Счастье рядом

Валентина Гасс

Главная героиня – Линда – самая обыкновенная женщина. Со своими проблемами – у кого их нет, когда тебе «за тридцать», – со своей неустроенностью, со своими «тараканами». Одна из тысяч, если не миллионов себе подобных. И вдруг, в самый нежданный момент, она понимает, что пресловутое женское счастье находится совсем близко. Не за высокими горами и долами, а тут, «под рукой», стоит только… Что?

Глава 2. Дрозофила

С первым и пока единственным бывшим мужем у Линды как-то не задалось. Сейчас, с высоты прожитых лет, она так и не могла понять себя ту, двадцатилетнюю. На что она вообще рассчитывала? Ну, кроме сумасшедшего, как у многих, конфетно-букетного периода и первой чувственной страсти. Как-то ведь она представляла свою жизнь с Клаусом после всего этого? Когда ему не нужно будет больше красиво ухаживать — зачем, она же уже стала его женой. Когда страсть в постели неизбежно начнёт затихать, потому как, признаться честно, Клаус никогда в этом деле не был ни особенно пылок, ни особенно изобретателен. То есть убери эти две составляющих раннего этапа их романа и что останется? Неужели Линда в двадцать лет была настолько глупа, чтобы совсем не думать об этом и не осознавать очевидного? Ладно бы Клаус блистал на профессиональном поприще, имел бы потенциал в карьере или, например, получил огромное наследство. Так ведь тоже нет! Обычный электромеханик с перспективой стать лет эдак через пять-десять старшим электромехаником. Среднестатистический работяга со стандартным графиком и пивом с друзьями по выходным. И что самое, пожалуй, ужасное, Клаус ни к чему не стремился. Он считал, что нынешний образ жизни — и есть та точка социального максимума. Линда быстро заметила, что потихоньку деградирует и начинает мыслить такими же приземлёнными категориями. Но это произошло чуть позже, где-то на третьем-четвёртом году их брака. Когда Майка уже стала подрастать. Пока мысли Линды занимали пелёнки-распашонки и детское питание, уклад, который предоставил молодой муж, казался ей вполне достойным. Что надо-то? Обеспечивает же, на хлеб с маслом, пусть и не с икрой, но хватает. А твоё дело, Линда — стоять у плиты и качать колыбельку, ты для чего замуж-то выходила?

Вот такая у них с Клаусом приключилась невзрачная семейная история. Майя быстро вышла на работу, квалификации у неё не имелось, пришлось идти на конвейер сборочного предприятия. Здоровье пока ещё позволяло заниматься тяжёлым физическим трудом, но Линду начали уже посещать пугающие мысли: а сколько так будет продолжаться? А если она не сможет в какой-то момент поднимать и закреплять тяжёлые болванки? Что тогда? Клаус вряд ли потерпит дома нахлебницу. А куда ей, Линде, податься в таком случае? Она ведь ничего не умеет! Линда полагала, что главное — выйти замуж, а там что-то да получится. Но в итоге получилась только Майка, которая стремительно подрастала.

Как ни странно, в таком вот подвешенном состоянии Линда прожила с Клаусом целых двенадцать лет. Подумать только! Двенадцать! Которые пролетели как один миг. И не потому, что были счастливыми, нет, а потому что превратились в непрерывную рутину. Дни сменялись днями, месяцы — месяцами, годы — годами. Абсолютно одинаковыми. Если бы не отметки на косяке, которыми Клаус фиксировал рост дочери, можно было бы подумать, что происходит бесконечный «день сурка». Одно и то же. Одно и то же. Секс, который случался всё реже и вскоре стал инициироваться Клаусом только по очень «большим праздникам», мало чем отличался от общей рутины. Линда давно уже не получала никакого удовольствия в этом смысле. Дошло до того, что она начала ждать очередного «сеанса» с неприятием. С мыслью — только не сегодня, только не на этой неделе, только не в этом месяце. Пару раз от безысходности она заводила разовые интрижки с какими-то проходимцами, которые в итоге окончились ничем и ничего, кроме брезгливости и отвращения, Линде не принесли.

Удивительно ещё, что Линда решилась на развод. Потому что в какой-то момент уже смирилась, что весь остаток жизни проведёт вот в такой безрадостной обстановке. Хотя со стороны их брак казался вполне себе состоявшимся: одеты, обуты, дочка миленькая такая. Но на самом деле в доме Ковальчуков царила душевная пустота, вакуум. Линда с Клаусом существовали в отдельно взятом космосе, лишь иногда — очень редко — пересекаясь траекториями.

