Литературные страницы 11/2020. Группа ИСП ВКонтакте. 1—15 июня

Валентина Спирина

«Литературные страницы» – серия не тематических сборников. Акулы пера и первые пробы пера. Поэты и прозаики. Знаете, на что это похоже? Квартирник, где собрались авторы и ведут неспешный разговор обо всём на свете: погода, политика, мечты, любовь. Спокойная уютная обстановка располагает к тому, чтобы завернувшись в плед, обхватив ладонями кружку с душистым чаем, сесть вечером и читать, читать, читать, открывая для себя новые имена и произведения. А так же анонсы новых проектов ИСП.

Творчество наших авторов

Важно! Все произведения в сборнике публикуются в авторской редакции и с согласия авторов

Смерть не к лицу

Константин Гречухин

Анекдот про врачей:

«Терапевт». Все знает, ничего не умеет.

«Хирург». Все умеет, ничего не знает.

«Патологоанатом». Все знает, все умеет, но… поздно.

Можно посмеяться, а потом и задуматься. О смерти…

Вообще, часто о ней приходится вспоминать? И насколько просты такие размышления?

А представить себе, чтобы на смерть смотреть ежедневно? Что за жизнь такая!? — подумаете Вы?

А есть люди, которые именно так и живут. Точнее работают. День за днем, год за годом. В морге.

Если раньше Вы не сталкивались с работником этого заведения, то наверняка будет сложно его представить себе. А если предположить, что это к тому же молодой человек?

Сразу думаешь: Жить бы да радоваться! Ведь там точно ей (радости) места не должно быть. Что толкает идти туда работать? Наверняка ведь профессия накладывает свой отпечаток на человека? Ведь иной раз и по лицу можно предположить, кем может человек работать?

Задавшись такими вопросами и ни разу до этого не сталкивавшись с людьми этой профессии, я стал пробовать искать ответы на них, решив встретиться с таким человеком и напрямую обо всем спросить.

И я направился. Прямиком в морг. В первой больнице, которую я посетил, морг оказался на ремонте. Посоветовали обратиться в больницу неподалеку (относительно). Пришел туда, спросил — где морг. Нашел, зашел. Осмотрелся. Прислушался к запахам. Ничего особенного.

Поднялся на второй этаж, зашел в первую открытую дверь. Увидел окно напротив входа. На нем висело 3 венка. Это как-то мой пыл приостановило. Войдя дальше в комнату, справа увидел украшенный гроб, прикрепленный к стене на уровне лица человека. Наверное, чтобы удобно было рассмотреть. Также по стенам висели разнообразные венки, украшенные лентами.

Все это можно было заказать здесь же тем, у кого случилось горе.

В этой комнате еще одна дверь вела в следующую, где сидела женщина средних лет в очках:

— Здравствуйте! Вы к кому?

Как можно более кратко я попытался объяснить, что мне нужно здесь. Она внимательно выслушала, потом спокойно сказала, что вряд ли со мной кто-то станет разговаривать по причине большой загруженности санитаров. Мол, когда Вам с ними разговаривать? А после работы им точно не до Вас будет. А молодых санитаров 20—30 лет у них тем более нет. Все, как она выразилась, старые.

Тут вошла еще одна женщина. Более темпераментная, чем первая. Возраста примерно того же. Вкратце поинтересовавшись у своей коллеги о сложившейся ситуации, сразу сказала:

— Вам точно не к нам. Идите к руководству больницы, пусть они определяют общение с санитарами.

В общем, понимания я не нашел и пришлось спокойно уйти.

Как и в других случаях, когда жизнь сталкивает с неизвестным, я стал искать помощи у своих друзей и знакомых. Как оказалось, найти контакт с работниками данной профессии не так то просто.

Первым делом, (разумеется по нашим временам) я кинул клич в социальной сети, чтобы все видели мою проблему.

Конечно, кто-то сразу интересовался с участием:

— Что, мол, случилось? Зачем? Что-то серьезное?

Узнав о моей действительной просьбе о встрече с работником морга, разводили руками, нет, мол, таких знакомых. Мы то думали…

Однако двое откликнулись с пониманием.

