Праздничный коридор. Книга 3

Валентина Михайловна Ильянкова, 2018

Все когда-то начинается и заканчивается. Ушла перестройка. Выпавшие из нее асоциальные личности спрятались в свои норы и затихли. Так устроена наша жизнь, все меняется. Все… но не настоящая любовь. Любить можно Родину, родителей, детей, личную машину… Но мы про любовь мужчины и женщины. Особенно если это любовь-дружба, основанная на понимании, заботе, уважении. Такую любовь закладывала в нас природа при рождении. Не всем она дана, но возможна… Именно это чувство мы пытались описать в романе.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Праздничный коридор. Книга 3 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

***

Глава 2

Тяжелый сон утром прервался головной болью. Зося приняла холодный душ, выпила кофе, зашла в комнату дочери. Олюшка спала, разметав по подушке волосы.

Зося тихонько прикрыла дверь и направилась в гостиную, где на столике лежал так долго разыскиваемый ею розовый компьютер.

Чувство вины перед Оксаной за ночь не только не притупилось, но стало тяжелее и болезненнее.

В цивилизованном, в какой-то степени, благополучном обществе, жила женщина, с ранних лет обреченная на рабство. Сначала рабовладельцем была собственная мать, а затем — муж.

«Несколько лет Оксана большую часть суток находилась рядом со мной, — терзала себя Зося, — а я оказалась слепой и глухой эгоисткой. Она ведь пыталась мне все рассказать, просила выслушать ее, поговорить, но я, беспечная и счастливая, ничего не замечала. Потому что думала только о себе и своем счастье. И вот результат — Оксана погибла. Мне срочно нужно дочитать до конца ее письмо, она ведь просила меня оказать ей какую-то помощь. Может, вопрос до сих пор актуален? Но сначала я позвоню Левону, он тоже нуждается в помощи».

Зося набрала телефон Левона и, ссылаясь на легкое недомогание, попросила его пока не приезжать к ней. Левон понял, что ему предложен краткосрочный отпуск и немедленно решил, как его использовать наилучшим образом:

— Тогда, может, я съезжу в Крым? Не могу разыскать Оксану. Она не подходит к домашнему телефону, а её мобильник давно заблокирован.

— Левон, поверь мне на слово, не надо тебе ехать в Крым — ответила Зося, — ты отдыхай и набирайся сил. Ты недавно пережил сильнейший стресс, и твой организм нуждается в отдыхе. Ухаживать за умирающими людьми — занятие не из легких. Особенно, когда на твоих глазах уходит от тебя твоя мама. Отдыхай, я немного приду в себя, и мы с тобой обо всем поговорим.

— Вы что-то знаете про Оксану? Она нашла себе другого мужчину и боится мне об этом прямо сказать?

— Ты почти угадал, Левон, — Зося считала, что эта боль для Левона может стать амортизатором для более сильного удара, который подготовила ему судьба, — не ищи Оксану. Она навсегда с тобой рассталась.

— Могла мне сама об этом сказать, — в голосе Левона звучало негодование кавказского мужчины, от которого ушла его женщина, — никогда не прощу!

— Мы с тобой об этом поговорим, а пока привыкни к мысли, что Оксана ушла из твоей жизни.

— Что тут привыкать — лишь бы она была счастлива, а я как-нибудь переживу эту потерю.

Зося попросила повара принести ей еще кофе, открыла компьютер и нашла прерванный вчера текст письма Оксаны. «Вскоре я привыкла, если можно это назвать привычкой, к извращениям своего мужа и постаралась воспринимать все это, как часть своей домашней работы. Отвратительной, грязной работы, скажем, по уборке неопрятного туалета. Свои глаза с лопнувшими капиллярами, я научилась прикрывать очками с затемненными стеклами, а свою тоску и отвращение оставлять дома, в супружеской спальне.

Внешне у меня была вполне благополучная семья — квартира, машина, солидный муж. Не было счастья, и не было детей. Да и откуда им взяться? Савелий пару раз заводил речь о детях, но свои сексуальные предпочтения не изменил.

Я гораздо чаще пыталась с ним поговорить о полноценной семье. Сначала он отмалчивался, а потом сказал, что ребенка можно взять из детского дома — было бы желание иметь детей и все осуществимо.

Мне его фраза запала в закрома памяти и иногда настойчиво выплывала оттуда, но уже с комментариями — правильно, возьми ребенка из детского дома, а твой, родной сын, пусть продолжает жить в детском доме, один среди чужих людей.

Эта мысль, словно назойливый дятел, все чаще долбила мое сознание, и, в конце концов, сформировала в моей голове четкое решение — если мы с Савелием решим все-таки взять на воспитание ребенка из детского дома, то это будет мой сын, мой Павлик. Я разыщу его. Обязательно. И неважно, что он болен.

Иностранцы сознательно забирают из наших детских домов только больных детей. И это правильно — если помогать, то в первую очередь тем, кто остро нуждается в твоей помощи.

А, что, если и Павлика уже забрали из детского дома и увезли куда-нибудь в Америку?

Я понимала, что это уловка моей измученной головы — живи спокойно, твоему сыну хорошо в богатой стране и, возможно, его лечат профессионалы, знатоки детских болезней. Нет, успокаиваться мне было пока рановато! Не ожидая согласия Савелия на усыновление ребенка, я предварительно решила узнать о судьбе Павлика.

Но в роддоме, где я родила Павлика, меня ожидал откровенно прохладный прием. Не сработали подарки и денежные конверты — медработники обсуждать со мной перемещение Павлика из роддома в другое детское учреждение дружно отказались.

Вернулась я домой не в самом лучшем настроении, что сразу заметил мой бдительный муж. Отпускал он меня в эту поездку в полной уверенности, что я еду в Крым улаживать свои отношения с семьей. Но с кем я могла улаживать несуществующие отношения? С матерью и братом я давно не общалась и, надо честно признать, по обоюдному согласию и к взаимному удовольствию, а тетка от меня отказалась по собственной инициативе. Савелий зорко смотрел мне в глаза и просил рассказать в подробностях детали моей поездки в Крым.

— Какие подробности, Сава? — я стойко выдержала его взгляд, — меня дома не приняли, даже дверь не открыли. Видимо, обиделись за то, что я их не пригласила на нашу свадьбу. Ведь до замужества я жила у дяди с тетей, а они частенько названивают в Крым тете Наташе. Поэтому, сам понимаешь, тайна с моим замужеством не удалась.

Савелий, кажется, мне в тот раз поверил. Но сама я впредь решила быть предельно осторожной. Проклятое стекло с отпечатками моих пальцев накрепко привязало меня к Савелию. Я твердо знала, что даже за ничтожное неповиновение Савелий, не задумываясь, отправит меня на долгие годы в тюрьму.

Но пока судьба меня оберегала — у моего мужа не было поводов проявлять недовольство моим поведением. Я уверена, что в то время меня берегло не мое благоразумие, а силы небесные. Потому что безупречной я не была. Я потеряла свое благоразумие, когда вновь встретила Левона. Свел нас случай. Однажды я зашла с очередным отчетом в здание заводоуправления и в коридоре столкнулась с Левоном. Мы оба резко остановились в метре друг от друга.

Как потом мне сказал Левон, он влюбился в меня с первого взгляда. Заметь, Зося, влюбился… Он меня не вспомнил, а встретил в коридоре и сразу влюбился. Видимо, по умолчанию я была его женщиной. Второй раз он выбрал именно меня.

Левон внешне почти не изменился. Только исчезла из глаз искра задиристости и высокомерия. В его немногословии появились нотки уверенности и правоты собственных позиций. Когда я узнала, что он много лет работает личным водителем и телохранителем твоего отца, я поняла, откуда появилась новая манера поведения, да и жизненные принципы тоже.

Николая Васильевича Чарышева на химкомбинате и любили, и уважали. Он никогда не пустословил, не принижал достоинство другого, пусть даже подчиненного себе по службе человека. Ровным, спокойным голосом он отдавал приказания, и их беспрекословно исполняли. Именно Николай Васильевич, а не директор химкомбината, мог за появление на рабочем месте в нетрезвом состоянии поставить нарушителя перед всем трудовым коллективом и коротко сказать:

— Вы с завтрашнего дня на химкомбинате не работаете.

