Драмы для 6-7 актеров

Валентин Красногоров, 2021

Книга содержит 5 пьес Валентина Красногорова для 6-7 актеров (преимущественно серьезного характера; комедии на это число персонажей помещены в отдельном сборнике). Каждой пьесе предпосланы краткая аннотация, отзывы и выдержки из рецензий.

Мимолетное виденье

Пьеса в двух действиях

АННОТАЦИЯ И ПРЕДИСЛОВИЕ

В центре пьесы «МИМОЛЕТНОЕ ВИДЕНЬЕ» — творческая личность в ее частной обыденной жизни. В основу пьесы положен знаменитый в истории русской культуры эпизод из жизни одной дворянской семьи. Эти люди увлекались, любили и ошибались, как увлекаемся и ошибаемся мы. Пьеса, хотя и основана на реальных фактах, не ставит своей целью абсолютную достоверность описанных в ней людей и событий.

Эта пьеса полемична. Странно, что полемичность ее заключается как раз в «несовременности», в ее подчеркнутой литературности и классичности. Ведь действие пьесы происходит в 20-е годы XIX века в какой-то провинциальной помещичьей усадьбе, а главный герой (я нарочито не назвал его полного имени, чтобы не подчеркивать значимость пьесы громкой известностью ее персонажей) — всего лишь «сосед по имению». Мне хотелось, чтобы пьеса привлекла читателя/постановщика мыслью, чувством, диалогом, а не биографическими деталями великой личности. 2 мужских, 4 женских роли.

Действующие лица

АННА ПЕТРОВНА, около 60 лет

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА, помещица, 44 г.

АЛЕКСАНДР, ее сосед по деревенскому имению, 26 лет

АЛЕКСЕЙ, ее сын, 20 лет

ЗИЗИ, ее дочь, 16 лет

АННА, ее племянница, 25 лет,

СЛУГИ (без слов)

Действие происходит в 1820-е годы в доме Прасковьи Александровны.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена погружена в темноту. Только на краю ее мы видим камин с горящим в нем пламенем и небольшое бюро, освещенное свечой. Анна Петровна, уже немолодая женщина, еще сохранившая следы былой красоты, перебирает бумаги и письма, делая иногда записи в лежащую перед ней тетрадь. Время от времени она бросает листки в огонь. Взяв одно из писем, женщина задумывается.

АННА ПЕТРОВНА. Боже, как давно это было!.. И было ли? Постепенно из моих воспоминаний уходит все мелкое и неважное. Остается лишь то, что было в них значительного, — не для публики конечно, для меня самой. То есть только то, что на самом деле и должно оставаться в памяти. Но и это постепенно стирается…

Между тем медленно освещается гостиная в доме Прасковьи Александровны. Обстановка ее типична для провинциальной помещичьей усадьбы начала 19 века. Александр, примостившись на краешке стула, пишет что-то огрызком карандаша на манжете своей рубашки. Сзади к нему осторожно на цыпочках подкрадывается Зизи и закрывает ему ладонями глаза.

АЛЕКСАНДР. (Принимая игру в «отгадывание».) Петр Иванович? (И, так как Зизи не отпускает ладошки, он продолжает.) Авдотья Григорьевна? Нет, я знаю, кто это: Алексей! Дружище!

Александр быстро поворачивается и, смеясь, заключает Зизи в объятья. Девушка пытается вырваться, впрочем, не очень энергично.

ЗИЗИ. Как вам не стыдно! Пустите меня!

АЛЕКСАНДР. Честное слово, я думал, что это Алексей.

ЗИЗИ. Оставьте! Вы бы никогда не стали его обнимать! И какие еще Петр Иванович и Авдотья Григорьевна? У нас и нет таких! Вы нарочно не хотели меня угадать.

Александр не выпускает ее из объятий.

Пустите же!

АЛЕКСАНДР. Сначала дай слово, что не убежишь от меня, как в прошлый раз.

ЗИЗИ. Ведите себя прилично, и от вас никто не будет убегать.

АЛЕКСАНДР. Позволь тебя поцеловать один только раз, и я сразу тебя отпущу.

ЗИЗИ. (Уклоняясь.) Порядочные девушки никогда не позволяют себя целовать. (И после короткой паузы лукаво добавляет.) Но иногда они не возражают против того, чтобы это делали без разрешения.

Александр обнимает и целует ее. Она пытается освободиться.

Хватит! Вы обещали меня сразу отпустить.

АЛЕКСАНДР. Я тогда не знал еще, как это сладко. (Еще крепче обнимает девушку.)

ЗИЗИ. (Отстраняясь.) Только не здесь. Сюда каждую минуту могут зайти. Давайте лучше я сяду за фортепьяно.

АЛЕКСАНДР. Лучше уйдем куда-нибудь.

ЗИЗИ. Куда? Везде люди.

АЛЕКСАНДР. В твою комнату. Можно музицировать и там.

ЗИЗИ. Там же нет инструмента.

АЛЕКСАНДР. А зачем нам инструмент?

ЗИЗИ. Вы нахал.

АЛЕКСАНДР. А ты прелесть.

ЗИЗИ. И вообще, мне сейчас некогда. Вы же знаете, сегодня приезжает моя полтавская кузина.

АЛЕКСАНДР. К черту кузину.

ЗИЗИ. Как вы можете так говорить?

АЛЕКСАНДР. Слишком много тут толчется кузин, сестер и братьев. Ни минуты нельзя побыть вдвоем.

ЗИЗИ. (Вздыхая.) Это верно.

АЛЕКСАНДР. (Снова привлекая девушку к себе.) В тебя черт ложку меда положил…

ЗИЗИ. Вы насмехаетесь над юной неопытной девушкой.

АЛЕКСАНДР.…Которая очень быстро набирает опыт…

ЗИЗИ.…Благодаря очень умелому наставнику.

АЛЕКСАНДР.…Который восхищен тем, как легко она усваивает уроки.

ЗИЗИ. Я пожалуюсь maman, и она вас строго за это пожурит.

АЛЕКСАНДР. А тебя выпорет. А я добавлю от себя. Чтобы впредь маленькие девочки не ябедничали.

ЗИЗИ. Фи! Как вам не стыдно смеяться над моим возрастом! Я же не смеюсь над вашим.

АЛЕКСАНДР. Ты не смеешься, потому что страдаешь. Оттого что я стар для тебя. Ведь как-никак разница в десять лет.

ЗИЗИ. (Передразнивая.) «Стар!» Вдобавок ко всем вашим недостаткам, вы еще и coquette… Не знаю, как это сказать по-русски… Кокетка мужского пола. Если я и страдаю, то оттого что по сравнению с вами я слишком молода.

АЛЕКСАНДР. Кокетка ты, а не я. Тебе доставляет удовольствие меня дразнить.

ЗИЗИ. Неправда. Неужели вы не видите, что я вас просто… (Останавливается.)

АЛЕКСАНДР. Ну, договаривай же!

ЗИЗИ. Я и так сказала и позволила слишком много.

АЛЕКСАНДР. Для меня слишком мало.

ЗИЗИ. Вы змей искуситель. Но вам не убедить меня вкусить запретный плод.

АЛЕКСАНДР. Мы вкусим его вместе. (Обнимает её.)

ЗИЗИ. Пустите! Сюда идет мать, слышите? Идемте отсюда! (Берет его за руку и увлекает его за собой.)

Молодые люди скрываются. Входят Прасковья Александровна и ее сын Алексей — привлекательный, совсем еще молодой человек.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. (Глядя вслед дочери.) Алексей, ты бы присмотрел за сестрой.

АЛЕКСЕЙ. Пустяки, ей только шестнадцать лет. Она еще девчонка.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. В шестнадцать лет я была невестой, а в семнадцать пошла под венец.

АЛЕКСЕЙ. Но о браке между ними не может быть и речи!

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Вот поэтому и надо ее остеречь. Ладно, об этом после. А сейчас я хочу поговорить о другом.

АЛЕКСЕЙ. Может, не сегодня?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Чем сегодняшний день хуже других?

АЛЕКСЕЙ. Ничуть не хуже, даже лучше. Ведь сегодня приезжает кузина.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. За которой ты тут же начнешь ухаживать.

АЛЕКСЕЙ. Почему вы так решили?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Потому что я тебя знаю.

АЛЕКСЕЙ. Даже если и так, кому от этого будет плохо?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Никому. Но, кроме любовных интриг, мужчина должен иметь и другие занятия.

АЛЕКСЕЙ. Я учусь в университете.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Кое-как.

АЛЕКСЕЙ. В меру своего ума.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Меня беспокоит не твой ум, а твоя порядочность.

АЛЕКСЕЙ. Чего вы от меня хотите?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я хочу, чтобы мне не было за тебя стыдно.

АЛЕКСЕЙ. Я постараюсь. (Хочет уйти.)

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Подожди, я еще не все сказала.

Входит слуга и говорит вполголоса Прасковье Александровне несколько слов.

(Слуге.) Хорошо, иди.

Слуга выходит.

(Алексею.) Анна уже приехала и выходит из кареты.

АЛЕКСЕЙ. (Оживляясь.) Наконец-то! Это славно!

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Пойдем на крыльцо ее встречать.

АЛЕКСЕЙ. Я лучше подожду вас здесь

Прасковья Александровна выходит. Алексей надевает фрак, тщательно осматривает себя в зеркале и поправляет прическу. Прасковья Александровна возвращается вместе с Анной, молодой красивой женщиной. Слуга несет за ними сундук и коробки.

АННА. Вот я и приехала. Тетушка, как я рада, что вырвалась к вам!

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. И мы все рады.

Женщины целуются.

АЛЕКСЕЙ. Добро пожаловать, кузина!

АННА. Алексис, это ты? Почти взрослый мужчина!

АЛЕКСЕЙ. Вы меня обижаете этим «почти». Мне уже двадцать лет.

АННА. Так много? Извини. Я хотела сказать «совсем взрослый мужчина».

АЛЕКСЕЙ. Да, все последние месяцы я специально торопился к вашему приезду подрасти, чтобы вы обратили на меня внимание.

Вбегает растрепанная и разрумянившаяся Зизи и порывисто обнимает Анну.

