На ветрах разбойных лет

Валентина Коростелева

Повесть «На ветрах разбойных лет» – детектив, история о том, как пятеро друзей, бывших одноклассников, смогли остановить в небольшом подмосковном городе беспредел теневого хозяина, подмявшего под себя в большой степени и «власть имущих». Параллельно развиваются линии юношеских влюблённостей, драматические семейные перипетии главного героя – Олега Петровича. Кстати, все пятеро – Петровичи, что в своё время было замечено учительницей и косвенно послужило началу дружбы, протянувшейся через всю жизнь. Несмотря на криминальный фон, идея повести – главные человеческие ценности: дружба, любовь, преданность своей малой родине и людям, живущим на ней, – остаются во главе угла любой судьбы, любой достойной личности.

ВЫСТРЕЛ ИЗ ПРОШЛОГО

Сегодня друзья впервые собрались все вместе и, естественно, — у Олега Петровича. Лидер есть лидер, сколько бы не прошло лет с юношеской поры.

— А ты, Олег, неплохо устроился! Вон, хоромы какие!

Тимофей восхищённо оглядывал большую комнату.

— Ну уж, хоромы! Обыкновенная квартира. Просто из трёх комнатёнок две сделал.

— И сам, слава богу, неплохо смотришься! — радовался Тимофей.

— Если вам угрожает старость, пожалуйтесь на неё в милицию, — парировал Олег Петрович.

— И пенсия, наверное, неплохая?

— И тут ничего особенного. Я ведь был вынужден уйти, что называется, в отставку. А с того момента многое закрутилось не так, как надо.

— А что случилось? — Мария всё ещё вглядывалась в Олега Петровича, будто вспоминая того, прежнего: молодого, энергичного, всегда подтянутого, всё разумеющего… Она знала, что нравилась Олегу, причём не на шутку. Но Марии тогда казалось, что Олег — какой-то не слишком натуральный, что ли. Уж чересчур хорош, уж слишком удачлив. И когда на выпускном вечере объявился тот самый горный инженер — дерзкий, веселый и в то же время необыкновенно чуткий к робкому девичьему сердцу, — судьба будто бросила Марию в его объятия…

— Да не хотелось бы сегодня ворошить всё это, — отвечая на вопрос Марии, проговорил хозяин.

— Ну, чего там, дед, рассказывай, куда деваться, — в дверях гостиной стояла Лена.

— Ну, Олег, не тяни! Мы же друзья! Или не так? — Тимофей со знанием дела допил рюмку, закусил грибочком и развернулся к Олегу Петровичу, мол, весь — внимание.

— Ладно, что делать. Закончил институт, уехал по направлению в Пермь. Заметили — и как инженера, и как секретаря комсомольского. Вскоре женился. Не знаю, по любви ли… Так получилось: часто стал бывать у одного видного обкомовского начальника, а у того — дочь, Светлана. Вскоре был уже заведующим отделом. Энергии, ума — хватало, и через два года уже был третьим секретарём обкома.

— Это ты всё вверх шёл, так? — Иван Петрович по привычке расставлял точки над «и».

— Точно, так оно и было. Порою даже не верилось, уж чересчур гладко и красиво всё выходило.

— Но судьба не любит однообразия, — вступила Изольда, почти улыбаясь. Она чувствовала на себе взгляды Ивана Петровича, такие же откровенные, как много лет назад. И от этого, и оттого, что сумела как женщина сохранить всё-таки желанную внешность, и оттого, что наконец-то все снова встретились, буквально сияла. Ей не раз говорили о сходстве в глазах, фигуре, причёске, поведении — с Ириной Мирошниченко, а она была Изольдой Горской и вовсе не стремилась ни на кого походить.

— Понятно, в каждой избушке свои погремушки. Олег, не тяни кота за хвост! — Тимофей почти стукнул рукой по столу, отчего его всё ещё густая шевелюра колыхнулась.

— Ладно, только коротко. Не хочется портить встречу… Однажды, и уже в который раз, поехали на «царскую охоту» в заповедник. Там был участок, законом отведённый для того. В этом плане — никакого криминала. Естественно, было немало людей, обслуживавших всё это. Первый меня звал с собой, потому что потом за столом я устраивал всем буквально мозговую атаку, что-то вроде нынешних модных кроссвордов. Ну, конечно, щадя самолюбие Первого… В общем, получалось и занятно, и полезно, без пошлых анекдотов и прочих сальностей.

— Да вы всегда были такой молодец! — Изольда, румяная от вина, всё ещё почти радостно слушала старого друга.

