Ты моя

Валентин Сорокин, 2018

Тот, кто знал долгую муку одиночества, никогда не устанет благодарить за дар любви. «Ты моя» – книга о нежданном, но сбывшем счастье. Это стихи о жизни, озарённой светом любви, о горьких потерях и разочарованиях, о вечной красоте и надежде. «Ты моя» – книга верности, отваги и мужества.

Ты и я

Тропы к храму

Эти скоростные перегрузки

Задушили черным шарфом лес.

Хорошо нам, русским, среди русских,

И в просторе русском — свет небес!

Вон, с холма взлетая, точно птица,

Сквозь пургу невыносимых драм,

У тебя во взоре золотится

Куполами белокрылый храм.

Красотой и мудрою отрадой

Близких он встречает на пути.

Я хотел бы за его оградой

Свой приют, со временем, найти:

Чтобы ты склонялась и шептала

Имя позабытое мое.

Мгла страну родную расшатала,

Виснет у околиц воронье.

Я одну люблю тебя и снова

Говорю: «Душа моя чиста!..»

Я тебя целую или слово,

Так я пьян — не оторвать уста.

Нас не очень жалуют в европах.

Горизонт не станет голубей.

И не зря цветет на русских тропах

Огненными вспышками репей.

1996

Снегириные поцелуи

Мороз, еловые иголки

Да птиц петлистые следы…

А ты сейчас в низовьях Волги

Встречаешь тающие льды.

Молчит река, течет устало,

И знает лишь одна заря,

Что синью северных кристаллов

Хранимы южные моря.

Вернешься ты, еще красивей,

Беречь и утешать любовь,

Серебряной пургой России

Позвать грозу и ливень вновь.

В краю, былинном и нехмуром,

Где палисадник, там и сад,

Саратов это или Муром,

Рязань иль Сергиев Посад:

Золотокупольные струи

Весной…

А в зиму, посмотри, —

Взлетают наши поцелуи

Огня́нные, как снегири!

1996

Буду целовать тебя

Соловьи звенят и славят лето,

Весь живой и пробужденный лес.

И сверкает колесо рассвета

Спицами по синеве небес.

Наклонись ко мне и мир послушай,

В час признанья кто не знаменит,

Если жизнью скованные души

Из долины просятся в зенит?..

Буду целовать тебя до полдня,

Ну а с полдня буду отдыхать,

Свято зная и, конечно, помня —

Скоро надо сеять и пахать.

Пусть страданья голосом столетий

В нас кричат, но никогда не лгут.

И, пожалуй, завтра наши дети

По родным цветам не побегут.

Зреет рожь, да серебрится мало,

Травы подняты,

да не густы,

Где заря бедою отпылала,

Там взлететь пытаются кресты.

Мы еще не смеем помолиться,

А уж поступь истины слышна,

Потому и звездный свет струится,

И за этим лесом — тишина.

1996

Свинцовые ветры

Свинцовые ветры поют над страною моею,

И к нашим границам толкает дивизии Запад,

Мой Кремль ненаглядный,

на площади вновь я немею,

Отбросив ползущий

предательский рыночный запах.

И голосом горя кричат колокольно куранты,

А мы, закаленные

в дерзком победном горниле,

Как ту Атлантиду вознесшие к небу атланты,

Россию родную на камни вчера уронили.

Любимая, слушай, мучения так бесконечны,

И дома покоя не знаю я даже с тобою:

Я месяц усталый, мне двигаться вечно и вечно

Над миром погибшим

в пространство его голубое.

Мы, пленные торга кровавых растлителей эры,

Целуемся молча и молча в ночи пропадаем,

За нами с экранов недрёмно следят люциферы,

Мы лица их вряд ли теперь на пути угадаем.

А бесьи копыта стучат по гранитной брусчатке,

Беда нависает и нас истребляет большая,

И главный преступник

пять лет не снимает перчатки,

На зверью охоту из Спасских ворот выезжая.

Мой Кремль ненаглядный,

пленённый с великим народом,

А мы-то с тобою пленёны, пожалуй, с рожденья,

Но Царь поднебесный готовит возмездье

уродам

Грозою и бурей —

молитвами освобожденья!..

1996

За окошком

За окошком не лебяжью стаю

И не звезды высеяла тьма,

Это задержалась, пролетая,

На весенних яблонях зима.

Как же мы не встретимся с тобою,

Если маем разбудило высь,

Если белое и голубое

За зеленым полем обнялись?

Ничего мы, оба, не разрушим,

У тоски недружелюбья нет,

Потому струится в наши души

Белый, белый, лебединый свет.

Я скажу и не дождусь ответа,

Только чуть расширятся глаза, —

Ведь от света золотеет лето

И грозой качает небеса.