ЗИЗИ. Аннет, дорогая, наконец-то! Мы тебя заждались!

АННА. Здравствуй, милая. Как ты выросла! А я все еще представляла тебя ребенком.

АЛЕКСЕЙ. А она и есть ребенок.

ЗИЗИ. (Брату.) Считай, как хочешь. В отличие от тебя, я не стремлюсь выглядеть старше.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Зизи, проводи кузину в ее комнату и дай ей привести себя в порядок после дороги. (Неодобрительно указав взглядом на ее растрепанную прическу.) И заодно приведи в порядок и себя.

Зизи и Анна выходят. Слуга с баулами следует за ними.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Алексей, еще раз прошу тебя: присмотри за сестрой.

АЛЕКСЕЙ. Я лучше присмотрю за кузиной. Какая красавица!

АЛЕКСАНДР (Входя.) Кто красавица?

АЛЕКСЕЙ. При слове «красавица» ты уже здесь. Как говорят французы, quand on parle du loup on en voit la queue.

АЛЕКСАНДР. Это верно: когда говорят о волке, он выходит из леса. Но ведь вы говорили не о волке, а о какой-то красавице. О ком речь?

АЛЕКСЕЙ. О моей кузине. Заметь: о моей кузине, а не о твоей. И присмотреть за ней — моя обязанность.

АЛЕКСАНДР. Вообще-то, присматривать за красавицами — это дело их мужей.

АЛЕКСЕЙ. Ну, а поскольку ее воинственный супруг далеко, я беру охрану ее добродетели на себя.

АЛЕКСАНДР. А есть что охранять?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Честь женщины должна беречь она сама, и моя племянница вовсе не нуждается в присмотре. Мне стыдно вас слушать. Вы сплетничаете, как две старые кумушки, только еще более грубо и пошло.

АЛЕКСЕЙ. Maman…

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Замолчи. А вы, Александр, послушайте: мой сын — пустой развратный юнец, но вам такие речи никак не пристали.

АЛЕКСАНДР (Целуя ей руку.) Вы меня усовестили, Прасковья Александровна. Постараюсь вести себя прилично.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. К сожалению, сударь, вам не всегда это удается. Вот и манжет опять у вас исписан каракулями.

АЛЕКСАНДР. Виноват. Не было под рукой бумаги.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Придется распорядиться держать для вас в доме чистые рубашки. (Выходит.)

АЛЕКСАНДР. Объясни, милый, что такое эта твоя полтавская кузина? Говорят, она премиленькая вещь.

АЛЕКСЕЙ. А ты разве никогда с ней не встречался?

АЛЕКСАНДР. Кажется, встречался один раз, но очень давно. Совсем ее не помню. Зачем она приехала?

АЛЕКСЕЙ. Сказать по правде, пригласить ее была моя идея, и я постарался незаметно внушить это maman.

АЛЕКСАНДР. Чего ради? Что тебе до нее?

АЛЕКСЕЙ. Она недурна и, по разным слухам, не должна быть весьма строгих правил.

АЛЕКСАНДР. Но ты ведь крутишь тут роман с другой кузиной.

АЛЕКСЕЙ. Во-первых, мать ее отослала. Во-вторых, я рассудил, что связь с замужней женщиной гораздо выгоднее, нежели с девушкой. Вот я и займусь ею с твоего позволения.

АЛЕКСАНДР. А ее позволение ты уже получил?

АЛЕКСЕЙ. Нет, но думаю, что я не ошибся в своем расчете.

АЛЕКСАНДР. Она в самом деле такая, как ты говоришь?

АЛЕКСЕЙ. Я знаю наверное.

АЛЕКСАНДР. Насчет женщин ты любишь иногда приврать, и приврать грязно.

АЛЕКСЕЙ. Не в этом случае. Посуди сам: красавица в расцвете лет — и старый муж. Ворота крепости открыты настежь.

АЛЕКСАНДР.А что если я захочу войти в эти ворота сам?

АЛЕКСЕЙ. Это нечестно! Я тебе по-товарищески все объяснил, а ты хочешь этим воспользоваться. Я ведь первый заявил на нее права!

АЛЕКСАНДР. Надо уступать старшим. Так что уж извини, я не отступлюсь.

АЛЕКСЕЙ. (Всерьез обеспокоенный.) Ты что, серьезно? Я знаю, если ты и вправду возьмешься за дело, то у меня шансов не останется.

АЛЕКСАНДР. (Смеясь.) Да нет, мне такого рода прелестницы не нужны. Оставь это сокровище себе.

АЛЕКСЕЙ. Значит, соперничать не будешь?

АЛЕКСАНДР. Нет, успокойся. Да мне и не до нее. У меня сейчас другие интересы.

АЛЕКСЕЙ. (С облегчением.) Вот и хорошо. (Помявшись.) Кстати, о твоих «других интересах»… Конечно, я вовсе не собираюсь стеречь свою сестру… Но все-таки… Было бы лучше, если бы ты перестал с ней… ну…

АЛЕКСАНДР. То есть ты хочешь, чтобы я перестал обращать внимание на Зизи и занялся твоей кузиной.

АЛЕКСЕЙ. Нет, кузину не трогай.

АЛЕКСАНДР. Так чего же ты хочешь?

АЛЕКСЕЙ. В конце концов, Зизи меня не очень заботит. Но maman обеспокоена… И учитывая твои отношения с maman…

АЛЕКСАНДР. (Холодно.) Что ты имеешь в виду?

АЛЕКСЕЙ. Я? Собственно, ничего.

Входит Зизи.

АЛЕКСАНДР. Очень хорошо. Так давай определимся: я не вмешиваюсь в твои интересы, а ты в мои. Договорились?

АЛЕКСЕЙ. Договорились.

АЛЕКСАНДР. А теперь, извини, я хотел бы хоть немного поработать. Не могу с утра записать даже пару строк. Так что можешь начать осаду очередной кузины.

АЛЕКСЕЙ. (Вполголоса.) Тихо, Зизи тут.

ЗИЗИ. О чем вы тут шепчетесь?

АЛЕКСАНДР. О тебе, наша прелесть.

ЗИЗИ. Прямо я вам и поверила. Александр, пойдемте со мной. Вы обещали написать мне что-нибудь в альбом.

Зизи уводит Александра. Входит Анна.

АЛЕКСЕЙ. Вы не устали в дороге?

АННА. Нисколько. (Постояв у зеркала, поворачивается к Алексею.) Дорогой кузен, вы действительно так возмужали, что мне уже следует говорить вам «вы».

АЛЕКСЕЙ. Нет, нет, только «ты».

АННА. Будет ли это прилично?

АЛЕКСЕЙ. Конечно, ведь мы родня. Наши матери сестры, значит, и мы, можно сказать, брат и сестра.

АННА. Ну что ж, пусть будет «ты».

АЛЕКСЕЙ. Ты не можешь себе представить, как я рад тебя видеть! Давай наконец поздороваемся по-настоящему.

АННА. Что значит «по-настоящему»?

АЛЕКСЕЙ. Ну, поцелуемся по-родственному. Как брат и сестра. (Крепко и продолжительно целует Анну.)

АННА ПЕТРОВНА. (Печально наблюдая за ними.) Как мне теперь называть эту красивую жизнерадостную женщину — «она» или «я»? Что у нее общего со мной? Я ли это целуюсь с Алексеем? Если бы я теперь вдруг вновь стала молодой, вела бы я себя по-другому? Ведь для каждого возраста есть своя мудрость, и вряд ли моя нынешняя мудрость лучше и правильнее той, что управляла мною в двадцать пять.

АННА. (Отодвигая наконец от себя Алексея.) Не слишком ли крепкий поцелуй для родственника?

АЛЕКСЕЙ. У меня не очень богатый опыт братских поцелуев. Но если ты покажешь мне, как это делается, я готов это повторить.

АННА. (Бросая на него оценивающий взгляд.) Кажется, ты и в самом деле стал мужчиной.

АЛЕКСЕЙ. Разумеется. И мне не терпится тебе это доказать. (Хочет обнять ее еще раз.)

АННА. (Уклоняясь.) Оставь. Пошутили, и хватит. Скажи, чем вы заняты в вашей деревне? Есть ли какие-нибудь развлечения?

АЛЕКСЕЙ. Какие развлечения в этой глуши? Честно говоря, тут можно было бы умереть от скуки, если бы не Александр.

АННА. То же самое мне сейчас сказала Зизи. Она только и способна, что трещать о нем. Что он за человек? Я слышала о нем немало и плохого, и хорошего. Плохого, сказать по правде, больше.

АЛЕКСЕЙ. Как тебе объяснить… Мне интересно с ним. Нравы людей, которые ему встречаются, он узнает чрезвычайно быстро. Женщин же он знает как никто. Он мой друг и учитель.

АННА. Вот как? И чему же он тебя учит?

АЛЕКСЕЙ. (Улыбаясь.) Искусству обольщения прекрасных дам. Таких, как ты.

АННА. Другими словами, он твой наставник в школе разврата.

АЛЕКСЕЙ. Ты называешь развратом мое влечение к тебе?

АННА. Только ли ко мне?

АЛЕКСЕЙ. Уже ревнуешь? Это вселяет в меня надежду.

АННА. (Со смехом.) Ревновать? Тебя?

АЛЕКСЕЙ. А, ты не ревнива? Тем лучше. Это избавит нас от лишних переживаний.

Алексей снова хочет ее обнять, но в это время входят Прасковья Александровна и Зизи.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я вижу, Аннет, что Алексей, как и полагается радушному хозяину, не дает тебе скучать.

АЛЕКСЕЙ. Я прилагаю все старания.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А теперь пойди и приложи все старания, чтобы стол был накрыт, как следует. В доме гости.

АЛЕКСЕЙ. Разве слуги не знают, что надо делать?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Они знают, но приглядеть не мешает.

АЛЕКСЕЙ. Хорошо, maman. (Нехотя уходит.)

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Аннет, мой сын довольно неглуп, но единственный его интерес в жизни — это волочиться за женщинами. Зизи, ты меня не слышала.

ЗИЗИ. Конечно, мама.

АННА. Я полагаю, в таком возрасте у всех молодых людей это главный интерес.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. На всякий случай я хотела тебя предупредить.

