Башни витаров

Валентина Хайруддинова

Юный зверолов Тимша и охотник Синигир живут в Синем лесу. Они – соперники. Однако таинственный случай заставляет вчерашних недругов вместе отправиться в главный город окрестных земель – Дювон. Уже в начале путешествия планы Синигира и Тимши меняются, а знакомство с углежогом Муром переворачивает их привычные представления о жизни. Вступив в борьбу со злом, герои раскроют тайны прошлого и настоящего, узнают многое о себе и друг о друге, научатся ценить дружбу, любить и прощать.

© Валентина Хайруддинова, 2019

ISBN 978-5-0050-4946-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

в которой зверолов не догнал охотника, оказался в гостях, где гневался, изумлялся, смеялся, пугал птиц, а также принял решение

Едва рассвело, но густой туман, накрывший Синий лес ночью, уже понемногу начал таять. Вверху, там, где застыли острые шпили огромных древних синих елей, туман превратился в легкую дымку и рассеялся, а по тропинке, по зеленому берегу ручья, по воде он стелился белой пеленой.

Зверолов шагал по лесной опушке, бормоча себе под нос песенку, и размышлял: кто же сегодня попался в ловушки, и станет ли, наконец, их добычей хитрый черный лис, обитающий в норе на Можжевеловой горе. Этот лис…Но додумать, что же «этот лис», зверолов не успел: в тишине раннего туманного утра услышал где-то справа треск ветки, и, обернувшись, увидел совсем близко бредущую вдоль ручья знакомую фигуру.

Тимша замер, насторожился и, вытянув шею, неотрывно следил за человеком в черной куртке и коричневых сапогах. Тот шел не спеша. Вот остановился, повернулся, и юноша уже не сомневался: перед ним охотник. Не сомневался, но отказывался верить!

Между тем охотник вновь двинулся в путь. Пройдя несколько шагов, он вскинул голову, посмотрел в небо, едва начинающее светлеть на востоке, вдруг резко повернул и через мгновение скрылся в завешенной туманом лесной чаще.

Зверолову некогда было изумляться и вообще — думать: он бросился вдогонку. Двигался юноша так бесшумно и быстро, что, казалось, вовсе не касался земли. Мгновенно преодолев расстояние от тропы до леса, Тимша очутился под сенью вековых синих елей. Здесь он остановился и прислушался. Стояла тишина: лес еще не проснулся, даже хвоя на деревьях замерла в предрассветной дреме. Зверолов сделал несколько шагов вглубь лесной чащи.

Но вокруг никого не было: охотник словно растворился в тумане.

Тимша потратил немало времени на исследование леса, но напрасно.

Растерянный и сердитый, он, наконец, направился к Можжевеловой горе, однако ни о черном лисе, ни о ловушках уже не думал: все мысли в голове зверолова крутились вокруг необычайного события. Что Синигир делает ранним утром в лесу? Время охоты наступает позже, потому охотники — любители поспать. Особенно Синигир. Зверолов даже остановился от досады: как мог упустить этого высокомерного хвастуна! Надо было непременно догнать! Но что все-таки охотник делает утром на тропе зверолова?

Вопрос не давал юноше покоя. Не выдержав неизвестности, к тому же по молодости лет и по складу характера будучи открытым и нетерпеливым, Тимша решил спросить охотника напрямую, чтобы расставить все по местам и думать, наконец, о своих делах. Он, оставив на время заботы о ловушках и черном лисе, повернул к мостику через реку, в которую превращался лесной ручей ближе к северу, туда, где на берегу в окружении сосен стоял деревянный двухэтажный дом охотника. Такой жилище имел только один человек в Синем лесу. Зачем Синигиру нужны эти хоромы, зверолов — обитатель леса — не понимал, и (впрочем, не только поэтому) считал Синигира гордецом и хвастуном.

Подойдя к дому охотника, Тимша остановился в крайнем удивлении, рассматривая представившуюся его взору картину: на большом балконе, непривычно растрепанный, в белоснежной, нежнейшего шелка рубашке навыпуск, будто и не покидал свое жилище, стоял Синигир и вертел в руках огромный нож. Солнце уже взошло — яркий его луч победно сверкнул, отразившись от клинка.

— Доброго тебе утра, Синигир, охотник из Синего леса! — крикнул зверолов.

Голос юноши, звонкий и сильный, прозвучал так громко в тишине только наступившего утра, что птицы на ближайших деревьях окончательно проснулись и, сердито засвистев, вспорхнули с веток.