Товарищ сказал, что у него есть очень хороший друг. Он хирург и у него очень много знакомых, в том числе и в морге. Но позвонив через 2 дня сказал, что этот самый хирург был очень удивлен, когда его товарищи, которых он знает много лет, напрочь отказались разговаривать о своей профессии и отвечать на какие-либо вопросы (его ответ в социальной сети):

— Пока ничего утешительного… странная ситуация, сотрудники морга, которых он знает много лет и в отличных с ними отношениях, также, как в случае с тобой наотрез отказались с кем либо общаться… даже он не ожидал… остался еще шанс… он сказал, что попробует поговорить с заведующим, может тот согласится… если нет, то тогда я уже ничем не смогу тебе помочь, дружище… (Жди пока. Как станет что-то известно, сообщу… Думаю сегодня, завтра это уже будет известно…

Второй моей надеждой на встречу оказался отклик знакомой девушки по имени Надежда. Сначала она спросила, впрочем, как и все до этого, зачем мне все это нужно, а потом сказала, что есть у нее знакомый паталогоанатом. Вот с ним она и попытается поговорить. Я ей сразу сказал, что каких-то особенных вопросов, которые могут быть ему неприятны я задавать не стану. Мне нужно понять молодого человека, который работает в данной профессии, какие-то тонкости профессии, его повседневная жизнь.

Вот он то, практически и убил мою надежду, что вообще кто-то согласится со мной встретиться.

Ответ его был очень эмоционален. Это можно было почувствовать даже в общении в сети Интернет.

Из переписки:

Она:

— Чего-то он обиделся уже на журналистов… его ответ:

— Еще пока ни один человек нормально не написал о нашей профессии, как правило, пишут то, что народу нравится (пьют водку, воруют золотые коронки, все отсидевшие, связи с криминалом и т.д.) Еще ни один писатель/журналист нормально не написал о нашей профессии. Когда я состарюсь (если доживу и не сдохну от формалина), то напишу правду — все как было, без прикрас. А пока — пусть аффтары пишут, что им вздумается. Глубокие моменты и тонкости профессии — это то, чем живут люди, работающие накоротке со смертью.

Через день он пишет следующее:

— Жизнь человека с такой профессией ничем не отличается от жизни молодых людей того же возраста, но работающих в других областях. Семья, дети, кино раз в месяц, встречи с друзьями, интернет, иногда пивнушка на чей-нибудь день рождения, ну и хобби, типа рыбалки или футболка. Ничего особенного. Я знаю почти всех санитаров в своем округе — это все про них.

Все. Ничего от него больше узнать не удалось!

Тут мне пишет мой первый откликнувшийся товарищ, что мол, не удалось найти работников морга, но можно поговорить с хирургом, он на некоторые вопросы ответит, даст общее представление о людях и профессии.

Хоть что-то да выясню.

Хирург оказался человеком лет 35—40. С бородой. Расположил к себе своей улыбкой и мягким голосом.

Я попросил его описать санитара морга, человека 20—30 лет. Какие могут особенности у него вследствие его профессии?

— Да ничего особенного. Парень как парень. Такой же как все. Работает, встречается с девушкой, в кино ходит, — он улыбается.

— А может быть профессия какой-то отпечаток откладывает? Может быть, внешне они угрюмые, задумчивые?

— Нет. Абсолютно нормальные люди. Я сколько их знаю — внешне очень дружелюбные, открытые, улыбчивые. Могут пошутить. Очень спокойные, мягкие.

На вопрос о том, почему люди идут в эту профессию, он не дал однозначного ответа. Мол, совершенно по-разному. Как и в остальные профессии. Жизнь складывается так и человек работает.

Поговорив с ним еще, я понял, что пока сам не встречусь с этим санитаром я не смогу прочувствовать его и эту профессию.

Помощь мне пришла совершенно неожиданно и оттуда, откуда я ее совсем не ждал.

В той же социальной сети девушка, которую я знал только через общих знакомых, или точнее будет сказать, знал о которой, т.к. мы никогда не виделись, сначала задала первые вопросы, мало отличающиеся от тех, которые мне уже задавали ранее. Затем сообщила, что у нее есть знакомая, муж которой работает санитаром в морге. Лучшего развития событий и предположить было нельзя!

Конечно, я сразу все объяснил, зачем мне это и что именно я собираюсь спрашивать. В ответ мне пришло сообщение с телефоном и именем. И просьбой, сегодня не звонить, а лучше уже завтра, т.к. на дворе ночь.

На следующий день мы с ним созвонились. Он уже был предупрежден о моем звонке и готов был ответить на мои вопросы.

Мне показалось, что он немного волновался.