ЗИЗИ. Я уже ее предупредила.

АННА. Зизи расцветает с каждым днем. Она у вас будет красавицей.

ЗИЗИ. Я уже красавица.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Красавица, могла бы и помолчать, когда говорят старшие.

ЗИЗИ. Помолчать? За что вы меня наказываете?

АННА. А где же ваши старшие дочери?

ЗИЗИ. Мама отправила сестер погостить к родне в Тверскую губернию. И правильно сделала. Здесь было бы чересчур тесно от обилия молодых женщин и барышень. А мужчин всего полтора.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Зизи, прикуси язык.

АННА. (Смеясь.) Почему полтора?

ЗИЗИ. Алексей мне брат, и я его за мужчину совсем не считаю. Он годится только для кузин.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Зизи! Знай меру!

Входит Александр. Увидев довольно большое общество, он хочет ретироваться, но Прасковья Александровна останавливает его.

Александр, куда же вы? Позвольте вас представить моей племяннице Анне Петровне.

Анна не без любопытства смотрит на Александра.

АЛЕКСАНДР. (Вежливо кланяясь.) Enchanté. [Очень приятно]. Мне кажется, я имел уже удовольствие встречаться с вами.

АННА. Да, как-то раз мы виделись у моей тетушки в Петербурге.

АЛЕКСАНДР. Видно, судьбе угодно, чтобы все наши встречи происходили у ваших тетушек. Как хорошо, что их у вас много. (Прасковье Александровне.) Сударыня, не хочу мешать беседе родственников. Разрешите откланяться.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Нет-нет, я не отпущу вас. Оставайтесь обедать.

АЛЕКСАНДР. Право, не могу. Мне надо бы поработать.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А что вам мешает работать здесь? Останьтесь.

АЛЕКСАНДР. Тогда разрешите мне посидеть в вашей библиотеке. И распорядитесь, пожалуйста, подать туда бумагу, перо и чернила.

ЗИЗИ. Я все сделаю. Пойдемте.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Зизи, наш гость прекрасно знает, где библиотека, и письменный прибор там всегда для него наготове.

ЗИЗИ. Я просто хочу проверить, все ли на месте.

Александр, поклонившись, выходит. Зизи следует за ним, но мать окликает ее.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Зизи, ты же знаешь, когда он просит перо, то не любит, чтобы вокруг него вертелись люди.

ЗИЗИ. Я и не собираюсь возле него вертеться. Проверю, все ли в порядке, и сразу вернусь. (Исчезает.)

АННА. Не очень-то любезно с его стороны. Скрыться, не сказав и двух слов.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А ты, конечно, ждала любезностей и сладких комплиментов, которыми, я думаю, порядком избалована.

АННА. Вовсе нет. Но светскому человеку следовало бы проявить немножко внимания к гостье.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Не обращай внимания. Когда он хочет работать, помехи его раздражают. К тому же, он сам здесь гость.

АННА. Он еще крохотнее и некрасивее, чем я думала.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. (С легкой иронией.) Мой красавчик сын нравится тебе несравненно больше.

АННА. Что в этом плохого?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ничего.

АННА. Но познакомиться поближе с вашим соседом я бы хотела. О нем теперь много говорят.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. У тебя еще будет такая возможность.

АННА. Он часто у вас бывает?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Когда как. То пропадает подолгу, то приходит почти каждый день.

АННА. Каждый день? И вам это не в тягость?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Напротив. Мы рады ему.

АННА. Что или кто его сюда влечет? Одна из моих кузин?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Больше всего его влечет моя библиотека. Говорит, что такой не найти даже в столице, не говоря уж об этой глуши.

АННА. Она и вправду так хороша?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Несколько тысяч томов на пяти языках.

АННА. (С лукавым намеком.) Не думаю, что он приходит только ради книг.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ну, кроме того, он влюбляется по очереди во всех моих дочерей.

АННА. А они?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А они все разом влюблены в него.

АННА. (Изумленно.) В эту обезьянку?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Не говори так.

АННА. Я заинтригована. Вы все помешались на нем. Пусть у него есть способности, пусть даже он популярен, но как можно увлечься таким пугалом?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Он может быть неотразимо привлекателен.

АННА. Не верится… К тому же, в смысле женщин у него плохая репутация. Вы не считаете, что ваших дочерей нужно от него остеречь?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Если бы не Александр, они бы остались заурядными уездными барышнями, каковыми и являются на самом деле. А с его появлением у них заблестели глаза, заалели щеки, они похорошели, они читают, думают, спорят, они любят… Короче говоря, они живут.

АННА. Мне странно вас слушать. Вы же мать. Почему вы их не остановите?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Сказать честно, это просто не в моих силах. Я воспитываю дочерей очень строго, но уберечь от его влияния не могу. А может быть, и не хочу…

АННА. Я вас не понимаю.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Пусть их жизнь хоть одним краешком пересечется с жизнью такого человека. По крайней мере, им будет что вспомнить в старости.

АННА. Уж не собираетесь ли вы женить его на одной из них?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. О нет, ни в коем случае. В мужья он не годится. Во всяком случае, своих дочерей я за него не отдам.

АННА. Почему, раз вы о нем такого высокого мнения?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Он не семьянин по натуре. С самого детства он живет вне дома, вечным странником, любит карты, ввязывается в дуэли. И верность жене он хранить не будет. К тому же, ни чинов, ни состояния, ни милости государя, ни ясного будущего. Нет, он будет плохим мужем.

АННА. Хорошенький портрет! И от такого человека вы не ограждаете своих дочерей?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я же сказала, что не могу.

АННА. А вы не опасаетесь, что девушки могут выйти за пределы, которые диктует подобающая им скромность?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ах, дорогая, не выражайся фразами из французских романов. Скажи попросту, что они могут потерять невинность.

АННА. И вас это не тревожит?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я слежу за ними, но они уже взрослые… Пусть это в первую очередь заботит их самих. Впрочем, в наш веселый и распутный век это не мешает выходить замуж. Было бы приданое. Да ты и сама не успела потерять virginité [девственность] до брака только потому, что вышла замуж в шестнадцать лет. Зато сейчас ты быстро наверстываешь упущенное.

АННА. (Смутившись.) Что вы имеете в виду?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Дорогая, за тобой тянется длинный шлейф слухов о твоих увлечениях и приключениях.

АННА. Тетя…

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я не упрекаю тебя — старый скучный муж и все такое, но и не изображай из себя непорочную мадонну.

АННА. Я никого не изображаю.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Об одном только тебя прошу: веди себя здесь прилично. Я не хочу краснеть за тебя перед своей сестрой и твоим мужем.

АННА. (Сухо.) Вы считаете, что я дам к этому повод?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я ничего не считаю. Ты женщина взрослая и независимая. Но мне бы не понравилось, например, если бы Алексей начал открыто за тобой ухаживать, а ты бы стала его поощрять.

АННА. Почему вы решили, что он собирается за мной ухаживать?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Потому что я его знаю.

АННА. (Она выслушала предупреждение старшей родственницы с некоторым неудовольствием.) Все, что вы сказали мне, лучше скажите своей Зизи. Она больше меня нуждается в нотациях.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я ей говорила, и не раз.

Входит Александр. Анна его не замечает.

АННА. Не понимаю, что она в нем нашла. Я допускаю, что с ним, вероятно, интересно разговаривать. Но представить себя с ним в… Я хочу сказать… Извините за откровенность, представить себя в его объятьях я не в силах. Невозможно быть более некрасивым! Ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, вместо ногтей настоящие когти, маленький рост, жеманство в манерах, какая-то странность нрава…

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. (Предостерегающе.) Аннет!.. (Указывает глазами в сторону Александра.)

Анна в смущении замолкает. Неловкая пауза. Прасковья Александровна первая преодолевает ее.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Сударь, как хорошо, что вы зашли. Мне надо похлопотать по хозяйству. Не будете ли вы столь любезны побеседовать пока с моей племянницей? Она призналась мне, что слышала о вас много хорошего и очень хочет поближе с вами познакомиться.

АЛЕКСАНДР. (Без всякой охоты.) Я польщен, но… У меня дела… И, кроме того, я обещал принести Зизи ее альбом…

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Значит, эта несносная девчонка все-таки возле вас крутилась и не давала работать! Не беспокойтесь, я сама займусь альбомом. И заодно ею самой.

Прасковья Александровна берет альбом и выходит. Неловкая пауза. Александру явно не понравилось, что его заставили остаться.

АННА. (С кокетством дамы, уверенной в своем шарме.) Ну, говорите же что-нибудь. Я действительно давно мечтаю с вами познакомиться.

АЛЕКСАНДР. (Холодно.). Право, не знаю, с чего начать.

АННА. Вы — и не знаете? Вы — известный дамский угодник?

АЛЕКСАНДР. Я и не знал, что у меня такая лестная репутация.

Пауза.

АННА. Ну, мы так и будем молчать?

АЛЕКСАНДР. Научите, о чем говорить, и я заговорю.

АННА. Ничего не может быть легче. В таких случаях говорят о погоде, о родне, об общих знакомых, о новинках литературы…

АЛЕКСАНДР. О, вы любите литературу?

АННА. Люблю. Особенно стихи. Вас это удивляет? (Мечтательно.) Ночь, луна, печальная дева, туманная даль… Все это так красиво! Или какой-нибудь изящный мадригал… Может, вы почитаете мне что-нибудь?

АЛЕКСАНДР. Я бы с удовольствием, сударыня, но я не умею читать стихи. И, к тому же, я ничего не помню наизусть. Поэтому я не буду долее злоупотреблять вашим вниманием. Вы достойны более привлекательного собеседника, и он у вас тут есть. (Собирается уйти.)

АННА. Позвольте, куда же вы? Неужели мое общество вам так неприятно?

АЛЕКСАНДР. (Нехотя останавливается. С принужденной учтивостью.) Общество такой очаровательной женщины не может быть неприятным.

АННА. Ну так останьтесь и почитайте что-нибудь.

АЛЕКСАНДР. (Почти не скрывая раздражения.) Право, я сейчас не расположен… Меня ждет в библиотеке работа, и мне не хотелось бы от нее отвлекаться.

АННА. Нет-нет, я вас не отпущу, пока вы не почитаете.