— Нет уж, какой молодец! Слушайте дальше, раз завели. — Олег Петрович уже сам «гнал коней». — В ту охоту ранили одного из помощников егеря.

— Как, ты? — Мария невольно расширила и без того большие, красивые голубые глаза.

— Нет, не я. Но беду свалили на меня. Я должен был, по раскладу, быть близко от него. И как-то весть эта очень быстро разнеслась… До суда Первый не дал довести дело, пострадавшему оказали всяческую помощь, а я оказался без вины виноватым: один давний мой недоброжелатель, бывший на охоте, подставил меня.

— Это как же, Олег Петрович? Почему сдались? — Изольда почти нежно смотрела на него.

— А так. В ту ночь я был у одной женщины в соседнем посёлке.

— Любовницы? — уточнил Тимофей.

— Какая разница, как назвать. Несколько лет я под разными предлогами ездил к ней. Работала она заведующей библиотекой. Влюбилась в меня в первую же встречу. Мне сначала было приятно, щекотала самолюбие её преданность, незнакомая мне прежде, а потом и сам уже искал встречи.

— И ты не мог, конечно, раскрыть своё алиби? — Иван Петрович даже подался вперёд.

— Конечно, тогда это было ещё худшим преступлением. И не хотелось ранить ни жену, ни ту, Ксюшу… Так что подал я в отставку, обменял квартиру на Подмосковье и уехал с семьёй.

— Ну, так невелика беда! Подумаешь, из больших чиновников турнули!.. Или… ещё что-то? — пытал хозяина Тимофей.

— То-то и оно. Через два года стал я получать в конвертах угрозы. Обратного адреса на них не было. Потом всё прекратилось, и я уж, было дело, вздохнул… И вот, год назад погибла Светлана. Официальная версия — попала под машину. А вскоре угрозы возобновились… Я догадывался, что это тот самый помощник егеря, и даже ездил туда, где он раньше жил. Сказали, что с семьёй у него не склеилось, уволился, уехал, адрес новый никому не сообщил. А на последних «посланиях» был уже здешний штамп.

— Значит, он где-то рядом? — с тревогой предположила Мария…

— Боже мой, вот и встретились! — Изольда чуть не заплакала.

— Вот и встретились! И сейчас Олег — не один! И мы всё сделаем, чтобы… — Тимофей от волнения запнулся.

— Да ладно, ребята, хватит об этом. Изольда, прочитай что-нибудь для нас, — Олег Петрович чувствовал себя виноватым.

— А что? — Изольда задумалась.

— Ну, об осени что-нибудь! День-то вон какой! Загляденье просто! — и все вслед за Марией взглянули в окна…

— Хорошо, слушайте.

Ах, время сердито, и даже, и даже

Не слишком перечит вражде и корысти, —

Но снова спасут и дорогу укажут

Кленовые листья, кленовые листья…

А что же любовь? И сомненья, и споры,

Бессмысленной ревности ветер неистов,

Но живы счастливых мгновений узоры —

Кленовые листья, кленовые листья…

А что же друзья? Так же бьются, наверно,

За хлеб и надежду, и скупы на письма,

Но вечно хранят нашу дружбу и верность

Кленовые листья, кленовые листья…

Так, значит, мы все — хоть немножко — поэты,

И выживет голос, влюблённый и чистый,

И снова светло разлетятся по свету

Кленовые листья, кленовые листья…

— Спасибо, Изольда. Нам крепко повезло с тобой, — правда, друзья? — спросил Олег Петрович. — Конечно, тешит самолюбие, что известная артистка — наша подруга, но главное — друг настоящий, да ещё такой талантливый!

— Ну, ребята, вы меня смущаете. Искусство — такая же трудная работа, как и все остальные. Просто больше на виду, вот и всё. И давайте сменим тему, ей богу!

— Ну, что ж, если хотите, перейдём на собачью историю. У меня немало знакомых собачников, так что недостатка в этих историях нет. Хотя… если честно, это ведь истории о нас! — включился в разговор Иван Петрович.

— Заинтриговали, Иван Петрович! Давайте — вперёд и с песней! — поддержала Мария, с которой снова не сводил глаз Олег Петрович…

— Ну, слушайте, — с удовольствием согласился Иван Петрович. — На территории ЖКХ, что недалеко отсюда, объявилась собака. Недолго думая, электрики назвали её Фазой. В котельной, где была их коптёрка, она появилась неожиданно и, наверное, к обеду. Тогда здешний народ заметно мягчеет. Небось и подбросить чего-нибудь было этой, невесть откуда взявшейся дворняжке… Так или иначе, мужики признали её, стали подкармливать, за что рыжая подружка платила нежностью, заглядывая ласково в глаза, и верностью, не пуская в коптёрку чужих. Особенно рьяно набрасывалась на женщин.