Охотник опустил оружие, глянул вниз на нежданного гостя, несколько мгновений оценивал ситуацию, потом, с нотками удивления в голосе ответил:

— Привет и тебе, Тимша, зверолов.

Звероловы и охотники не дружили издавна, а уж тем более (по ряду причин) не любили друг друга Синигир и Тимша. Звероловы давно решили, что охотникам слишком легко дается добыча: один меткий выстрел — и все. При этом они уж очень, как считали звероловы, кичились своей храбростью и силой. А охотники пренебрежительно относились к звероловам, их ловушкам и капканам, не всегда приятно пахнущим приманкам, а также к их добыче, считая, например, бобров или енотов недостойной мелочью.

— Чему обязан счастьем видеть тебя так рано? — между тем продолжал охотник прояснять обстановку, сложившуюся под балконом.

Зверолов насупился: охотники насмехались над звероловами по поводу их ранних блужданий по лесу. «Спать звероловы ложатся после обеда, чтобы встать до пробуждения птиц», — говорили они. При любом удобном случае охотники шутили: прижав палец к губам, шептали: «Тише, не разбудите зверолова! Утром ему рано вставать и ловить мышей!» Иногда говорили «ежей», но от этого шутка не становилась менее обидной.

Вот и сейчас в вопросе Синигира Тимше послышалась явная насмешка: ясно ведь, что особого счастья от этого утреннего свидания Синигр не испытывал.

— Мы уже виделись сегодня еще затемно. Ты, видно, проснулся еще раньше меня. Может, решил стать звероловом? — сердито ответил зверолов.

Тимша отличался прямотой и простотой — Синигир поморщился от его слов и тона, каким они были произнесены. Но понимая: гневается зверолов не на пустом месте и находится не в лесу, освобождая свои ловушки от добычи, а под его, Синигира, балконом, тоже неспроста, охотник, желая положить конец непонятной ситуации, перегнувшись через перила, сказал:

— Прошу, зайди в дом. Поговорим спокойно.

Зверолов раздумывал несколько мгновений. Затем любопытство пересилило гордость — Тимша распахнул дверь и, оказавшись в большой светлой комнате, на миг потерял дар речи.

Охотники и звероловы с гордостью украшали свою одежду и дом трофеями, добытыми в лесу. Охотники находились в более выигрышном положении: Тимша понял это с первого взгляда. На стенах огромной комнаты висели двадцать (Тимша сосчитал!) шкур свирепого белого барса; шкуры черного хищника, крайне редко встречающегося, и убитого Синигиром лишь однажды, среди них не оказалось: охотник сшил из нее куртку. Еще комнату украшали когти медведей, нанизанные на бечеву, волчьи оскаленные морды с яркой бирюзой вместо глаз и кабаньи головы с огромными клыками.

Убранство залы говорило об удачливости и смелости охотника Синигира. Тимша невольно вспомнил свою хижину, где стояла пара чучел лисиц и енотов. Хотя по сравнению с хоромами охотника не только лесная избушка Тимши, а, наверное, даже дома Золотого города Дювона будут выглядеть хибарами (Тимша никогда не был в Дювоне, но слышал от других: дома там каменные, высокие, просторные). Но эта мысль зверолова не утешила, наоборот, он рассердился еще больше, но уже на себя, ибо заподозрил, что позавидовал охотнику.

Между тем Синигир спустился с лестницы, вышел навстречу гостю и довольно приветливо спросил:

— Что ты хочешь от меня, зверолов?

Тимша метнул на хозяина огненный взгляд, вскинул голову и резко ответил:

— Чтобы ты объяснил: зачем на рассвете ходил по моим тропам?

Синигир немного подумал, и, вздохнув, заметил:

— Я так понимаю: отрицать это бесполезно?

— Я верю своим ушам, своему носу, а еще больше верю своим глазам!

— Не сомневаюсь, — кротко заверил охотник.

— И правильно делаешь! Скажи: хотел воспользоваться моей добычей? — сердито спросил зверолов.

В это прекрасное утро охотнику вовсе не хотелось ссориться со строптивым гостем, и так как Тимша по понятным причинам вызывал в нем интерес, Синигир решил продолжить беседу мирно. Он рассмеялся, хотя смех прозвучал немного неестественно.

— Ты еще и смеешься надо мной?! — возмутился Тимша.

Улыбка растаяла на устах охотника, но он сказал по-прежнему спокойно и вежливо:

— Не горячись, прошу. Мне, конечно, не нужны твои трофеи.

Тимша грозно нахмурился:

— Хочешь сказать: моя добыча недостойная?

