Одиночество. Признание. Звезды. Девять Жизней

Валентина Спирина

В этот сборник вошли произведения самых смелых, отчаянных, талантливых авторов, которые не побоялись трудностей и представили свои работы на конкурсы: «Одиночество», «Признание», «Выходные», «Цветы» и «Звёзды». Подборки получились очень красивые, насыщенные и талантливые.

Выходные

Ольга Ярцева

Завтра буду умной, мудрой и серьезной,

А сегодня, знаешь, выходной.

Хочется быть дерзкой, ведь ничто не поздно.

А давай в кино рванем с тобой.

И детей с собою. Вместе веселее.

На любой семейный добрый фильм.

Радостно и дружно. Что всего важнее.

Быть счастливым можно без причин.

За грибами

Мы с друзьями за г`ород: в поход, за грибами.

(Наконец-то дождались опять выходных).

Лёшка с Витькой, конечно, опять вместе с нами,

Мы никак обойтись не смогли бы без них.

Две корзинки, ведро и ещё три лукошка,

Тихо-мирно стояли и ждали улов.

Ты, смотри-ка, за нами соседская кошка,

Потихоньку ступала на жухлый покров.

Возвращать было поздно, что делать? Мы взяли,

Понадеявшись, что та не будет мешать.

— Всё, подруга, идёшь с нами в дальние дали,

Только слушаться чур, дать грибы нам собрать.

Мы в лесу, только спрятались где-то опята.

И маслят, как ни странно нигде не видать.

Как же нам возвращаться пустыми, ребята?

Неудачу не сможем ничем оправдать.

Тут соседская кошка вперёд побежала,

На поляне присела и стала мурчать.

Мы с друзьями, под листьями… лишь для начала

Сыроежек нашли, и немного маслят.

А потом на пригорке пошли зеленушки,

Девять белых, и уйма опят на пеньке.

Вот лисички! На з`иму побольше насушим,

И солянки наварим в большом казане.

Возвратившись под вечер, вернули мы кошку.

(Витька сам до соседки сегодня дошёл).

И грибов ей в подарок, чуть меньше лукошка,

С извиненьями, всё мол теперь хорошо!

А соседка Наташка, сказала: «Спасибо!»

Пригласила Витька на пирог, и на чай.

И отныне, по-жизни, они лишь с улыбкой,

Вспоминают о свадьбе своей, невзначай!..

Ольга Бабошкина17.11. 2019

«Какое счастье: будни пролетели!..»

Какое счастье: будни пролетели!

И я счастливая опять.

Ведь можно нежиться в постели

И на работу не бежать.

Я прочитаю книжку в воскресенье,

Ко мне пришел любимый кот.

Уйдут печали и волнение,

Налью себе скорее компот.

Я всю неделю ждала отдых

И вот он, родненький, настал…

Ой не хочу идти в походы,

Хочу в театр и на бал!

Елена Панарина

Рядом

В выходной супруги Кузовковы должны были, как обычно, пойти прогуляться в парк. Но Наталья что-то расхворалась с утра, и сказала, что никуда они сегодня не пойдут. Но увидев, как расстроился Михаил, сжалилась. И объявила:

— Ладно, Мишенька, сходи сегодня сам.

— Да как-то нехорошо, — радостно стал отнекиваться Мишенька. — Ты же вон болеешь. Я рядом побуду, мало ли чего.

— Ладно уж, иди, заботливый ты мой! — вовсе растрогалась супруга. — Только смотри там, будь паинькой.

— Да что ты, Наташенька! Да я… Да разве ты меня не знаешь… — бормотал Михаил, торопливо одеваясь.

— Знаю, потому и предупреждаю, — посуровела Наталья. — Чтобы ни-ни у меня. Только пару кружек пива, как обычно.

— Да понял, понял!

— Нет, ни черта ты не понял. Представь, что я пошла с тобой…

Михаил представил и расстроился. Но виду не подал.

— Представил, — как можно жизнерадостней сказал он.

— Нет, ты не просто представь, а вообрази, что куда бы ты ни пошел, кого бы ни встретил, я неотступно нахожусь рядом.