И все знали, что помилования уже не будет, к алкоголику предварительно был применен весь комплекс мер по его перевоспитанию, но он так ничего и не понял.

Как я сама предположила, в свое время Николай Васильевич этот самый комплекс мер применял и к своему личному водителю — Левон раньше не слыл трезвенником, а сейчас к алкогольным напиткам был совершенно равнодушен. С Николаем Васильевичем у них сложились дружеские, уважительные отношения. Из этих корней проросла трезвая жизнь Левона, и его уверенность в собственной значимости в этой жизни.

Мне такой Левон нравился больше Левона-футболиста, дебошира и скандалиста. Если быть перед собой абсолютно честной, то Левона я никогда не забывала, любила его и одновременно ненавидела все годы с первой нашей встречи. Не знаю, чего было больше — любви или ненависти. Видимо, любви. Потому что по первому его зову я снова пошла за ним, забыв угрозы Савелия и закопченное стекло с печной трубы. Правда, я стала очень осторожной, хитрой, коварной и безумно храброй.

Если Левон был свободен в обеденный перерыв, мы с ним сломя голову неслись в его комнату в общежитии для малосемейных, и бросались друг на друга, как будто это была наша первая и последняя встреча.

Левон знал, что я замужем. Это, то немногое, что я позволила ему знать обо мне. Нашу первую встречу, он так и не вспомнил, поэтому о Павлике я ему ничего не сказала. Да и что я могла ему сказать? Что я испугалась ответственности и оставила больного ребенка в больнице? Это сообщение, наверняка, стало бы концом наших отношений. Нет, я не могла потерять Левона во второй раз.

Я решила найти Павлика, а уж потом решить — говорить о нем правду Левону или нет.

Левон просил меня уйти от мужа и выйти за него замуж, я соглашалась, но с отсрочкой исполнения. У меня на этот случай имелся убедительный довод — муж может не выдержать мой уход, у него больное сердце. Он лечится, и когда врачи подтвердят его полное восстановление, я смогу уйти от него.

Болезнь Савелия легко поддавалась объяснению — поздний ребенок, очень был привязан к своим родителям, а они задохнулись оба, в один день, в неправильно натопленной бане. Да еще с собой прихватили на тот свет любимую тетушку Савелия. Вот, сердце и не выдержало. Но врачи уверены, что его организм справится с болезнью.

Левон поверил мне и перестал настаивать на моем разводе. Во всяком случае, до полного выздоровления моего мужа.

На самом деле, я тянула время по другой причине. Изучив уголовный кодекс нашей республики, я поняла, что существует такое понятие, как срок давности совершенного преступления, по истечении которого преступника нельзя привлечь к уголовной ответственности. Со дня смерти родителей Савелия я начала обратный отсчет конца моего замужества.

В одну из наших встреч Левон рассказал мне, что Николай Васильевич нашел свою взрослую дочь, о существовании которой даже не подозревал. Левон по-своему сострадал своему шефу-другу и очень хотел, чтобы ты, Зося, признала в Николае Васильевиче своего отца. Он даже порывался поговорить с тобой, рассказать какой замечательный человек твой отец, но я сумела его остановить — они должны все решить без посторонней помощи и давления со стороны. Тогда же я спросила у него, а что бы чувствовал он сам, если бы подобное случилось с ним. И он ответил — счастье, и только счастье.

Его ответ укрепил мое решение найти Павлика. Нынешний Левон умел отвечать за свои поступки, он вполне мог стать для меня надежной опорой и защитой.

Вскоре Левон познакомил меня с тобой, а через некоторое время я заметила твою беременность. Признаюсь честно — я завидовала тебе. Уважая, восхищаясь тобой, но завидовала.

Больше я не могла откладывать поиски своего сына и сказала Савелию, что я приняла твердое решение об усыновлении ребенка. Аргументы я привела Савелию вполне убедительные — ребенок только укрепит нашу семью, а, чтобы с ним было меньше хлопот, то я постараюсь подыскать мальчика в приемлемом для нас возрасте. Скажем, от семи до десяти лет. Я сознательно расширила возрастной диапазон, чтобы в него легко вписался мой сын.

Савелий выслушал мое предложение об усыновлении ребенка и равнодушно согласился. При этом не забыл напомнить мне, что это его подарок за мое послушание и больше ничего. Я поняла, что всю ответственность за это решение он возлагает на меня — этого ребенка хочешь ты, Оксана, поэтому бери, и воспитывай его сама. Савелий отказывался от своего участия в жизни усыновленного мальчика, как морального, так и материального.

Но у меня больше не было сомнений. Я принялась за поиски Павлика. Теперь вполне легально, не скрываясь от Савелия, я ездила по приютам и сиротским домам, видела нищету, грязь и очень часто — хамское отношение к детям. Входя в очередной, переполненный детьми дом, я в первую очередь слышала бешеный стук моего сердца и тупые удары молотка по вискам — здесь-то уж точно я найду Павлика.

Но сына я сама так и не нашла. В порыве отчаяния я сообразила позвонить тете Наташе и попросить о помощи. Тетя Наташа, живя в Крыму, с удовольствием посещала все доступные медицинские семинары, занятия, курсы повышения квалификации и имела знакомых коллег почти во всех клиниках и больницах не только Крыма, но всей Украины. Сначала тетя хотела, как можно быстрее закончить наш разговор, но когда речь зашла о Павлике, она оживилась и сказала, что обязательно поможет мне.

Тогда и выяснилось, что тетя Наташа сразу же после моего признания разыскала Павлика и больше никогда не теряла его из виду, навещала и помогала, чем могла. А сейчас решила забрать его в свой дом и уже собирала документы на опекунство. Я немедленно выехала к ней, и мы вместе поехали к Павлику. Среди множества детских лиц я с первого разу узнала родное лицо своего сына. С помощью тети документы на усыновление вскоре были готовы.

Савелий выполнил свое обещание и безоговорочно подписал все подготовленные бумаги на усыновление Павлика.

Когда Павлик появился в нашем доме, Савелий сразу же заметил наше внешнее сходство. Моим доводам в пользу случайных совпадений он не поверил и занялся собственным расследованием. Он не поехал в детский дом, где жил Павлик и не стал разыскивать роддом, где он родился. Самым лучшим и надежным местом информации он назначил мою крымскую семью. Правда, там нужны были особые подходы, о которых Савелий ничего не знал, потому, что не был знаком с моими ближайшими родственниками.

Сначала нужно было узнать нравы и обычаи семьи Сулимовых, которые жили в Крыму, поэтому Савелий организовал банную встречу с моим дядей. Тот в порыве откровенности, обостренной винными и банными парами, выложил всю правду-матку о моей татарской родословной и братце-алкоголике.

Оставалось немногое — встретиться с Сережей-Сервером и материально его заинтересовать. Савелий так и поступил — он отлучился из дома на три дня и за это время собрал все сведения о Павлике. Пара бутылок водки развязала язык моего сводного татарского братца, и он пересказал Савелию подслушанную им когда-то мою исповедь тете Наташе.

Домой Савелий вернулся, зажав в кулаке новое оружие против меня. Но свое открытие до поры до времени он пока держал при себе. Мне свое отсутствие Савелий объяснил обычной командировкой.

Правду о его вояже я узнала от тети Наташи. От нее же — о предательстве родного дяди.

С тех самых пор я прекратила общение с дядей и его семьей, и до сих пор считаю, что поступила правильно — родственные встречи предполагают некую откровенность о личной жизни, а доверять ее, я имею в виду личную жизнь, можно не всем.

Савелий же тайну рождения Павлика использовал по-своему, по-киреевски хитро и коварно. С моим ребенком у него началась дружба против меня. Он внушил ребенку, что у него есть некая любящая и заботливая мама, которая его давно потеряла на вокзале, а сейчас не может найти. И обещал Павлику приложить все силы, чтобы разыскать его постоянно рыдающую от горя маму.

Павлик, который еще в детском доме стал называть меня мамой, резко изменил свое отношение ко мне, сказал, что я ему вовсе не мама и начал придумывать для меня оскорбительные клички типа «швабра» или «шлюха». Ты, Зося, знаешь, сколько сил я вложила в мифическую надежду на исправление нрава своего ребенка. Все мои усилия были безрезультатны — Павлику была необходима специализированная медицинская помощь.

