Все о советской россиянке. повесть

Валентина Кондратьевна Орлова

Повесть о пожилой мудрой женщине, о ее жизни, о непростых 90-х годах, преподнесших ей и ее близким немало трудностей. Как вне семьи, так и внутри нее. Ее взгляд на события тех лет и общая атмосфера того времени.

Глава 2

Итак, она Зина, а я Марина Панкратьевна. Имя мне мое нравится, а вот отчество… Сейчас я привыкла к нему, но когда я училась в пединституте, и мои однокурсницы были Ивановы, Николаевны или Петровны, то мне, Панкратьевна, было не совсем комфортно. А папа мой не только Панкратий, но еще и Панкратий Панкратьевич. Я его как-то спросила:

— А почему тебя назвали именем деда, что, других имен не было?

— Объяснение очень простое, — ответил он, — девочки у моих родителей выживали, а вот мальчики почему—то умирали, и когда родился я, кто-то посоветовал дать новорожденному имя отца.

А родился мой папа, Панкратий Панкратьевич, в 1921 году. Социальное происхождение — крестьянин. Свою родословную он знал начиная со своего пра-прадеда Сергея.

Где-то в 19 веке этот самый Сергей собрал свои пожитки, погрузил их на телегу, посадил туда же жену и сына Степана и отправился из Пензенской губернии на плодородные Оренбургские земли. У Салтыкова-Щедрина в произведении «Пошехонская старина» братец Федос, прибывший из Оренбургской губернии, очень точно расписывает преимущество этих земель.

«Земля у нас черная-черная, на сажень глубины. Как подымут целину, так даже лоснится. Лес дубовый, рек много, а по берегам все луга поемные — трава во какая растет, словно тростник тучная!

— Манна с неба не падает ли?

— Нет, я верно говорю, не хвастаюсь. Именно на редкость земля в нашей стороне:

— Кто же на ней живет? Помещики что ли?

— Нет, башкиры. Башкиро-мещеряцкое войско такое есть: как завладели спервоначалу землей, так и теперь она считается ихняя.

Границ нет, межевания сроду не бывало: сколько глазом ни окинешь — все башкирам принадлежит.

— Ведь землю-то, чай, купить надо?

— Самые пустяки стоит. Кантонному начальнику по гривеннику за десятину заплатить да обществу, за приговор, ведер десять водки выпоить — сколько угодно отмерят».

Похоже нашелся такой вот братец Федос, который так же привлекательно расписал оренбургские земли для государственного крестьянина Сергея, который не побоялся дальней и трудной дороги. Целый год он добирался до своего нового местопроживания и обосновался на самом севере Оренбургской губернии, скупил задешево большое количество земли, а затем начал ее перепродавать таким же государственным крестьянам.

Появилось село, которое назвали Сергунькино, а самым богатым человеком в этом селе был, конечно же, пра-прадед Сергей. Такая же богатая и благополучная судьба была и у его сына Степана, затем все богатство перешло внуку Архипу, а затем правнуку Панкратию, который был моим дедом.

Но, как утверждал Максим Горький в романе «дело Артамоновых», «четвертое поколение богачей теряет все». Так и случилось. Революция, гражданская война, затем раскулачивание, так что моему деду и папе кроме страданий ничего это богатство не принесло.

Бабушка, мама моего папы, не выдержала всех этих тягот жизни и умерла, а мой дед, овдовев, привел в дом мачеху, и жизнь моего папы стала вдвойне неуютной.

В 1939 году папу призвали на срочную службу. Определили его в артиллеристы, где нужны были сильные, крепкие и здоровые парни, каким и был мой папа. А служить отправили в Монголию.

Все мы знаем, какую негативную славу имеет наша армия, но, похоже, для папы армейская жизнь показалась намного лучше, чем жизнь в полуголодной деревне, поэтому после года службы у него появилось желание остаться сверхсрочником.

— Бойся желаний своих, иногда они материализуются и совершенно не в той форме, в какой тебе хотелось бы.

— Ах, ты хочешь быть военным, — сказала папе судьба, — так будь им.

Служба срочная еще не успела закончиться, как началась Вторая Мировая война. Дивизию, где служил папа, перебросили из Монголии на передовую, а папа стал бойцом Южно-Украинского фронта, форсировал Днепр, за что получил орден, освобождал Европу, а закончил войну в Австрии, войну, но не службу. Служить было некому, и папу демобилизовали только в 1948 году.

Итак, девять лет он был военным, желание его исполнилось, но какой ценой. Ему двадцать семь: ни кола, ни двора, ни образования, ни профессии.

Сначала, после демобилизации, он поехал в Среднюю Азию. Сейчас нас возмущают толпы гастарбайтеров, прибывающих в Россию в поисках работы из стран когда-то нашего общего Советского Союза. А вот в те времена, наоборот, россияне ехали туда в поисках работы и из-за теплого климата. Вот именно климатом и привлек папу его двоюродный брат, который демобилизовался намного раньше и уже вместе с молодой женой обосновался там.

— Здесь, — писал он в письмах папе, — даже в одежде экономия. Зимы практически нет, не то что у нас.

Папа уговорился, но через какое-то время вернулся.

— Почему не остался там? — спросила я, когда стала взрослой.

— Змей там много, а я их боюсь, — ответил папа.

— Выходит, фашистов не боялся, а змей испугался, которые и вернули его на родину, где и встретил он мою маму Татьяну Кузьминичну, которая тоже была дочерью кулака, но не потомственного, как папа, а «сталинского».

После гражданской войны крестьянам раздали землю, поэтому рядом с селом, километрах в трех, появился поселок из двадцати дворов и назвали его Красная Поляна. Бабушка говорила, что такое название поселок получил оттого, что красных ягод летом на полянах много, но, скорее всего, не из-за ягод, а в честь красного цвета революции. Вот в этот поселок одним из первых и переехал мой прадед Наум со своими взрослыми женатыми сыновьями Антипом и Кузьмой и до 1930 года трудились на своей земле и крепко стали на ноги.

Когда же началось раскулачивание, то на улице оказался и мой дед Панкратий в Сергунькино и мой дед Кузьма в Красной Поляне. Но, Слава Богу, никуда не сослали и не потому, что в их селе раскулачивание проходило гуманнее, чем по всей стране. Просто, как ни странно, оба моих деда были не только кулаками, но еще и красноармейцами. В самом начале гражданской войны через их село проходил какой-то красноармейский отряд с огромным количеством обозов.

Командиру отряда нужны были дополнительные бойцы для охраны этих обозов, и он почему-то взял для этого молодых мужиков из зажиточных семей, и оба мои деда оказались в их числе. Отряд покинул село, а родные были уверены, что уже никогда призванных в Красную Армию мужчин их села в живых уже не увидят. Но прошло где-то полгода, и все они вернулись живые и здоровые, с документами бойцов Красной Армии.

При раскулачивании возникла проблема, которую решили довольно оперативно. Кулаками признали не моих дедушек, а их отцов, которые жили с ними и на тот момент уже были дряхлыми стариками. Дедушкам моим предложено было отречься от них. Конечно же, не отреклись. Раз так, то отобрали все, выгнали из домов, ну а ссылать куда-то дряхлых стариков, их отцов, какой смысл, и здесь с голоду долго не протянут.