Голос его был очень спокойным. Можно сказать каким-то рассудительным или даже созерцательным, если так можно выразиться. В общем, мне Вова сразу понравился.

— Да, — говорит, — мне уже сказали, что тебе нужно мне задать некоторые вопросы о моей профессии. Я не против.

— А ты давно работаешь?

— Где-то 6 с половиной лет.

— А сейчас тебе сколько?

— 24.

— А как ты попал туда?

— Я в медицинском колледже учился, и меня друзья позвали, они там работали. На старших курсах учились. Предложили придти, посмотреть…

— И ты согласился?

— Пришел, посмотрел, попробовал. Я же в медицинском учился… Меня не особенно волновали тонкости профессии. К крови то мы привычны уже были на операциях и по учебе. А то что смерть… В принципе, ничего особенного, шокирующего не было. Устроился быстро — недели через две, через смену уже работал сам.

— Т.е. в детстве у тебя такой мечты не было?

— Нет, даже не думал. Так получилось в жизни.

— А ты вот так вот, с тех пор как устроился больше нигде, кроме этого места не работал?

— Нет.

— То есть тебя здесь все устраивает полностью?

— Да.

— А девушка у тебя есть?

— Я женат. Давно уже. Мы учились вместе. Она тоже сначала в медицинской сфере работала. Теперь нет.

— А как она относится к твоей профессии?

— Абсолютно нормально, — он улыбается, — ну, абсолютно ничего такого. Семья и семья. Работа как работа. Мы познакомились, когда я уже полгода отработал. — помолчав, Володя добавляет, — я прихожу домой, особенно о работе не распространяюсь. Нормальные отношения.

— В общем, ты закончил работу и все за дверями осталось? Или бывают сложные случаи, когда ты еще и дома думать продолжаешь?

— Да, нет. Особенно не заморачиваешься. В основном, только на работе. Так уже после работы свои дела и все. А работа остается на работе, — усмехается (по доброму).

— А бывает так, что ты идешь, к примеру, по улице, смотришь на людей и сразу представляешь, что там и как может у них внутри располагаться в соответствии с их комплекцией и подобным?

— Честно? Нет. — абсолютно твердый ответ. — Просто идешь по улице и о работе не задумываешься. Автоматически выходишь и все, ты об этом не думаешь.

— А ты учишься где-нибудь?

— Да, учусь.

— В медицинском?

— Нет, общего профиля. На психолога.

— А в психологии, где-то твой полученный на работе опыт помогает?

— Ну, здесь получается образование уже совсем другое. Опыт только единственный — в критических ситуациях с родственниками.

— Слушай, а откладывает отпечаток работа на человека?

— Ну конечно. Сама медицина относится к циничным профессиям, грубо говоря.

— Т.е. уровень профессиональной, так скажем, жесткости есть?

— Ну, да… Невозможно работать и относиться очень эмоционально ко всему этому, — добавляет, — не только мы, а вся медицина такая. Накладывает отпечаток профессия в этом плане. Главное не перейти черту, — смеется.

— А как? У тебя бывает такое, накатывают там, эмоции какие-то?

— Нет, нет. Не было такого ни разу. Даже, если в чувствах таких расстроенных, все равно нет.

— А вот, поначалу у тебя бывали ситуации, когда, допустим, мысли накатывали разные, сны может кошмарные снились?

— Если честно сказать, то вот вообще ничего не было. Снов точно не было, он призадумался на секунду, — а вот мысли чисто профессиональные, не о смерти. Ну, очень редко.

— А у других, как ты думаешь, бывает такое?

— У некоторых, иногда, да, бывает. Рассказывали, что снятся, мучали там. Бывает такое. Но это зависит от эмоциональности человека и восприятия окружающего мира.

— То есть, ты так твердо смотришь на все? Или можно сказать, что тебе с характером повезло просто?

— Ну да, с характером повезло. У кого-то характер не то, что послабей, а эмоциональней, что-ли. Бывали такие люди, попадались. Ну вот знакомый работает тоже, говорит, снились: и по первости, и потом бывало.

— А вот сама работа у тебя какие чувства вызывает? Ведь приходится совершенно с непростыми вещами сталкиваться. Какое-то ощущение, может брезгливости или не знаю, как выразить…

— Ну, к самим телам нет такого отношения брезгливости. Нет, ну там, со временем все приходит. Поначалу там, не то что брезгливость, а страх и все такое. Страх не то, что там тело мертвое, а всякие заболевания, поскольку медицина и все такое… А, со временем отпадает все потом, просто работаешь автоматом. Как и в любой другой профессии.