— Это почему же? — спросила Мария с иронией.

— Видно, благодаря бывшей хозяйке… Но пойдём дальше. Однажды oт нечего делать Фаза увязалась за Николаем — высоким добродушным человеком, и как-то вдруг оказалась у него в гостях, благо жил он совсем близко. Тут-то и произошла её первая встреча с четвероногим хозяином квартиры Джеком, тоже не больно породистым, но зато вполне гордым псом. По старшинству своему и мужскому достоинству скандала он учинять не стал. Видно, подумал: бог с ней, пусть себе забавляется, уйдёт ведь туда, откуда пришла на обед с хозяином. Бедный пёс и не думал, чем грозит ему это случайное знакомство.

— Известно, чем — женским коварством! — засмеялся Тимофей.

— Можно подумать, что и ты натерпелся… — в тон ему заметила Изольда.

— А в жизни много чего бывает! — уклончиво парировал друг. — Но — Иван, а что дальше?

— А Фазе, этой невоспитанной особе, очень даже понравилось в гостях. И голодной не осталась, и квартира приглянулась: есть где погулять. К тому же этот, с серыми подпалинами тип, вроде и не злится. И после обеда, на работе, Фаза буквально не отходила от Николая. А уж когда вечером он двинул к дому, что началось! Забежит по тропке вперёд, стойку сделает, повертится перед ним и так, и этак, дескать, разве я не моложе, не красивее той, в серых подпалинах, псины? А уж как любить буду, — говорили её карие глаза, — век не пожалеешь, что встретил меня!

Николай, конечно, всё понял, усмехнулся по-доброму: так и быть. Вот только как бабы дома посмотрят! Две собаки — нынче дело хлопотное.

— Уж это точно! — не удержался Тимофей. — На даче, было дело, двоих завёл, так после пожалел: то спать не дают, то разнимаешь в драке…

— Тимофей Петрович, давайте дальше послушаем! — взмолилась под общий смех Лена.

— Так вот, дома у Николая Фаза слышала, как долго и громко выговаривала ему хозяйка. Забившись в угол и дрожа от волнения, она молилась по-собачьи за Николая и, видя его упорство, чуть не плакала от благодарности к своему благодетелю. И, наконец, измучившись от переживаний, заснула…

А Джек, не дождавшись праведного суда над самозванкой, так и не смог сомкнуть глаз. И никому не узнать, что передумал он, что перечувствовал в эти долгие чёрные часы… Но утром, когда хозяйка выносила ведро с мусором, он тихо вышел из квартиры и пропал навсегда, даже не попрощавшись с Николаем. Видно, не смог простить «предательство» даже любимому хозяину.

— Какая благородная гордость! — не удержалась Изольда.

— А дальше… — продолжил Иван Петрович, — погрустил Николай, погрустил, да что делать. Надо жить. А Фаза, будто всё на свете понимая, платит ему сейчас такой любовью и верностью, такой готовностью пожертвовать собой ради его спокойствия, — что как только выдерживает ее сердечко! И если есть собачье счастье, то вы увидите его в этих карих преданных глазах…

— Господи, я даже прослезилась, — поднесла платок к глазам Изольда. — Это ж судьба — не проще человеческой!

— Спасибо, Иван Петрович. Вот бы детям такие рассказы читать почаще! Может, помягче были бы…А то ведь — страшно иногда рядом оказаться. Мат, грубость, а то и жестокость к своим же товарищам, — заметил Олег Петрович.

— А всё потому, что перестали любить настоящую литературу! Поэзию, к примеру. Мне тут на глаза попалось одно стихотворение, я его иногда читаю на концертах. Послушайте.

Ах, хорошо бы — о хорошем!

Но темь гуляет даже днём.

Да нет, мы вовсе не о прошлом,

Когда потерям счёт ведём.

Душа побитая стенает

И всё не тает в горле ком,

Когда Державина не знают,

А Пушкин только чуть знаком.

Как можно толковать о чём-то,

Когда душа — на вертеле,

Когда с ума сошли девчонки,

И от бесстыдства в том числе!

Пред Богом преклонить колено

Я за других сегодня тщусь, —

И смотрит Запад вожделенно

На некогда святую Русь…

— Да уж… — согласился Олег Петрович. — Но не будем сегодня грустить. Я, к примеру, просто счастлив видеть нас всех вместе!

— А кто спорит! Этот день мы впишем в календарь! — пафосно заключил Тимофей и поднял рюмку: — За дружбу!

Вечер встречи друзей продолжался.