войны он привык к иным прическам, хоть и стригся всегда коротко, по-военному. Усы отрастил, а тут — безусый, безволосый, как бильярдный шар…

Буйная радость начала раскручиваться в нем, требуя выхода. Хотелось орать и даже прыгать, чтобы хоть как-то выплеснуть бурлящую энергию, что захлестывала его.

Не обманул Тимофеев!

Быстро подойдя к окну, адмирал выглянул, обозревая бухту. Да, такое не придумаешь, декорации не нарисуешь — крейсер «Червона Украина», лидер эсминцев «Ташкент»…

Он там. В 1941-м. А число?

Припомнив, где у него висел настенный календарь, Октябрьский приблизился.

21 июня.

Все точно. Первым делом, заходя в кабинет утром, он отрывал листок со вчерашней датой. Это стало привычкой, которую не замечаешь. Тогда чего он ждет?

Выглянув в приемную, Октябрьский застал там начальника штаба флота контр-адмирала Елисеева.

— Зайди, — сказал Филипп Сергеевич и усмехнулся: — С тебя начну.

Елисеев белозубо улыбнулся в ответ и переступил порог кабинета командующего флотом.

— Возьми на контроль очень и очень важное дело, — проговорил Октябрьский. — Бумагу пока пачкать не будем — все должно пройти в тайне. Ну, более-менее.

Начштаба кивнул понимающе:

— Опасаешься немецкой агентуры, Филипп Сергеевич?

— Опасаюсь, Иван Дмитриевич. Тебя я знаю, потому слушай секретные сведения: сегодня ночью, примерно в три часа, немцы совершат авианалет на Севастополь.

— Но это же… — растерялся контр-адмирал.

— Да, это война. Но я не пугать тебя позвал. Надо скрытно подготовить все средства ПВО — проверить, снабдить боеприпасами, и чтобы никаких увольнительных и выходных! Сегодня нам спать не придется, Иван Дмитриевич. Не доверяешь?

— Ну, что вы…

— Перестань! — отмахнулся Октябрьский. — Я все прекрасно понимаю. Ночью убедишься. Да, и еще. Летчикам быть в полной боевой. Чтобы самое большее без десяти три сидели в самолетах и прогревали моторы! И третье… Нужно срочно установить на кораблях дополнительные зенитные орудия. Схемы размещения разработать контр-адмиралу Владимирскому в течение трех суток… — отдав распоряжения, Филипп Сергеевич помолчал и добавил ворчливо: — Наши корабли — просто готовые мишени для немецкой авиации! Понимаю, что за день зенитки не установишь, но несколько недель у нас будет. Нельзя допустить, чтобы крейсера, да и транспорты тонули из-за бомбежек! Что еще? Пока все. Ты начинай, а я на корабли наведаюсь…

— Неужели посмеют? — сморщился Елисеев, направляясь к двери.

— Иван Дмитриевич, — негромко сказал Октябрьский, — вдоль всей западной границы, от Черного моря до Балтики, стоят сто восемьдесят дивизий. И это только вермахт, а к нам еще и румыны припрутся. Тысячи танков, тысячи самолетов… Война будет долгая и страшная. Я для того тебя и озадачил, чтобы мы эту войну выиграли с наименьшими потерями. Понял? Ступай…

* * *

Весь божий день адмирал колесил по Севастополю или на катере обходил корабли. Не придираясь по мелочам, жестко требовал бдеть, быть готовыми к бою. Особенный напор Филипп Сергеевич проявил к полковнику Жилину, начальствующему над ПВО флота.

Первыми немецкие бомбардировщики встретят краснозвездные «И-16» и «МиГ-3» — над морем. Об этом Октябрьский серьезно переговорил с генерал-майором Русаковым, командующим ВВС флота.

Затем в бой вступят зенитчики, корабельные и береговые. Ни один стервятник не должен уйти безнаказанным.

Случился и долгий разговор с начальником гарнизона Моргуновым — надо было в течение двух-трех месяцев провернуть работы, требовавшие как минимум нескольких лет.