— Нам надо развестись, — вдруг ни с того ни с сего заявила однажды Линда. И испугалась. Потому что сказанного назад не воротишь. А Клаус не тот человек, который может обратить всё в шутку.

Муж оторвался от телевизора и посмотрел на неё непонимающе.

— Что? — переспросил он.

И вот это «что?» словно переключило в сознании Линды некий тумблер. Будто с глаз упала пелена, которая хоть как-то маскировала действительность их взаимоотношений. Линда окончательно, до самых кончиков пальцев, осознала, что не любит этого человека. Мало того, она к нему равнодушна. Как к какому-нибудь предмету интерьера, который стоит там уже тысячу лет, и ты его просто-напросто не замечаешь. Пока не начнёшь копаться в одном из его ящиков, разыскивая невесть куда пропавшее удостоверение.

— Я не люблю тебя, — сказала Линда вслух, глядя на супруга широко открытыми глазами.

Клаус только хмыкнул.

— Что на тебя нашло? — то ли он намеренно старался принизить значимость такого заявления, то ли действительно считал признание жены очередной блажью.

Тогда Линда подошла к журнальному столику, на котором стоял любимый пивной стакан Клауса, взяла его и изо всей силы хряпнула об пол — разлетевшиеся по комнате острые осколки теперь символизировали крах их брака.

Когда дело дошло до официального оформления развода, Клаус внутренне изменился. Линда замечала, как в нём клокочет злость и раздражение. Бывший муж был уязвлён таким поведением бывшей супруги. Он считал себя правым, а значит, обманутым. Клаус привносил в их брак, как он думал, всё то, что необходимо. Он не третировал Линду, не бил, заботился как мог о Майе; что касается мелких неурядиц и разногласий, так у кого их не бывает?!

Честно говоря, Линда не была на сто процентов уверена в своей правоте. Пару раз она испытывала панические приступы и едва удерживалась, чтобы не броситься к Клаусу, попросить прощения и всё отменить. Но она сумела сдержать себя, взять в руки и уверовать в то, что поступает правильно. Другой жизни ей никто не даст. А жизнь с Клаусом предполагала полное забвение. Потому как безликое существование рано или поздно к нему обязательно приведёт.

Клаус при разводе намеренно проявил формальную принципиальность, и им пришлось делить имущество по закону. По сути, Линда с Майей остались ни с чем. Тех совместных накоплений, половина которых осталась за Линдой, едва хватило на первые полгода. Пришлось снимать квартиру, обустраивать быт, и невеликие капиталы растворились поразительно быстро. Хорошо ещё, что Клаус существенно помогал Майе, в этом смысле никаких претензий к бывшему мужу у Линды быть не могло. Правда, он скрупулёзно отслеживал все свои переводы для дочки — куда были потрачены деньги.

Линда нашла другую работу. Не более денежную, но хотя бы более лёгкую физически. Она устроилась вначале в бюро переводчиков, а потом перевелась в технический отдел одного из филиалов коммерческой фирмы и стала работать с бумажной документацией на импортные изделия.

Но странное дело — после развода никакого «прорыва» в её жизни, как она рассчитывала, не случилось. Она продолжала жить, словно по инерции. В других декорациях (они с Майей снимали маленькую квартиру), на другой работе (конечно, светлый офис, не сборочный цех, но суть-то, по большому счёту, одна), без сидящего вечерами на диване мужа (познакомиться с другим мужчиной Линда никак не могла: то не хватало времени, то сил) — но точно так же. Приходила со службы, хлопотала по дому, воевала с Майкой, потом ложилась спать, укрываясь одеялом и с надеждой думая — ладно, сегодня не успела заняться чем-то полезным, займусь завтра. Но… Наступало завтра, и всё повторялось.

«Полезное» всё так и не наступало, если не считать Алекса, с которым она неожиданно даже для себя познакомилась на одной корпоративной встрече. Он работал в другом филиале и служил таким же неприметным клерком, как и сама Линда. К своему удивлению, она поддалась на уговоры Алекса и у них закрутился какой-то вялый и бесцветный роман. Встречи раз-два в неделю, скучное перечисление взаимных новостей, потом совместная ночь, большую часть которой Алекс сладко спал (исполнив свой «долг» за пару-тройку минут), а Линда таращилась в тёмный потолок очередного мотеля и размышляла: что она в этой жизни сделала не так?

— Я тебя не отпускаю ни на какую вечеринку! — безапелляционно заявила Линда, повышая голос. — Что ещё за новости?!

— Почему это? — сверкнула глазами Майя, начиная розоветь щёчками.