Синигир растерялся, что случалось с ним крайне редко. Не зная, что ответить, чтобы окончательно не обидеть гостя, охотник предложил:

— Давай поднимемся на балкон: там ждет завтрак, и поговорим серьезно.

Тимша еще сердился, но, когда охотник, слегка поклонившись, повторил приглашение, гнев зверолова понемногу начал остывать, уступив место любопытству, а на балконе исчез вовсе.

Завтрак охотника, как и все, увиденное в доме, поразило зверолова, привыкшего к суровой пище и грубому убранству помещений жителей леса. На балконе, на хрупком столике, застеленном белоснежной скатертью, в серебряных тарелочках лежало печенье, в стеклянных вазочках что-то розовело, наверное, варенье, а от какой-то размазни на синем блюдечке шел пар.

— Присаживайся, — поспешно предложил охотник, заметив недоуменный взгляд зверолова.

Тот неуверенно уселся на стульчик из лозы и спросил:

— Не сломается?

— Он крепкий, только кажется маленьким, — охотник постучал кулаком по сиденью второго стульчика и тоже сел.

Если грандиозная нижняя комната сказала о подвигах славного охотника, то увиденное на балконе говорило о чем-то другом, чему Тимша пока не придумал названия. Это «другое» изумило зверолова, погасило его гнев и на некоторое время даже затмило цель прихода.

Он оглядывал убранство столика, едва сдерживая улыбку. Особенно развеселили Тимшу маленькие салфетки тончайшей ткани, расшитые голубыми незабудками.

Синигир уже сто раз пожалел о своем приглашении. Но сделанного не воротишь, а ему хотелось выяснить, зачем соперник придумал историю о его, Синигира, прогулках по лесным тропам — мирная беседа за завтраком, по мнению охотника, помогла бы горячему зверолову успокоиться. «Интересно, за игру ведет строптивый мальчишка?» — наблюдая за Тимшей, размышлял охотник.

Впрочем, знание людей и жизненный опыт подсказывали Синигиру: юноша на нечестный поступок не способен в силу своего правдолюбия и прямоты. А уж в этих качествах Тимши охотник имел возможность убедиться давно.

Да, все звероловы и охотники недолюбливали друг друга, а Синигир и Тимша уже в течение двух лет вели тайное состязание, хотя сами в этом никогда не признались бы.

Тимшу знали в Синем лесу как самого лучшего зверолова, ловкого и умелого, несмотря на очень юный возраст. Обитатели Синего леса все как один твердили: ежи, пойманные Тимшей, прекрасно ловят мышей, крошечные бобошки, наученные звероловом различным фокусам, такие ласковые и послушные, что их заводят десятками, да и все другие зверьки, которых продавал людям Тимша, отличались большой сообразительностью, разве что не говорили. А Синигир, самый сильный и храбрый из охотников, славился своей удачливостью и смелостью, что позволили ему стать самым богатым и известным, пожалуй, не только среди охотников. То и дело жители Синего леса обсуждали, какого хищника подстрелил смелый Синигир, сколько золотых монет стоил ему лук, заказанный у лучшего мастера-оружейника из Бурой пустоши, какой богатый ужин заказал он в «Колючей елке» для приятелей-охотников.

Незримое противостояние началось осенним теплым вечером, когда проглядывают сквозь шпили елей белые и желтые звездочки, и в лесу нечего делать ни охотникам, ни звероловам, ни собирателям, ни дровосекам. Синие ели, послушные ветру, пели нежную песню осени, а в харчевне «Колючая елка», что стоит на северном перекрестке дорог, сидели за одним из столов охотники.

Конечно, все внимание приковал к себе Синигир, который рассказывал о последнем своем приключении — встрече с медведем:

— Долго в тот день преследовал я огромного оленя-рогача. Вот, наконец, настиг его и стрелой поразил огромного зверя, погрузил на волокушу и хотел уже отправиться в путь, но вдруг вижу: из-за дерева высунулась огромная голова — медведь! Он смотрит на меня в упор, в глазах — злоба, втягивает ноздрями воздух!

Слушатели, каковыми стали к этому моменту все присутствующие, ибо говорил охотник громко и выразительно, замерли.

— Медведь встал на дыбы и пошел на меня! Мы стояли вплотную друг к другу — до меня донеслось его дыхание. Свирепый зверь готовился обхватить меня мохнатыми лапищами! Что было делать?

Охотник обвел взглядом собравшихся — все молчали, застыв в благоговейном ужасе.

— Тогда я сунул руку в его разинутую пасть!

Синигир поднял вверх руку — рукав рубашки скатился к локтю, и потрясенные посетители увидели едва зажившие шрамы.