Левон мне помогал в моих бесконечных поисках сбежавшего мальчика, в разборках с детской комнатой милиции и поездках по детским клиникам для консультаций о методах лечения мальчика.

Не знаю, как он объяснял Николаю Васильевичу свои отлучки с работы, но по первой моей просьбе он немедленно приезжал ко мне на помощь. Я понимала, что Левон искренне хотел помочь только мне — Павлика он, скорее всего, ненавидел. Однако, отказаться от его помощи я не могла. Отказавшись от участия Левона в судьбе сына, я рисковала остаться в полном одиночестве.

Савелий, наблюдал за «шалостями» мальчика со стороны, весело улыбался и подсказывал ему новые «увлекательные» приключения на очередном чердаке или дизель-поезде.

И мы с Левоном в очередной раз обшаривали чердаки и дизельные поезда. Левон искренне недоумевал, почему достаточно взрослый ребенок ведет себя, как последняя сволочь по отношению к человеку, который хочет вытащить его из грязи.

Он так и говорил:

— Ты не обижайся, Оксанка, но этот твой Павлик самое настоящее чудовище. Отвези ты его назад в детский дом, и не морочь свою голову. Я почему-то уверен, что из этого пацана достойного человека вырастить не получится. А свое собственное здоровье ты угробишь.

Но мой выбор уже был сделан — за Павлика я готова была отдать не только свое здоровье, но и оставшуюся жизнь.

Мать всегда найдет оправдание своему ребенку. Так и я, весь негатив в характере сына относила только на состояние его здоровья.

Несколько лет я не замечала пагубное влияние Савелия на психику сына. Савелий за это время внедрился в душу ребенка, и стал наставником и двигателем всех отвратительных поступков Павлика.

Павлик наивно полагал, что все, что сделано с папиного позволения, правильно и обсуждению, тем более осуждению, не подлежит. Я за это время окончательно превратилась в его сознании в отрицательный, занудливый и ненавистный персонаж, который постоянно сует свой нос в его жизнь и мешает нормальному существованию с вином, клеем, бродяжничеством.

Я все это поняла слишком поздно, время было упущено, и у меня оставалась единственная надежда только на приличную клинику.

И все-таки, единственный момент счастья за все эти годы у меня связан именно с Павликом. Представляешь, Зося, Павлик нашел стекло, которое так бережно хранил Савелий.

Оказывается, все время после гибели родителей Савелия стекло, завернутое в несколько слоев газеты, мирно стояло в моей собственной спальне, которую я страстно ненавидела и поэтому не утруждала себя тщательной уборкой в постылой комнате.

А стекло стояло за плательным шкафом, откуда его любопытный Павлик и достал.

Собственными слезами я смыла всю сажу со стекла и страх из своей головы. Стекло было немедленно уничтожено, а осколки вынесены в мусорный ящик. Павлик о своей находке сразу забыл, и Савелий пока ничего не знал.

Я решила воспользоваться ситуацией и навсегда избавиться от Савелия.

Помнишь, я тебе рассказывала, как разлучница Инга увела у меня мужа? На самом деле все было с точностью наоборот. Я с тобой лукавила, выставляя себя невинной, обиженной овечкой. Надеюсь, ты не рассердишься на меня за эту маленькую ложь — я боялась утратить твое общение. Ты от рождения человек чести и совести, поэтому мой рассказ о собственных кознях и коварстве, никак не вписывался в твое понятие человеческого достоинства.

На самом деле, это я сама свела этих равноценных по внутреннему содержанию людей, и устроила их счастье самым наилучшим образом. Инга мечтала о влиятельном человеке, свободном от собственной совести и с повадками настоящего бандита, а Савелий — о доступной, не брезгливой женщине, помощнице и соратнице во всех его замыслах.

Они с моей помощью нашли друг друга. И застала я их за традиционным сексом Савелия — обнаженный Савелий, стоящая перед ним на коленях Инга, с вытаращенными от удушья глазами. Я надела на себя маску оскорбленной в лучших чувствах жены, вот тогда-то, чтобы утешить меня Инга предложила секс «втроем». Я окончательно «оскорбилась» и пошла «рыдать» в соседнюю комнату.

Там, наедине сама с собой, я веселилась до истерики. У меня появился повод для развода с Савелием. Павлик в это время уже жил в интернате, домой я привозила его редко.

Это обстоятельство окончательно развязало мои руки, и я подала на развод. Савелий кинулся за своим стеклом и тут же обнаружил его пропажу. Он был в ярости — у него появилась любовница, но от жены он отказываться не собирался.

Он снова начал мне угрожать и заявил, что давно знает тайну рождения Павлика и воспользуется ее, чтобы указать мне мое место, которое может определять только он сам. Я сначала не придала этой новости никакого значения, а потом поняла, что через Павлика Савелий и дальше собирается держать меня в рабстве. Но я развелась с Савелием. Развод давал мне право искать защиту в милицию, если Савелий снова попытается меня насиловать. А Павлика нужно лечить и близко не подпускать к Савелию. Денег на лечение у меня не было, все сбережения забрало государство, а снова собрать необходимую сумму из собственной зарплаты — мероприятие практически неисполнимое.

Левон предложил собственные накопления и заем в банке или у твоей семьи. Но в это время у меня появился другой вариант безвозвратного заимствования денег.

Помнишь, целый год дикой инфляции и твои расчеты доходности рублевых депозитов? Сразу же после нашей встречи в кафе у Ивана появилась идея получения первоначальных денег, с которыми через несколько месяцев можно было бы заработать капитал на всю оставшуюся жизнь себе и своим наследникам в нескольких поколениях.

— Послушай, Оксана, — убеждал он меня, — если государство не постеснялось отобрать у нас все собранные за долгие годы рубли и копейки, так почему бы нам не воспользоваться ситуацией с доступностью банковских счетов? Посмотри на наше руководство — воруют и никого не стесняются. А Инга? Она уже на собственный дворец замахнулась. А ты на лечение своего ребенка не имеешь денежные средства. И все потому, что живешь только за то, что платит тебе акционерное общество. И даже не общество, а воришки Авдей и Тимох. Ты зарабатываешь гораздо больше, но пользуются доходом от твоей работы не акционеры и государство, а отдельные личности, я тебе их список озвучил. Мне нужна будет твоя помощь — подумай и соглашайся. Все деньги честно делим на троих.

— А кто третий? — полюбопытствовала я.

— Тимох. Анатолий Егорович знает, что в нашей операции будет принимать участие третий человек, но имя этого человека ему неизвестно. Так лучше для всех, и он с этим согласен. Детали операции мы с ним уже обговорили. Он куратор моего отдела, поэтому сам подпишет все исходящие документы. Кроме того, он подготовит несколько фирм, через счета которых можно прогнать деньги и немедленно их обналичить. А твоя задача — выполнить проводки. А дальше наши пути по наращиванию личного капитала разойдутся — каждый должен самостоятельно решить, где и с какими банками ему работать. Я твердо уверен в успехе. Никто и никогда не найдет деньги и, тем более, людей, которые их похитили. Я уже несколько месяцев проделываю одну операцию с деньгами предприятий и все тихо.

— Расскажи мне, может, я тоже поверю в успех нашей аферы.

— Все оказалось до смешного легко и просто. Несколько финансово успешных предприятий заключили с нашим банком депозитные договоры на размещение их денежных средств. Расчетные счета этих предприятий обслуживаются в других банках нашего города. Вот эту ситуацию мы с Тимохом и использовали. В банках, где обслуживаются расчетные счета наших депозитных вкладчиков, мы открыли несколько текущих счетов на подставных физических лиц. Ежемесячно, или после окончания срока действия договора, мы перечисляем доход от депозитов на расчетные счета вкладчиков. И вот она, фишка — мы деньги перечисляли двумя платежными документами. По одному платежному документу деньги направлялись на расчетный счет вкладчика, по второму — на текущий счет физического лица.

— Ты не бредишь? Ступина все подписала?