Стратеги из наркомата и Генштаба готовили Черноморский флот к войне на море, а если и заходила речь об обороне, то опять-таки от обстрелов с моря и десантов. Стратеги почему-то не учли наличие танков и самолетов, а в итоге Севастополь, весьма прилично укрытый с моря, имел неприкрытую… спину.

Главную базу флота было трудно защитить с суши. Но надо!

Передовой оборонительный рубеж должен был пройти в пятнадцати километрах от города-крепости, по линии Камары — Чоргунь — Чергез-Кермен — Азиз-Оба — Кача.

Главный рубеж сухопутной обороны должен был проходить в пяти-восьми километрах от Севастополя, в полосе от района Сапун-горы до западных скатов Камышловского оврага, а далее по реке Каче до горы Тюльку-Оба.

Нужно было бросить на оборудование укреплений тысячи и тысячи людей, технику, обеспечить все на высшем уровне и как можно скорее, а не так, как «в тот раз», — лишь бы, лишь бы.

Необходимо было успеть возвести самостоятельные опорные пункты на главных танкоопасных направлениях — Чоргуньском, Чергез-Керменском, Дуванкойском и Аранчинском.

Устроить под сотню артиллерийских дотов и сотни три-четыре дотов и дзотов пулеметных, вырыть противотанковый ров километров сорок длиной, оборудовать минные поля, протянуть заграждения из колючей проволоки.

Помнил Октябрьский и про отступление в направлении Керчи. Если бы тогда, «в тот раз», Ак-Монайский перешеек, самое узкое место Керченского полуострова, удалось бы перекрыть нормальными укреплениями, то немцы даже не приблизились бы к Керчи. Значит, что? Надейся на лучшее, готовься к худшему — рой окопы и рвы на Ак-Монае, громозди валы, устраивай доты с блиндажами.

Работы — море!

Заехал Филипп и домой. Ну, как домой…

Своя «хата» у него появится лет через двадцать — полдома на Советской. А пока вице-адмирал проживал на казенной квартире.

Дверь он открывал не без волнения. Снова увидеть молодую жену… Это у кого угодно пульс участится!

А переступил порог, окунулся в знакомые запахи, и даже в глазах запекло. Сентиментальный ты стал в свои семьдесят…

Филипп тяжело опустился на венский стул — тот самый, с ободранными ножками.

— Устал?

Женские руки легли Октябрьскому на плечи. Это было до того приятно и успокаивающе, что Филипп даже глаза прикрыл.

— Устал немного. Римка в лагере?

— Ага. А… что?

— Да так, ничего.

— Филя… началось?

— Начнется.

— А Римик?

— Не бойся за своего Римика, в «Артеке» безопасно. Ладно, пойду. Меня не жди, буду в штабе. Пока.

— Пока…

Поздно вечером Октябрьский вернулся в штаб. Штаб гудел.

Возле кабинета командующего уже ждали двое — дивизионный комиссар Кулаков и полковник Намгаладзе, начальник разведотдела.

Пожав руки обоим, Филипп Сергеевич вяло удивился тому, как быстро он привык к чудесному и небывалому.

Ладно, эмоции оставим на потом. Сейчас главное — сосредоточиться на обороне и нападении. Чтобы Римке не пришлось защищать отца, пусть просто гордится…

Ну-ну, осади коней! Гордиться пока нечем.

— Товарищ командующий! — воскликнул Намгаладзе, не вдаваясь в детали. — Откуда?!

Адмирал покачал головой:

— Пока не могу сказать, Намгаладзе, не имею права. Да ты разве сам не догадываешься?

Дмитрий Багратович помрачнел.

— Докладываю факты, товарищ командующий. Германские транспорты потянулись со всего моря к Румынии. Перебежчик, задержанный моряками Дунайской военной флотилии, упорно твердит: «Германия готовится к скорой войне с СССР». Упорно, понимаете, твердит! А английское радио передает: «В ночь на 22 июня Германия готовится напасть на СССР». Открытый текст. Ситуация…

— И все эти факты очень хорошо складываются, Намгаладзе. Вот что, займитесь-ка вы еще одним важным делом. Надо собрать разведывательный отряд из моряков-добровольцев. Это должны быть и лазутчики, и диверсанты.

