Холод омута. Сборник стихотворений. Книга пятая

Валентина Серафимовна Мясникова

Истории и персонажи выдуманы и не имеют никаких реальных прототипов, все совпадения случайны.Мой главный критик – Третьякова Дарья.

Деревенька Чёртова

Часть 1. Иван Першиков

В семидесяти километрах от райцентра среди живописной природы раскинулась небольшая деревенька под названием Чёртова. В ней около трёхсот дворов, которые разделяет напополам мелководная речушка Разлука, заросшая ивняком и порослью камыша. Оба берега соединены с виду крепким деревянным мостом, построенным недалёко от плотины, из-за которой образовался глубокий пруд на окраине деревни, в котором водилась мелкая рыбёшка. Но по весеннему паводку, когда вешние воды, сбегая в речушку, бешено неслись в низину, мост разрушался до основания. В это время бывали случаи, когда жители гибли в ледяном водовороте по неосторожности. Жизнь деревенских людей протекала ни шатко, ни валко, хотя работы на всех хватало, кто на ферме работал, кто в поле. Только за неё платили мизерную зарплату, на которую сильно не разживёшься, и большинство деревенских спасались от бедноты своим подсобным хозяйством. К своим вещам здесь относились бережно, в них вырастало не одно поколение.

Отсюда до райцентра люди ездили только в исключительных случаях. Добирались кто как может. В основном обращались к местному фельдшеру, у которого все заболевания сводились к одному диагнозу — ОРЗ.

Ходили в деревенский сельмаг, куда завозили необходимые продукты раз в неделю, словно на драку, и куда, можешь не можешь, в обязательном порядке каждый хозяин подворья должен сдать продукцию из своего подсобного хозяйства. А у кого такового не было, приходилось покупать у частников и тут же относить в магазин.

Ходили в школу «семилетку». В классах сидели, где пять, где десять учеников. Закончив её, молодёжь уезжала в город. Редко кто возвращался в свою деревню.

Здешние жители знали каждый двор наперечёт. Знали даже то, чего люди сами о себе не ведали — такое насочиняют, аж диву даёшься. «Сарафанное радио» разнесёт новость по всей деревне, виноватого не сыщешь. Но вот откуда произошло название их деревни Чёртова никого не интересовало, хотя повод задуматься над этим есть. Ведь возможно неспроста в их деревне посреди жаркого лета неожиданно налетит смерч и, кружа карусели вдоль улиц, срывает шифер с домов, выворачивает с корнем деревья. Или ниоткуда взявшиеся тучи накроют снежным покровом посаженные огороды и посевы. И то, что яровые никогда не вызревали здесь полностью и зерно просто пускали на силос для колхозного скота. Но есть ещё и нечто другое, которое не поддаётся никакому объяснению. Вот с Першиковым Иваном год назад по весне случай был. Он тогда ремонтировал гусеничный трактор, не считаясь со временем. Стоять ему долго в гараже не было никакого резона, так как за ремонт практически ничего не платили. Копаясь в моторе, он вдруг услышал голос знакомый с детства и, разогнув спину, очень удивился, увидев в кабине своего трактора друга школьных лет, который давно уехал из их деревни. Иван быстренько вытер об ветошь мазутные ладони и с радостным возгласом протянул ему руку, говоря: «Здорово, дружище, какими судьбами ты здесь оказался?» Рука Ивана зависла в воздухе. Он растерялся, увидев, что в кабине трактора никого нет. Не веря своим глазам, он недоумённо огляделся вокруг, замечая удивлённые взгляды людей, обращённые к нему. Иван сразу же почувствовал себя неловко, но объяснять своё странное поведение никому не стал, боясь лишних разговоров.

Придя домой, Иван рассказал о странном видении на работе своей жене Галине, на что та ответила ему: «Так ведь друг твой, Колька-то, два дня как представился… Об этом вся деревня уже гудит, только ты один ничего не знаешь».

— Вот те раз, — подумал Иван вслух, — он же молодой ещё, с чего бы помирать-то?

— Так говорят про него, будто он лунатиком заделался. Среди ночи-то на балкон соседский полез, а его жена, сдуру, возьми, да и заори во всю глотку: «Ах, ты такой, сякой, разэтакий! Опять к Симке лупоглазой навострился», — ну он от неожиданности-то и свалился с третьего этажа.