— Ты правильно подметила: здесь главная состовляющая успеха — подписать документ у главбуха. Время для подписи своих фальсификатов мы использовали только послеобеденное, а еще лучше самый конец рабочего дня, когда бухгалтерия уже практически ослепла от цифр. Расчет оказался верным — Ступина все подписывала. Ей и в голову не приходило изучить или хотя бы бегло прочитать в общей пачке все платежные документы. А там были безликие, без реквизитов получателя или просто лишние экземпляры. Даже, если бы она и обнаружила лишние экземпляры, то на этом этапе все можно было объяснить некачественным канцелярским исполнением платежных документов и попросить тайм-аут для исправления ошибок. А так, как ответственным и канцелярским исполнителем одновременно был я сам, то и спрос с меня. Пошел и переделал.

— Ни одного сбоя? Все успешно проходило и деньги зачислялись на подставных лиц? — я отказывалась верить Ивану.

— Представь себе — да! Все документы безоговорочно подписывались. Ступина, хоть и педантичный бухгалтер, но всегда по голову завалена текущими документами, требующими ее визы. Анцев на штатах бухгалтерии не экономил — держал еще несколько заместителей главного, а Авдей эти должности сократил. Мол, фонда не хватает. Получилось, что нам с Тимохом на радость. Получив подпись главбуха, я впечатывал реквизиты физических лиц и деньги уходили.

— А предприятия, которые вложили деньги в депозит? Неужели они не считали свои деньги? — все равно я сомневалась в успешности названных Иваном операций.

— Представляешь, ни одного разу не удосужились пересчитать начисленный им доход. Хотя я понимаю, что нюансы банковских расчетов не всем доступны, но все-таки удивляет и восхищает безразличие контрактных служащих к своим обязанностям. Частник бы все копейки пересчитал, и в лабиринты банковских расчетов без труда проник. А работающим на предприятиях за заработную плату, главное — присутствие на рабочем месте в течение положенных восьми часов. Ты все поняла? И на этот раз мы обречены на удачу. Тем более, что тебе деньги нужны на благие дела — лечение Павлика. И что только ты нашла в этом Павлике? Ну, да ладно, твое дело. Так ты согласна?

— А что я должна делать? По-моему, я в вашей схеме лишний человек. Получается, что вы с Тимохом прекрасно справляетесь и без меня.

— Это были мелочи. А сейчас речь идет об очень крупной сумме. Ты прекрасно вписываешься в нашу схему. Мы планируем выполнить все проводки, и угнать деньги с корсчета банка в вечернюю смену дежурства Виталика. Человек он зависимый, его легко ввести в наркотическое опьянение, и выполнить проводки вместо него. Всего-то — нужен его личный код доступа к корсчету банка. Лучше тебя с этим никто не справится. Ты давно для него обожаемый человек, он тебе все коды выложит и свой компьютер предоставит. Решайся, и ты станешь богата и независима от обстоятельств жизни. Твой драгоценный Павлик будет обеспечен первоклассным лечением и, будем надеяться, станет вменяемым человеком. А если у нас что-то не сложится, то я один за все буду отвечать. Я начальник отдела, а ты всего лишь рядовой исполнитель. Я тебе гарантирую полную защиту со своей стороны. Ты исполняешь проводки по реквизитам, которые я тебе укажу и все, твоя работа закончена. Дальше, что бы ни случилось, тебя это уже не касается. Мое слово, и оно подтверждено словом Тимоха. Со всеми форс-мажорами мы разберемся с ним без твоего участия. Ты получишь свои деньги, и с той минуты выходишь из нашего тройственного союза.

Раздумывать долго было нельзя — каждый уходящий день потенциально сокращал наши доходы. Ты ведь нас предупредила, что с деньгами можно работать максимально до ноября месяца. И я согласилась.

У нас все получилось. Деньги благополучно ушли из банка и через несколько дней были обналичены. Я получила свою долю, взяла в банке несколько дней в счет своего очередного отпуска. Я поехала в Лабинск, заключать депозитные договоры и размещать свои деньги.

Я была уверена, что никому и голову не придет свести в единую таблицу сумму всех депозитов, открытых на имя рядовой, плохо оплачиваемой, банковской служащей. Я твердо уверовала в безнаказанность совершенного преступления и действовала смело и решительно.

А в банке тем временем обнаружили кражу денег с корсчета, и господин Корнеев начал служебное разбирательство.

Как я поняла позже, Авдей и не пытался разыскивать деньги. Он решил принять в этой афере самое непосредственное, личное участие. Зачем возвращать деньги на корсчет, когда, не прилагая особых усилий, на них можно солидно заработать.

Всем давно известно, что инфляция — кладезь богатства для предприимчивых людей. И если мы, рядовые банковские клерки, придумали, как заработать состояние на инфляции, то почему Авдей должен отказать себе в удовольствии принять участие в разделе дивидендов? А чтобы стать участником аферы, нужно узнать только фамилии исполнителей, а деньги, пусть работают по назначению. Иначе не будет дивидендов.

Я уверена, что Корнеев получил от Авдея жесткое распоряжение — немедленно установить состав банковских преступников и доложить лично ему и никому больше. Официальное заключение службы безопасности утверждает, что кража денег — результат деятельности сторонних хакеров. Но это заключение составлено Корнеевым под явным давлением со стороны начальника управления, Авдея.

А на самом деле Корнеев установил двоих участников кражи денежных средств с корсчета банка.

Кстати, Зося, ты знаешь, о какой сумме идет речь? Видимо не знаешь! Мы угнали с корсчета банка пять миллиардов отечественных рублей. Теперь ты представляешь конечный результат нашего преступления?

Но этот результат получили не все. Однако, не буду забегать вперед. Продолжу свою детективную повесть в порядке очередности событий.

Итак, двое из нашей группы, Тимох и Иван, попали в поле зрения нашего службиста. Умницы и, в некотором роде, психолога Корнеева. До сих пор загадка, каким образом его интуиция подвела именно к Тимоху?

Анатолий Егорович никогда не отличался глубиной знаний банковского дела, хотя администратор из него получался превосходный. Он сумел преподнести Авдею свои знания инкассации и опыт предыдущей службы в национальном банке, как неоспоримый факт своего профессионализма в банковской сфере.

Авдей с уважением относился к своему первому заместителю, и в некоторой мере опасался с его стороны конкуренции на пост первого руководителя управления. В свое время Анатолий Егорович был посвящен начальником в тайны подслушивающих устройств, установленных в банке. И он был твердо уверен, что в его кабинет прослушку никогда не установят. Поэтому они с Иваном и позволили себе подробную «разборку полетов» после обналичивания денег. Но прослушка в кабинете Тимоха стояла. Весь их разговор, с самого начала и до последнего слова, был Корнеевым записан на магнитный носитель и передан Авдею. В банке еще не знали о пропаже денег, а Авдей уже располагал полной информацией о махинациях своего заместителя и компании.

Авдей пригласил к себе Тимоха, дал прослушать запись его разговора с Иваном и запросил за молчание — двести тысяч долларов немедленно и сто миллионов тех же самых долларов к концу года, после получения дохода по всем депозитам.

Через несколько дней после этого разговора Тимох и Иван подготовили пакет с деньгами для Авдея. Большую часть своих денег они конвертировали в доллары, видимо, рассчитывая сразу же получить их назад.

Я не знаю, кто из них двоих убил Авдея, но смею предположить, что это был не Иван. По своему характеру Иван никогда лидером не был. Он ведомый. Инициатива с его стороны дело редкое, не тот характер.

Ведущим в их тандеме был Тимох — смелый, наглый и безрассудный.

Так как на встрече с Авдеем заранее планировалось убийство, то идти туда должен был человек, умеющий принимать решения сразу, немедленно, исходя из сложившейся обстановки. Это первый аргумент в защиту Ивана.

А второй — Авдей не мог допустить, чтобы с деньгами и низким поклоном к нему пришел Иван. Ему нужен был Тимох, чтобы заодно уничтожить в нем своего служебного соперника.

Авдея они сумели убить, но деньги забрать не успели. Помешала любовь Беллы к нашему начальнику. За допущенную бестактность Белла села до конца своей жизни в тюрьму, а Тимох и Иван лишились украденных денег. Мое участие в этой афере осталось тайной.

В банке к власти с помощью действующего мэра города пришла Инга и сразу же уволила с работы меня и Ивана. Правда, при том, позволила мне уйти по собственному желанию. Меня она не подозревала в хищении денег, увольняла, как соперницу, бывшую жену своего любовника. Я подозреваю, что действовала она в данном случае по указанию Савелия. Он никак не мог смириться с моей свободой. Да, Бог с ними.

