Другая физика

Валентина Абакумова

Физический мир красив, интересен и даже очень любим нами. Но наши мысли, чувства, переживания и настроения совсем не зависят от этой физики. Они как будто живут в каком-то параллельном мире, где совсем другая физика, загадочная и притягательная, этот параллельный мир иногда проникает в мир физических тел через интуитивные всполохи и завораживает нас. Наверное, не всех, но это не значит, что другой физики не существует.

Лярва

«Ишь, ты, подишь, ты! Строит из себя! Голодранка несчастная! Эта шушера совсем перестала знать своё место. И образование у неё „заушное“, а себе ещё! Интеллигенткой тут представляется! Знаем мы этих интеллигентов: из грязи — в князи! Друзья к ней, видите ли, ходят. Да где ж вы видели, чтобы у порядочной женщины мужчины в друзьях были? Так много разных только к проститутке шатаются! Тьфу!» — уже не в первый раз бушевала Степановна, посылая проклятья на голову соседки. И для того, чтобы получить полное удовлетворение от проведённой акции против непокорной, она вышла на лестничную клетку и смачно плюнула в кружочек глазка на соседской двери.

«И дети у неё — поганые,» — не без удовольствия, но уже спокойно, сделала она заключение и отправилась во двор посетить в тени клёнов на скамеечке с товарками, любящими помыть косточки всем, кому ни поподя. Она спускалась по лестнице только что подметённой ею (к соседке шатаются кобели всякие, грязь носят, а ей вот убирать приходится!) и предвкушала ту радость, с которой она будет рассказывать всем, что у её соседки бешенство матки, поэтому она не может хорошо зарабатывать, как другие проститутки, самой приходится кормить да поить мужиков за обслуживание, а детей куском хлеба обделяет. И они от недоедания и нехватки витаминов тупеют. А старшенький, уж и без очков видно, — дебильный. Ой, как много рассказать есть!

Домой Степановна возвращалась затемно. Наговорилась досыта! Всё высказала. Ничего не оставила! В груди было сладко пусто. Ну вот и ещё один день прошёл. Осталось чайку попить да спать лечь.

— Ну что ты звонишь в такой поздний час? — услышала она сердитый голос дочери, которая открыла ей дверь и запустила в тёмную прихожую, — Ванечка уже спит. Знаешь, ведь, как трудно его уложить. Я вот всё думаю, может, мне его невропатологу показать?

— Да что ты всё придумываешь? Здоровый ребёнок. Они, маленькие-то, все орут. Думаешь, ты не такая была?

— Мам, а ты Светку на улице не видела? Темно уж, а её всё нет. Никогда она так долго не задерживалась.

Степановна налила себе чаю, достала кусочек сахара и села поудобнее на стул, чтобы посмаковать душистый напиток. За стеной в соседской кухне кто-то вёл оживлённый разговор. Очень хотелось услышать, о чём. Степановна приложила перевёрнутый стакан к стене, прижалась ухом к донышку, как её научили сегодня бабы на скамейке, но, увы! понять смысл того, о чём говорили за стеной, ей так и не удалось. Говорили о каких-то валёрах. Кто это такие? Стерпеть это Степановна не могла, и на голову соседки понеслись новые проклятия.

— Ну, никакого покоя от этой стервы нету!

— Да тише ты, мам! Ванечку разбудишь…

— Да я и не удивлюсь, если он проснётся. При таком-то шуме! Постучать им надо.

— Да ты что, мам! Их тут и не слышно. Успокойся!

Успокойся! Разве тут успокоишься? Никакого уважения и заботы от этих молодых не дождёшься. Вон, уж собственная дочь поучает, как себя вести!

Аккуратно сложив покрывало, она сняла лишние подушки с кровати, достала ночную сорочку из ящика тумбочки и собралась было переодеться, но что-то её смутило… Как будто в комнате ещё кто-то есть… «Ой, да кто тут может быть! Перенервничала, вот и кажется чёрте-чё…»

— Кажется! Ничего тебе не кажется!

