Сюрприз для Биг босса

Валентина Кострова, 2023

– Это ваша дочь!– Этого не может быть, – спокойно, без каких-либо эмоций отрицает Коршунов.– Вы не верите? Мы можем провести тест на ДНК! Если вы не признаете Веру своей дочерью, я устрою скандал, а вам наверняка он совсем не нужен! – задыхаюсь от злости.– Вера никак не может быть моей дочерью. Я бесплоден.Моя сестра влюбилась в столичного богача. Он бросил ее, узнав о беременности. Через девять месяцев сестра кинула ребенка, не сумев выйти из депрессии. Теперь я намерена, чтобы недобать взял на себя ответственность за малышку. И если потребуется, я ему помогу, несмотря на слова Коршунова о том, что он не может иметь детей.

2 глава

— Вы, собственно, кто?

Коршунов смотрит строго, как директор школы на шкодливого ученика. От его пронзительного взгляда хочется вновь юркнуть за спину тучного мужчины и не отсвечивать. Благо Верунчика уже кормят из заранее приготовленной бутылочки. Теперь нужно убедить Богдана Аркадьевича, что полиция не нужна. Ведь представители закона не будут разбираться на месте, увезут малышку в детский дом и начнется волокита.

— Я уборщица.

— Так идите и займитесь своими прямыми обязанностями, — от отчитывающего тона Коршунова хочется состроить смешную гримасу. Сдерживаюсь, тереблю края служебного пиджака, поглядывая на Верунчика.

— Почему вы все еще здесь? — Коршунов взглядом приказывает мне выметаться из кабинета, но я стою на месте как приклеенная.

— Я тут краем уха услышала, что вы собираетесь вызывать полицию. А зачем?

— Я нечетко выразился? Идите и займитесь своими обязанностями!

Судя по лицам секретаря и мужчины, они удивлены. Чему? То, что их начальник разговаривает со мной на повышенном тоне? А разве начальники не так разговаривают? На моей прошлой работе директор только так орал, еще и с матами.

— Вы ведь убирали утром этот кабинет? — внезапно интересуется тучный мужчина, повернувшись ко мне всем корпусом. Я замираю, как заяц в лесу, на которого открыли охоту.

— Д-а-а, а что? — строю из себя невинную овечку, настороженно косясь на внезапно сосредоточенного Коршунова. Он прислушивается к допросу.

— Вы видели что-то подозрительное в туалете?

Мужчина пытливо меня разглядывает, считывает каждую эмоцию на моем лице. Мне стоит больших усилий контролировать свою мимику, иначе выдам себя с потрохами.

— В туалете была сумка. Я ее не стала трогать, посчитав, что директор ее мог накануне забыть, — на ходу сочиняю сказку. Мне неохотно, но верят.

Вера наелась, и на руках секретарши засыпает. Малышка еще в том возрасте, когда ей главное спать и есть. Поглядываю на Коршунова, он не смотрит в сторону ребенка вообще. О чем-то своем думает, крутя в руках очки. Внезапно часто моргает, каждого оглядывает безучастным взглядом и направляется к своему рабочему столу.

— Ира, побудь с ребенком, пока не приедет полиция. Пусть они разбираются, где родители.

— Стойте! — я делаю несколько шагов, но под тяжелым взглядом голубых глаз спотыкаюсь об свои ноги и останавливаюсь.

Облизываю пересохшие губы, тихо говорю:

— В фильмах показываю, что когда оставляют ребенка, то с его вещами находится записка.

Записка есть. Она лежит в свидетельстве о рождении. Сама лично писала. Сейчас главное, заставить этого сноба подняться со своего места и взять документ, чтобы тут же прочитать письмо от «Лиды». Я на сто процентов уверена, что этого вполне будет достаточно для снятия напряжения, висящего в кабинете.

Коршунов не разочаровывает. Он подходит к переговорному столу, сразу находит свидетельство и берет его в руки. Записку не читает. Его внимание сосредоточено на записи в документе и, судя по тому, как брови сходятся на переносице, что-то ему не нравится. Наверное, имя криво написали.

Сколько бы мы так стояли вчетвером в кабинете, никто не знает, но в приемной начинает звонить телефон. Секретарь недолго думая передает мне Верунчика и убегает на свое место. Я не теряюсь, прижимаю к себе малышку и качаю ее на руках.

— Богдан Аркадьевич… — вдруг напоминает о себе мужчина. Коршунов одним взглядом отпускает его. Мы остаемся вдвоем, не считая спящей Веры.

Богдан Аркадьевич не обращает на меня никакого внимания, возвращается к своему столу, садится. Вновь и вновь смотрит в свидетельство. Там его имя черными чернилами написано в графе «отец».

— Вы точно никого не видели с утра? — как-то устало спрашивает Коршунов, откидываясь в кресле. Он не поднимает глаза, читает записку. Судя по тому, что на лице все то же равнодушное выражение, мои старания в письме его не трогают.