АЛЕКСАНДР. (Снова садится.) Ну, хорошо, не смею отказывать даме. (С недоброй улыбкой.) Что вам прочесть — свои стихи или чужие?

АННА. Неважно, лишь бы они были хороши.

АЛЕКСАНДР. Тогда, если вы не против, я прочитаю вам стишок одного моего приятеля.

АННА. А почему бы вам не прочитать что-нибудь свое?

АЛЕКСАНДР. Мои стихи настолько плохи, что я никогда бы не осмелился читать их такой тонкой ценительнице поэзии, как вы.

АННА. Не могу понять, вы насмехаетесь надо мной или просто кокетничаете.

АЛЕКСАНДР. Ни то, ни другое.

АННА. Что же вы хотите мне предложить?

АЛЕКСАНДР. Коротенькую эпиграмму. Правда, довольно фривольную. Вас это не будет шокировать?

АННА. Если она не выходит за правила хорошего тона, то почему я должна быть шокирована? Я не барышня шестнадцати лет.

АЛЕКСАНДР. Очень хорошо. Тогда слушайте.

Анна с улыбкой готовится слушать галантное стихотворение. Однако по мере чтения стиха улыбка сходит с ее лица и заменяется ледяным выражением.

Иной имел мою Аглаю

За свой мундир и черный ус,

Другой за деньги — понимаю,

Другой за то, что был француз…

(С притворным смущением.) Извините, сударыня, не помню продолжения.

АННА. (С холодной вежливостью.) Очень жаль. Постарайтесь его потом вспомнить и передать мне, чтобы я могла занести это милое стихотворение в свой альбом. Можете сделать это через мою маленькую кузину, с которой, кажется, вы состоите в тесной дружбе. Ей это тоже будет интересно.

АЛЕКСАНДР. Я вижу, вы на меня рассердились.

АННА. Вы прочитали непристойные стихи едва знакомой вам женщине и ждали от нее восторгов?

АЛЕКСАНДР. Вы просили меня прочитать какие-нибудь стихи, и я это сделал. Чего еще вы от меня хотите? Чтобы я воспевал вас в изысканных сонетах? Вы красивы, вы божественны, вы превосходите прелестью Лауру, но я недостоин быть вашим Петраркой.

АННА. Я не понимаю, почему я еще продолжаю с вами разговаривать. Я и вправду поражена — бесстыдством, с которым вы меня осмеяли.

АЛЕКСАНДР. Поверьте, я и думать не мог, что этот стишок может вас хоть как-то задеть.

АННА. Конечно, не думали. Вы просто тактично дали понять, что я вешаюсь на шею любому встречному.

АЛЕКСАНДР. Помилуйте, речь шла об Аглае…

АННА. (Прерывая.) Разумеется. Об Аглае. Конечно, не об Анне. Я бы могла сделать вид, что вы прочитали эти стихи ненамеренно, и что они меня не касаются. Однако я не хочу притворяться, что ничего не поняла. Вы хотели меня оскорбить, и сделали это очень ловко.

АЛЕКСАНДР. Мне очень жаль, что вы приняли эту шутку на свой счет.

АННА. Ваши шутки нескромны. Для вас не существует честь женщины.

АЛЕКСАНДР. Для меня честь женщины существует, если она существует для нее самой. Разумеется, к вам это замечание не относится.

АННА. Спасибо за откровенность, с которой вы выказываете мне свое презрение.

Я бы не хотела находиться с вами в одном обществе.

АЛЕКСАНДР. Я понимаю. Рядом с вашей красотой моя уродливость будет еще более бросаться в глаза и оскорблять ваше эстетическое чувство.

АННА. Вы, должно быть, дуетесь на меня за то, что в разговоре с тетушкой я довольно бестактно отозвалась о вашей наружности, и теперь мелочно мстите. Очевидно, вы придаете слишком большое значение внешности, чтобы настолько обидеться. Я же, со своей стороны, ценю внешность намного ниже таланта и была бы искренне рада нашей дружбе.

АЛЕКСАНДР. О какой дружбе вы говорите? Вам просто скучно, и вам нужен шут, который бы вас развлекал в этой деревне, читал вам чувствительные поэмы и писал в ваш альбом льстивые стишки.

АННА. Как вы грубы! А помните, как тогда, при встрече в Петербурге, вы вертелись возле меня и пытались привлечь мое внимание неуклюжими комплиментами вроде «Est-il permis d'être aussi jolie?» — «Ах, разве можно быть такой красивой!»

АЛЕКСАНДР. Я эти комплименты, конечно, забыл, но, раз вы помните их спустя столько лет, значит, они были не такими уж неуклюжими.

АННА. Я их забыла бы, если бы они не были столь смешны.

АЛЕКСАНДР. Конечно, смешно было выслушивать комплименты от какого-то жеманного карлика. Вот и сейчас вас влечет ко мне не склонность, а тщеславие и любопытство. Тогда, в Петербурге, вы и замечать меня не хотели, а теперь, когда я приобрел некоторую известность, я вдруг стал вам интересен.

АННА. Да, не скрою, пока я вас не встретила, вы были мне интересны. Но теперь, когда я вас узнала, этот интерес пропал.

АЛЕКСАНДР. (Насмешливо.) Мне очень жаль.

АННА. Чего вам жаль? Ведь я для вас лишь удобный объект для язвительных насмешек. Еще бы! Полуразведенная жена комичного старого мужа, легкая, почти бесспорная добыча первого встречного. Смешно, правда? Особенно вам, чьи похождения известны всему свету. Но я не прикидываюсь святой. Да и зачем вам добродетельная женщина? Чтобы эту добродетель развращать?

АЛЕКСАНДР. Сударыня, действительно меня не очень привлекают женщины, которые своими стыдливыми глазами робко ищут мужчину, который помог бы им упасть. (С иронией добавляет.) Но вы ведь к ним не принадлежите, не правда ли?

АННА. Я знаю, мужчины не уважают доступных дамочек. Но ведь вам не нравятся и неприступные. Входить в крепость без боя неинтересно и не тешит вашего тщеславия, но безрезультатно осаждать ее годами скучно.

АЛЕКСАНДР. Я смотрю, вы хорошо знаете вкусы мужчин.

АННА. А вы, как поведал мне Алексей, очень хорошо знаете женщин. Очевидно, вы много раз имели случай их изучать, причем на весьма близком расстоянии. Вот почему вы решили, что вправе давать мне уроки благонравного поведения.

АЛЕКСАНДР. Сударыня…

АННА. Нет, уж дослушайте. Вы считаете меня легкомысленной, если не сказать хуже, потому что до вас дошли слухи о моих связях. Но я и не намерена их отрицать и скрывать. Мой муж старше меня на тридцать пять лет, он грубый солдафон, невоспитанный и необразованный. Мне навязали этого генерала, когда мне было шестнадцать лет. Я его не любила, никогда не полюблю и вовсе не считаю себя обязанной хранить ему верность. Я не собираюсь погубить свою жизнь и молодость из-за боязни сплетен женщин, куда более развращенных, чем я. Вы, «певец свободы», не понимаете во мне главного: я хочу быть свободной и буду свободна!

АЛЕКСАНДР. (С удивлением.) Вот вы, оказывается, какая…

АННА. Да, такая! (Сквозь слезы.) Как вы могли? Ce n'est pas bien de s'attaquer à une personne aussi inoffensive. [Нехорошо нападать на столь безобидную женщину. Фр.]

АЛЕКСАНДР. (Смущенно.) Вы правы, с моей стороны было очень некрасиво нападать на беззащитного человека, на женщину. (В волнении ходит по комнате. Потом приближается к ней и целует ей руку.) Поверьте, мне очень стыдно.

АННА ПЕТРОВНА. Обезоруженный моею фразою, он искренно начал извиняться. Он вообще был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен. Но все это я узнала потом, а тогда еще не понимала особенностей его характера.

АННА. Отныне всякие отношения между нами невозможны. Я объявляю вам войну.

АЛЕКСАНДР. С удовольствием ее принимаю.

АННА. (С удивлением.) С удовольствием?

АЛЕКСАНДР. Война с хорошенькой женщиной лучше, чем полное прекращение отношений.

АННА. Но война хуже, чем дружба.

АЛЕКСАНДР. Не всегда. Ведь наша война обязательно кончится чьей-то победой: или вы будете моей, или я вашим. Меня устраивают оба варианта.

АННА. Не пытайтесь загладить свой поступок неуместной галантностью. Уходите. Вы страшный человек. Наверное, многие красавицы уступали вам только потому, что они вас боялись. Вот вы беззастенчиво уничтожили своим пером Аглаю. Но ведь точно так же вы можете несколькими строками смешать с грязью и меня!

АЛЕКСАНДР. Нет-нет, этого не будет…

АННА. Если вы напишете когда-нибудь стих обо мне, то я прошу об одном: покажите его мне прежде, чем другим. Я не хочу получать удар из-за угла.

АЛЕКСАНДР. Я же сказал, вам нечего опасаться.

АННА. Нет, обещайте!

АЛЕКСАНДР. Хорошо, обещаю.

АННА. Все равно вам не будет прощения. Уходите… Нет, лучше уйду я.

АЛЕКСАНДР. (Удерживая ее за руку.) Подождите.

Входит Алексей.

АННА. (Анна вырывает руку у Александра и выходит, бросая на ходу Алексею.) Твой друг несносен!

АЛЕКСАНДР. Пойди за ней, утешь сестричку.

АЛЕКСЕЙ. Что с ней?

АЛЕКСАНДР. Ничего особенного. Помучил ее немножко.

АЛЕКСЕЙ. За что?

АЛЕКСАНДР. Сказать по правде, не знаю. Приступ желчи. Был обижен. Теперь каюсь.

АЛЕКСЕЙ. Представляю, как ей досталось. Тебе на язычок лучше не попадать.

АЛЕКСАНДР. Нечего ее жалеть. Она тоже в долгу не осталась. Вавилонская блудница… (Расхаживает по комнате.) Но хороша, ничего не скажешь. Чертовски хороша.

АЛЕКСЕЙ. Уж не влюбился ли?

АЛЕКСАНДР. Нет. Еще нет.