Все дружно охнули.

— Левую руку! — продолжал охотник, — а правой — выхватил нож и — раз! Нанес медведю удар прямо в сердце!

Тимша сидел неподалеку спиной к столу охотников. Во время повествования Синигира он лишь качал головой. Нет, Тимша не сомневался в правдивости истории, но ему казалось: говорить о своей храбрости значило хвастаться, а это, по меньшей мере, недостойно настоящего мужчины. Тимшу в силу молодости волновал вопрос о том, каким должен быть настоящий мужчина: себя-то он очень хотел считать таковым.

После рассказанной Синигиром истории зверолова просто распирало от желания высказать охотнику свое мнение. Потому, едва дождавшись, когда под шум одобрительных мужских возгласов и восхищенный женских вздохов торжествующий Синигир уселся на место, Тимша повернулся к столу охотников и произнес:

— Убить свирепого зверя в схватке непросто, а еще труднее не хвалиться этим.

В харчевне повисла нехорошая тишина.

— Ты кто, юноша? Меня ты, как я понял, знаешь, но я тебя — нет, — скорее удивленно, чем сердито спросил Синигир.

— Я зверолов из Синего леса, Тимша! — гордо вскинув голову, звонко объявил юноша.

Вот так они встретились впервые лицом к лицу. Неизвестно, чем бы эта встреча закончилась, если бы не случилось нечто совершенно неожиданное: сразу после представления зверолова в маленьких окнах харчевни вдруг блеснул яркий свет молнии, воздух разрубил удар грома, за ним второй, третий. Завсегдатаи «Колючей елки» оторопели: они боялись грозы, очень редкой гостьи в этих местах, поэтому присмирели, притихли, забыв на время и о Тимше, и о Синигире.

Синигир решил: недостойно великого охотника связываться с глупым мальчишкой. Он завернулся в широкий, красиво расшитый узорами плащ и отправился восвояси, показав: стихия ему нипочем. Но перед уходом охотник поделился своими мыслями о Тимше с товарищами. Те, когда удары грома прекратились, пришли в себя и охотно передали слова охотника юному зверолову. Тимша, после того, как закрылась дверь за охотником, уже считал себя победителем в едва начавшемся словесном поединке, а, по словам острых на язык охотников, выходило: Синигир посчитал юношу выскочкой и задирой. Тимша выслушал и лишь гордо вздернул подбородок, что означало: «Посмотрим!»

Вот с той встречи и началось соперничество охотника и зверолова, тайное, но захватившее обоих. Хотя положение оказалось неравным: трофеями Синигира стали двадцать медведей за два года, а Тимша… Но юный зверолов не унывал, слушая про медведей, и рассуждал так:

— Что охотник? Он убивает зверя почти всегда на расстоянии. А зверолов выследит зверя, поймает, а потом еще из ловушки возьмет живым и здоровым. Да обучит для радости и пользы людям!

Тимша прекрасно знал все звериные тропы, время проводил, изучая повадки животных, совершенствуя ловушки, отчего очень скоро стал лучшим звероловом в Синем лесу.

Однажды у него получилось приманить в свою ловушку свирепого барса. Но мало того: Тимше удалось вытащить его из западни живым. Он привез хищника в клетке в деревню, где изумил народ, в особенности детей, которые такого зверя никогда не видели. Все восхищались Тимшей, прекрасно понимая: даже для охотника убить барса — удача, а уж для такого юного зверолова поймать свирепого зверя живым и невредимым — подвиг! Так юный зверолов стал героем наравне с Синигиром — о его славном приключении с барсом говорили повсюду в окрестностях Синего леса. Сам он о схватке с хищником не слишком распространялся, и оттого народу пришлось додумывать, как же все случилось. В конце концов, рассказы эти обросли такими невероятными героическими подробностями, о которых сам зверолов и не подозревал.

Спустя какое-то время Синигир подстрелил матерого волка — грозу пастухов с южного склона Второго холма. Волк, огромный, даже мертвый внушавший страх, был доставлен на всеобщее обозрение в деревню. Тимша сильно подозревал, что охотник намеренно не оставил волка у пастухов, хотя те и просили, даже предлагали щедрое вознаграждение: хотели увековечить это событие, сделав чучело. Но Синигир сам сделал заказ чучельнику — зверь стал украшением «Колючий елки».

Таким образом, противостояние продолжалось. Не видясь месяцами, а при редких случайных встречах едва кивая друг другу, охотник и зверолов, благодаря словоохотливости жителей Синего леса, знали все о своем сопернике. Ну, или почти все.