Мне это увольнение действительно подарило свободу и мобильность в работе с деньгами. Я уехала в Крым и мои частые наезды в Лабению, где переоформлялись мои депозитные договоры, никто не связывал с похищенными деньгами.

Инга подозревала меня в желании вернуть любовь Савелия, мои соседи по квартире считали, что приезжаю я к сыну, а Левон был твердо уверен, что главный двигатель моих частых наездов — это наша любовь.

Но Савелий, видимо, не верил, ни в одну из этих версий. Пару раз я замечала, как он, прячась за спины прохожих, выслеживал мой пеший маршрут. Я стала пользоваться услугами такси или уезжала в Лабинск из квартиры Левона.

Зося, этой квартирой ты нам обоим подарила столько счастья и свободы, не передать словами нашу тебе благодарность. Мы впервые в своих стенах почувствовали семью, нашу с Левоном семью. Мы оба были тогда безумно счастливы. Левон приносил домой все свои заработанные деньги, за них мы и жили. Я из стремительно растущей суммы депозитов не брала ни рубля, ни копейки.

Но приближался конец года, и это обстоятельство не давало мне покоя. Я не знала, как, и где сумею, и сумею ли вообще, сконвертировать национальные деньги в твердую валюту. У меня не было не только каких-то наработок, но даже предположений. Я не знала, какой банк сочтет возможным принять от частного лица огромную сумму национальных денег и поменять их на доллары.

Снова мне помог Иван. Он сказал, что есть человек, Саша Анцев, для которого конвертация любой суммы рутинная работа. Так оно и оказалось на самом деле. Саша направил меня в банк «Капитал К».

Нет, Зося, не к Александру Михайловичу, а к начальнику службы безопасности, Захаренко Валерию Викторовичу. Встретились мы с ним в Москве, в ресторане, но уже не вдвоем, а втроем. Третьего он мне представил, как своего родного брата — Захаренко Валентина Викторовича, генерального директора банка «Турбо-финанс».

Условия конвертации для меня были вполне приемлемы, я согласилась не раздумывая. Собственно, условий никаких практически не было. Просто после конвертации основную сумму своего капитала я должна была разместить в банке «Турбо-финанс».

Я окончательно уверовала в свою судьбу, которая благоволила ко мне, невзирая на сомнительную деятельность, которой я занималась. Убаюканная своим успехом, я вкладывала огромные деньги в банк, не проверив его репутацию и гарантии возврата денег при форс-мажорных обстоятельствах. Счастливая и беспечная, я соглашалась со всеми предложениями двух галантных мужчин, поверив их личным гарантиям и щедрым обещаниям высокой доходности вложенных денег.

Итак, часть денег зачислялась на депозитные счета. Надо сразу сказать, что это небольшая часть от общей суммы.

Основные деньги в равных долях я направляла на приобретение золотых слитков и собственных депозитных сертификатов банка. Золото и сертификаты я оставляла на хранение в банке «Турбо-финанс».

Только сейчас ко мне пришло разумение, что возврат этих вложений государством не гарантируется. И, по всей вероятности, самим банком они не страхуются. Все зависит от финансовой устойчивости банка и порядочности его руководства. Но тогда я об этом не вспомнила.

У меня не было даже тени сомнения в правильности принятого решения.

Я уехала из Москвы и вслед за мной в Лабинск прибыла инкассаторская машина банка «Турбо-финанс». В Москву мы привезли уже российские рубли.

Надо отдать должное братьям Захаренко — всю рутину обмена, вплоть до предварительных договоренностей, они взяли на себя. Здесь я была нулевым компаньоном. Когда все бумаги были оформлены и деньги переданы банку, я вздохнула с огромным облегчением.

Для того, чтобы обеспечить свое материальное существование я получила в банке несколько пластиковых карт и оформила услугу интернет-банкинга. Казалось бы, для меня начиналась счастливая, богатая, интересная жизнь. Но на самом деле все оказалось не так просто.

Пришло богатство, но счастье в мой дом не спешило. Сейчас я понимаю, что почти год, находясь под гипнозом азарта наращивания денежной массы, мне некогда было размышлять о моральных аспектах своей жизни. Я суетилась с украденными деньгами и страстно ожидала результат. Только я одна из нашей троицы подходила к финишу с ожидаемым доходом.

Иван и Тимох, не открыли ни одного депозитного счета и почти сразу же после кражи денег сошли с дистанции. Сначала им пришлось расстаться с деньгами, из-за которых произошло убийство Авдея. Эти деньги унаследовали какие-то престарелые деревенские родственники нашего начальника.

Остаток денег Тимох в качестве компенсации передал родственникам погибших по его вине в автомобильной катастрофе людей. Сам он сейчас отбывает срок наказания за совершенное преступление в тюрьме.

С деньгами Ивана, которые у него остались после расчетов с Авдеем, вообще произошли некие странности. Дело в том, что эти деньги дома обнаружила жена Ивана, и в свою очередь украла их. Иван напрасно доказывал ей, что деньги нельзя хранить дома, к концу года инфляция оставит от них, как говорится, рожки да ножки. Но его жена была неумолима — она до сих пор не смирилась с потерей всех своих сбережений в сбербанке СССР. Человек утратил веру в порядочность, как государства, так и банковской системы. К концу года она отдала деньги Ивану, но за них уже можно было купить разве, что буханку хлеба, причем самого дешевого.

После завершения всех операций по наращиванию собственного капитала, я даже начала подумывать о том, чтобы передать часть денег Ивану, но потом и думать об этом забыла.

Дело в том, что во мне начал прогрессировать комплекс вины. Не перед отдельной личностью или предприятием, а перед всем человечеством. У меня появилась бессонница, постоянное мрачное настроение и страх. Я боялась всего — неожиданного телефонного звонка, стука в дверь, входящего в подъезд человека в милицейской форме. С этим нужно было что-то делать. В одну из бессонных ночей я вспомнила твое восхищение личностью настоятельницы женского монастыря и приняла единственно правильное решение — исповедь.

Через исповедь я могла получить хоть какую-то подсказку способа искупления своего греха и, значит, исправления собственной жизни. Пусть даже не отпущения греха, но какой-то позитив от исповеди я рассчитывала получить.

С матушкой Евгенией мы говорили несколько часов. От нее я вышла с тихой радостью в душе — я сумею все исправить, я смогу искупить свои грехи. Я приняла твердое решение передать все деньги на благотворительные цели.

Себе я хотела немногого — заработную плату за свою, как я это называла, работу и некоторую сумму на лечение сына. Объектов благотворительности в нашей, пока небогатой, стране я видела множество. Можно помочь деньгами или оборудованием тяжело больным людям. Или купить жилье для многодетных семей. Все это целевые вложения в жизнь и здоровье людей.

Но я хотела в первую очередь вложить свои «грязные» деньги в детство. Детство одиноких детей, сирот. Только, вот придумать, как это удобнее сделать, я никак не могла.

Исходя из моей родословной, наследство я не получала, ежемесячные рабочие доходы у меня были более, чем скромны. Больше года я уже вообще не работала. Получается, что легализовать свои деньги, даже на благотворительные цели, я не могла.

Ты могла мне помочь, и негласно принять деньги на свои благотворительные счета. Но я боялась пригласить тебя на грязную территорию своей жизни.

Я приняла решение частями, скромными долями, выводить деньги со своих счетов. В Крыму я присмотрела брошенный, требующий капитального ремонта особняк и решила восстановить его и передать женскому монастырю для летнего оздоровления детей-сирот.

Правда, матушка Евгения сразу охладила мой пыл — принять в дар недвижимость для оздоровления детей монастырь мог только через благотворительный фонд Зои Николаевны Чарышевой.

Меня это не остановило. Я решила, что сначала куплю особняк, отремонтирую, подготовлю для детей игровые площадки, куплю мебель и прочие атрибуты полноценного отдыха, и только потом расскажу тебе правду о своей жизни.

Ко мне снова вернулся азарт, но уже позитивный. Я нашла владельцев особняка и без особого труда согласовала с ними все условия сделки. Я делала все сама. Даже услуги риэлторов для меня казались непозволительной роскошью. Если я буду нанимать людей, то чем же буду заниматься сама?