Линда уже научилась «считывать» этот признак — дочь собиралась психовать.

— Да потому что ты ещё несовершеннолетняя! Мало того, тебе даже шестнадцати нет!

— Я же не к наркоманам иду! А с Гердой! Вообще не буду у тебя больше спрашивать!

— Я тебе устрою «не буду спрашивать»! — вышла из себя Линда и сильно болтанула дочку туда-сюда, вцепившись рукой в её предплечье. — Никуда не пойдёшь!

— Нет, пойду! — Майя энергично попыталась высвободиться, но мать держала её крепко.

— Ты почему кроссовки свои раскидываешь где попало?! Я утром навернулась из-за этого, ты хочешь, чтобы я покалечилась?! Я тебе сколько раз говорила — прибирай свои вещи!

— Отпусти-и-и-и, — зашипела Майка, делая новые попытки вырваться. — Синяк поставишь! Я в полицию пойду — скажу, что ты меня бьёшь!

— Что? — Линда опешила, ослабила хватку, и Майя, воспользовавшись растерянностью матери, выскользнула.

— Не доводи меня до окончательного каления, — предупредила Линда со зловещим пришёптыванием. — Ты меня знаешь. Я тебя в комнате запру!

— Попробуй только! — огрызнулась Майя, предусмотрительно отступив к своему столу. — Я тогда из дома уйду! К отцу!

— Иди-иди, он тебя прямо ждёт с распростёртыми объятиями… И во что ты вырядилась? Это что за юбка, что у тебя трусы видно?!

— Тебе какое дело? Во что хочу, в то и одеваюсь!

— Ты уроки сделала?

— Сделала!

— Сделала?

— Сделала!

— Показывай, — Линда сделала пару шагов к столу, на что Майя резво отпрыгнула к кровати. — Пока не покажешь, никуда не пойдёшь!

— Да пожалуйста, — дочка демонстративно вывалила из портфеля на стол учебники вперемешку с тетрадями и вполголоса бормотнула: — Фашистка…

— Я тебе сейчас губы отобью за такие слова! — заявила Линда, пытаясь разобраться в наваленном. — Набери Герду.

— Зачем это?

— Затем, что я хочу у неё лично узнать, куда вы направляетесь!

— Да пожалуйста! — Майя достала смартфон, тыкнула в экран и нажала на кнопку громкой связи.

«За старую дурочку меня держат, — мелькнуло у Линды, — думают, что я не догадываюсь, что они спелись говорить про вечеринку одно и то же».

— Алё, — отозвалась трубка хриплым голосом Майиной подружки. Можно было подумать, что Герде не четырнадцать лет, а все двадцать пять.

— Это Линда, мама Майи. Скажи мне, что вам задали по биологии на завтра?

— А? — опешила та.

Майя тоже округлила глаза.

— Что вам задали по биологии? — тоном инквизитора повторила Линда.

— Ты же про вечеринку собиралась спра… — пискнула Майя, пытаясь выиграть время.

— Молчать! — гаркнула ей Линда и снова переключилась на подружку: — Герда, скажи мне честно, я же всё равно потом узнаю.

— Ну… параграф.

— Какой?

— Ну… двадцать пятый.

— Ещё?

— Ну…

— Ещё что?.. Герда!

— Ну, реферат.

— Тема?

— Про мух этих. Про дрозофил.

— Спасибо, Герда, — Линда отобрала у деморализованной дочери смартфон и отключила связь. — Показывай дрозофил, — приказала она.

— Я не до конца доделала, — начала канючить Майя, но Линда уже отыскала тетрадь по биологии и открыла её на последней исписанной странице.

Там красовалась следующая надпись: «Домашняя работа. Реферат. Муха-дрозофила как объект генетических исследований».

И дальше шёл пустой лист.

— Это называется «не доделала»? — саркастически поинтересовалась Линда. — Значит, расклад такой. Два варианта — или ты садишься прямо сейчас и пишешь реферат, а потом, если успеешь, идёшь ненадолго погулять. Либо идёшь ненадолго погулять, к примеру, ммм… до десяти часов вечера. А потом до упора пишешь реферат. И пока ты мне его не сдашь, ты не получишь больше вообще ничего и никогда!

Майя некоторое время стояла, насупившись, и нервно тарабанила карандашом по столу.

— Ты слышала, что я сказала? — переспросила Линда, стараясь говорить спокойным тоном.

— Да ёб твою мать! — выругалась Майя и от избытка чувств переломила в руке ни в чём не повинный карандаш.

Линда размахнулась и чувствительно зазвезденила дочери раскрытой ладонью прямо по губам.