— Сколько по времени у тебя складывался опыт такой, чтобы ты мог спокойно вот так работать?

— Где-то через пару месяцев вообще уже без проблем работал.

— То есть вообще уже ничто не пугало и удивить не могло?

— Ну, да, — он немного растягивает слова, как бы задумываясь и что-то вспоминая.

— А сейчас тебя может что-то такое потрясти, удивить?

— Ну-у, такое всегда бывает. Периодически такие вещи бывают разные. Чисто медицинской, профессиональной направленности. Рак, к примеру, у него же есть разные формы. Например, когда он внутренних органов, то не видно. А бывают внешние проявления. Такая вещь… Как говорят, в каждой профессии есть интересные случаи. Из такого разряда больше.

— Возникает чувство жалости? Разговаривал недавно с врачом, не паталогоанатомом, хирургом. Он говорит, жалко, когда молодые. Их жалко очень…

— Да, согласен. Жалко еще в зависимости от того, как произошло все. Детей жалко. — он замолкает, видимо пытаясь найти, что еще добавить, но больше ничего не говорит.

— А вот, ты чувства какие испытываешь: как к живому человеку или вот уже, когда просто лежит…

— Нет, как к живому уже не испытываю. Уже просто как объект. Я знаю, что это уже все и живым не представляю вообще. Как к живому человеку уже не отношусь, но все нормы этические остаются. Просто выполняешь свою работу, аккуратно, стараешься не навредить. А так, уже как объект, а одушевлять его-нет.

— Принято считать, что профессия тем или иным образом меняет человека. На тебя как-то повлияла профессия? Может темперамент изменился?

— Ну-у, не знаю. Проще к жизни отношусь. Тут больше к смерти относишься так, относительно просто и не зацикливаешься на этих вещах. И воспринимаешь спокойно. Многие эмоционально воспринимают, вот, ушел человек… Тут спокойно относишься и ничего такого, как бы особенного нет. Знаешь, вот ты идешь как будто по улице, он умер… И..все.

— Вот, приступы плохого настроения бывают у тебя? Или их уже меньше становится? Как ты говоришь: Спокойнее относишься ко всему. Наверное, после такой работы ты умеешь себя в руках держать?

Он смеется:

— В руках умею держать, но вывести любого человека можно. Даже самого спокойного. Я отношусь ко всему спокойно, жизнерадостно, но… бывают ситуации, когда просто выводят в бешенство, тут уже срываешься. Тут уже даже профессия не поможет.

— В общей своей массе людей, которые с тобой работают, — паталогоанатомы, санитары, — их связывает какая-то одна черта, когда можно сказать, что вот в этом они все почти одинаковы и похожи? Что именно эта профессия отличает всех этих людей таким качеством?

— Я тебе проще скажу: Они все спокойные люди. Ну абсолютно все спокойные. Нет психованных, нервных людей.

— К примеру, холерики у вас не работают? Или у них темперамент меняется?

— Они просто долго не держатся. Люди темпераментные, они редко там работают. Нет такого, чтобы был панический настрой.

— Слушай, а как у тебя рабочий день складывается?

— С вечера до утра. С четырех вечера и до утра до 8 часов. Есть люди, которые днем работают. Меня этот график больше устраивает.

Могут тебя по работе срочно из дома вырвать? Происшествие какое, к примеру?

— Бывало такое, но крайне редко. Бывает, что нужно кого-то заменить, если заболел. Но тоже очень редко.

— Зарплата тебя устраивает?

— Могу честно сказать: по графику работы, по зарплате меня устраивает все. С моим графиком у меня много свободного времени. И я успеваю достаточно и по учебе и по своим еще делам.

— То есть, по московским меркам можно работать санитаром и, не то что, ни в чем себе не отказывать, а нормально жить, содержать семью и никуда по сторонам не дергаться? Просто приходить на работу, получать деньги…

— Да, — его ответ уверенно краток. — Можно найти какую — то подработку, я говорю, времени свободного достаточно. Если очень захотеть, то и третью работу можно, — он опять засмеялся.

Я уверен, грустит в своей жизни он, совершенно точно, очень редко. Разговор с ним складывается очень свободно, без напряжения. В нем вообще его невозможно заметить. Даже представить.