Когда наступило время исполнить условия уже подписанного договора и перевести на счета продавца денежные средства, у меня неожиданно возникли трудности. Банк не исполнил мое распоряжение, переданное ему по интернету. Я звонила в бухгалтерию, потом ответственным исполнителям, но ответ получала один и тот же — большая сумма должна быть подтверждена личной подписью.

Признаюсь, что это мне очень не понравилось, ведь я пользовались личными кодами доступа, полученными в банке. Генеральный директор к телефону не подходил. Секретарь сказала, что он уехал в командировку, и в ближайшие десять-пятнадцать дней в банке не появится.

У меня могла сорваться сделка, поэтому я, не теряя времени, в этот же день, ближайшим рейсом вылетела в Москву. Меня там явно не ждали и не успели подготовиться. Генеральный директор никуда не уезжал и был на своем рабочем месте. Я пообещала господину Захаренко выставить штрафные санкции за неисполнение моего распоряжения по переводу денежных средств с собственных счетов и заодно сообщить центральному банку России о нарушениях законодательства со стороны банка «Турбо-финанс».

Захаренко не ожидал, что робкий ягненок Оксана Сулимова может показать волчьи зубы, и постарался немедленно уладить конфликт. Внимательно выслушав его видение ситуации, я поняла, что господин Захаренко о банковской деятельности имеет весьма смутное представление. В его лексиконе отсутствовали привычные всем банкирам термины и определения, как, например, отрицательное сальдо по корсчету, временные трудности с денежными средствами, отвлечение средств и так далее. Мое распоряжение было исполнено через несколько дней. Банку потребовалось некоторое время, чтобы купить ресурсы и разблокировать корсчет.

Но даже после этого в моей голове не возникли сомнения по надежности банка, особенно его руководителей. Валентин Викторович клятвенно меня заверил, что подобное не повторится никогда, особенно, если я возьму себе за правило за пять дней до проведения крупной операции извещать банк о сумме проводки.

Я приступила к ремонту крымского здания. Заказывала строительные материалы и оборудование, нанимала специалистов и оплату за материалы и услуги производила по интернету. Срывов сроков оплаты или, тем более, отказов от выполнения моих распоряжений больше не было. Мой банк солидно и безукоризненно исполнял свои функции моего финансового агента.

Я работала в Крыму и одновременно решала вопросы по лечению Павлика. В Горевск я приезжала редко и только к Левону. Через два-три дня нашего счастья я снова уезжала в Крым. Левон не роптал — там у меня тяжело болела мать. Я не любила ее и даже не уважала, но обязанности дочери перед умирающей матерью я исполняла добросовестно. В нашем, вернее их с Сервером, доме всегда была самая лучшая еда, сиделка и лекарства. В доме все вычистили и вымыли. Конечно, не я выполняла эту работу. Людей для уборки многолетней грязи из дома я тоже наняла. Я не могла себя заставить ежедневно общаться с матерью и братом, но от наемных людей я жестко требовала добросовестное исполнение порученной им работы и уважительное отношение к хозяевам дома.

Сама я жила у тети Наташи. Павлика я навещала в интернате, но его отношение ко мне становилось с каждым днем все отвратительнее. Воспитатели рассказали мне, что к Павлику все чаще стал наведываться отец. Савелий забирал его на выходные из интерната, назад возвращал с лихорадочно блестящими глазами. Я начала подозревать, что он покупает для Павлика какое-то наркотическое средство. Я просила воспитателей не отпускать Павлика с отцом, но оказалось, что такого права у них нет. Они сами заметили пагубное влияние Савелия на парня, но прекратить их встречи не имели права. Тем более что Павлик истерично требовал, чтобы его немедленно отпустили из интерната, потому что к нему приехал папа.

В один из моих приездов Павлик поверг меня в глубокий шок. Я заметила, что он весьма критично рассматривает меня со всех сторон, как бы что-то оценивает. Я решила узнать, чем он озабочен. И он мне откровенно ответил:

— Ты ничего бабенка, можно использовать вместо покупной шлюхи. Зачем тратить деньги, если рядом есть своя? И ходить далеко не надо.

Я позвонила Савелию и потребовала прекратить встречи с моим сыном. На что он мне спокойно ответил:

— Разве ты забыла, что он и мой приемный сын? Тебе сложно угодить, Оксана. Я стараюсь чаще общаться с парнем, забираю его на выходные домой, обеспечиваю ему нормальный досуг и еду, а ты, как всегда недовольна. Ты лучше скажи, почему сама так мало внимания уделяешь своему ребенку? Тебе-то он родной, нагулянный от безымянного отца в юношеские годы. Ты хоть помнишь имя его отца? Скорее всего, не помнишь! Потому что забеременела в пьяном угаре, а потом бросила ребенка на воспитание государству.

— Я нашла его и забрала, — даже пыталась я как-то перед Савелием оправдаться.

— Да, ты действительно совершила благородный поступок и забрала из детского дома больного ребенка. Но на этом твое благородство закончилось. Сейчас ты его отдала в интернат и снова забыла о своей ответственности за его судьбу. Так, в чем дело, Оксана? Ты запрещаешь мне исполнять отцовский долг и общаться с брошенным ребенком? Ничего плохого в этом нет, и никто мне не запретит видеться с Павлом. При случае спроси у него — кого он хочет видеть, папу или маму? Я не сомневаюсь в его ответе — он скажет папу. Делай вывод, Оксана. Тебе нужен Павел, а Павлу нужен я. Не следует ли из этого, что мы снова должны жить все вместе. Вспомни, как нам было хорошо. Вспомнила? А теперь выслушай, Оксана, мое предложение, а может быть условие. Определяй, как тебе будет удобно, только сделай правильный вывод. Я тебе предлагаю немедленно вернуться назад в наше уютное гнездышко в качестве моей жены и матери Павла. Не советую тебе долго раздумывать над моим, очень выгодным для тебя предложением. Сама подумай, ты возвращаешься домой и обретаешь не только мою любовь, но любовь и уважение собственного сына. Без моего участия ты с Павлом никогда не найдешь общий язык. Ты почему молчишь, Оксана? Ты не подумай, что у меня это поспешно принятое решение, подстегнутое твоим звонком. Я сам хотел тебе позвонить. Мое решение обдуманное и твердое. И я его тебе делаю один раз. Второго не жди. Обещаю тебе, что мы будем жить лучше прежнего. Ответь мне что-нибудь, Оксана.

— Никогда этого не будет. Я хорошо знаю, что твое решение предварительно обдумано со всех позиций личной выгоды. Ты никогда не принимал необдуманные решения. Так, вот, мое решение тоже твердое и давно принятое — у нас с тобой ничего общего нет. Я даже видеть тебя не хочу, а уж чтобы снова жить вместе — об этом и разговора не может быть. А тебя я еще раз прошу оставить в покое моего сына, иначе мне придется обратиться с определенным заявлением в органы опеки. Я уверена, что о содержании моего заявления ты уже догадался. Поэтому, давай мы с тобой мирно обо всем договоримся.

— Нет, Оксана. Консенсуса у нас с тобой по этому вопросу не будет. Милицией ты меня не напугала. Что ты сможешь им предъявить? Ровным счетом ничего. А я о тебе уже кое-что могу рассказать. Для начала попробуй продекларировать источник денежных средств для приобретения особняка в Крыму. Докажешь наличие таких денег в собственном кошельке? Думай, Оксана, над моим предложением, и не затягивай с ответом. Мое терпение не долгосрочно.

Меня снова накрыла волна судорожного страха, от которого я избавилась совсем недавно. Меня ловили на живца. Савелий моего сына использовал в качестве наживки для меня. И вовсе не я сама его интересую, он внутренним чутьем услышал запах денег и выследил меня в Крыму. Собственно, нужды в слежке вовсе не было. Рядом со мной жил Сервер, который за умеренную плату докладывал Савелию о каждом моем шаге.

Даже богатое содержание умирающей матери могло послужить поводом для размышлений о моем материальном обеспечении.

Савелий много лет работал главным ревизором области и умел распутать самый сложный клубок экономических махинаций. Не всегда он работал на государство, очень часто итоги ревизий значительно утяжеляли его личный кошелек, но все равно ревизором он был превосходным. Возле него нельзя было расслабляться и терять осторожность. А я практически уверовала, что мои денежные махинации прошли мимо его внимания.