АЛЕКСЕЙ. Это хорошо. Потому что я уже предпринял первые шаги, и очень успешно.

АЛЕКСАНДР. Вот как?

АЛЕКСЕЙ. Можно сказать, что она уже уступила.

АЛЕКСАНДР. (Остановившись.) Так сразу? Не долго же она сопротивлялась…

АЛЕКСЕЙ. Она вообще не сопротивлялась.

АЛЕКСАНДР. (Посмотрев на Алексея.) Не врешь?

АЛЕКСЕЙ. (Отведя взгляд в сторону.) Зачем мне врать?

АЛЕКСАНДР. Ты человек расчетливый. Для своей пользы и соврешь.

АЛЕКСЕЙ. Смотри, мы договорились: я первый. Потом делай с ней, что хочешь.

АЛЕКСАНДР. Жалею, что научил тебя цинизму по отношению к женщинам, от которого сам уже начинаю исцеляться.

АЛЕКСЕЙ. Ты начинаешь рассуждать, как моя праведная мать. Не она ли на тебя повлияла?

АЛЕКСАНДР. Я просто старше тебя, мой милый, на целых шесть лет. Для твоего возраста это дьявольская разница. А насчет матери, прошу тебя, перестань проезжаться.

АЛЕКСЕЙ. Хочу тебе сообщить еще некоторые пикантные подробности насчет кузины…

АЛЕКСАНДР. Пожалуйста, избавь меня от них. Мне пришли в голову две-три мысли, а я за целый день не могу их записать.

АЛЕКСЕЙ. Да нет, послушай, это интересно….

Входит Зизи.

ЗИЗИ. Я вам не помешаю?

АЛЕКСЕЙ. Помешаешь.

Зизи садится на диван и всем своим видом показывает, что никуда не собирается уходить.

Пойди погуляй. Дай взрослым людям поговорить.

ЗИЗИ. Наверняка о красавице кузине?

АЛЕКСЕЙ. А тебе что?

ЗИЗИ. Ничего. (Устраивается поудобнее.)

АЛЕКСЕЙ. Ну, что ты здесь расселась?

ЗИЗИ. Жду, когда ты уйдешь.

АЛЕКСЕЙ. Ах вот как.

ЗИЗИ. Давно мог бы догадаться. А еще называешься себя взрослым.

АЛЕКСЕЙ. Во всяком случае, взрослее тебя.

ЗИЗИ. Если хочешь знать, женщина в шестнадцать лет — все равно, что мужчина в тридцать.

АЛЕКСАНДР. Жаль. В таком случае ты для меня уже стара.

ЗИЗИ. (Улыбаясь Александру.) Для вас мне по-прежнему шестнадцать.

АЛЕКСЕЙ. Так я не пойму: тебе тридцать или шестнадцать?

ЗИЗИ. Преимущество женщины перед мужчиной в том, что она может менять возраст по своему желанию.

АЛЕКСЕЙ. Так все-таки кто из нас, женщина, уйдет первым?

ЗИЗИ. Конечно ты. Ну, чего ты ждешь? Спеши к Аннет.

Алексей вопросительно смотрит на Александра. Тот кивает головой.

АЛЕКСЕЙ. Что ж, пойду. Действительно, неприлично оставлять гостью одну. (Выходит.)

ЗИЗИ. О чем вы говорили так долго с кузиной?

АЛЕКСАНДР. Так… О том — о сем. Читал ей стихи…

ЗИЗИ. Вот как? Вы уже читаете ей стихи? Как быстро она завоевала ваше расположение. Вот что значит красота! Она ведь неотразима, правда?

АЛЕКСАНДР. Ты опять пришла дразниться?

ЗИЗИ. (Заговорщическим тоном.) Александр, у меня появилась идея. (Понизив голос.) Когда вы в библиотеке, maman никому не разрешает туда входить.

АЛЕКСАНДР. И что?

ЗИЗИ. Так спрячемся там вместе, и нам никто не будет мешать! Хорошо я придумала?

АЛЕКСАНДР. Великолепно!

ЗИЗИ. Так пошли скорее!

Зизи и Александр хотят скрыться, но в это время входит Прасковья Александровна.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Зизи, почему ты здесь?

ЗИЗИ. Странный вопрос. По-моему, я у себя дома. Где еще мне находиться?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Наша гостья брошена, а ты отвлекаешь мсье Александра от дела своей болтовней.

ЗИЗИ. Я отвлекла мсье Александра не от дела, а от его болтовни с Алексеем. А наша гостья вовсе не брошена. Сначала ее занимал разговорами и стихами мсье Александр, а теперь ее развлекает брат.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. И все-таки твое дело — находиться возле Аннет.

ЗИЗИ. Уверяю вас, маман, что общество Алексея ей более приятно. А оставлять мсье Александра одного тоже невежливо. Ведь и он наш гость.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Этот гость мечтает лишь об одном: уединиться в библиотеке с пером в руках.

ЗИЗИ. Когда он со мной, он никогда не выражает такого желания.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Но он часто выражает такое желание при мне.

ЗИЗИ. При вас? (Ехидно.) Это неудивительно.

АЛЕКСАНДР. Зизи, как тебе не стыдно! Извинись немедленно! (Прасковье Александровне.) Сударыня, вы не совсем справедливы. Зизи как раз только что понуждала меня пойти в библиотеку.

ЗИЗИ. Да. Хотя не понимаю, почему он должен все время писать и писать?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А что, по-твоему, ему следует делать?

ЗИЗИ. Жить! Он же не поденщик какой-нибудь, чтобы не отрываться целый день от пера.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А стихи, которых от него все ждут?

ЗИЗИ. Без жизни не будет и стихов. В конце концов, он не обязан работать на потомков, не разгибая спины. Пусть немного поживет и для себя.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Не передергивай мои слова. Никто не заставляет его работать. Но нельзя мешать ему, если он того хочет. А теперь марш отсюда. Я не намерена с тобой препираться.

Зизи нехотя уходит, сделав знак Александру, что будет его ждать.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Дерзкая языкастая девчонка. И не в меру шустрая.

АЛЕКСАНДР. Вы слишком строги к вашей милой дочери. Правда, она слишком юна, но — терпение: еще лет двадцать, — и, ручаюсь вам, этот недостаток пройдет.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Признайтесь, что вы ею изрядно увлеклись.

АЛЕКСАНДР. Признаюсь. Но вы знаете: кем я бы ни увлекался, по-настоящему люблю я только вас. (Целует ей руку.)

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Приятно это слышать. Правда, иногда хочется, чтобы вы хоть на один день увлеклись и мною тоже.

АЛЕКСАНДР. Но я вас действительно люблю.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Вы хотите сказать мне что-нибудь приятное, и за это спасибо. Но вы и в самом деле любите меня, хотя сами этого не сознаете.

АЛЕКСАНДР. Как я могу вас не любить? Ведь вы единственная, кто меня понимает.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. (Печально.) Это верно. Хотя понимание не освобождает от горечи. Как жаль, что годы мои ушли.

АЛЕКСАНДР. Не надо ни о чем жалеть. (Снова целует ей руку.) Осенние цветы порою нам милее весенних.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Льстец… Однако вернемся к разговору о Зизи. Не могу решить, кто из вас кого соблазняет: она вас или вы ее.

АЛЕКСАНДР. Я тоже не знаю. Если рука невольно тянется к бутылке с молодым сладким вином, то кто виноват — рука или бутылка?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Если бутылка не ваша, то виновата рука. Перестаньте кружить девочке голову. Вы старше, будьте разумнее, чем она. Мне ее жалко. Я знаю, чем это кончается.

АЛЕКСАНДР. Чем же?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Слезами. Горькими слезами.

АЛЕКСАНДР. Слезы — обычная цена счастья. Но разве это лучше, чем не знать ни того, ни другого?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. И все же постарайтесь оставить ее в покое. Тем более что в доме появилась еще одна добыча для ваших страшных когтей.

АЛЕКСАНДР. Красавица Аннет? Как бы прежде я сам не стал ее добычей! Ее маленькие пальчики пострашнее всяких когтей. Они способны скрутить любого мужчину.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Особенно того, кто не очень хочет им сопротивляться. Она вам понравилась?

АЛЕКСАНДР. Вы лучше спросите ее, понравился ли ей я.

Смеясь, входят Анна и Алексей. Увидев Александра, Анна умолкает и мрачнеет. Короткая пауза.

АЛЕКСЕЙ. Я показал кузине наш парк.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я смотрю, вы, кажется, подружились.

АЛЕКСЕЙ. Как и должно быть между близкими родственниками.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я очень рада.

АННА. Как жарко… Алексей, не помнишь, где я оставила свой веер?

АЛЕКСАНДР. (Прасковье Александровне.) Сударыня, я, пожалуй, пойду.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Вам с утра так и не дают покоя. Идите в библиотеку, больше вас никто не будет тревожить.

АЛЕКСАНДР. Нет, меня ждут дома.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. (Удивленно.) Кто может вас ждать?

АЛЕКСАНДР. Кто? Мой кот. Мои собаки. Моя чернильница. Моя бессонница.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Что ж, идите. Не будем держать вас насильно.

АЛЕКСАНДР. Алексей, до свидания.

АЛЕКСЕЙ. До свидания.

АЛЕКСАНДР. (Прощаясь с Анной.) Сударыня…

Анна молча отвечает легким кивком.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я вас провожу.

Прасковья Александровна и Александр выходят.

АЛЕКСЕЙ. Наш друг сегодня, видимо, не в духе. Его, видишь ли, ждет кот. Важная причина, чтобы откланяться.

АННА. Ушел, и слава богу.

АЛЕКСЕЙ. Он тебе не понравился?

АННА. Я представляла его другим. Более возвышенным, одухотворенным…

АЛЕКСЕЙ. И более красивым.

АННА. Пожалуй.

АЛЕКСЕЙ. (Поддразнивая.) На манер Байрона: горящий взор, кудри до плеч…

АННА. Ну, не так уж я романтична. Но он просто неприятен. Дурно воспитан, небрежно одет…

АЛЕКСЕЙ. В отличие от меня, не правда ли?

АННА. Да. И, в отличие от тебя, как-то непонятен…

АЛЕКСЕЙ. Это уже хуже. Женщины любят непонятных мужчин. Им сразу хочется их разгадать.