— Ты сам москвич. А если представить, что тебе нужно снимать квартиру, то тебе хватало бы зарплаты?

— Мне-да. Если одному. Не шиковать, конечно, средненько вести образ жизни, то вполне на жизнь бы хватало.

— Ответь, пожалуйста, на такой вопрос. Ты, к примеру, кроме работы еще учишься. А ведь есть люди, которые так вот всю жизнь работают. Никуда больше не стремятся. Все их устраивает. Молодой парень и так вот проводит свою жизнь.

— Могу тебе сказать, что у нас есть такие люди. Идет, работает, а потом ведет обычную молодую жизнь. Ничего такого сверхестесственного в этой жизни нет.

— А когда с девчонками знакомишься, их не пугает это?

Усмехаясь, Володя отвечает:

— Ты знаешь, сейчас пошли такие девушки… Им наоборот, даже интересно все становится.

Тут мы оба начинаем смеяться. Он продолжает:

— Даже много вопросов. Лишних.

— Наоборот привлекает?

— Ну, ты знаешь, сейчас все люди такие пошли. Не то, что: А-а-а, ты в морге? — убежали. Нет, наоборот начинают интересоваться. Раньше думал, что как узнают, что в морге работаю, то станут сторониться — отойдем спокойненько, не будем с ним общаться. А наоборот, тянутся, спрашивают. Редко кто может просто уйти, но ничего плохого тоже не говоря. Никто особо ничего не проявляет, даже наоборот, говорю, с интересом все.

— Давай вернемся к людям, которые просто работают и никуда не уходят…

— Да, работают санитарами, имеют семьи. Я как скажу, люди у нас делятся на две части: те, которые всю жизнь работают и те, которые работая еще учатся или еще куда стремятся. Так вот, те, которые всю жизнь работают… Их все в жизни устраивает. Работа, зарплата, семья. Уезжают на отдых нормальный. Занимаются раскопками историческими. К примеру, Великой Отечественной Войны. У каждого есть хобби.

— А если одновременно кто-то устраивается еще на вторую работу, то, как правило, кем?

— Абсолютно по-разному. У кого-то образование есть, которое он получал, еще что-то. Кто-то свой бизнес пытается открыть.

— Одним словом, ты своей зарплатой доволен? А если альтернативно куда-то утроиться, то можно получать такие же деньги?

— Можно. Но там бы по работе нагрузка была бы раза в два больше за те же деньги. И не было бы столько свободного времени.

— Володь, как ты попал в профессию я понял. А вот если по другим коллегам попробовать ответить?

— Наш коллектив, практически весь из нашего медицинского училища. Идут потоком. Или набирают новенького, когда уходит кто-то. Или друзья.

— То есть молодежи больше у вас?

— Да, молодежь в основном. Даже, к примеру, если друзьям предлагаешь не из медицинского, приходят сначала посмотреть, попробовать, а потом остаются.

Я уже прикипел к этому человеку. Володя сильно к себе расположил. Мне не хочется заканчивать с ним разговор. Общение с ним, действительно, приятное, спокойное, размеренное. И мне, почему-то очень спокойно стало, хотя, казалось бы, говорим о вещах отнюдь не умиротворенным. Хотя как посмотреть, опять же. Кто знает, где оно истинное спокойствие?

— Смотри, Вов… Можно ли сравнивать санитара обычного отделения больницы с санитаром морга? Или ваш уровень как то выше считается?

— Ну, вообще, все считают, что повыше. Это не чисто мое мнение, а объективно-общественное. Чисто в медицине как-то повыше считается. Есть такое, что мы как-то отдельно, даже с обычными санитарами не сравнивают.

— Как — то, наверное, с уважением относятся? — я, по крайней мере, что-то такое после разговора чувствую.

— Все люди разные. Кто как вообще относится к… моргу. Некоторые боятся. Я вот, сколько ходил в разные отделения, знакомился — все относятся с пониманием, никто ничего плохого никогда не говорил. Не скажу, что прямо там… — он хочет сказать уважением, — уважение есть, что там работаешь, именно в морге.

Мне жаль было расставаться с этим человеком. Я захотел дружить с ним дальше.

Никакого, даже подсознательного ощущения, что человек «работая со смертью» может какое — то отрицательное влияние на тебя оказать, абсолютно не возникает. Ты даже об этом и не подумаешь, если разговоры об этом не заводить.