На пиру страстей неистребимых

Ревностью остывшим не помочь.

Привкус крика на губах любимых

И в зрачках неистовство и ночь.

Обниму, нахлыну ли, прильну я,

Словно ливень, полоня траву,

Так, что даже кофточку льняную

Я опять — над сердцем разорву!..

1996

Тайна прозрения

Я не прозреньям тайным удивился,

А на заре кричали журавли…

Они кричат, а я ведь не родился,

Хоть яблони у окон отцвели.

И на тропе вчера, у поворота,

Я целовал тебя и говорил:

«Я не родился, это кто-то, кто-то

Мне жизнь свою и память подарил!»

В любви нет воли и в судьбе нет воли,

Не приручить желаниям чудес.

И я давно седей луны, а поле

Звенит травой зеленой до небес.

Летело время вьюгой и смеялось,

Я к звездам шел из гиблой темноты,

И надо мною мать моя склонялась,

А с нею — Богородица и ты.

В слезах мы захлебнулись и в разврате,

И путь сквозь покаяния тяжел:

Вот я искал других и виноватил,

Но виноватей всех себя нашел.

И если я ни разу не родился,

Тогда зачем, горяч и остроуст,

В лучах полдневных жаворонок бился

И снеговел черемуховый куст!..

1996

Ты и я

За морозом — ветер и метели

По селу и городу прошли.

Вот летели и не долетели

До России нашей журавли.

В тьму попали, в холода попали,

До сих пор я вижу, до сих пор,

Как с небес по одному упали

В синий леденеющий простор.

Чтобы вечно властвовать над нами

Святости, не зная кандалов,

Где упали — вспыхивает пламя,

Золотее новых куполов…

На колени встанем перед Богом,

Ты и я,

нам вместе веселей:

«Господи, мы просим не о многом —

Пощади летящих журавлей!

Бедные не платят за богатых,

На врагов не плачутся враги,

Сбереги влюбленных и крылатых,

И не предающих сбереги!»..

В мире ужас воцарится тихо,

Там и тут безлунье,

там и тут,

Если журавель и журавлиха,

Две последних песни, упадут.

1996

Закат сгорит

В черёмушниках белых мая,

В пьянящей зелени лесов

Я поцелую, обнимая,

Тебя средь птичьих голосов.

День вызвенился колокольно

В берёзах белых — голубой,

И ни о чём душе не больно,

Ведь ты со мной и я с тобой.

Пусть пролетают наши годы

И песню нашу там, вдали,

За чёрные крутые воды

Вдруг уронили журавли.

Черёмуховый куст белее

Пурги, охапки снеговой,

И ты дороже и милее

И горше думы вековой.

Закат сгорит, но остается

Созвездий зовная тропа,

В России русским не дается

Простое счастье и судьба.

О сколько сил и сколько воли

В страданиях погребено, —

За горизонтом плещет поле,

Как жаль, что пройдено оно!..

1996

Снова повторю

Спит вода болотная в урёмах,

А заря приподняла крыло,

И цветущей кипенью черёмух

Мне глаза на миг заволокло.

Я хотел бы в мире повториться,

Да нельзя — над нами вечный Бог,

Я хотел бы в жизнь твою влюбиться,

Но тяжел туман моих дорог.

Даже утром, лиственно-зелёным,

Тайна ожиданий нелегка:

Посмотри, опять с лебяжьим стоном

Движутся над нами облака.

Вот и под болотною водою

Тыщи лет лежит без перемен

Горевою глыбой золотою

Мёртвое страдание измен.

Начинает песню удалую

Тёмный лес, приветствуя зарю,

Я тебя сегодня поцелую,

Завтра снова это повторю.

Нашу радость укрощает смута,

Ветер гибельный

распятых лет,

Словно та черёмуха кому-то,

А не мне роняет белый цвет.

1996

Не пой

Что ж я плачу, седой человек,

Иль печальнее песню не слышал,

Я ведь прожил означенный век,

Словно вдруг за околицу вышел.

И увидел, как в центре земли

Погибает Россия родная,

А над нею летят журавли,

Высоко и прощально рыдая.

Разве ты молодой не была

И в ладонях моих не дышала,

Но завьюжилась черная мгла

И на разум слеза набежала.

Через поле — страда за страдой,

Через рощу — беда за бедою,

В красном озере день золотой

Закипел за уральской грядою.

Так не пой же, не пой же, не пой,

Мы знамению не покоримся,

Лучше в грозном просторе с тобой

Затеряемся и растворимся.

Не достигнуть своих берегов,

Одиноко в пути умирая…

Серебристая бездна снегов

И пожары — от края до края.

1996