— Я видела, как к лестнице спешила женщина, — сочиняю дальше сказку.

Хочется заставить этого мерзавца вспомнить Лиду. Интересно, сколько у него было женщин после сестры? Он, наверное, лиц их не помнит, не то что имен. Дурит голову молодым девчонкам, вешает лапшу на уши, а потом бросает их. Как они переживают разрыв, вероятнее всего, ему все равно.

— Высокая такая, в спортивном костюме бирюзового цвета. Еще у нее были черные волосы. Мне показалось, что она очень хотела не попасть на камеры. Любовница?

Богдан Аркадьевич морозит меня взглядом, заставляя прикусить язык. На сказку не ведется. И похоже, Лиду не вспомнил. Не мудрено, год прошел после их расставания.

Я подхожу к столу, осторожно перекладываю Веру в переноску, собираю вещи обратно в сумку. За каждым моим действием следят. Пристально так, изучающе. Нервирует до невозможности.

— Вы можете присмотреть за ребенком? — просьба заставляет меня вздрогнуть.

Я оборачиваюсь. Коршунов откладывает свидетельство в сторону, берет в руки телефон.

— Что вы собираетесь делать? — почему-то испытываю страх.

— Вызову полицию.

— Зачем? В свидетельстве все написано четко и ясно, что вы отец! — выпаливаю быстрее, чем успеваю вовремя прикусить язык. Этого вполне достаточно, чтобы Коршунов тут же впился в меня жестким взглядом.

— Откуда вы знаете, что написано в свидетельстве?

Вот это я попала. И не сразу нахожусь с ответом. Коршунов ждет ответа. Терпеливо ждет, словесно не пытает, но всем своим видом подавляет.

— Я предположила.

— Правда? — мужчина иронично приподнимает бровь. — Я что-то очень сомневаюсь, — прищуривается. Смотрит так, словно я преступница и стащила у него миллионы.

— Ваше право сомневаться, — улыбаюсь, нервно заправляю волосы за ухо. — Я могу присмотреть за малышкой до вечера. Или вы позвоните своей жене, чтобы она забрала ребенка?

— Жене? — Богдан Аркадьевич ошеломленно на меня смотрит, а затем встает со своего места и направляется ко мне.

Встает напротив, заставляет смотреть на него снизу вверх. Высокий, черт бы его побрал.

— Кто вы такая? — его взгляд сканирует мое лицо, то ли пытается запомнить на случай составления фоторобота, то ли проверяет, как на детекторе лжи.

— Уборщица. Я сегодня первый день работаю.

— И при этом вы так многое знаете обо мне, — Коршунов наступает на меня, как фашисты на Сталинград.

— Ваше семейное положение ни для кого не секрет, — я упираюсь в стол и чуть ли не ложусь на него.

Мерзавец с холодными голубыми глазами возвышается надо мной как ледниковая глыба.

— Вы всегда при трудоустройстве узнаете семейное положение своего начальника? Или это ваша первая работа?

— Ага, разбежались! Я похожа на малолетку?

Сдуваю со лба прядь волос, неожиданно встречаюсь глазами с Коршуновым и зависаю. Разглядываю невероятно изогнутые ресницы, замечаю, как светлая радужка начинает темнеть. Все же Верунчик — папкина дочурка, как ни крути. Тут и тест на ДНК не нужен.

— А девочка на вас похожа, — тихо замечаю, тем самым разрушая это взаимное разглядывание. Богдан Аркадьевич резко отстраняется и вообще отшагивает от меня назад.

— Вы ошибаетесь в своих выводах. Эта девочка, — он кивает в сторону переноски, где мирно посапывает Вера. — не моя.

— Все мы не без греха. Как один умник мне сказал: все мужчины изменяют, просто мужья, любящие жен, делают это тайком и скрыто. Тут у вас, конечно, вышел обломчик.

— Еще скажите, что знаете, с кем я изменил жене, — ерничает Коршунов, чем злит меня не на шутку. Мой язык — мой враг.

Я режу правду-матку:

— Конечно знаю!

Опять меня рассматривает, как ученый — подопытного кролика. В этот раз спешно отворачиваюсь и проклинаю себя за свою несдержанность. Вот не раз говорили мне, что стоит прикусывать язык, дабы не болтать лишнего.

— И кто это? — спокойно, вкрадчиво спрашивает Коршунов, замирая за моей спиной. Я затылком чувствую его присутствие. Он сейчас напоминает мне затаившегося хищника, который готов напасть в любую минуту.

Что делать?

Отрицать бессмысленно. Если буду врать дальше, окончательно запутаюсь, и потом вообще не найду концов своей лжи.

Сказать правду?

Страшно до икоты. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы не понимать последствия. Коршунов сотрет меня в порошок и развеет его где-нибудь в области. Поминай как звали.