— Ну и дела-а-а, час от часу не легче, — пробормотал Иван, — ну какой он лунатик, бабник, вот он кто! — и, зачерпнув ковшом овсяного кваса из бочонка, махом выпил его большими глотками.

Проснувшись среди ночи потный от духоты, Иван долго ворочался с боку на бок и, понимая, что больше не сможет уснуть, стараясь не разбудить жену, вышел во двор, где сию же минуту его атаковали прожорливые комары. Закурив сигарету, прихваченную из дома, он прошёлся по шелковистой траве-мураве босиком, чтоб в упавшей росе охладить горевшие ступни ног. Глядя в чёрную пропасть млечного пути, он подумал о приснившемся только что странном сне, будто он с покойным другом Николаем, раскинув руки, словно две большекрылые птицы, парили в поднебесье среди пилигримов-фантомов в мириадах мерцающих звёзд. От нахлынувших суеверных мыслей Ивану стало смутно на душе. Притушив сигарету, он в великом смятении вернулся в дом, где проснувшаяся Галина, с тревогою выслушав мужа, посоветовала не обращать внимания на то, чего не может быть в реальной жизни, только с этого времени как заноза засела тоска в сердце Ивана.

Под осень того же года Ивана не стало. Это случилось на ферме, когда он на своём тракторе трамбовал в силосной яме зелень подсолнечника и кукурузы. В тот день, как обычно, к нему напросился на трактор десятилетний племянник — сынишка старшего брата Васютка. Иван часто брал любознательного парнишку с собой, который с малого возраста тянулся к технике, и Першиков не раз говорил с гордостью про него на работе, что этот толковый пацан со временем будет отличным механиком. В ту роковую смену уже к пяти часам машины заполнили доверху силосную яму, и Ивану оставалось работы максимум на час, разровнять и утрамбовать зелёнку, чтобы рабочие успели её закидать землёй до ночи. Как назло, его нетерпимо приспичило по малой нужде, не глуша свою технику, он вылез из кабины и бегом за трактор. В это время Васютка, толи из любопытства, толи ещё как, дёрнул за рычаг, и трактор, сдав назад, смял насмерть Ивана.

Хоть Васютку в случившейся трагедии не посчитали виновным, а обвинили самого Ивана за не соблюдение техники безопасности, Васютка — сын Митрофана, после такого стресса словно иголку проглотил…

Часть 2. Иван Першиков

«О-хо-хо», — горестно вздыхает Галина, думая о себе. Вот раньше хоть бы что ей, встанет в ночь-полночь и одна идёт в хлев корову стельную проведать, иль на работу по вечерам. Ничего не боялась до того момента, пока к её мужу Ивану друг его покойный Николай не стал воочию являться. От его рассказов о странных видениях у неё самой-то от страха мурашки по коже бегали, а каково было мужу видеть то, от чего люди с ума сходят. Но когда с Иваном случилось несчастье, «царствие ему небесное», те наваждения в её мыслях приобрели совсем другой окрас… Сейчас Галине кажется, возможно, эти явления для мужа были предостережением об опасности, на которое они в то время не обратили внимания из-за предубеждения. С той поры Галина потеряла покой, вздрагивала от каждого шороха, видела тревожные сны, от которых ей, куда бы деться… Ей в своём одиночестве нелегко было вынести смерть самого близкого человека и она надумала в город к дочери податься. Но в самый последний момент будто что-то заставило Галину отменить наобум принятое решение. Оно и понятно, ей ещё помнятся те случаи в деревне, когда дети, казалось бы, с благим намерением сорвут родителей с места обжитого, продадут их дом, а потом оказывается не нужным старикам податься некуда. Она часто думала о том, что люди ко всему привыкают на свете, и она потихоньку тоже свыкнется со своими проблемами.

Но из-за невероятного случая, произошедшего вскоре после гибели Ивана, она будто сама не своя стала, и мнение насчёт того, что справится со своими трудностями, у Галины круто изменилось. В то утро землю окутал такой сильный туман, что в нём соседние подворья были едва различимы. От морозного воздуха пожухлая трава и кустарники в палисадниках стали совершенно седыми от инея. Галина не стала ждать, когда рассеется туман и, как обычно, в полседьмого вышла во двор, собираясь натаскать воды для скота из колодца, который находился в ста метрах от её дома. Подцепив коромыслом вёдра, она бойко вышла за калитку и остолбенела, увидев обращённый к ней из тумана образ человеческой головы с глубоко посаженным рысьим взглядом, от которого Галине стало не по себе. Вдруг это лицо, искажаясь вкривь и вкось, расплылось в пелене сизого тумана, куда метнулась тень ниоткуда взявшегося волка. Фу-у-у-ух ты, — с дрожью в голосе невольно вырвалось из груди Галины, — это ж надо такому привидеться с утра пораньше.