Михаил поежился.

— Вообразил.

— Отлично! — с облегчением сказала Наталья и даже немного ослабила повязку, стягивающую ей голову. — Так что считай, что я все буду видеть и слышать. И каждый свой шаг вправо или шаг влево от нашего с тобой обычного маршрута ты мысленно будешь согласовывать со мной. Теперь понятно?

— Понятно, — приуныл Михаил. Ему уже расхотелось идти гулять одному.

— Ну, тогда иди, — милостиво разрешила Наталья. — И помни: я рядом!

— А деньги? — скромно напомнил Михаил.

— У тебя там в пистончике брюк двести рублей, — почти равнодушно сказала Наталья.

— Так это… — ошеломленно открыл рот Михаил.

— Ну да, было пятьсот, — согласилась Наталья. — Но раз ты идешь один, хватит тебе и двухсот. И чтобы к ужину был дома! Кстати, что у нас на ужин?..

Михаил вернулся домой к утру. Вдрызг пьяный, пахнущий чужими женскими духами, с подбитым глазом и до неприличия счастливой физиономией.

— Ты где был, скотина? — с визгом набросилась на него всю ночь не спавшая жена. — Почему в таком виде? Мы же договаривались: я рядом с тобой!

— Ну да, ты и бы. была рядом, — подтвердил, блаженно улыбаясь, Михаил. — Первые полчаса. Но потом у тебя снова разболелась го. голова, и ты отпросилась домой!..

Марат Валеев

Харчо

Сидят мужики в выходной во дворе, скучают. В шахматы-шашки поиграли, газету почитали, и все, больше делать им нечего. Вот и заскучали.

Сидят на лавочке, молчат, и кто палочкой, кто носком башмака на песке черт те чего чертят. И тут Петро спрашивает всех:

— Мужики, а вот вы о чем мечтаете?

— Вообще или в данный момент? — говорит Семен.

— Да хотя бы в данный момент.

— Ну, я мечтаю, чтобы наши вошли в финал чемпионата мира, — говорит Семен.

— А я хочу купить новую машину, — оживился Федор. — А то старая уже того… старой стала.

— А я бы съел порцию харчо, — мечтательно зажмурился Петро. — Нет, пожалуй две.

— Тоже мне, нашел, о чем мечтать. От того, что ты съешь свое харчо, наши не выиграют. А ты им мысленно помоги. И я помогу, и другие помогут. Глядишь, и выиграют.

— Нет, — сказал Федор. — Пусть без меня выигрывают. Мне надо новую машину покупать, а то старая… того… В общем новую надо. Вот об этом я сейчас и мечтаю. Да только сколько ни мечтай… При моей-то зарплате в пятнадцать тысяч… Вот если бы это были не рубли, а доллары. А еще лучше — евро!

— Да, хорошо бы, — подумав, согласился Семен. — Но вот что я вам скажу, мужики: мечты — они часто бывают бесплодными. Не зря же говорят, дурень думкой богатеет. Я вон накануне игры наших с немцами там мечтал, так мечтал, чтобы сыграли хотя бы один-ноль, и что? Они нам — раз, а мы им — ноль!

— Да что вы заладили: футбол, машина, доллары. Вот харчо — это да! — плотоядно облизнулся Петро.

И тут над ними распахнулось окно на первом этаже, выпустив наружу одуряющий чесночно-луково-ткемальный аромат свежеприготовленного харчо.

— Петруша! — ласково позвала, навалившись пышной грудью на подоконник, жена Петра Марина. — Обедать!

У Семена и Федора одновременно заурчало в желудках и они, раскрыв рты, как голодные птенцы клювы, уставились вверх, на окно с соблазнительной Мариной в нем и офигительным харчо за ее широкой мягкой спиной.

— Вот о чем надо было мечтать, дурни! — назидательно сказал, расплывшись в самодовольной улыбке, Петр. — Ну да ладно, пошли, найдется и вам по тарелке харчо. Найдется, же Мариночка?

— А то! — сказала Марина и заиграла ямочками на румяных щеках. — И даже по стопочке налью.

Вот уж не женщина, а мечта!