Сердце у Степановны выскочило через открытый рот… Она обернулась на прозвучавший голос и обомлела… В кресле развалилась какая-то нахальная девица с пустыми глазами, какие бывают только у бестыжих девок, которых Степановна видела на похабных календарях, что в коммерческих киосках продают. Ноги в каких-то длинных сапожищах гостья бесцеремонно сложила на журнальный столик. Губы, намазанные чем-то невероятно ярким, были сложены в недовольной гримасе. Но настроение её совсем не мешало ей обрабатывать пилочкой непотребно длинные ногти.

Девица чавкнула жвачкой и выдавила:

— Что замолкла-то?

— Галь!.. Галя!.. — позвала Степановна дочь, вмиг забыв про все обиды.

— Да что ж ты никак не угомонишься-то, мам?

— Галь, а это — кто?

— Где?

— Да вот же! — Степановна указала на кресло.

— И чем тебе Мурлышка-то ещё помешала? — дочь забрала кошку и вышла.

— Да что ж это? — Степановна протёрла глаза, снова посмотрела в сторону кресла и обмерла в очередной раз: девица сидела там же.

— Это тебе не поможет! — она одарила Степановну наглой улыбкой и продолжила заниматься своими мерзкими ногтями.

— Ты кто? — наконец, смогла произнести Степановна.

— Лярва.

— Это что же, имя такое ругательное?

— Да уж какое дали.

— Ты откуда взялась-то? — Степановна таки смогла взять себя в руки. Она поняла, что спуску здесь давать нельзя. Стерв она таких видела, не первый год живёт.

— Хм! Она ещё и спрашивает! Ты ж меня сама и придумала! И мне, надо сказать, очень нравится быть. И как всякие родители беспокоятся о своих детях, думают о том, как и за счёт чего они будут существовать, попросту говоря, что они будут кушать и во что одеваться, так и ты теперь будешь думать обо мне!

«Нет, с этим надо кончать! — решила Степановна. Это же самая обыкновенная авантюристка. И как её Галька-то не заметила?»

— Галь! Вызывай милицию и сюда приходи!

— Ха-ха-ха-ха! — от смеха лярвы ноги Степановны стали ватными, и она, обессиленная, упала на кровать.

«Да что ж это такое?…» — Степановна вконец растерялась, почувствовав какую-то зловещую внутреннюю связь с этой лярвой, как будто их действительно соединяла пуповина…

— Ну, что с тобой, мам? Тебе не милицию, а «скорую» вызывать надо!

— Не надо «скорую»… — едва слышно произнесла Степановна, — зови милицию или сама гони её в три шеи!

Смех лярвы довольно внушительно раздался снова. Внутри у ослабевшей женщины что-то ёкнуло, как будто её и вправду дёрнули за невидимую ниточку…

— Да кого гнать-то, мам?

— Ты что, совсем ослепла и оглохла? Вон же в кресле развалилась!

— Да нет же здесь никого!

Степановна приподнялась и ахнула… Девица опять пропала.

— Галь, ты посмотри под столом… И под кроватью… Может, она за шторой прячется?

— Да ты хоть объясни, кого найти нужно?

— Да лярву!

— Какую ещё лярву?

— Девка такая бестыжая, лохматая, с крашеными губами! Ты что, и не заметила, как она в дом вошла?

— Мам, ты успокойся. Просто ты перегрелась сегодня на солнышке. Спишь на ходу… Это тебе приснилось что-то…

«И то правда! — с надеждой подумала Степановна. — Лягу спать, и пройдёт всё… Ну, ведь, если б она была, она бы никуда не делась… Померещилось. Старею…»

— Иди, иди, дочь. Показалось, наверное…

Галина тихо прикрыла за собой дверь. Степановна хотела выключить свет, но подумала и оставила. На всякий случай. Она укрылась одеялом и почти уже успокоилась, даже рискнула закрыть глаза, как вдруг в лицо ей ударил отвратный шёпот:

— Ты что же, думаешь, отделалась от меня? Ну, нет! Кто ж оставляет своих чад некормлеными на ночь?

— Да что тебе надо от меня, дрянь ты этакая?

— Яблоко от яблони, как говорится, мало чем отличается. Уж если кто-то и дрянь, то я просто её отражение.

— Ты на что намекаешь?