Ей стало жутковато идти к колодцу при таком тумане, и она, повесив коромысло с вёдрами на жердине забора, решила в первую очередь накормить скот в хлеве. Подхватив на вилы сено, сброшенное с сеновала, стала напихивать его в пустую кормушку корове и нетели. Когда дошла очередь до загона, где содержались овцы, она увидела бьющуюся в предсмертных судорогах овечку, у которой шла кровавая пена изо рта. Галина, не зная как ей помочь, расплакалась от бессилия. Вдруг, слышит старческий голос седовласой старушки, явившейся к ней в эту раннюю пору из тумана.

— «Ты, голуба, не переживай так сильно о животине, Бог справедливо рассудил, отдавая смерти душу овцы, взамен души хворого Васютки, ведь он ведал, как дух вероломный подтолкнул несмышленого ребёнка дёрнуть за рукоять трактора.. Вот, возьми это, и протяни их сквозь суровую ниточку, да носи на груди ближе рубашки к телу своему, ни при каких случаях, чтобы ни произошло, не снимай с шеи, их нужно беречь тебе пуще глаза своего, так как эти бусинки заговорённые от разной нечисти, они оттолкнут от тебя встречу с тёмною силою, — и старушка, вложив в ладонь Галины три жемчужные бусинки, велела зажать их крепко-накрепко в кулачок, загадочно говоря, — ведь, нечистый коль привяжется к кому, так просто не отступится.»

Как явилась эта старушка, так и исчезла с изумлённых глаз Галины в сизый туман. Держа в зажатом кулаке бусинки, Галина задумалась, где же взять ей эти суровые нитки, у неё их отродясь не бывало. И тут она случайно вспомнила о прошитой мешковине, висевшей с давних лет в предбаннике, из которой можно вытянуть ни одну суровую ниточку. Принеся мешковину в дом, она в первую очередь сделала так, как ей велела эта добрая старушка, вспоминая сколько наваждений ей пришлось пережить за свою жизнь.

Галина смолоду работает библиотекарем при сельском клубе, где редкие посетители наберут книг, а сдавать их не торопятся. Ей и сейчас, в свои выходные, пришлось дожидаться, когда эти горе-читатели вернутся с работы, чтоб идти к ним по домам в вечернее время собирать библиотечные книги, так как они у неё на подотчёте числятся.

На следующий день, придя на работу, Галина, стряхнув с себя снежные хлопья на улице, прошла по пустому фойе клуба в библиотеку. Она приходит сюда за три часа до начала сеанса, чтобы посетители могли за это время выбрать себе нужную литературу. Разложив на столе собранные накануне книги, она склонилась над списком должников, скрупулезно отмечая галочкой напротив каждой фамилии. В это самое время с нудным скрипом открылась дверь в библиотеку. Вскинув голову от журнала, Галина увидела вошедшего посетителя, который, пристально взглянув на неё, бесцеремонно прошёлся между стеллажами к столу в читальном зале. «Странный какой-то, — подумалось ей о посетителе, — видно сей гость не из местных, явно чувствуется различие, местные-то обычно как заходят, так сразу же „Здрасьте.., Галина Александровна“, а этот молчит, как воды в рот набрал». Галина, взяв со стола стопку отмеченных книг, прошлась вдоль стеллажей, раскладывая их по полкам. Дойдя до незнакомца, она вдруг почувствовала сильное жжение на груди, и невольно коснулась пальцами рук отворота своей крепдешиновой блузки, отчего бусинки на суровой нитке подтянулись вверх, брызнув неземной вспышкой света в рысьи глаза посетителя, которого сию же минуту как ветром сдуло из-за стола читального зала.

