На ветрах разбойных лет

Валентина Коростелева

Повесть «На ветрах разбойных лет» – детектив, история о том, как пятеро друзей, бывших одноклассников, смогли остановить в небольшом подмосковном городе беспредел теневого хозяина, подмявшего под себя в большой степени и «власть имущих». Параллельно развиваются линии юношеских влюблённостей, драматические семейные перипетии главного героя – Олега Петровича. Кстати, все пятеро – Петровичи, что в своё время было замечено учительницей и косвенно послужило началу дружбы, протянувшейся через всю жизнь. Несмотря на криминальный фон, идея повести – главные человеческие ценности: дружба, любовь, преданность своей малой родине и людям, живущим на ней, – остаются во главе угла любой судьбы, любой достойной личности.

НЕЖДАННАЯ ВСТРЕЧА

Прошёл почти год. Лена очень много занималась, сняла богатый урожай пятёрок и готовилась к экзаменам в институт.

Олег Петрович, чтобы не сидеть дома, стал помогать дипломникам в ближайшем техническом вузе. Да и лишний рубль нынче пенсионеру весьма кстати. Хоть Галина и присылала время от времени свои марки, но расходов с взрослеющей внучкой становилось всё больше, и стабильный «довесок» к пенсии прибавлял и стабильность самой жизни.

Друзей отыскать пока не получилось. Сам Олег Петрович находился всё ещё в заторможенном состоянии, а Лена, сделав пару неудачных попыток, положилась, как говорят, на волю Бога, к тому же и времени ни на что, кроме учёбы, не оставалось.

Но однажды, добрым октябрьским днём, произошло такое, о чём и мечтать Олег Петрович не смел…

В тесном коридоре, перед дверьми с табличкой «Совет ветеранов» скопилось порядочно народу. Коридор делился надвое, на левый и правый. Влево шла очередь на запись, вправо — на приём. В руках у людей были потрёпанные бумаги — давние решения судов. Дело в том, что и в этом подмосковном городе нашлась своя «МММ», и так же успешно надула большинство жителей. Более-менее обеспеченные давно махнули на это рукой, приумножая денно и нощно свои богатства, а пожилые всё ещё надеялись, что справедливость возьмёт своё, и вернут им кровные денежки, а воры будут наказаны… О деньгах пока речи не было, но документы исправно принимали, вселяя хоть какую-то надежду в сердца ветеранов.

— Господи, собрала я то, что осталось от 92 года на книжках, и — ухнула последние денежки! — сокрушалась старушка.

— Зато Администрация города успела и на процентах поживиться, и все сполна получить! Видать, в связке работали…

— А чё удивляться! Рыба-то с головы гниёт!

— Вот стоим, мёрзнем в холодном коридоре, присесть негде, а тогда-то, помните, как нас принимали? — продолжила старушка.

— Как не помнить! Ну, просто как родных людей! И лица симпатичные, и кругом чистота и тепло, и речи ласковые… Ну, прямо благодетели, и только! — подхватил бойкий на язык, почти весёлый мужик с добродушной улыбкой. О таких говорят: свой в доску. Таких останавливают на улице и с ходу начинают просить совета, а то и помощи. Это и есть Тимофей, один из главных героев нашей повести.

А в другой стороне коридора молча нёс свою «вахту» Олег Петрович.

— А вы… вы тоже здорово погорели? — обратилась к нему толстая, всё ещё молодящаяся особа, явно претендуя на внимание товарища по несчастью.

— Да, и я, дурак, не устоял. Не были мы готовы к такому тотальному обману, что поделаешь. Вот и учимся до сих пор…

— Ой, и не говорите! И ведь не знаешь, откуда очередная каверза выплывет! У меня сын только-только начал вставать на ноги, только-только с кредитом расплатился, как — бац! — и август 98-го. Сейчас опять на нуле.

— Тут уж само государство постаралось! — включился в дискуссию бомжоватый на вид тип. — Власти-то, небось, и соломку под себя постелить успели, а нашего брата — опять по башке!

— То-то и оно! Какая голова выдержит всё это! — подхватила толстая, искоса взглядывая на Олега Петровича. — Вот и пьют люди, и колются, и во все тяжкие пускаются!

— Ой, и вправду мало хорошего, — заключила старушка. — Жить-то как-то надо, вот и мыкаются люди, кто во что горазд.

Тут из дверей вывалились сразу трое, началась толкотня, очередь задвигалась, заново занимая свои позиции. Разговор угас сам собой.

Через час и Олег Петрович, выйдя из кабинета и продравшись сквозь очередь, оказался, наконец, на улице. Прошёл несколько метров, присел на скамейку во дворе.

«Дожил, однако», — думал он про себя. Ему, занимавшему важные посты в обкоме, привыкшему к хорошему во всех смыслах обхождению, — даже в последние, смутные, годы не часто приходилось оказываться в таких толкучках, среди столь разных людей. И в то же время какой-то интерес ко всему этому не давал места обиде и злости. Он впервые был так близко с теми, кто имел право судить власти, в ком, несмотря на внешнюю убогость, чувствовались истинная сила и справедливость. И это грело.

— Боже мой, Олег Петрович?

Рядом стояла женщина, весьма приятная на вид. Одежда, ухоженное лицо, и главное — почти волоокие глаза, какие в таком возрасте бывают не часто.

— Изольда, неужели? И ты — оттуда?

— Куда деваться, — она погрустнела, но глаза не погасли. — А ты… ты где-то здесь живёшь?

— Да, неподалёку. Вот, вернулся в родные места.

— Ты ведь, кажется, на Урале работал?

— Да, почти. И немало. Пока…

— Что пока?…

— Пока не уволился из обкома и не переехал сюда с женой и дочкой. — Он помедлил, но, привыкший к точности во всём, добавил: — Жена погибла. Несчастный случай.

— Боже мой, Олег Петрович…

— Да, вот так… Но хватит об этом. Присаживайся. Как ты? Слышал не раз — и по радио, и вообще…

— Ой, Олег Петрович… — Изольда почти смутилась. — Много чего было. И замужество, правда, недолгое, и взлёты, и…

— Ну, ну, ты и сейчас, я смотрю, — просто молодец. И далеко живёшь?

— Да нет, во «фрегате» этом! — и она показала на длинный домище в 12 этажей.

— Неужели? И я — там! Нет, ты только подумай!..

— А чего удивляться? Город-то небольшой, считай, целый микрорайон уместился… в каютах этих! Помните, у поэта: «Куда ж нам плыть?…»

— Ну, хватит сидеть. А то замёрзнем. Встаём?

— Конечно!

Они пошли по скверу, уже почти голому. Вдруг к Олегу Петровичу подбежал мальчишка лет четырнадцати.

— Дядя, дай закурить, а? — и молящими глазами впился в лицо, будто в душу.

— Я вообще-то… — Олег Петрович почти виновато смотрел на мальчишку.

— Я тебе сейчас дам закурить! — откуда-то сбоку рванулся к ним полноватый мужчина с румянцем на щеках и взъерошенной головой. Он дёрнул мальчишку за руку, взглянул на Олега Петровича, чтобы извиниться, и… почти потерял дар речи.

— Как, это… вы?

— Тимофей! Вот это да! Изольда, сегодня что-то произошло с планетами!

— Тимошка! — и женщина, забыв о возрасте, как девчонка, повисла у него на шее.

Удивлённый до самых печёнок внук стоял в стороне…