Чего не ведал Тимша о Синигире, так это о пристрастии охотника к красивой, но хрупкой домашней утвари! Потому, сидя ранним, так необычно начавшимся утром на изящном стульчике и разглядывая маленькие приборы для еды, стоящие на столике, зверолов едва сдерживал смех.

Синигир же продолжал пребывать в некоторой растерянности, наблюдая за гостем. Ох, и ругал себя смелый охотник! Он-то хотел окончательно подавить соперника великолепием своего дома и представить не мог: зверолова, живущего в лесной глухомани, не приведут в восторг, а рассмешат прекрасные и, силы небесные, дорогие вещи, привезенные из далекого Дювона.

— Что же ты? — попытался охотник направить зверолова в правильное русло, — съешь что-нибудь.

Он сделал жест рукой, указывая на угощения в маленьких вазочках и тарелочках.

Тут зверолов не выдержал. Он рассмеялся, да так звонко, что птицы, вернувшиеся на соседствующие с домом деревья, вынуждены были вновь вспорхнуть и улететь с беспокойного места куда подальше.

Синигир нахмурился, но юноша хохотал так заразительно и добродушно, что охотник, не заметив, как это получилось, против воли тоже начал улыбаться.

— Ох, Синигир, охотник из Синего леса, ты полон загадок, — проговорил, наконец, Тимша, немного успокоившись и утирая слезы.

— Ничего загадочного, — проворчал охотник, — позволь спросить: что тебя так развеселило?

— Все, — показал глазами на столик зверолов, хихикнул и икнул.

— Ничего смешного я тут не замечаю, — стараясь сохранить важность и спокойствие, заявил Синигир, — некоторые из этих вещей достались мне в наследство, а кое-что я купил. Почему бы нет? Это красиво.

— Пожалуй, — согласился, продолжая икать вследствие недавнего приступа смеха, юный зверолов, — только твоя огромная рука того и глядишь раздавит эту миленькую, ой, то есть маленькую, кру-же-чку!

Тут Тимша вновь расхохотался, но сумел проговорить сквозь смех:

— И… смотри, не проглоти ненароком ложечку, она такая крохотная!

— Ничего ты не понимаешь. В Дювоне все так живут, — не найдя, что еще сказать развеселившемуся мальчишке, заявил Синигир, который почему-то никак не мог рассердиться на потерявшего всякую совесть зверолова.

— Так это в Девоне. А у нас — лес, — резонно заметил Тимша.

— Ладно, прекратим спор. Хоть тебе и смешно, однако попробуй это печенье.

Синигир хотел заставить зверолова восхититься хоть чем-то на этом злосчастном завтраке! Но сегодня день у охотника не заладился: не получалось с этим заносчивым мальчишкой вести себя гордо, как подобает знаменитому охотнику.

Зверолов, взяв двумя пальцами печенье, спросил:

— О! Еще теплое. Кто пек столь изысканное лакомство?

Ну, надо же! Кто бы мог подумать, что зверолову придет в голову такой вопрос? Охотнику пришлось закашляться и сделать вид, будто он не услышал незваного гостя, за своим безудержным весельем совершенно забывшего о том, зачем он пришел этим ранним утром в дом соперника.

Синигир налил чай из фарфорового чайничка и спросил:

— Так ты говоришь: видел меня еще затемно на лесной тропе?

Охотник с удовольствием отметил, что Тимше сразу расхотелось издеваться над ним. Синигир, уверенный, что сейчас узнает, что же все-таки хочет от него не умеющий скрывать свои чувства зверолов, даже позволил себе непринужденно хлебнуть чаю из миленькой маленькой кружечки.

— Да уж, говорю. Вернее, требую ответа. Что ты делал на моей тропе? — опомнившись, спросил юноша, хотя уже не сердито.

— На ней ведь не написано «тропа Тимши, зверолова»? — заметил Синигир и тут же пожалел о своих словах.

— Так значит все-таки ты! — возмутился зверолов, вскакивая с места.

— Я шучу. Все это… твой рассказ… я не воспринимаю серьезно. Ну, подумай: зачем мне тропа зверолова, почему рано утром я вдруг стану гулять по лесу?

— Да ты только что признался! — горячился Тимша.

— Я же говорю: пошутил. Не только ты можешь позволить себе отпускать остроты, — огрызнулся Синигир, в очередной раз отругав себя за неумение вести разговор с этим невыносимым Тимшей.

— Н-ее-т, — покачал головой зверолов, — ты проговорился. Ты был сегодня утром в лесу.