Часть 3. Сын Георгия Гончарова

В деревеньке Чёртова среди прочих подворий выделялся своей убогостью дом Георгия Гончарова, который слыл мастером не только по шорному делу, но и чинил всю конную утварь, гнул дуги, делал сани. Работая на конном дворе от зари до зари, у него не оставалось ни сил, ни времени для своих домашних дел, да и жена ему под стать — работая дояркой на ферме, уходила из дома рано и приходила поздно выжатая как лимон от усталости. А вот сынок их, Славка, смолоду увлекался зелёным змием, но после армии, устроившись скотником, всем на удивление бросил пить и женился на Людмиле — самой привлекательной девушке из соседней деревни Зуевка. Отец с матерью думали: «Слава тебе, Господи, может, остепенится..» и на радостях купили им на окраине деревни, как раз напротив пруда, пустующий домик умершей три года назад Фёклы Тимофеевны, которым теперь на своё усмотрение распоряжалась её внучка Зоя по завещанию старушки, прожившей на белом свете ни много, ни мало девяносто девять лет. Раньше-то без лёгкой руки Фёклы Тимофеевны ни одна свадьба не состоялась, она была не только талантливой свахой, но и замечательной повитухой.

Но не прошло и года после свадьбы, как Славка запил горше-горького на радость завистливым соседям и на горе родным, ему от ревности, словно мозги набекрень свернуло. Молодая жена ещё терпела, ходившие о ней по деревне, лживые сплетни, которые по её мнению распускались не от кого-нибудь, а с языка пьяного мужа. И они, на сто раз перевёрнутые сарафанным радио, возвращались к нему же. Но когда Славка, принося скандалы в дом, поднял на неё свои кулаки, Людмила собрала свои пожитки в чемодан и, пока спала деревня, ушла пешочком от похмельного мужа в свою деревню, которая находилась в десяти километрах от Чёртова, хоть и в родительском доме её никто не ждал. Её мать с отцом который год лежат под сенью берёзовой рощи.

Окутанная серой хмарью тумана она прошла по грунтовой дороге километра с два, не больше, от деревни Чёртова, как вдруг, откуда ни возьмись, рядом с ней остановился плетёный тарантас впряжённый вороным конём, каких в деревне видела не мало.

Людмила от неожиданности отскочила на обочину дороги, где рос золотисто-медовый донник. Испуганно взглянув на извозчика, который был ей совершенно незнаком, она молча продолжила свой путь. Вдруг слышит настойчивый голос, обращённый к ней: «Сади-ись, нам с тобой по пути». Оглянувшись на голос, Людмила ещё раз обмерила взглядом извозчика, не найдя ничего подозрительного в его облике, закинула свой чемодан в тарантас и, приподняв край платья, уже готова была поставить ногу на приступок, чтобы сесть рядом с этим извозчиком, но неожиданно тарантас прямо на её глазах как сквозь землю провалился, а из сизого тумана к ней навстречу выступила матёрая волчица. От страха Людмила закрыла лицо руками и, дрожа как листочек на ветру, ждала своей участи.

Почувствовав лёгкое прикосновение к своему плечу, Людмила, вздрогнув, разняла ладони и увидела рядом с собой сухонькую старушку, которая сказала ей: «Небось испужалась, голуба, негоже в дороге садиться к кому попало, так и пропасть можно».

— Я волка очень испугалась, от него разве убежишь далёко, и возчик неизвестно куда подевался, ладно хоть вещи вернул. Теперь вот не знаю, что мне делать, вперёд идти боязно, и назад ворочаться к пьянице мужу смысла не вижу, — ответила ей Людмила, поднимая с дороги свои пожитки.

— Не волнуйся, голуба, я провожу тебя, только ведь, если нечистый привяжется к кому, он так просто не отступится, — загадочно проговорила старушка, шагая рядом с Людмилой, которая в это время, ломая голову над сказанным, пыталась осмыслить о каком нечистом идёт речь.

Дойдя до развилки двух дорог, старушка сказала: «Дальше мне нельзя, вот возьми эти бусинки на суровой ниточке, да пуще глаза своего береги, но знай, что бы ни случилось, главное — на перепутье не свернуть со своей дороги..» — и исчезла в тумане.

— Какое странное предостережение, как я могу не найти свою дорогу, и какая именно дорога тут подразумевалась, — подумала Людмила, такой оборот в её жизненном пути, да ещё и туман как назло, а в нём всё что угодно можно встретить, и она с содроганием подумала о волке. Настороженно вглядываясь в седую хмарь тумана, Людмила вдруг почувствовала вокруг себя нечто жуткое, которое стало нагнетать свинцовой тяжестью её тело. Панический страх подстегнул Людмилу бежать очертя голову с этого перекрёстка в никуда, теряя бусинки ненароком, она начисто позабыла наказ старушки.