Марат Валеев

Кроссворд

Лямзин, как обычно водилось за ним по субботам, после обеда развернул на столе «Нескучную газету» с гигантским кроссвордом на триста с лишним вопросов по горизонтали и почти столько же — по вертикали. А еще положил рядом энциклопедический словарь, географический атлас, какие-то справочники — по астрономии там, физике, химии.

И с азартом стал разгадывать эту исполинскую крестословицу, которой ему обычно хватало до воскресного ужина. Но лишь тогда, когда он разгадывал его сам. А это Лямзину удавалось не всегда.

Вот и в этот раз жена Лямзина смотрела, смотрела телевизор в одиночестве, потом не выдержала, подсела к мужу.

— Игорешка, ну почему ты меня никогда не приглашаешь разгадывать эти свои дурацкие кроссворды? — капризно сказала она. — Мне же скучно.

— Да отгадывали же мы уже с тобой, Лариса, — с досадой ответил Лямзин. — Черт те что получилось! Аж на вторую неделю остался тот кроссворд, помнишь?

— Выходит, я, по-твоему, дура? — обиделась Лариса. — Ну-ну… Еще не вечер!

И многозначительно поджала губки.

— Ну, хорошо, пододвигайся ближе, — тут же сдался Игорь. — Вот тебе первый вопрос:

по горизонтали: «Клюв» у чайника», пять букв.

— О, кстати о чайнике! — встрепенулась Лариса. — Хорошо, что напомнил. Надо купить новый, наш уже старый, я вчера в универсаме видела такой гламурненький, трехцветный, с курносеньким таким носиком…

— Так, пишем «носик», подходит, — пробурчал Лямзин, заполняя строчку.

— Ну вот какой идиот составляет такие кроссворды, а? — возмутилась Лариса. — Это ж надо додуматься, носик чайника обозвал клювом. Какой у чайника может быть клюв? Он что, птица? Так что сам он чайник, этот твой автор кроссворда!

— Ладно, поехали дальше, — невозмутимо сказал Лямзин. — Теперь смотрим это же место, но по вертикали. Носик открыл нам три буквы. Значит, мы спокойно можем отгадать три других слова. Первое: «Трюмная мера веса». Пять букв, есть предпоследняя буква «эн». Какие у тебя мысли, дорогая?

— Да откуда я могу знать тюремные меры веса? — испуганно вытаращила глаза Лариса. — И чем они там и что взвешивают, тюремщики эти? Их же там кормят этими, как их, балладами? И в чем им отвешивают эти баллады — в килограммах, литрах?

— Ну, ты хоть думай, что говоришь? Какими такими балладами кормят в тюрьме? Ты, наверное, баланду имела в виду?

— Ну, пусть будет баланда, — обиженно сказала Лариса. И тут же оживилась:

— А у меня стихи родились! Вот: съедят баланды по тонне и травят баллады потом!

— Точно, тонна! — обрадовался Лямзин. — Трюмная мера веса — это тонна. Ты смотри, отгадала!

— А то! — загордилась Лариса. — Ну, что у нас там дальше?

— «Продал душу Мефистофелю» — упавшим голосом прочитал Лямзин. — Так, это даже я не помню. И справочника у меня такого нет. В Интернет, что ли, слазить?

— Я, я помню! — радостно закричала Лариса. — Пиши: «Патрон».

— Какой патрон? — растерялся Лямзин. — Причем здесь патрон. Это же боеприпас. Он стреляет. А тут ничего про стрельбу нет.

— Точно, точно, стреляет! — захлопала в ладоши Лариса. — Фауст-патрон стреляет, вчера еще по телевизору в фильме про войну с немцами показывали. Пиши: «Фауст». Просто я немного перепутала.

— Ну, в принципе, подходит, тут как раз буква «с» отгадана, — довольно сказал Лямзин. — Смотри-ка, с тобой можно кроссворды разгадывать! Только я никак не могу понять ход твоих умозаключений. Вот откуда ты про этот «Фауст» знаешь?