— Не был.

— Был!

— Не был.

— Был!

— Хорошо, — подумав немного, сказал Синигир, — давай поговорим как настоящие мужчины: серьезно и спокойно.

Это был первый удачный ход охотника за всю встречу. Во всяком случае, так он решил, потому что гость снова уселся и даже начал грызть печенье.

— Почему ты так уверен, что именно я ходил по лесу?

— Да ты только что сам признался!

— Я ни в чем не признавался. Мне не в чем признаваться, — возразил Синигир, — я по-шу-тил. Есть у тебя какие-то еще доказательства? Ты же шел ко мне, не подозревая о моих «признаниях».

Тимша взял, не глядя, еще печенье, сосредоточено, но удивительно быстро его съел и принялся за следующее.

— Доказательства? — переспросил он, наконец, проглотив лакомство, — твоя куртка из шкуры черного барса, какой нет ни у кого в Синем лесу.

— Да, черный барс встречается редко, и не каждый охотник может похвалиться таким трофеем, — приосанился Синигир.

Но зверолов тут же заставил Синигира вновь пожалеть о своих словах: юноша, взяв очередное печенье, спокойно заметил:

— Не каждый настоящий охотник, ты прав, станет хвалиться.

Фраза в устах Тимши приобрела совсем другой смысл — Синигир нахмурился. Охотник, считал выше своего достоинства связываться с мальчишкой и снисходительно относился к насмешкам зверолова, которые лесные обитатели считали своим долгом довести до сведения Синигира. Но любому терпению приходит конец!

Синигир сурово взглянул на собеседника:

— Ты хочешь сказать — я не настоящий охотник?

Зверолов посмотрел на собеседника снизу вверх, взял последнее печенье и миролюбиво ответил:

— Каждый скажет: ты самый лучший охотник в Синем лесу. А кто, ты не ответил, печет такое вкусное печенье? Смотри-ка, я все съел.

Ну, что ты скажешь! Во-первых, Синигир даже под страхом смерти не признался бы, что печенье он пек сам. Во-вторых, в самом деле, никто, и зверолов тоже, разумеется, не может сомневаться в смелости и умении Синигира.

Ах, не так прост этот несносный мальчишка, как выглядит: честные глаза, прямой взгляд и непонятный потрепанный кафтан.

Синигир вздохнул и продолжил задавать вопросы:

— Так ты считаешь черную куртку доказательством?

— Конечно! Во всяком случае, я знаю только одного человека, у которого она есть. А потом — сапоги.

— Что — «сапоги»? — не понял охотник.

Тимша показал на высокие коричневые сапоги, стоящие на скамейке у входа на балкон. Сапоги замечательные: из кожи оленя, расшитые по верху черными нитками и украшенные сзади подстриженными волчьими хвостами. Говаривали, что сапоги Синигиру сшил сапожник из Бурой пустоши, мечтая выдать за знаменитого охотника свою дочь.

— Сапоги-то такие точно носишь только ты, — Тимша вздернул подбородок, — нет, это был ты, и говорить не о чем!

— Да кто угодно мог сшить и куртку, и сапоги, желая на меня походить! — воскликнул Синигир с облегчением, — вот и разгадка! Кто-то, может, даже какой-нибудь зверолов, восхищаясь моим…мной… короче, решил…

— Воспользоваться твоей головой, — невозмутимо закончил Тимша и, осторожно взяв чайник, налил в кружечку чаю, не забыв загадочно усмехнуться.

— Что это значит?

— К куртке и сапогам прилагалась голова: золотые кудри и синие глаза, как говорят местные девушки, — Тимша даже глаза закатил, изобразив молодых жительниц Синего леса, которые все, без исключения, были влюблены в охотника, — ну и все прочее. Хотя я в твоем лице никакой красоты не вижу.

— То есть это был я? — уточнил Синигир, пропустив укол зверолова.

— Это был ты. А теперь скажи, зачем…

— Это был не я! — прервал зверолова охотник, слегка повысив голос, — послушай меня! Вчера я пришел домой позже обычного, вернее, намного, намного позже: засиделся с приятелями в «Колючей елке». Я думаю, до рассвета оставалась пара часов; так вот, я пришел домой, свалился и уснул мертвым сном. Утром, встав с постели гораздо позже восхода солнца, сразу же затопил печь, вымылся, надел чистую рубаху и…

На этом месте Синигир прервал рассказ: он едва не проговорился, что после купания разложил тесто по формам и отправил в печь.