«В тиши предрассветной, в черте аномалий, встречаются людям видения явно, идут к перепутью в седые туманы старушка с девицей, а с ними волчица, дойдя, исчезают в густой серой хмари…»

Часть 4. Сын Георгия Гончарова

У Славки трещала голова с похмелья. Почёсывая себе низ живота, он прямо с постели полез в холодильник за огуречным рассолом. После пьяного дебоша над женою он, как ни в чём ни бывало, крикнул Людмиле: «Людка, а, Люд, собери-ка мне по-быстрому обед с собою, на работу опаздываю». Не дождавшись ответа, смачно выругался матом, и недовольно сказал, — как будто глухая стала», — но, увидев, что жены вообще нет дома, он, распаляясь снедаемый ревностью, выбежал на улицу, где прочесал все надворные пристройки в своей усадьбе в надежде воочию застать жену с любовником.

Не найдя жены, он, наделяя её самыми последними словами, закрыл избушку на клюшку и поспешил на ферму. Там за целый день он так накрутил свои нервы разными домыслами о Людмиле, что едва дождался конца смены, но на пути к дому не выдержал и, как обычно, свернул лошадь ко двору Зелёнкиной Марии — одинокой бабёнки, которая живёт не далеко от фермы. Славка, конечно, не за одним самогоном сюда приладился…, от людей ничего не скроешь, и его родители увещевали Марию не спаивать Славку, не разбивать молодую семью, даже грозились заявить на неё куда следует, ей всё нипочём, у неё на шее три мальца висят, а их как-то подымать на ноги надо. Она знала, что ради её детей никто жаловаться на неё не пойдёт. Так вот Славка этот, рассказывая Марии какой он несчастный, напился у неё, да ещё и на дорожку выклянчил поллитровку самогона.

Распрягая лошадь на конном дворе, Славка случайно заметил подошедшего к нему Митрофана — старшего брата покойного Ивана, который год назад попал под трактор.

Митрофан и говорит ему: «Слушай, Слав, для тебя есть неприятная новость. Я сегодня в райцентр ездил и недалеко от Чёртова, возле самого перекрёстка, чемодан подобрал, открыл его из любопытства, а там женские пожитки и ещё фотографии твоей жены. Мне думается, что Людмила не бросила бы его просто так на перепутье. Я на всякий случай покричал, покричал её, а она не отзывается. Может с ней беда какая-то приключилась? Искать её надо, а чемодан этот, я к тебе в ограду на крылечко сунул».

Славка, взбеленившись, заорал на всю деревню — Ну, и пошла она к чёрту, раз за длинным **** погналась, — и, притянув к себе за грудки Митрофана, ехидно съязвил ему, — а может моя Людка-то и с тобою «та-во», а-а?»

Понимая, что с пьяным Славкой лучше не связываться, Митрофан пошёл своей дорогой от греха подальше. Ему было жаль Людмилу, эту скромную молодую женщину из порядочной семьи, которой очень не повезло в жизни после встречи с таким человеком как Славка, который от ревности и пьянства сам как будто не живёт и другим не даёт.

Взойдя на крылечко своего дома, Славка с грехом пополам вставил ключ в замочную скважину и, открыв нараспашку дверь, швырнул чемодан на кухню, который от удара об стену неожиданно раскрылся, и всё содержимое вывалилось на пол. Обойдя стороною не богатый скарб Людмилы, он, глотнув из горлышка едкого самогона, положил на стол полбуханки ржаного хлеба и к нему в придачу кусок сала просоленного с чесночком, да пару малосольных огурчиков. Тут его взгляд упёрся в фотографию, лежавшую в ворохе белья, его непроизвольно потянуло взять её в руки. Пристально вглядываясь в черты лица Людмилы, он кроме пустоты в своей душе ничего не почувствовал в эту минуту, вот только на его небритом, обрюзгшем лице с отёкшими подглазьями в глубине карих глаз, казалось, застыла неподдельная боль от беспробудного пьянства.

Отложив фотографию жены в сторону, Славка наполнил гранёный стакан сивушным самогоном и только надумал пригубить его, как вдруг услышал рокочущий голос незнакомца.