— Да что там знать? — беспечно сказала Лариса. — Я в нашем техникуме в самодеятельном театре участвовала. Мы там этого «Фауста» ставили. Правда, ставили, ставили, но так ни разу и не поставили.

— Почему? — вчитываясь дальше в кроссворд, равнодушно — лишь бы спросить, — спросил Лямзин.

— Да никак вместе собраться не могли. То одна артистка в декрет уйдет, то другой — в запой. Сложное это дело — театральное искусство. Не, а чего ты там втихомолку, без меня разгадываешь? Так нечестно! Давай, что у нас дальше?

— Опять странный какой-то вопрос! Вот, слушай: «Смыкание губ с губами».

— Ну, это я знаю! И без всяких, как ты говоришь, умозаключений, — таинственно улыбнулась Лариса и придвинулась к мужу поближе. — Хочешь, покажу на деле, что это за смыкание такое?

…Кроссворд опять остался неразгаданным.

Марат Валеев

Самое ОНО

В пятницу Валентина позвонила Пятайкину на работу и попросила по пути домой зайти в аптеку и купить какой-то чепухи — то ли от кашля, то ли от головной боли. Григорий прикинул: если взять на вечер не шесть, а три банки любимой «Балтики», денег на эту чепуху должно хватить.

В аптеке Пятайкин долго ходил от витрины к витрине, разглядывая разноцветные и разномастные коробки и упаковки, пузырьки. И тут Григорий увидел неприметную коробочку с крупной надписью «Самое ОНО», и ниже помельче: «Мужчина становится неотразим! Все женщины в восторге! Эффект — 24 часа».

«Интересно», — подумал Григорий. Он уже принимал и виагру, и вуку-вуку, но все это было не то. То есть, ему-то нравилось, а вот Валентине — нет. Попробовать, что ли, это самое «Самое ОНО»? И Григорий купил две упаковки многообещающего средства.

Дома он отдал жене ее лекарства, а свое оставил в кармане куртки. И забыл про него — по ящику допоздна шел хоккей, а что может быть лучше хоккея с пивом? Валентина уже посапывала в их супружеской постели, когда Пятайкин, наконец, угомонился. Забравшись под одеяло, он потянулся было к спящей жене, но вспомнил, что забыл принять «Самое ОНО». Впереди же были выходные, и Пятайкин решил перенести свое законное домогательство к жене на субботу.

Утром он проснулся первым («Балтика» свое дело знала!) и пошлепал в туалет. Уже когда умылся, вспомнил про «Самое ОНО». «А приму-ка я его с утра!» — озорно подумал Григорий.

Он распаковал коробку, там оказалась всего одна таблетка. Григорий подумал и распечатал вторую упаковку — чтобы уж наверняка! Запил обе таблетки водой из-под крана. И тут же почувствовал, что на него накатила волна необыкновенной нежности и желания позаботиться о жене, он даже весь содрогнулся от охватившего его чувства.

Григорий хотел было тут же пойти в спальню. Но ноги его понесли почему-то на кухню. А там Пятайкин неумело, но споро пожарил яичницу с колбасой, заварил свежего чая с лимоном, поставил все это на поднос. И понес в спальню!

— Вставай, милая! — хрипло, но нежно сказал Григорий, сам не понимая, что говорит. — Я тебе завтрак принес. В постель. Вот!

Валентину как будто кто подбросил.

— Пятайкин, — сказала она тонким голосом. — Это ты?

— Да, милая, это я, — подтвердил Григорий, целуя Валентину в теплую и розовую со сна щеку. — Завтракай, дорогая. А я пока пойду, помою посуду.

Чашка с чаем выпала из рук Валентины на простыню.

— И простынку постираю, ты не беспокойся, — поспешно сказал Пятайкин и, оставив жену сидеть с открытым ртом, пошел мыть посуду.

А еще он в тот день пропылесосил квартиру, развесил на балконе белье на просушку (стирку Валентина все же отбила для себя) и сварил обед, правда, пересолив его. При этом каждый раз, когда их пути в квартире пересекались, Григорий без конца обнимал и тискал свою жену и говорил ей такие комплименты, что Валентина просто вся светилась от удовольствия. Надо ли говорить, что вечером телевизор в доме Пятайкиных остался не включенным, и супруги до самого утра в постели выделывали такое, что никакой камасутре и не снилось…

Выходные пролетели как сон. Впереди были однообразные будни. А Пятайкину хотелось продолжения праздника. После работы он вновь заехал в аптеку, подарившую ему два незабываемых счастливых дня.