АННА. Не буду себя этим утруждать.

АЛЕКСЕЙ. И правильно сделаешь. Я опасался, что ты им увлечешься.

АННА. Нет, никогда. Впрочем, тебе-то что за дело до этого?

АЛЕКСЕЙ. Я бы хотел, чтобы ты увлеклась мною, а не кем-нибудь другим.

АННА. Ты мне нравишься.

АЛЕКСЕЙ. Но ты грустна.

АННА. Немного. Кажется, мне здесь не рады.

АЛЕКСЕЙ. Тебя просто расстроил Александр.

АННА. Да, он невыносим.

АЛЕКСЕЙ. Забудь о нем. Если он тобою пренебрег, незачем о нем думать.

АННА. (Возмущенно.) Что значит «пренебрег»? Я ему себя не предлагала. Скорее я им пренебрегла!

АЛЕКСЕЙ. А он тебя добивался?

АННА. По правде сказать, нет.

АЛЕКСЕЙ. Вот и чудесно. Значит, ничто не будет мешать нам проводить время вдвоем, сколько захочется.

АННА. Не знаю, будет ли это удобно. Твоя не в меру бдительная и властная мать и так читает мне проповеди.

АЛЕКСЕЙ. (Понизив голос.) Послушай, в отдаленной части сада есть домик. Туда никто, кроме меня, не приходит. Мы можем видеться там по вечерам, не привлекая ничьего внимания.

АННА. Как ты скучно и прямолинейно идешь к цели.

АЛЕКСЕЙ. А зачем ходить вокруг да около? Все, что не цель, это потеря времени.

АННА. Я сейчас не в настроении выслушивать такие предложения.

АЛЕКСЕЙ. То, что я предлагаю, — это лучшее средство от дурного настроения.

АННА. И ты думаешь, я соглашусь?

АЛЕКСЕЙ. А почему нет? Какие у тебя могут быть причины противиться?

АННА. Но у меня нет и никакой причины тебе уступать. (Помолчав.) Впрочем, одна причина для согласия у меня есть: мне двадцать пять лет, и уже несколько месяцев ко мне не прикасался ни один мужчина.

АЛЕКСЕЙ. Значит, вечером?

АННА. Не знаю.

Медленно гаснет свет.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Обстановка первого действия. Анна Петровна за столом у камина. Зизи в напряженной позе ожидания сидит на диване. На ней красивое платье, которое она время от времени поправляет у зеркала.

АННА ПЕТРОВНА. Есть воспоминания, которые мы предназначаем для других. Есть такие, которые мы можем поверять только себе. И есть воспоминания, которые мы хотим утаить даже от самих себя. И от них лучше избавляться. (Берет связку писем и бросает ее в огонь.)

Если наши потомки и вспомнят когда-нибудь о нас, то будут восстанавливать события по нескольким письмам, которые мы сочли возможным сохранить. В них мы гладкими фразами на французском языке чаще скрывали свои чувства и поступки, чем признавались в них. Ведь письма случайно или намеренно могли быть вскрыты знакомыми, полицией, мужьями… Разве мы могли и смели писать в них правду? К тому же правила хорошего тона требовали скорее галантности, чем искренности. И все же есть письма…

Берет в руки одно из писем, читает его.

«Снова берусь за перо, ибо умираю с тоски и могу думать только о вас. Надеюсь, вы прочтете это письмо тайком — спрячете ли вы его у себя на груди? ответите ли мне длинным посланием? Пишите мне обо всем, что придет вам в голову, заклинаю вас. Если вы опасаетесь моей нескромности, если не хотите компрометировать себя, измените почерк, подпишитесь вымышленным именем, — сердце мое сумеет вас угадать»…

(Откладывает письмо в сторону.) Мои письма к нему, надеюсь, уничтожены. Его же письма… (Колеблясь, подносит пачку писем к камину.) Нет, я не решаюсь. Хотя бы часть из них я сохраню… Не все, конечно. (Разбирает листки, перечитывает их про себя, бросает некоторые из них в огонь, остальные снова связывает ленточкой и убирает в бюро.)

Входит Анна.

АННА. Доброе утро, Зизи.

ЗИЗИ. (Отрывисто.) Уже давно день.

АННА. Разве?

ЗИЗИ. Мы, деревенские, встаем рано. (И, не удержавшись, добавляет.) А ночью спим. Не то, что некоторые.

АННА. Кто это «некоторые»?

ЗИЗИ. Неважно.

АННА. По ночам я иногда допоздна читаю.

ЗИЗИ. Я уже взрослая. Престань мне врать.

АННА. (Сухо.) В твоем возрасте, Зизи, еще разрешается быть непосредственной, но уже нельзя быть невежливой. Раз ты считаешь себя уже взрослой, умей вести себя прилично.

ЗИЗИ. Не у вас ли с Алексеем мне надо учиться пристойному поведению?

АННА. Что ты имеешь в виду?

ЗИЗИ. Я не слепая.

АННА. И почему тебя это задевает?

ЗИЗИ. Меня? Нисколько. Читайте с ним хоть до утра, мне все равно.

АННА. Так в чем же дело?

ЗИЗИ. А в том, что мало тебе одного Алексея, так ты еще…

АННА. Что?

ЗИЗИ. Ничего.

АННА. Зизи, поверь мне…

ЗИЗИ. Не надо. Я никому теперь не верю.

Пауза.

АННА. Чего вдруг ты сегодня нарядилась? У кого-нибудь именины?

ЗИЗИ. Нет. Но не все же мне в девочках ходить. Ты ведь, например, всегда разряжена.

АННА. (Пытаясь обнять Зизи.) Моя маленькая кузина, что с тобой?

ЗИЗИ. (Уклоняясь.) Ничего. И я не маленькая.

АННА. Пойдем, погуляем в парке.

ЗИЗИ. Не хочу.

АННА. Я смотрю, ты не расположена разговаривать. Не буду больше тебе докучать. (Выходит.)

Зизи ходит по комнате, не находя себе места. Входит Алексей. Зизи встречает его недружелюбно.

ЗИЗИ. (Агрессивно.) Что ты тут забыл?

АЛЕКСЕЙ. Ничего.

ЗИЗИ. Той, кого ты ищешь, тут нет.

АЛЕКСЕЙ. А я, быть может, искал тебя. Что ты ходишь, как потерянная? Все ждешь его?

ЗИЗИ. Отстань.

АЛЕКСЕЙ. У тебя нет гордости.

ЗИЗИ. Вся в брата.

АЛЕКСЕЙ. Не знаю, что мой друг в тебе нашел.

ЗИЗИ. Какой он тебе друг? Ты рядом с ним никто, ты даже тросточки его не стоишь. Просто на этом безлюдье ему не с кем больше слово молвить.

АЛЕКСЕЙ. Что за тон? Перестань на него вешаться, слышишь? Не забывай, я за тебя отвечаю. В конце концов, я твой старший брат и единственный мужчина в этом доме.

ЗИЗИ. Чем ты с удовольствием и пользуешься. Пристаешь ко всем женщинам, не опасаясь конкурентов. При этом еще учишь меня приличиям.

АЛЕКСЕЙ. Придержи язык.

ЗИЗИ. Хорошо, что я тебе родная сестра, а не двоюродная. Иначе бы ты взялся совращать и меня.

АЛЕКСЕЙ. Что с тобой сегодня?

ЗИЗИ. Я еще раз говорю: отстань. И без тебя тошно. Повертись еще раз у зеркала и беги к своей Аннет. Она, кажется, в парке.

АЛЕКСЕЙ. Что за выражения? Что значит «к моей»?

ЗИЗИ. Ничего не значит. Уходи.

АЛЕКСЕЙ. И при чем тут зеркало?

ЗИЗИ. А при том, что ты налюбоваться собой не можешь. Хуже всякой женщины. Нарцисс.

АЛЕКСЕЙ. Ну тебя к черту. (Уходит.)

Зизи снова начинает в нетерпении расхаживать по комнате. Входит Александр, веселый и улыбающийся, с цветком в руке.

АЛЕКСАНДР. Здравствуй, Зизи. (Протягивает цветок.) Это тебе, сорвал по дороге. Правда, красивый?

ЗИЗИ. Спасибо. (Небрежно откладывает цветок в сторону.) А кузине вы, конечно, нарвали целый букет.

АЛЕКСАНДР. Если бы я нарвал для нее букет, тебе я принес бы не один цветок, а большую охапку. Кстати, она дома?

ЗИЗИ. Почему вы так долго не приходили?

АЛЕКСАНДР. Были дела.

ЗИЗИ. Какие у вас могут быть дела?

АЛЕКСАНДР. Ну, не дела, а так… Надо было записать кое-какие мысли. Здесь, как ты знаешь, не получается.

ЗИЗИ. Видно, мыслей было очень много.

АЛЕКСАНДР. Их было мало, но я же ленив, и работалось медленно. Но теперь, слава богу, мысли кончились, голова пуста, и я готов снова проводить время с вами.

ЗИЗИ. Такими же пустоголовыми.

АЛЕКСАНДР. Ты сегодня неприветлива. Пойду поздороваюсь с остальными. (Хочет уйти.)

ЗИЗИ. Останьтесь, прошу вас. Или вы торопитесь к Аннет?

АЛЕКСАНДР. Мы с ней в безнадежной ссоре, зачем мне к ней торопиться?

ЗИЗИ. Да не в такой уж и безнадежной. Вы часто и подолгу с ней беседуете. Красивые глазки и стройненькая фигура обычно вызывают стремление к быстрому примирению.

АЛЕКСАНДР. Но я не обладаю ни красивыми глазками, ни стройной фигурой.

ЗИЗИ. С тех пор, как появилась эта соломенная вдова, вы очень изменились.

АЛЕКСАНДР. (Не очень уверенно.) Неправда. Я все тот же.

ЗИЗИ. Не обманывайте себя и меня. И вообще, в доме не стало покоя: Алексей пыжится и ходит павлином, вы похожи то на яркое солнце, то на черную тучу, мать какая-то странная… И никому, никому из вас нет дела до меня…

АЛЕКСАНДР. Зизи…

ЗИЗИ. Что «Зизи»? Откуда такая сдержанность? Почему вы не обнимете меня, как раньше?