— Понял, товарищ командующий. Займусь!

Начальник разведотдела вышел, а Кулаков остался. Обычно его выразительное лицо с темными глазами озаряла улыбка, но в этот день оно хранило напряжение и тревогу.

— Что, Николай Михайлович, — устало спросил Октябрьский, — не по себе?

— Мягко говоря. Неужели правда?

— Ты меня удивляешь. А еще военный человек. Если бы Гитлер не затеял переброску дивизий из Югославии, он бы напал еще в мае. А июнь — крайний срок. Если немцы нападут позже, пусть даже в июле, то они, по своим планам, не успеют осенью захватить Ленинград и Москву. А у них зимнего обмундирования нет, гитлеровцы надеются нашим воспользоваться.

— Ты веришь этим планам?

— Если будем дураками и трусами, то они обязательно исполнятся, — резко ответил Октябрьский. — Слушай, будь другом, проконтролируй, чтобы все мины с полигона убрали в хранилища. А то выставили напоказ! Чтобы немцам было легче целиться?

— Может, сразу заминировать подходы к ГБ?^[1]

— Зачем?

— К-как? — растерялся Кулаков. — Согласно положениям…

— Коля, те положения писались совсем для другой войны. В Черном море нет ни одного немецкого корабля и не будет — их Кригсмарине обороняет от английского флота берега Рейха и захваченных территорий, от Франции до Норвегии. Итальянский флот и вовсе заперт теми же англичанами. Так против кого мины ставить? Против румынских полудохлых эсминцев «Реджина Мария» или «Мэрэшти»? Знаешь, это даже не смешно. Конечно, немцы попрут в Крым, но опасаться нам надо не Кригсмарине, а люфтваффе. Вот и представь себе — набросали мы мин у входа в ГБ, оставили три узких прохода, и наши корабли ползут по ним. А тут немецкие «Юнкерсы»! И давай бомбить! А мы даже маневра малого позволить себе не сможем — чуть в сторону, и на собственной мине подорвешься.

— Ну-у… Не знаю.

— Кстати, этой ночью немцы не бомбы будут на нас вываливать, а донные мины.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда, — усмехнулся Филипп.

* * *

Часов в девять вечера Октябрьский приказал перевести флот на повышенную готовность — весь день командиры сбредались на корабли, ругая начальство. Не дали спокойно отдохнуть!

Что делать на палубе в ночь на воскресенье? А дома водка стынет…

Но приказ есть приказ.

В час ночи пришла телеграмма наркома РККФ Кузнецова о той самой готовности, и Кулаков уважительно посмотрел на Октябрьского.

Тот поймал его взгляд, но понял по-своему.

— Скоро уже, — процедил комфлота.

Он подошел к окну. На рейде гасли якорные огни кораблей, зашторивались окна в казармах учебного отряда, в жилых домах.

А створный знак на скале — главный ориентир для входа кораблей в бухту — продолжал светить.

Октябрьский схватил трубку телефона.

— Начальник гарнизона генерал-майор Моргунов слушает, — донесся спокойный голос.

— Почему до сих пор не погашены маячные огни? — резко спросил вице-адмирал. — Это не игра, а реальная оперативная готовность, Петр Алексеевич!

— Есть, товарищ командующий! — Моргунов мигом сменил тон. — Немедленно наведем порядок.

И впрямь, скоро створные огни погасли.

Октябрьский задернул шторы и включил настольную лампу. Папку срочных документов он положил на любимую свою конторку. Оставаясь один, Филипп любил работать стоя.

Правда, сегодня одиночество ему не светит — вызванные по сигналу «Большой сбор», сюда вот-вот сойдутся все.

Первыми явились Елисеев и Борисов, секретарь горкома партии.

Без пятнадцати три комфлота приказал Русакову поднять по боевой тревоге истребители.