Какое — то абсолютное спокойствие я ощущал после нашего разговора.

Если честно, то хотелось жить — просто улыбалось и хотелось жить. Точнее нравилось.

15 августа 2010 г.

Мой город

Анна Монахова

Друг к другу жмемся в поисках тепла,

и пальцы белые застыли от мороза.

Весь город — лишь картинки из стекла,

и ветер выбивает злые слезы…

Так далеко беспечный мой июнь

с незримым другом под руку шагает.

Поет там песни птица-гамаюн.

И солнце никогда не умирает.

Там летний ветер шепчет о былом.

Тепло… Босые ноги тонут в море…

И на веранде Время за столом

Уютно дремлет. Нет ни зла, ни горя.

И станет вдруг теплее на душе.

Тихонько улыбнусь замерзшей иве.

Мой город спящий в ледяном плаще.

Не знаешь ты, каким ты стал красивым.

НравитсяПоказать список оценивших

Мое лето

Анна Монахова

Мое лето живёт в кармане, бродит тихо в ночном тумане, и ворчит,

мое лето летит над нами на качелях, бредит цветами и молчит.

Мне бы спрятать его навечно, выпуская на краткий вечер в октябре,

и секретничать, и шептаться, и мечтать в этом дне остаться при тебе…

Но поймать его невозможно, летний полдень и летнее солнце — этот мир,

где взлетают над всем качели, где вишневые ливни поспели, и зачитан мой Блок до дыр.

Где-то с длинным воздушным змеем ветер бегает все быстрее, облака собирая в горсть.

Я храню, как бутон под обложкой, вкус дождя, аромат морошки.

Я здесь гость…

Лидины сны

Наталия Варская

Лида лежала в больнице, штатная ситуация — банальный аппендицит и не было бы в этом событии ничего интересного, если бы не влюбилась пациентка в хирурга Сергея, который делал ей операцию.

Выписка была не за горами, а расставаться с предметом своих чувств Лиде очень не хотелось. Да и доктор явно был не равнодушен к своей пациентке.

Всё сложилось стремительно и счастливо: после выписки молодые люди созвонились и стали встречаться.

И тут Лида проснулась. Рядом с ней, дыша перегаром, похрапывал муж Олег. Ну вот! Такой сон был, а тут неприглядная действительность! Олег не то чтобы был алкоголиком, но выпивал часто, практически каждую пятницу. Не буянил, не дрался, но как-то глупел на глазах и очень много говорил. Больше всего Лиду раздражали разные прожекты мужа. Пьяным он готов был горы свернуть, ремонт в квартире сделать, рвануть на дачу и починить, наконец, уличный душ, вскопать огород, посадить яблони и вишни. Но на другой день Олег страдал от головной боли и ни на что не был способен.

Лиду ужасно раздражали все эти пустопорожние разговоры мужа, раздражали многие его привычки, например манера Олега поесть суп и тут же спросить:

— А когда мы есть будем? То есть суп для него не еда, видите ли!

И тут Лида проснулась. Рядом спал её ненаглядный Сергей. Уф, и приснится же такое, да ещё так реалистично! Гадость какая! Трудно себе представить, чтобы Лида могла выйти замуж за такого охламона, как этот Олег из сна. Вот Лидин почти что муж Сергей — другое дело и не раздражает ничем. Да и как такой тонкий, умный человек может раздражать?! Лида вспомнила, что через три дня они с Сергеем летят в отпуск в Испанию.

И тут Лида проснулась в кровати одна. Не было у неё никакого Олега и никакого Сергея. Лида ощутила острое чувство одиночества и заплакала. И вдруг её лица коснулись тёплые, родные руки Сергея. Какое счастье!

— Что с тобой? — спросил Сергей.

— Ничего, кошмары какие-то снятся, завтра расскажу, давай спать.

Утром Лида проснулась и собралась было рассказать Сергею свой ужасный сон, но повернувшись, увидела лицо Олега. — Ты во сне плакала, приснилось что-то?

Встали, позавтракали, но у Лиды из головы не выходил великолепный Сергей, такой чуткий, внимательный. Ей было жалко, что через три дня она не едет в Испанию, а едет горбатиться на дачу, и придётся из-под палки заставлять Олега копать грядки. А вечером он выпьет и на другой день толку от него уже не будет.

— Но всё-таки лучше, чем быть одной, — подумала Лида.-

Скорее бы ночь, может быть опять увижу Сергея!