–…И приготовил завтрак. Потом мне принесли от кузнеца из Бурой пустоши вот этот нож. Потом явился ты. Я не гулял по лесу! Все утро я находился дома. Вот доказательства: чистая рубашка, мокрые волосы, горячая печка, завтрак, нож. Спроси у посыльного — он передал мне нож и взял деньги. Когда бы я успел все это сделать, бегая по лесным тропам, ведь проснулся я не с первым, и даже не со вторым лучом солнца.

— Да-а… — с сомнением протянул юноша и налил себе чаю в крошечную чашечку, — ты скрылся в лесной чаще, и прийти сюда намного раньше меня тебе вряд ли бы удалось.

— Я не скрывался в чаще. Это был не я. Я устал повторять.

— Тогда кто? Кого я видел? В твоей одежде, с твоим лицом — и не ты?!

Синигир прошелся по балкону туда-сюда, отметил про себя, что должен уже отправляться на охоту в северную часть леса, как планировал вчера.

— А тебе не могло все привидеться? Ты…

Синигир опять вовремя замолчал, оставив на кончике языка слова о неравнодушном отношении юного зверолова к охотничьим подвигам.

— С чего бы мне такое виделось?

— Но у меня нет другого объяснения, — развел руками Синигир, — ты ведь честный и благородный малый, и всегда говоришь правдиво и прямо (Синигиру очень хотелось добавить, что эта прямота, особенно касающаяся охотников, ему порядком поднадоела, но сдержался), я в этом ни мгновения не сомневаюсь. Но я тоже говорю правду!

— Но, если я прав, и ты прав, что же все это значит? — озадаченно уставился на охотника Тимша.

— У меня нет на этот счет никаких предположений. Если тебе не приснилось, а ты утверждаешь, что не приснилось. Так? — охотник внимательно посмотрел на собеседника.

Юноша потряс головой, всем видом показывая: да, так!

— Ну, вот… непонятно все это. Стоит хорошенько подумать, сохранив пока все произошедшее в тайне.

— Почему? Нет, нужно рассказать. Может, звероловы найдут разгадку?

Тимша уже представлял, как поведает звероловам из Синего леса поразительную новость: охотники теперь шарят по их ловушкам!

— Потому что мы оба глупо выглядим в этой истории! — воскликнул охотник.

— Ну, ты-то — да, конечно, очень глупо выглядишь. А я почему глупо выгляжу?

— Да потому! Я-то верю тебе. Верю: ты видел… только не знаю: что или кого. Но никто не отнесется серьезно к твоему рассказу о том, что охотники по утрам ходят по тропам звероловов.

Тимшу смутила проницательность Синигира, угадавшего его мысли. Он готов был согласиться с более опытным охотником и только из упрямства спросил:

— Почему?

— Сочтут это мальчишеской выдумкой, чтобы насолить мне, ведь все знают: ты не слишком меня жалуешь.

Ах, Синигир! Все утро он разрушал неудачными словами с трудом создаваемый мостик доверия между собой и соперником. Слова о «мальчишеской выдумке» рассердили почти совсем успокоившегося юношу. Он встал в горделивую позу и, вызывающе вскинув голову, чтобы казаться выше ростом, спросил:

— Так ты уверен, что меня, зверолова Тимшу, посчитают бессовестным вруном, способным из зависти или мести оболгать человека?

Синигир, в который раз за это утро, сам удивляясь своему терпению, (впрочем, терпеливый охотник — удачливый охотник) принялся объяснять вспыльчивому гостю:

— Я только хотел сказать, что никто из охотников не поверит, что я способен воровать добычу зверолова. Ты ведь понимаешь: я прав. Но эти слухи могут смутить некоторых — пойдут ненужные разговоры, охотники и звероловы начнут ссориться.

Тимша притих, вновь сел на стульчик из лозы и тяжело вздохнул. Как поступить? Он не знал ответа, в чем честно признался:

— Не понимаю я, что произошло. С одной стороны, я верю: ты говоришь правду.

— Ну, конечно! Зачем мне обманывать? — поспешил облегченно вздохнуть Синигир.

— Но с другой стороны — я видел тебя утром.

Синигир, обхватив голову руками, задумался.

Время шло. Синигир молчал, Тимша разглядывал балкон. Однако, кроме столика, который он изучил в подробностях, ничего интересного он больше не обнаружил, поэтому скоро нарушил молчание:

— Ты как будто не мог находиться в лесу: посыльный, завтрак, рубашка… Но я видел именно тебя! Я верю своим ушам, своему носу, а еще больше — своим…

— Своим глазам, — уныло закончил фразу Синигир, — я уже слышал.