— Мне «Самое ОНО», на все, — сказал Григорий, протягивая сидящей на кассе матроне в белом халате всю свою заначку — пятьсот рублей.

— Нету, молодой человек, кончились.

— А как же теперь… — растерянно пробормотал Пятайкин. — А когда мне зайти?

— Не знаю, — пожала плечами матрона. — Насколько мне известно, остановили производство этого лекарственного средства. Лицензии у них не было. Да вы лучше «виагру» купите…

— Нет, это совсем не то, — грустно сказал Пятайкин. — Валентине моей не это нужно. Вернее, не совсем это…

— Здрасьте-пожалуйста! — насмешливо хмыкнула матрона. — Можно подумать, что вы, мужики, всегда знаете, что женщине нужно.

— Я, пожалуй, знаю, — убежденно заявил Григорий.

По пути домой он завернул не за пивом, как обычно, а зашел в гастроном и купил готового фарша и макарон. Уже совсем перед домом заглянул и в цветочный павильон.

Открыв дверь, Валентина ахнула: Пятайкин протягивал ей цветы и невыразимо нежно улыбался. И привлекательнее, сексуальнее мужчины для нее в этот момент просто не существовало. А когда Григорий еще и заявил, что на ужин сегодня будут макароны по-флотски, Валентина расплакалась прямо у него на груди.

— Милый, что с тобой? — всхлипывая, спросила она. — Ты не заболел?

— Да, милая моя, я вновь заболел. Тобой! — ласково сказал Григорий, целуя жену в завиток на виске.

— Тогда не выздоравливай. Никогда! Хорошо?

— Я постараюсь…

Марат Валеев

Простипома

Говорил же я Стасику: «Давай сразу рыбу купим на всякий случай! Давай купим!». А он мне: «Да кто на рыбалку со своей рыбой ездит? Она ж там протухнет!».

В общем, набрали водки, закуски всякой, девок по дороге подобрали и уехали на озера на рыбалку. На все выходные, на целых двое суток. Замечательно отдохнули! Купались, загорали, девчонки нам ухи сварили из курицы, мы шашлыков нажарили.

А удочки так и не размотали — некогда было. Я на второй день переживать начал. Как же это мы перед женами оправдаемся, что на рыбалке были, если рыбы домой не привезем? Не русалок же этих с собой везти?

Стасик говорит: «Ништяк, Витюха, на обратной дороге рыбы купим. Я договорился с Анькой из рыбного отдела, она нам по паре килограммов сазана оставит. Живых!»

Ну, вроде успокоился я, пошел с одной из русалок — блин, забыл, как ее звали-то! — в ближайший лесок, ягоду-ползуниху на десерт собрать. Ничего не нашли, только коленки себе стоптал. Найдешь тут, когда на выходные полно охотников на эту ягоду съезжается!

Ну, в воскресенье вечером свернули мы палатку, удочки размотали, намочили их хотя бы для видимости, смотали обратно, и домой! Русалок этих в прицепе повезли, для конспирации — вроде не знаем их.

В городе сразу в магазин. А там в рыбном отделе не Анька, а какая-то другая мымра крашеная стоит. «Ничего, — говорит, — не знаю про ваш заказ. Анька где? Заболела Анька, я за нее. Чем заболела? Да рыбой, на фиг, отравилась. Ничего она мне не наказывала. Не успела, на скорой ее увезли. Какие, на фиг, сазаны, да еще живые? Вы что, мужики, с луны упали? Воскресенье же, да еще конец дня! Вы знаете, сколько здесь рыбаков уже поперебывало сегодня? Даже мойву пряного засола скупили. Вот одна простипома осталась. Да рыба, рыба такая! Одна, но большая. Большая, но копченая. Будете брать?»

Конец ознакомительного фрагмента.