— А ведь твоя жена очень любила тебя, зря ты её своей ревностью мучил, много раз проклинал, ведь проклятые люди, сам понимаешь, грешны, не грешны, ко мне в ад попадают.

Славка не верил своим глазам, что перед ним по другую сторону стола сидит сам дьявол. Обмирая от страха, он вяло пробормотал, — Мне кажется, ты уже забрал к себе мою жену, да? А сюда-то зачем явился?

— За твоей душой, — сказал сатана, — а пока допивай свой самогон на посошок, — и придвинул стакан с самогоном ближе к Славке.

Не думая о своей жизни, Славка от самогона не мог отказаться, без всяких слов запрокинул в гортань стакан едкого самогона, заедая его малосольным огурцом в последний раз.

Этой ночью кромешной поднявшийся ветер над домом убогим тоску навевал, где от дум невесёлых у матери Славкиной защемило сердечко, в ожидании беды. Материнское сердце, его не обманешь, чрез него боль сочится родного дитя, и в бороздки морщин на лице изнемогшем закапали слёзы из приспущенных век.

Часть 5. Георгий Гончаров

Гончаровы, похоронив единственного сына Славку, забили в его доме крест-накрест окна, закрыли двери на замок, боясь, что соседские дети в нём разведут пожар. И покатился их быт по обычному руслу — «дом — работа, работа — дом», ведь горюй не горюй, а жить дальше как-то надо. Дом их сына выглядел намного добротнее, чем у них, но разговора, чтоб со временем туда перебраться у Георгия с женой не было, несмотря на то, что от Славкиного дома до фермы, где работала Раиса, расстояние наполовину короче. Они попросту решили продать этот дом, как представится случай, чтоб вернуть потраченные деньги.

В этот год осень выдалась дождливая, светало поздно, темнело рано. Жена Георгия, надев резиновые сапоги, поспешила по слякоти на вечернюю дойку коров. Путь до фермы пролегал через мост по дороге мимо Славкиного двора, огороженного осиновыми жердями, стоявшего на окраине деревни, где смешанный лес упирается в его заросший травою огород. С работы домой, как обычно, возвращалась затемно. Проходя мимо Славкиного дома, Раисе почудился льющийся звук пастушьей дудочки, тоскливая мелодия притянула её взгляд к окну, в котором она явно увидела свет. Раиса хотела уже подойти поближе, чтоб заглянуть в щель забитого окна внутрь дома, как вдруг увидела фантом молодой женщины, которая будто искала что-то в траве, пытаясь пройти к Славкиному дому, но всё время натыкалась на осиновые жерди. Перекрестившись со страху, Раиса кинулась прочь от дома. К её рассказу об увиденном привидении Георгий отнёсся скептически, и Раиса, оставив своё мнение при себе, лишь попросила мужа, чтоб он в следующий раз провожал её на работу и встречал в тёмное время суток. Георгий против ничего не имел, так как знал, что жена из-за смерти сына и без вести пропавшей невестки пережила сильный стресс.

Прошло какое-то время, и Раиса почти стёрла из своей памяти случай с привидением, ей уже самой стало казаться, что такое увидеть в жизни нереально. Но накануне годовщины Славкиной смерти она явно услышала сквозь сон знакомое звучание дудочки, тоскливая мелодия вселила в её сердце тревогу, сон как рукой сняло. Чувствуя, что от бессонницы ей уже не избавиться, встала тихонько с постели, чтоб не разбудить мужа, и заварила себе чай. Вдруг увидела за печью нечто мохнатое маленького роста с лысой головой, которое, сверкнув на неё огромными глазищами, скрылось в отверстие для кота в подпол. От испуга кружка с чаем из её рук грохнулась на пол. Проснувшийся от шума Георгий затопал босыми ногами к ней на кухню. Там, без каких либо эмоций выслушав жену, ушёл в комнату и, раздёрнув шторки у окна, закурил сигарету. Выпуская дым в открытую форточку, он задумчиво вглядывался в сумрак ночи. Раиса обиженно смотрела в спину мужа, на этот раз по выражению его лица, ей показалось, что он думает о ней как о больной. Неожиданно Георгий чертыхнулся и, закашливаясь до посинения от табачного дыма, показал ей рукой в сторону озера. Подойдя к нему, Раиса увидела свет в Славкином доме.