Я смотрю в глаза Богдану Аркадьевичу. Набираюсь храбрости, как перед прыжком с тарзанки. Сначала задерживаю дыхание, а потом медленно выдыхаю.

— Лида — моя сестра.

— Лида? — опять хмурится. Словно силится вспомнить, кто такая Лида. Бесит до невозможности. — Это, я так понимаю, мать этой девочки?

— У этой девочки есть имя — Вера, и она ваша дочь. В свидетельстве об этом четко написано. Или вы думаете, что отец Веры полная ваша тезка? — задумываюсь, а потом спешно залезаю в карман рабочих брюк и достаю бумажку.

Протягиваю ее Коршунову.

— Этот адрес я нашла у Лиды в блокноте. Сестра оставила дочку в детдоме. Мне позвонили и попросили забрать Веру. А когда мы вернулись, Лида исчезла.

— Это мой домашний адрес, — Богдан Аркадьевич возвращает мне бумажку. — Но я не знаю никакой Лиды.

— Конечно, — понимающе киваю головой. — Вряд ли вы помните, с кем проводили время год назад.

— Послушайте… — голубые глаза опускаются мне на грудь. Вероятнее всего, ищет бейджик, чтобы узнать имя.

У меня его нет, поэтому Коршунову приходится вздохнуть и поджать губы, а я сладким голоском представляюсь:

— Меня зовут Надя. Надежда.

— Так вот, Надежда, я не знаю никакой Лиды. Более того, я не изменял жене и… — тут чего-то осекается, вновь поджимает губы, а затем резко отворачивается.

Хм. Кажется, у этого красавчика проблемы в семейной жизни. Женушка узнала, что благоверный изменяет? А вдруг Лида не единственная, кто родила от него ребенка? Учитывая, что у него политика «поматросил и бросил», мои домысли вполне могут претендовать на жизненность.

— Вы можете забрать ребенка и уходить. Вас никто не задерживает, — Коршунов стоит возле окна. Что-то в его позе цепляет, потому что я непроизвольно дергаюсь в его сторону. Одергиваю себя. Вот сочувствовать ему меньше всего надо.

— Как это уходить? Нет, я не могу Веру оставить у себя, у меня просто нет для этого ресурсов. А вы можете обеспечить ее и достойно вырастить. Лида, конечно, дурочка, что оставила ребенка. У нее затяжная депрессия после вашего расставания, без понятия, где ее черти носят. Я буду скучать по Верунчику, но считаю, что растить ее должны родители, — смотрю на племяшку и ласково ей улыбаюсь. Я правда буду скучать по этой булочке.

— Надежда, прекратите нести чушь, — Богдан Аркадьевич злится. Это слышно по его тону. Я затыкаюсь, ибо нечего сердить хищника и дергать его за усы.

— Уходите по-хорошему, пока я не вызвал полицию. У меня совершенно нет времени с вами разбираться. Выход, я надеюсь, помните, где находится.

— Это ваша дочь! — запальчиво выкрикиваю.

— Этого не может быть, — спокойно, без каких-либо эмоций отрицает Коршунов. Выдержка у него вызывает зависть.

— Вы не верите? Мы можем провести тест на ДНК! Если вы не признаете Веру своей дочерью, я устрою скандал, а вам наверняка он совсем не нужен! — задыхаюсь от злости, от невозмутимости Коршунова. Что за непробиваемый болван!

— Вера никак не может быть моей дочерью. Я бесплоден.

Его признание меня оглушает не хуже разорвавшегося рядом боевого снаряда. Как это бесплоден? Это значит, что он не может иметь детей? Но как так?

— Это шутка? — сдавленно спрашиваю у невероятно хладнокровного Богдана Аркадьевича.

Мне не хватает воздуха, когда вижу, как он качает головой.

— Не верю. Это ошибка!

— К сожаленью, нет. Поэтому, прошу вас, покиньте кабинет по-хорошему, — Коршунов направляется к столу, садится за него и демонстрирует увлеченность работой.

Я не спешу хватать спящую девочку, вещи и убегать сломя голову. Я просто не знаю, как и что мне делать дальше. Плана Б у меня не было, был только план А, где Веру признают и радостно принимают в семью.

— У меня условие, — подхожу к столу и решительно смотрю на Богдана Аркадьевича.

Он поднимает глаза. Через линзы цвет становится насыщеннее и глубже. Не глаза, а мечта!

— Давайте сдадим тест. Если он окажется отрицательным, я забираю Веру и исчезаю из поля вашего зрения. Если тест будет положительным, вы признаете Веру дочерью, а меня берете в качестве няньки на пару лет, — обворожительно улыбаюсь. Вижу, что мое предложение не по вкусу.

— Хорошо. Завтра сдадим тест, но клинику выбираю я.

— Да мне все равно. Тогда до завтра, — выдергиваю из стакана карандаш, разрушаю идеальную стопку записных листочков, пишу свой номер. Протягиваю ее недовольному Коршунову.

— Созвонимся!