На балконе вновь повисла тишина, нарушаемая лишь веселым пением птиц, которые благополучно вернулись, позабыв о громкоголосом госте.

— Что же нам делать? — через несколько минут хором воскликнули зверолов и охотник.

Но ответ не находился — они опять сидели в задумчивости за изящным столиком и опять молчали.

Пели птицы, во всю мощь сияло солнце на ясном синем небе. Утро вступило в свои права.

Синигир, наконец, решился. Он заговорил, тщательно взвешивая каждое слово — общение с Тимшей давало о себе знать:

— Слушай, ты прав: нам стоит спросить совета у кого-нибудь опытного и мудрого.

— Ты согласен со мной? — польщенный юный зверолов не скрывал радости.

— Но найдем ли мы таких людей в Синем лесу и в его окрестностях? Кто нам поможет? Звероловы? Охотники? Дровосеки? Собиратели? — охотник предлагал собеседнику право выбора.

И смышленый юноша не обманул его ожиданий, сказав:

— Нам нужен кто-то умный и незаинтересованный.

— Верно, — с готовностью согласился охотник, — незаинтересованный.

Синигир зашагал по балкону широкими шагами, так топая, что зверолов стал переживать за судьбу посуды: чашечки и тарелочки позванивали, словно жаловались на неуважительное отношение.

Наконец охотник остановился и заговорил:

— Как ты относишься к путешествиям?

— Никак… я не знаю: никогда не путешествовал, — стараясь скрыть смущение, признался зверолов.

— Пора исправлять положение! Поверь: и за пределами Синего леса есть, что посмотреть.

— Но я не собираюсь… за пределы. Зачем мне путешествовать?

— Ты же сам сказал: нам необходим совет опытного и мудрого человека.

— Ну, сказал. И что же?

— Я предлагаю тебе отправиться завтра же в Дювон, чтобы раскрыть тайну твоего сегодняшнего приключения. Если, конечно, тебя устроит мое общество, и, если задачка не утратила еще… хм… смысла.

Тимша, привстав, смотрел на Синигира во все глаза — сейчас охотник видел не известного зверолова, поймавшего барса, а любопытного, изумленного заманчивым предложением мальчишку, не заметившего насмешки, содержащейся в последних словах Синигира.

Наконец юноша обрел дар речи, но только, чтобы задать один короткий вопрос:

— В Дювон?

— В Дювон! В Дювон! В чудный великолепный город! О! Ты увидишь огромный дворец с пятью разноцветными таинственными башнями, в которых хранятся древние сокровища. В Дювоне живет верховный Бескид — правитель всех окрестных земель. В Дювоне растут чудесные розы невообразимых размеров и расцветок и красивейшие леревья, есть причудливые фонтаны, замечательные домики с цветными крышами и круглыми окнами. А еще — золотые статуи благородных карагаев — рыцарей-всадников на волшебных конях-котоврасах, прекрасных и ужасных одновременно!

Тимша завороженно слушал. Конечно, он мечтал увидеть Дювон, прекрасный Золотой город, грезил о походах в Неприступные скалы или в северные Бурые пустоши, но даже не надеялся, что его желания осуществятся вот так, прямо завтра. К тому же отправиться в дальний путь с Синигиром — сомнительное удовольствие. Но, с другой стороны, охотник — опытный путешественник, с таким в дороге впросак не попадешь.

— Решайся, решайся, зверолов, — видя на лице юноши отражение внутренней борьбы, настаивал Синигир, — конечно, путешествие потребует отваги и хорошей подготовки.

— Я готов! — не дал зверолов охотнику закончить, — готов. Вот только сейчас я должен идти, посмотреть свои ловушки, ведь солнце уже высоко. Потом соберу все необходимое…

Тимша поднялся, бодро зашагал к двери, быстро сбежал по лестнице, оказавшись в огромной зале, еще раз окинул взглядом трофеи Синигира. «Хорошо все-таки, что он будет моим товарищем в этом путешествии. Синигир — смельчак и силач, хотя нос задирает, и смешные эти кружечки и тарелочки… А печенье-то вкусным оказалось!» — мысли в голове зверолова бежали, путались, спеша обогнать одна другую.

— Завтра встречаемся, как только встанет солнце, у «Колючей елки», — сказал вслед убегающему по шаткому мостику юноше Синигир.

Но тот только рукой махнул, не оглядываясь, однако вдруг остановился, развернулся и звонко крикнул:

— А что для путешествия нужно собрать-то? И еще — что такое «статуи»?

И вновь испуганные птицы, захлопав крыльями и крича, взлетели с веток.