И эта мысль согревала Лиду весь день. Находясь рядом с мужем, Лида ловила себя на том, что нет-нет, да и резко отвернёся, а потом, повернувшись, надеется в глубине души, что вместо лица Олега увидит умное, интеллигентное лицо Сергея. Но чуда не происходило, прекрасный сон больше не повторялся и постепенно образ доктора растворился во времени.

Дом детства

Анна Монахова

Черничные звезды в молочной реке

несет тихий вечер в дрожащей руке…

и тайны свои прячет он под зонтом,

когда пробирается в дремлющий дом,

там кто-то забыл свое детство навек,

стал взрослым и хмурым большой человек,

таких очень много, и им невдомек,

что дети в их душах здесь жгут огонек,

Чтоб мы не боялись, не знали беды,

пускают кораблик по глади воды,

рисуют дороги, где будем скитаться.

А сами нас молят, нас просят остаться.

Звезды светят для всех

Анна Монахова

Научиться летать я мечтала.

Себя поднимая над тенью и радужным светом…

Как стремительно это не тёплое лето,

не успело согреть ни меня, ни тебя…

Я мечты отложила, как прежде шитье,

чтобы жить и не лучше других и не хуже…

Перепрыгивать зябкие серые лужи —

вот такие полёты над серой землёй…

Так не проще ли снова подняться наверх,

там где птицы надежд словно белые звезды.

Никогда начинать жизнь по-новой не поздно…

Ведь мечты, словно звезды. И светят для всех.

Дачный роман

Наталия Варская

У Вики был роман с соседом по даче, Гришей.

Гриша был женат, но жену его Вика воспринимала как недоразумение, не более того. В дачный сезон Вика и Гриша виделись часто, то она зайдет вечерком к соседу на чай, то Гриша со своим приложением в виде жены Маши, зайдёт к Вике на бокальчик вина. Маша сидела тихо, в разговор не вступала, а Вика с Гришей говорили и говорили: о книгах, о музыке, о политике.

Когда сезон заканчивался, все разъезжались по своим квартирам. Вика и Гриша слали друг другу поздравления с праздниками и всякие смешные видео из интернета.

Вика знала, что Гриша её любит: при встречах он смотрел на соседку восторженно и явно любил эти дачные посиделки.

— Ох и скучно Гршике без меня там, в городской квартире с этой невнятной Машей. Мается, наверняка, и обо мне думает, — говорила себе Вика, — Скорее бы лето!

Так продолжалось два года, но никаких действий и признаний от Гриши не поступало. Готовясь к очередному дачному сезону, Вика твёрдо решила расставить «точки над и» — поговорить с Гришей серьёзно.

И вот снова дача! И соседи на месте. Вика написала Грише: — С открытием дачного сезона! Жду тебя сегодня на бутылочку винца, есть серьёзный разговор.

Вечером Гриша пожаловал, но не один, а снова с этой ненужной Машей. Выглядела Маша как-то плохо: поправилась, раздулась.

— Это к лучшему, — подумала Вика, — надо как-то выманить Гришу в сад и поговорить.

И тут Гриша радостно сообщил: — Можешь нас поздравить, мы ждём ребенка!

Вика чуть не лишилась сознания. Как?! Значит у Гриши с женой были интимные отношения?! С ней? С этой молью?!

Вика притворилась, что хочет спать и соседи вскоре ушли. И тут только до Вики стала доходить жестокая правда: никого романа у неё с Гришей не было, никогда сосед по Вике не скучал. Он просто общался с ней, как как с интересным собеседником, как с другом. Ведь он ни в чём ни разу не переступил грань добрососедских отношений. А жену он любил. Да, вот эту молчаливую Машу, на которую Вика всегда смотрела, как бы, мимо.

Весь этот роман — плод, возможно больного, воображения.

Вике хотелось рыдать, бить посуду, бежать на соседний участок с криками: «Ты обманул мои мечты!»

Немного успокоившись, Вика поняла, что стоит сходить к психологу. Дачный роман окончился, так и не начавшись.

Вскоре Вика дачу продала, купила себе домик с участком подальше от Гриши и Маши, походила к психологу и познакомилась с новым соседом, Владимиром, который на счастье был холостым. Что было дальше — не известно, но хочется думать, что у Вики с Владимиром завязался настояший, не вымышленный роман.

Конец ознакомительного фрагмента.