И вот итог. Он требует принести ему деньги, иначе… Даже предположить не могу, что будет иначе. Мне нужно было срочно что-то в своей жизни кардинально менять. Пока я думала и размышляла, прикидывая и отвергая один вариант за другим, в моей жизни случилось еще одно непредвиденное обстоятельство.

Зося, я почувствовала беременность. Это было счастье, о котором нельзя рассказать словами. Левону я ничего не сказала, потому что была уверена, что он потребует, чтобы я немедленно переехала к нему, и чтобы мы, наконец-то, оформили свои отношения. Формально я давно получила развод и была свободна.

Но это была иллюзия, настоящей свободы не было. Ставшие ненужными мне деньги висели гирями на моих руках и ногах, а судьба Павлика держала мою душу в железных тисках.

Я решила для себя, что до рождения ребенка должна, просто обязана, полностью закончить свои дела, чтобы наконец-то получить её, свободу. Теперь впереди у меня замаячило счастье — дом, ребенок, Левон. Мой ребенок жил во мне и подталкивал к неординарным решениям. Я ничего лучше не придумала, как инкогнито перечислить все свои деньги на счет твоего фонда. Рассуждала я примерно так: сначала сделаю, а потом буду искать слова и способы своего оправдания. Ко времени нашей с тобой встречи мой живот явно обозначится (на этой мысли мои губы расплывались в счастливой улыбке, а сердце сладко замирало) и твой гнев растает сам по себе. Ничего доказывать не придется, тем более оправдываться. Если ты, Зося, дочитала до этой страницы, то в твоей душе уже живет сострадание ко мне.

Я предупредила банк «Турбо-финанс» о том, что через неделю хочу расторгнуть все договоры и поменять депозитные сертификаты и золотые слитки на денежные средства. Ответ из банка я не получила, но это обстоятельство не вызвало во мне никаких неприятных ожиданий.

В Крыму у меня были еще некоторые неоконченные дела, и я целую неделю про банк даже не вспоминала. Дело в том, что я хотела для себя подготовить какое-то жилье. С внутреннего дворика особняк имел отдельный вход и небольшое помещение для служебного пользования. Если правильно перепланировать, приглянувшееся мне помещение, то там можно выделить отдельную, уютную трехкомнатную квартиру. Я решила, что ничего лучшего до рождения ребенка не придумаю, и приступила к ремонтным работам.

В первую очередь в помещении было смонтировано незамысловатое автономное отопление. Отопление наши местные умельцы собрали за несколько дней, я наняла отделочников, вместе с ними купила материалы и улетела в Москву.

Сидя в самолете, я думала о своем ребенке и Левоне. Раньше моя голова была занята только Павликом и его болезнью, я не позволяла себе отвлечься от его проблем даже на короткий промежуток времени. Сейчас я с удивлением обнаружила, что Павлик в моем сознании как-то растушевался, острые грани боли сгладились.

Возможно, унижения и страдания из-за Павлика разбавились счастьем, которое дарил мне Левон и еще не родившийся ребенок. Я заметила, что мои губы без всякого повода складываются в улыбку, а в глазах появился незнакомый мне самой блеск.

В банке меня ожидали проблемы, но и это обстоятельство не погасило во мне тихую радость, которой я была переполнена.

Оказалось, что ключи от депозитария, где хранились мои ценности, есть только у генерального директора, а он выехал за пределы Москвы и вернется не ранее, через три недели. Он хоть и генеральный директор, но, как и все, имеет право на отпуск. Я была удивлена — отпуск генерального директора и ключи от сейфа, какое все это имеет отношение ко мне? Но банковские служащие в ответ пожимали плечами, разводили руками и предпочитали хранить молчание.

Не сложно догадаться к кому я обратилась за помощью — конечно, к Ивану. Иван назначил мне встречу на улице, возле метро. Какое-то время спустя я поняла — Иван не хотел афишировать нашу встречу. Я рассказала Ивану о поведении руководства банка и попросила совет или хотя бы домашний телефон или адрес Захаренко, который служил в банке Анцева. Иван взял меня за локоть и доверительно зашептал мне в лицо:

— Брось дурить, Оксана. Зачем тебе адрес Валерия Викторовича? Не в твоих силах, что-либо изменить. Будь умничкой, и тебе из украденных миллионов снова что-нибудь перепадет. Зачем тебе полмиллиарда долларов? Ты уже получила пару миллионов, можешь еще на такую же сумму рассчитывать.

Иван отпустил мою руку и ушел. А я еще некоторое время стояла, как столб, с полуоткрытым от удивления ртом.

«Вот, значит, как, — с трудом соображала я, — Ванечка сознательно втянул меня в этот банк. И Саша Анцев тоже в курсе всего происходящего. Они знают, что в милицию я обращаться не буду, поэтому ничего не боятся. А я-то, дура! Иван изначально знал, что я самостоятельно не сумею сконвертировать деньги и попрошу у него помощь. Я металась по республике с депозитами, рисковала своей свободой, а они терпеливо выжидали, когда я сама предложу все деньги. Да, они мне жгут руки, но вам я их не отдам. Деньги должны быть на счетах благотворительного фонда, только в этом случае я, возможно, получу отпущение грехов».

Небесное благословление и отпущение грехов могли спасти мою жизнь. Я имею в виду самую настоящую, физическую жизнь. Мне одна популярная в здешних местах гадалка сразу после моего замужества нагадала большой ущерб здоровью от очень близкого мне человека.

— Но, если ты получишь отпущение грехов от неба, — успокоила она меня, — то все может измениться. Грешна ты, девочка.

Запало мне это гадание в память. В ущербе здоровью я видела смерть, поэтому и боялась Савелия. Он способен на все. Тогда же моя тетя случайно познакомила меня со своей коллегой, еврейкой. Разговаривать с ней было одно удовольствие. Она не только синагогу посещала, но Пятикнижие Моисеево знала почти наизусть. Она мне и рассказала о праздничном коридоре из небесных зеркал.

— Никакой мистики здесь нет, — уверяла она меня, — иудейское учение Тора содержит в себе все знания сотворения мира и человека. Тот, кто изучает Тору, сможет научиться не только планировать, но и формировать свое жизненное пространство, конечно, не на всю жизнь, но на год вперед, это точно.

Я тоже увлеклась изучением Ветхого Завета и Талмуда. А в этом году, в самую благоприятную совокупность лунных и солнечных ритмов, я попробовала развернуть зеркала своего праздничного коридора в высший небесный мир. И мне, по-моему, это удалось. Самое невероятное событие в моей жизни уже произошло — я жду ребенка.

Чтобы окончательно изменить свою жизнь, мне предстояло немногое — вернуть деньги тем, кто в них нуждается. Я не могла оставить деньги в руках таких же мошенников, как я сама. Поэтому я осталась еще на несколько дней в Москве.

Домашний адрес Захаренко Валерия Викторовича мне дала Вера Васильевна, секретарь Александра Михайловича. Конечно, удивилась, но через полчаса после моего звонка прислала мне сообщение на мобильный, с адресом и телефоном Захаренко.

Я уже знала, чем чреваты предварительные звонки людям, которые не хотят тебя видеть. Поэтому, не дожидаясь вечера, решила навестить родственников Захаренко прямо сейчас, и выяснить, куда уехал Валентин Викторович. И уехал ли вообще? Дверь мне открыло странное бледное существо. Длинные жидкие волосы завесили лицо, и было совершенно непонятно — мужчина это или женщина.

— Вы что-то хотели?

— Да, — как можно спокойнее ответила я, — я разыскиваю Захаренко Валентина Викторовича. Я его знакомая, приехала из Крыма. Адрес его не знаю, справка выдала вот этот.

— Это мой дядя, но он здесь не живет. Да, Вы, проходите. Ко мне в комнату.

Жестом мне показали на дверь в какую-то комнату. Я вошла и поразилась — вся комната была заставлена аппаратурой. Несколько компьютеров, колонки, магнитофоны и еще какая-то незнакомая мне техника. Стены и пол были в паутине проводов. Но больше всего меня поразили именно стены. Они были обиты блестящими, пухлыми матами. Я не знаю, какие функциональные нагрузки они несли, но, что от них веяло застенками и мраком, это точно.