— А что мне намекать? Я тебе и прямо могу сказать. Я — это твои ну просто замечательные мысли и слова. Только все своим словам и мыслям нужное место находят, поэтому и живут с ними в мире. А ты куда меня послала? К соседке своей? Я там была. Но мне там делать нечего: не про меня она! А кушать и жить мне хочется так же, как и всем. Так что, давай, делай что-нибудь.

— Да что делать-то? Хлеба, что ли, тебе принести?

— Вот именно. Только не того, каким вы своё тело питаете. А тот, на который ты меня обрекла.

— Да ты говори прямо, хватит темнить.

— Уж если кто натемнил, так это ты. Вспоминай, что ты говорила про соседку? Так вот, мне по меньшей мере нужны голодранка, проститутка и дебил. Чтобы жить, мне необходимы их мысли, их переживания, их страсти! А чтобы жить хорошо, мне нужно много всего этого! А я хочу очень хорошо жить! И немедленно.

— Здесь ты для себя тоже ничего такого не найдёшь! Так что, убирайся!

— Ну, уж нет! Я своё возьму, можешь не сомневаться! Если ты мне не поддашься, то поддадутся те, с кем ты связана своей душой… Ты видишь, я уже чувствую себя в общем-то неплохо!

— Это ты про что? — смутная тревога сдавила Степановне душу…

— У меня уже почти всё есть. Кроме голодранцев. Но за ними дело не станет, это проще простого.

— А где ж ты взяла дебилов?

— Завтра утром повнимательнее в глаза своего внука посмотри… И сразу всё поймёшь.

— Ах, ты, стерва!

— И это существо, которое мнит себя человеком, смеет называть так собственное создание. Своё в определённом смысле «я». Ты ещё не почувствовала, как тебе далеко до образа и подобия Божьего?

— А…

— Сходи в соседний подъезд.

Степановна стала судорожно одеваться.

— Галя, Галя! Светка не пришла?

— Да нет ещё. Я уж и не знаю, что подумать…

— Я схожу во двор, посмотрю.

— Тебе ж плохо. Может, я сама, а ты за Ванечкой посмотри.

— Не надо! Я схожу.

От разогретого за день асфальта на улице было душно. А, может, Степановне это показалось… Воздуха ей, действительно, не хватало. В соседнем подъезде было темно. «Опять пацаны лампочки вывернули! Вот нелюди-то! То-то у них у всех рыла нечеловеческие. Да и матери у них у всех…» — кто-то дёрнул Степановну за нутро, как за верёвочку, и она осеклась… — Господи! Прости меня за мысли мои…

Из-за приоткрытой двери подвала доносился какой-то неясный шорох и шёпот. Степановна прислушалась…

— Ты только смотри матери ничего не рассказывай! А то больше ничего не получишь. А завтра мы с Шуриком придём и принесём тебе французскую тушь для ресниц. Хочешь?

— И по сникерсу! А то не дам, — услышала Степановна ещё совсем детский голос своей Светки…

Она вышла во двор, села на скамейку, которая для многих сварливых пенсионерок стала в какой-то степени последним местом работы. Но сейчас Степановне было не до «коллег». В голове её было мутно и муторно. Она боялась что-нибудь подумать: в каждой едва возникающей мысли она улавливала смрадное дыхание лярвы…

Вдруг неожиданно двор озарил яркий свет. Степановна обернулась на него и застыла: пламя вырывалось из окон её квартиры… Из подъезда выскочила Галя с Ванечкой на руках.

— Галя, Галя! Что там случилось?

— Ой… Ой… Что ж это? Ужас какой!

— Да что ж там произошло у тебя?

— Не поняла… Я телевизор смотрела и к Ванечке вышла, запищал он… А тут грохот такой! Может, это телевизор взорвался?..

— Ой, горе-то, горе-то какое!

— Ну вот, — услышала Степановна зловещий шёпот прямо в ухо, — теперь у меня и голодранцы будут… Кстати, я тут такая твоя родственница не одна хожу. Много ты нас настряпала, много…

Пламя бушевало всё больше и больше. Сигналы пожарных машин оглушили всю округу. Но было ясно: уже ничего не спасти…