— Ну вот, что я тебе говорила, а ты мне не верил, — лезла в занозу к мужу Раиса.

— Так ты о привидении говорила, а тут, похоже, совсем другое дело, может малолетки от нечего делать развлекаются, схожу-ка я сейчас туда да гляну, кабы дом не спалили нам.

— Не ходи, я одна дома боюсь оставаться, вот проводишь меня на работу, заодно и Славкин дом проведаешь, нечего в три часа ночи бродить. Говорят, в это время вся «нечисть из пекла выходит», беду наслать могут, — заворчала Раиса, но он её даже слушать не хотел.

— Разве потом узнаешь, кто из этих шалопаев в чужие дворы лазит, утром все по домам своим разойдутся, а тебя за это время никто не съест, и не морочь мне больше голову своими фантазиями, — нашарив в ящике стола фонарик с ключами, он вышел на улицу.

Под его ногами чавкала вязкая грязь, отчего собаки в соседних дворах захлёбывались в беспрерывном лае. Георгию хватило пятнадцати минут, чтоб добраться до Славкиного дома, в котором горел тусклый свет. Заглянув в окно, он увидел на столе распитую бутылку водки, полбуханки ржаного хлеба и стаканы, до половины наполненные спиртным. — Вот я вам сейчас повеселюсь, ироды проклятые, — чертыхнулся Георгий и, взойдя на крылечко, толкнул внутрь дверь, но она оказалась запертой. Торопясь застать незваных гостей врасплох, он, вставив ключ в скважину внутреннего замка, в два поворота открыл избу и оцепенел, увидев за столом призрачное явление — фантом пьяного Славки, а вместе с ним по другую сторону стола — незнакомца, который выводил тоскливую мелодию на пастушьей дудочке.

От ощущения холода, а может и страха, Георгия замолотило, что зуб на зуб не попадает. Он стоял словно пригвождённый жгучим взглядом незнакомца, который совершенно не выглядел фантомом. В это время тот прекратил дуть в свою дудочку, и, будто читая мысли Георгия, показал на фантом согбенного от адовых мук вечно пьяного Славку, говоря, что его сын не нашёл упокоения души в мире ином, так как при жизни не было истинного покаяния за грехи свои: загубленную им жену и беспробудное пьянство.

Неожиданно незнакомец бросил на стол игральные карты, приглашая Георгия сыграть с ним на посошок. Георгий никогда в жизни не садился за карты, а тут, словно в дрёме какой-то, не ведая сам что творит, подчинился незнакомцу и проиграл. Тот, улыбнувшись лукаво, положил перед носом Георгия туза пик в перевёрнутом виде и, ткнув в карту чёрным ногтем указательного пальца, сказал: «Вот и конец твоего пути, которого не обойти и не объехать». Георгий с ужасом воззрился на незнакомца, который тут же с фантомом Славки, ушел сквозь стену дома. В этот миг с Георгия спала пелена иллюзий, не сулившая ничего доброго. И хотя он подумал, что странному наваждению едва ли можно верить, всё же для большей убедительности осмотрелся вокруг себя. Не увидев никаких следов пребывания ночных гостей, покачал головой: «Это ж надо такому пригрезиться», — только в сердце закралась печаль, и он впервые за свою жизнь, поверив в Бога, набожно перекрестился.

Часть 6. Георгий Гончаров

Георгий запер на замок Славкин дом и, бормоча себе под нос про жизнь неспокойную, только направился к мосту, как вдруг увидел призрак молодой женщины, идущей в его сторону по некошеной траве. От страха он присел на корточки возле изгороди Славкиного огорода и, затаив дыхание, стал наблюдать за ней. Привидение женщины, касаясь травы руками, пристально вглядывалось в густую поросль костра, будто искало потерянное, из-за которого не могла найти покоя на том свете. Когда оно сравнялось с Георгием, его чуть кондрашка не хватил — призрак, как две капели воды, походил на их сноху Людмилу. Её невидящий взгляд скользнул по нему, и он непроизвольно втянул голову в плечи, она же проследовала мимо к пруду, где растворилась в сизом тумане. Вытирая холодный пот с лица, ему подумалось: «Ни хрена себе ночка выдалась, видно не зря по деревне гуляют смутные слухи о всякой чертовщине…».

Конец ознакомительного фрагмента.