Командующий ВВС сильно переживал, трудно это — перестраиваться на военный лад. Но приказ исполнил — самолеты вылетели на запад. «Встречать» непрошеных гостей.

С раздражением захлопнув папку, Октябрьский прошелся по кабинету. Он ждал звонка. И дождался.

Было около трех часов ночи, когда резко зазвонил телефон прямой связи с оперативным дежурным.

— Комфлота Октябрьский слушает.

— Товарищ командующий, наши истребители вступили в бой с группой неизвестных самолетов, приближавшихся со стороны моря!

— Неизвестных?

— Э-э… Передают, что это «Хейнкель-111».

— Сколько сбито?

— Э-э… Два… э-э… бомбардировщика.

— Не «э-э», товарищ Рыбалко, а вражеских бомбардировщика!

— Так точно, товарищ командующий!

Тут же позвонил Жилин:

— Открывать ли огонь по неизвестным самолетам?

— Это немецкие самолеты, товарищ Жилин, и ваша задача — сбивать их к такой-то матери!

— Имейте в виду, вы несете полную ответственность за это приказание! Я записываю его в журнал боевых действий.

— Да хоть на лбу у себя напишите! — повысил голос Филипп. — Но учтите, если не откроете огонь по немецким самолетам, я прикажу расстрелять вас! Действуйте!

— Есть!

В три часа семь минут немецкие бомберы подошли к Севастополю. Прореженные советскими истребителями, они шли крадучись, на небольшой высоте. Лишь три «Хейнкеля» из тех, что взлетели с румынского аэродрома Цилистрия, добрались до ГБ.

Вдруг вспыхнули прожектора, яркие синие лучи стали шарить по небу, выхватывая самолеты с раскоряченными свастиками на килях. Хором заговорили зенитные орудия береговых батарей и кораблей — огненные трассы с грохотом прочерчивали небо.

Два самолета загорелись и рухнули, а третий торопливо сбрасывал свой смертоносный груз — серо-зеленые туши магнитных мин спускались на парашютах, напоминая десантников.

Задача у немцев была простая — с помощью донных мин заблокировать корабли флота в бухтах, не дать им выйти в море.

Но пилот так разнервничался из-за атак русских истребителей и огня зениток, что спешил избавиться от мин, облегчиться и удрать. По этой-то причине взрывчатые «подарки» упали не по линии фарватера, а на берег, где взрывались, порой устраивая пожары.

Налет был отбит.

В три семнадцать Октябрьский позвонил по ВЧ в Москву.

— Генерал армии Жуков слушает.

— Докладывает командующий Черноморским флотом Октябрьский. На главную базу флота был совершен авианалет — немецкие бомбардировщики сбрасывали мины, с целью закупорить выход кораблей в море. Силами флотских ВВС и зенитной артиллерии вражеский налет отбит. Попытка удара по кораблям сорвана, в городе есть разрушения.

— Вас понял. Действуйте в том же духе и доложите своему наркому.

Так, по звонку из Севастополя, в Москве узнали, что фашистская Германия начала войну против СССР.

Из «Воспоминаний и размышлений» маршала Г. К. Жукова^[2]:

«Под утро 22 июня нарком С. К. Тимошенко, Н. Ф. Ватутин и я находились в кабинете наркома обороны.

В 3 часа 17 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф.С. Октябрьский и сообщил: «Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний».

Я спросил адмирала:

— Ваше решение?

— Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота.

Переговорив с С. К. Тимошенко, я ответил Ф. С. Октябрьскому:

— Действуйте и доложите своему наркому…

…В 4 часа я вновь разговаривал с Ф. С. Октябрьским. Он спокойным тоном доложил:

— Вражеский налет отбит. Попытка удара по кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения.

Я хотел бы отметить, что Черноморский флот во главе с адмиралом Ф. С. Октябрьским был одним из первых наших объединений, организованно встретивших вражеское нападение».

Примечания

1

ГБ — главная база флота.

2

Здесь и далее — подлинные воспоминания участников боевых действий. Орфография оригинала сохранена.