Комната ассоциировалась с паучьим гнездом или палатой для буйного сумасшедшего. По моей спине пробежал хорошо знакомый мне холодок страха.

— Так, что Вы хотите? — меня внимательно изучала серые глаза за толстыми стеклами очков, — а, впрочем, не спешите отвечать. Я поставлю чайник, мы побалуемся чайком, и Вы мне зададите свои вопросы.

Человек скрылся за такой же, как и стены, пухлой дверью. Мне этот человек показался очень странным, и я решила, что мне нужно срочно выйти не только из этой комнаты, но и из квартиры тоже. Я тихонько приоткрыла дверь и услышала приглушенный голос, встретившего меня человека. Видимо, он разговаривал по телефону:

— Папа, к нам приперлась какая-то тетка и спрашивает дядю Валю. Каким образом я должен с ней поступить?

Я не стала ожидать возвращения то ли парня, то ли девушки, выскользнула из комнаты, осторожно прокралась по коридору и открыла входную дверь. Вслед мне полетел голос с визгливыми истеричными нотками:

— Вы, куда? Вернитесь, мы с Вами еще не поговорили.

Человек явно был обеспокоен, нет, даже обескуражен, моим бегством. Инструкции, полученные им по телефону относительно меня, скорее всего, предусматривали другой итог моего опрометчивого визита в темную комнату.

Я переночевала в гостинице, а утром отправилась в Госбанк. Я несказанно озадачила служащих банка, когда показала им свои договоры с банком «Турбо-финанс» на хранение собственных золотых слитков. Оказывается, в банке никогда не существовал зарегистрированный депозитарий и с золотом они не работали. Еще большее удивление вызвали депозитные сертификаты — банк не имел лицензию на профессиональную деятельность с ценными бумагами.

Чтобы начать разбирательство с банком, меня попросили изложить все, что я рассказывала на бумаге и оставить заявление. Но я отказалась писать заявление, ссылаясь на то, что, видимо, сама что-то напутала и попробую решить свои проблемы с банком самостоятельно.

На меня посмотрели, как на душевнобольного человека и сказали, что вообще-то специалисты банка «Турбо-финанс» поговаривают о скором банкротстве своего учреждения.

Но я в своем решении была уверена. В любом случае, о заявлении не могло быть и речи — у меня ведь тоже могли попросить декларацию доходов для того, чтобы подтвердить источник капитала. Я вовсе не хотела уезжать из Москвы специальным рейсом, с наручниками на руках.

Естественно я немедленно ретировалась из банка и решила еще раз навестить ставший мне ненавистным банк «Турбо-финанс».

Возле крыльца банка я сразу заметила машину генерального директора и благоразумно осталась ожидать его на улице. Вскоре он вышел из здания. Но не один, вместе с ним был его брат и Иван.

Я сообразила, что они приступили к переговорам о разделе, украденных мной денег. Среди них не было только Саши Анцева, но вполне логично, если его интересы представлял Иван.

Наблюдая за ними из укромного местечка, я приняла твердое решение упасть перед тобой, Зося, на колени и просить помощь. Тебе будет гораздо проще разобраться с этими господами, скажем, по моей генеральной доверенности.

Я передам все свое имущество твоему благотворительному фонду, а ты, не прячась по углам, и не стесняясь источника происхождения, имеешь полное право потребовать от этой шайки махинаторов деньги.

Зося, помоги мне. Не могу я оставить деньги в еще более грязных руках нежели, чем мои. Я извелась от мыслей о своей нечистоплотности и мечтаю… Впрочем, я уже повторяюсь. Ты знаешь, о чем я мечтаю — о чистой, свободной жизни. Без мук совести и страха.

Я вернулась в Горевск и поселилась в квартире Левона. Он уехал к матери, и я осталась совершенно одна. Я наняла частного нотариуса, и мы подготовили на твое имя полный карт-бланш. Вместе просмотрели легитимность документов на недвижимость в Крыму.

Кроме того, я сформировала лично для тебя отчетную папку с банковскими выписками и договорами по движению украденных денег.

Ты, конечно, удивишься, увидев эти документы — тебе они абсолютно не нужны. Но мне очень хочется, чтобы ты их разобрала и удостоверилась, что я для себя из этих денег практически ничего не взяла. Чтобы за какие-то средства жить, я назначила себе заработную плату и командировочные расходы. Кроме того, я перечислила некоторую сумму в клинику, за лечение Павлика. В дальнейшем, я надеюсь, что ты примешь меня на работу в благотворительный фонд. Я могу делать что угодно — быть смотрительницей особняка, бухгалтером, уборщицей или дворником. Кем, угодно! Ты только доверь мне какую-нибудь работу, я буду надежным и верным твоим сотрудником.

Я дописываю свой жизненный отчет, забираю от Савелия Павлика и еду в Крым. Там я и буду ожидать твой вердикт.

С Павликом у меня тоже возникли дополнительные трудности. В специнтернате его не оказалось. Савелий, почувствовал, что наша история заканчивается, поспешил забрать Павлика домой. Мне придется еще раз встретиться с бывшим ненавистным мужем. Я боюсь идти в его логово одна. Он сейчас не работает и целыми днями сидит в нашей квартире, с Павликом. Я знаю, он уверен в том, что я приду за Павликом и ждет меня. Ему тоже нужны деньги. И он надеется их получить от меня, воспользовавшись моими материнскими чувствами.

Откровенно говоря, меня уже и Павлик утомил. Не такой он больной, чтобы не понимать очевидные вещи. Простая распущенность, поощряемая Савелием и склонность к хулиганству. Да еще привитая, снова-таки Савелием, тяга к травке и прочим наркотическим веществам. В свое время Савелий для него клей покупал, он же и рассказал, как получить удовольствие и миражи, вдыхая испарения этого химиката.

Но идти за Павликом мне придется, поэтому я решила, что пойду не одна. Если бы дома был Левон, то я бы, невзирая на его вспыльчивый характер, попросила бы его пойти вместе со мной. Но, увы… Я долго думала и прикидывала, с кем могу пойти к Савелию.

Я хорошо знаю всех сотрудников детской комнаты милиции, но их я оставила на потом, их помощь мне понадобится, если Павлик категорично откажется поехать со мной в клинику. Органы опеки не подходили по этой же причине.

Я решила пригласить дальнюю родственницу Савелия, Наталью. Давно мне известно, что она неискренний, лживый человек, но выбора у меня нет. А вдвоем лучше, чем одной.

Она согласилась не сразу, что-то обдумывала, а может, советовалась с Савелием? Но сегодня мне позвонила сама и назначила время и место встречи. Не нравится мне все это, но я пойду.

С Павликом мне нужно встретиться и попробовать его уговорить на добровольное лечение в клинике.

Вот, Зося, и все. Я смогла тебе все рассказать, и сама горжусь своей смелостью. Сегодня или завтра я вместе с сыном уеду в Крым и там буду каждый день проверять свой электронный ящик. Напиши мне. Пожалуйста, напиши».

Зося отодвинула в сторону компьютер и вынула из кейса стопку бумаг. В отдельном файле лежала доверенность на совершение всех действий со всем имуществом Сулимовой Оксаны Ивановны. Оформила ее Оксана на имя представителя благотворительного фонда Зои Чарышевой.

«Умница, — похвалила Зося сообразительность Оксаны, — так мне будет проще вести переговоры с Захаренко и его компанией. Больше всего я не ожидала встретить в этой компании Ивана и Сашу.

Этим двоим чего в жизни не хватало? Образование, работа, перспектива — все есть. Успевай только мозгами соображать. Если Иван в какой-то степени все-таки напрямую зависел от расположенности к нему посторонних людей, то Саша имел твердую и самую надежную поддержку. Александр Михайлович, понимал, что поступает неправильно, но старшему сыну не мог отказать в самой абсурдной прихоти. Иван — ведомый, значит, в их тандеме ведущий Александр.

Оксана, не могу я тебе об этом сообщить, но, уже дочитывая твое письмо, я приняла решение развернуть деньги в том направлении, о котором ты просишь. Поверь мне, деньги уйдут детям.

Если ты считаешь, что это спасет твою душу, то все будет так, как ты хотела».

***

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Праздничный коридор. Книга 3 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я