АЛЕКСАНДР. (Смущенно.) Я обещал твоей матери быть благоразумнее. Да я и сам чувствую, что мы заходим слишком далеко…

ЗИЗИ. Ах, Александр, как вам не стыдно? Ну при чем тут моя мама? Не вы ли раньше упрекали меня, что я не смею любить без позволения родных, а теперь говорите про мою рассудительную мать и про благоразумие. Скажите прямо, что увлеклись Анной. Раньше вы не обращали на нее внимания, а теперь не сводите с нее глаз.

АЛЕКСАНДР. Кстати, где она?

ЗИЗИ. (Гневно.) В парке. С моим братом. Вы уже второй раз спрашиваете. Бегите же к ней скорее! Я вас не держу! (С трудом удерживает слезы.)

АЛЕКСАНДР. Зизи…

ЗИЗИ. Вы предпочли кузину, эту опытную кокетку, только потому, что почувствовали, что она доступна. Так спешите же, отнимите ее у Алексея или, если вам так будет удобнее, пользуйтесь ею с ним по очереди.

АЛЕКСАНДР. Ты быстро взрослеешь.

ЗИЗИ. Потому что я страдаю. Счастье делает человека глупее, а несчастье — умнее.

АЛЕКСАНДР. Зизи, милая…

ЗИЗИ. Ну почему вы увлеклись ею, почему? Ведь нам с вами было так хорошо… А если вы хотели… Ну… Я бы вам ни в чем не отказала. Понимаете, ни в чем! Я просто не могу вам ни в чем отказать. У меня нет своей воли, нет гордости, нет ничего… Ничего, кроме вас… (Плачет.)

АЛЕКСАНДР. Зизи, раз ты уже взрослая, давай поговорим откровенно…

ЗИЗИ. Не надо. Я боюсь.

АЛЕКСАНДР. Чего ты боишься?

ЗИЗИ. Того, что вы мне скажете. Я не хочу ничего знать.

АЛЕКСАНДР. И все-таки ты послушай. Я тебя очень люблю. Как родную сестру.

ЗИЗИ. (С горечью.) Как сестру…

АЛЕКСАНДР. Нет, больше. Нежнее. Но подумай сама — к чему это может нас привести? Для семейного блаженства я не создан. Легкую связь с такой чистой девушкой, как ты, я позволить себе не могу.

ЗИЗИ. Просто я вам не нравлюсь.

АЛЕКСАНДР. Ты чудо, но я тебя недостоин. Останемся друзьями. Ты молода, еще не раз одно твое увлечение сменится другим.

ЗИЗИ. Но как же мне теперь жить?

АЛЕКСАНДР. Как все мы. Учись властвовать собой. Думаешь, кто-нибудь из нас не переживал разочарований и сердечных бед?

Входит Прасковья Александровна. Увидев смущенный вид Александра и заплаканное лицо Зизи, она останавливается в нерешительности.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Александр, я не знала, что вы здесь.

АЛЕКСАНДР. Я пришел только что и как раз собирался найти вас, чтобы поздороваться. (Целует ей руку.) Как вы поживаете?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Спасибо, все по-старому.

АЛЕКСАНДР. Все здоровы?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Слава богу.

АЛЕКСАНДР. Где Алексей?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Не знаю. Кажется, гуляет в парке с Аннет.

АЛЕКСАНДР. (Помедлив.) Пойду к нему. (Выходит.)

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. (Подходя к дочери.) Что с тобой, милая?

ЗИЗИ. (Сквозь слезы.) А вы не знаете, что ли?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Догадываюсь. Но ты не плачь, все будет хорошо.

ЗИЗИ. Кому будет хорошо, мне или вам? Вы просто радуетесь, что Александр меня разлюбил.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А любил ли он тебя?

ЗИЗИ. Конечно! Зачем, зачем вы вмешались? Нам было так хорошо! (Плачет.)

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Вам обоим или тебе?

ЗИЗИ. Ах, мама, как вы можете так говорить? Вы, вы одна во всем виноваты!

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Но почему же я, милая?

ЗИЗИ. А кто заставил Александра отказаться от меня?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Дорогая, успокойся. Никто его не заставлял. Я просто хотела тебя уберечь.

ЗИЗИ. Но я не хочу беречься! Если беречь себя не для него, то для кого же?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ты не в меру им увлечена.

ЗИЗИ. А как еще можно увлекаться? В меру? В меру я не умею. Да и чем мерить любовь?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Зизи, кроме чувства, в любви нужен еще и разум. И чем сильнее чувство, тем разум нужнее.

ЗИЗИ. Оставьте. Я ничего не хочу слушать про разум!

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Успокойся же ты наконец!

ЗИЗИ. Я знаю, почему вы это сделали. Вы просто ревнуете меня к нему!

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ты в своем уме?

ЗИЗИ. Да, ревнуете. Думаете, я не вижу? Вы увлечены им больше, чем я.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Зизи, опомнись! Ты говоришь с матерью.

ЗИЗИ. А что, мать не женщина, что ли? А ведь вы уже в преклонном возрасте, вам сорок четыре. Где же ваш хваленый разум, который вы требуете от меня?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ты сама не знаешь, что говоришь.

ЗИЗИ. Вы и Анну пригласили сюда нарочно, чтобы отвлечь его от меня.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Я пригласила ее год назад, когда Александра здесь и в помине не было. Ты сама об этом просила.

ЗИЗИ. Да, просила, но теперь я и видеть ее не хочу!

Зизи неожиданно для себя обнимает мать и плачет у нее на плече.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ну полно, полно, доча. Думаешь, я не понимаю, как тебе тяжело?

ЗИЗИ. Ему так одиноко здесь… Кто способен его понять? Ведь он не такой, как все. Ведь такие люди, быть может, рождаются раз в тысячу лет!

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Может быть.

ЗИЗИ. Я понимаю, что я не для него. Кто я? Глупая девчонка. Ему нужна другая. Но ведь не она же, правда?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Правда.

ЗИЗИ. Ему просто нужна искра, чтобы вспыхнуть, зажечься, загореться, чтобы не увянуть совсем в этой глуши, где нет ни развлечений, ни впечатлений. Любая женщина, все равно кто. Но почему она? Почему она?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Не думай об этом.

ЗИЗИ. Как я могу не думать?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ты напрасно тревожишься. Между ними ничего нет.

ЗИЗИ. Нет, так будет.

Входит Анна. При ее появлении Зизи встает и, не глядя на нее, хочет уйти.

АННА. (Пытаясь ее удержать.) Зизи…

Зизи, не говоря ни слова, вырывается и уходит.

(Прасковье Александровне.) Что с ней?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Пусть выплачется. Каждой из нас когда-то приходится через это пройти.

АННА. А что случилось?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Разве непонятно? Ведь ее личико как открытая книга: можно прочитать все.

АННА. Что она в нем нашла?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Видимо, то, чего не можешь найти в нем ты.

АННА. Не могу найти? Мне кажется, я уже достаточно хорошо его знаю.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Как тебе сказать… Мы смотрим на море, на бегущие по нему волны, и думаем, что мы знаем, что такое море. Но на самом деле мы видим только его ничтожную часть, только его рябую поверхность. Но дано ли нам знать, что таится в его необъятной глубине? Ведь в нас с тобой, дорогая, нет ничего, кроме этой поверхности, а его душа бездонна.

АННА. По-вашему я, взрослая женщина, не вижу в нем того, что видит юная девушка?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Зизи чувствует его сердцем, а твое сердце молчит и поэтому слепо. А теперь, извини, я должна пойти к дочери.

Прасковья Александровна уходит. Входит Алексей.

АЛЕКСЕЙ. Что на этот раз проповедовала тебе маменька?

АННА. Ничего.

АЛЕКСЕЙ. О чем же вы говорили?

АННА. Об Александре.

АЛЕКСЕЙ. Ее любимая тема. Других она учит приличиям, а ведь сама, несмотря на свой почтенный возраст, поведеньицем-то не отличается.

АННА. Что ты имеешь в виду?

АЛЕКСЕЙ. Я уверен, что у нее с ним что-то есть.

АННА. Алексей, как бы мать себя ни вела, хорошо или плохо, распускать о ней сплетни родному сыну не пристало.

АЛЕКСЕЙ. Я только хочу сказать…

АННА. А я не хочу тебя слушать.

АЛЕКСЕЙ. Ты держишься со мной в последнее время довольно сухо.

АННА. Как обычно.

АЛЕКСЕЙ. С тех пор, как твоя неприязнь к Александру стала ослабевать, между тобой и мной возникли некоторая скука и охлаждение.

АННА. У нас никогда не было особого веселья и пламени.

АЛЕКСЕЙ. Я понимаю, мне его не пересилить. Я лучше тебя увезу отсюда, и там, вдали от Александра, снова возьму свое.

АННА. Опять та же песня. У нас с Александром нет ни малейших отношений.

АЛЕКСЕЙ. Я рад, если это так.

Алексей хочет обнять Анну. Входит Александр. Увидев их вместе, он останавливается. Неловкая пауза.

АЛЕКСАНДР. (Сухо.) Здравствуйте, сударыня. Как поживает подагра вашего супруга?

АННА. (Очень вежливо.) Спасибо, хорошо. Она передает вам привет и надеется в скором времени вас посетить и подружиться с вами.

АЛЕКСАНДР. Я тронут вашей благожелательностью.

АННА. А я — вашей вежливостью.

АЛЕКСАНДР. Ваш супруг, говорят, очень достойный человек, почтенный, разумный. Один только у него недостаток — то, что он ваш муж. Как можно быть вашим мужем? Этого я так же не могу себе вообразить, как не могу вообразить рая.

Анна невольно улыбается. Пауза.

АЛЕКСЕЙ. Ты долго не появлялся. Чем мы обязаны радости тебя видеть?

АЛЕКСАНДР. Ничем особенным. Просто захотелось поболтать с Анной Петровной. (Помолчав, добавляет.) Причем так, чтобы нам никто не мешал. Надеюсь, как редкий гость, я заслужил эту привилегию.

АЛЕКСЕЙ. (Смеясь, думая все еще, что это была шутка.) Так что, мне уйти, что ли?

АЛЕКСАНДР. Разве я не ясно сказал?

АЛЕКСЕЙ. (Переставая смеяться.) Но почему?

АЛЕКСАНДР. (Холодно и твердо.) Потому что я так хочу.

Алексей колеблется, бросает взгляд на Анну, потом на Александра.

АЛЕКСЕЙ. Черт с тобой, уйду. Тем более у меня дела. (Выходит.)

Пауза.

АННА. Чем вы были так заняты у себя дома?

АЛЕКСАНДР. Что я мог делать в моей печальной деревне? Только одно: безуспешно старался не думать о вас.

АННА. Если вы действительно думали обо мне, то почему было бы просто не прийти сюда?

АЛЕКСАНДР. Зачем мне сюда являться? Вы совершенно не грустите со своим кузеном.

АННА. А что делать? Это лучше, чем грустить без вас.

АЛЕКСАНДР. Я хотел бы, чтобы вы скучали не без меня, а по мне. Впрочем, тогда бы вам скучать не пришлось, потому что я всегда был бы рядом. Но, должно быть, вам веселее с Алексеем.

АННА. Уж не ревнуете ли вы?

АЛЕКСАНДР. Скажите, только вполне откровенно, почему вы так дружны с этим юным студентом? Или это слишком нескромно?

АННА. С чего вы взяли, что я с ним дружна?

АЛЕКСАНДР. Почему же вы с ним на «ты»? Ревность в сторону, — я советую вам прекратить с ним чрезмерную дружбу. Он вас не стоит. Пусть едет себе поскорее в свой университет.

АННА. Алексей мой брат, мы знакомы с ним с детства.

АЛЕКСАНДР. Счастливый возраст, из которого он еще не вышел.

АННА. Тогда тем более вас не должна задевать моя родственная привязанность к этому ребенку.

АЛЕКСАНДР. Адаму было хорошо, у Евы он был единственный мужчина. А в моем раю у Евы есть еще и муж, и кузен.

АННА. Боюсь, с вашим характером Ева быстро бы вам наскучила. Вы ведь известный дон Жуан.

АЛЕКСАНДР. Дон Жуан стремился к новизне лишь пока не встретил донну Анну.

АННА. Я от души желаю вам встретить такую женщину.

АЛЕКСАНДР. Я уже встретил ее.

АННА. Может быть, я и донна Анна, но вы не мой дон Жуан.

АЛЕКСАНДР. Вот поэтому я и не приходил сюда все эти дни.

АННА. Полно вам. Я же не обиделась, когда вы сказали, что не собираетесь быть моим Петраркой.

АЛЕКСАНДР. Лучше бы вы запомнили, что я назвал вас тогда прекрасной Лаурой.

АННА. А я и запомнила. Женщины не забывают ни похвал, ни оскорблений в свой адрес.

АЛЕКСАНДР. Дорогая, хватит нам каждый раз пикироваться. Я давно признал, что вел себя с вами при первой встрече возмутительно, и раскаялся.

АННА. Я очень рада.

АЛЕКСАНДР. Поверьте, я теперь испытываю к вам глубокую симпатию.

АННА. С чего вдруг? Ведь вы еще не знаете моего характера.

АЛЕКСАНДР. Разве у хорошеньких женщин должен быть характер? Главное — это лицо, фигура, глаза, улыбка… Я прибавил бы еще — сердце, но есть ли у вас оно?

АННА. У меня есть и сердце, и душа, то есть то, что в женщине вас интересует меньше всего.

АЛЕКСАНДР. Вы — как роза, и так же колетесь. Не принимайте мою глупую шутку всерьез. Как раз сходство наших характеров меня в вас и привлекает.

АННА. Сходство? Что у нас общего?

АЛЕКСАНДР. Ненависть к преградам и чувство внутренней свободы. Разве не так? Вы робки в обращении и смелы в поступках. Теперь единственное, чего я хочу, это заслужить вашу дружбу, а, может быть, и большее.

АННА. Большее?

АЛЕКСАНДР. Почему нет?

АННА. Я вижу, вы привыкли к быстрым победам.

АЛЕКСАНДР. Победа мужчины над женщиной вовсе не означает ее поражения. Просто она получает то, что хотела, но позволяет ему думать, что он победил.

АННА. Невысокого же мнения вы о женщинах. А Алексей говорил, что вы знаете нас, как никто. Я вижу, он ошибался.

АЛЕКСАНДР. Женщин вообще я, действительно, ценю не очень высоко. Но одна из них мне чрезвычайно нравится. Кто бы мог подумать, что где-то в Полтавской губернии живут такие прекрасные амазонки?

АННА. Совсем недавно вам нравились амазонки Псковской губернии.

АЛЕКСАНДР. Не будем вспоминать, что было раньше. Важно только то, что происходит сейчас.

АННА. И что же с вами сейчас происходит?

АЛЕКСАНДР. Вы знаете. Я ранен, я сражен наповал, я погиб, как швед под Полтавой.

АННА. Не говорите глупостей.

АЛЕКСАНДР. Я согласен: тот, кто любит вас, очень глуп. Но кто не любит, тот еще глупее.

АННА. Перестаньте бомбардировать меня комплиментами. Я не верю ни одному вашему слову.

АЛЕКСАНДР. Напрасно. Я всегда искренен.

АННА. Я вижу, люди правы, когда говорят, что при желании вы можете быть неотразимы.

Входит Прасковья Александровна. Пауза.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Зизи совсем больна.

АЛЕКСАНДР. Может, мне пойти к ней?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Не надо.

АЛЕКСАНДР. Тогда я, пожалуй, вернусь домой.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Останьтесь, куда вам спешить?

АЛЕКСАНДР. Нет, не сегодня. Всего доброго. (Уходит.)

АННА ПЕТРОВНА. (У своего стола.) Кажется, что это было вчера… Как быстро прошла жизнь! Что от нее осталось? Куда все ушло? Почему нельзя начать жить снова и по-другому?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Вы все еще с ним ссоритесь?

АННА. Я стала лучшего мнения об Александре, и временами мне нравится даже его внешность. Особенно, когда он весел и оживлен. Но мне по-прежнему с ним как-то трудно.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Естественно, тебе легче с Алексеем. Он проще и потому понятнее. Ты и он два сапога пара.

АННА. Алексей ведь ваш сын. Почему вам не нравится наша дружба?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Называй свои отношения с ним, как хочешь, но незачем выставлять их напоказ. «Свет не карает заблуждений, но тайны требует для них».

АННА. Хороший афоризм. Чей это?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Не мой.

АННА. Тетя, за что вы меня невзлюбили?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Не говори глупостей. Я просто говорю с тобой открыто, как с дочерью. Ты красива и добра, но… как тебе сказать… легкомысленна. Я и сына своего люблю, но не могу не видеть, что он — пустой человек.

АННА. Я не согласна. Он вовсе не глуп.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. У него не голова пустая, а сердце. Алексей — обычный бабник, причем очень непорядочный. Мне очень жаль, но это так.

АННА. А Александр разве не такой же?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Он совсем другой. Да, он молод, он хочет женщин, но еще больше он ищет впечатлений, увлечения, вдохновения. Он любит женщин вообще, их прелесть, ветреность, их кокетство, склонность к игре, их ножки и ручки, блеск их глаз и румянец их щек. Он любит красоту, которую они несут в жизнь. Нас, заурядных, обыденных, он тремя строчками превращает в богинь…

АННА. Или уничтожает.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Да, или уничтожает. Если мы того заслуживаем. Он страдает из-за своей некрасивой внешности и неосознанно стремится доказать себе и другим, что она не мешает ему покорять первейших красавиц. Если коротко, Алексей относится к женщине как к шлюхе, а Александр — как к божеству. В этом разница.

АННА. Насчет божества не знаю, но я с ним общего языка не нахожу.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. А знаешь, почему? Когда ты с мужчиной, ты думаешь лишь, как изящно помахать веером, блеснуть глазками, повести плечиком, ты ждешь легкой беседы, остроумной лести, нежных вздохов. А ты подумала хоть раз не о том, как очаровать Александра, а как ему помочь?

АННА. Помочь? Ему? Что вы имеете в виду?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Представляешь ли ты, что у него за жизнь?

АННА. Честно говоря, я над этим не задумывалась.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ведь он, совсем еще молодой человек, отправлен в изгнание, заперт в глуши, лишен всякой живой среды. Друзья его забывают и плохо понимают, враги травят. Но даже если ему дадут вырваться отсюда, он все равно будет одинок.

АННА. Почему?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Потому что талант всегда обречен на одиночество. Когда он находится здесь с нами, он как будто от нас ничем не отличается. Он что-то говорит, ест, пьет, обменивается грубоватыми шутками с Алексеем, смеется, но душа его в это время парит где-то в неведомых нам высях… Потом он уходит в свой неуютный холодный дом и приносит оттуда такие строки, от которых захватывает дыхание и останавливается сердце. Как они рождаются? Ведь не от нашей же глупой болтовни в гостиной.

АННА. Да, я тоже теперь часто думаю об этой загадке.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Кто мы рядом с ним? Может быть, лет через двести о нас вспомнят только потому, что мы сидели с ним рядом за столом и ели суп.

АННА. Мне все время кажется, что вы в чем-то упрекаете меня… Интересно, а как вы пытаетесь скрасить ему жизнь?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Как могу. Хотя могу немногое. По мере сил пытаюсь создать ему хотя бы иллюзию родного дома… У него нет и никогда не было своего очага, дружной семьи… А здесь он знает, что ему рады, что его ждут… Вот почему его тянет к нам. Но мы болтаем с ним не только о пустяках. Я помогаю ему управлять имением, мы подолгу разговариваем…

АННА. (С некоторым удивлением.) О чем?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Обо всем на свете. Ведь у вас, молодых, в головах только эротические бредни, а его интересуют и литература, и философия, и история… Я получаю из Европы многие книжные новинки. Иногда он просит перевести ему что-нибудь с итальянского или немецкого — он этих языков почти не понимает. Мы сидим с ним в библиотеке, спорим о книгах, о людях, о жизни, и мне открываются его острый ум и благородная душа.

Конец ознакомительного фрагмента.