Взрастание

Валентин Колесник

Легендарное литературное произведение времен Киевской Руси “Слово о полку Игореве”.…Любой, грамотный человек, знает, о ком был написан этот шедевр, все знают, когда…, но никто, включая историков и ученых не знают “кем?”. Множество предположений, запутанных фактов, мнений и “подозреваемых в авторстве”. Но личность этого человека скрыта веками, зашифрована между строк древних писаний…. Перед Вами всего лишь версия…, попытка ответить на неразрешённый столетиями вопрос. Надо признаться, очень смелая версия. Одна из самых доказательных, написанная на основе исторических трудов. Роман, конечно, художественный, но исторически достоверен. При том, что книга легко читается, у Вас надолго останется горько–сладкое послевкусие реалистичного прикосновения к харизматичным героям, и истории земли, которую позже назовут Украиной. Итак, через что мы прошли? Как любили? Чему радовались? В кого верили? Какой она была, жизнь автора «Слова о полку Игореве», человека, оставшегося в тени истории, и заставившего говорить о своем произведении все будущие поколения, веками, и по всему миру?

Глава ІІ

В лето 6664 (1156) князь Новгород — Северский Святослав Ольгович с малой дружиной ехал в Киев по зову великого князя Юрия Владимировича Долгорукого. Вот уже два года на великом киевском столе сидел Юрий Долгорукий. Сразу после смерти князя Изяслава Мстиславовича в 1154 году к Киеву устремились со своими дружинами три князя: брат умершего Изяслава, Смоленский князь Ростислав Мстиславович; сын Владимира Мономаха и дядя усопшего великого князя Юрий Долгорукий, князь Суздальской земли, и князь Черниговский Изяслав Давидович. Первым прискакал к Киеву ближайший князь Черниговский Изяслав Давидович. Но бояре и сын умершего князя даже в Киев его не пустили. Киевские бояре позвали на великое княжение Ростислава Мстиславовича. Но в двухдневной битве с Изяславом Черниговским Ростислав потерял Киев, а на великий стол сел Изяслав Давидович. Но тоже удержать его не сумел. Юрий Долгорукий с великими силами занял киевский стол и прочно на нем сел.

Дорога от переправы через Днепр, шла лесом до самого Киева. Кудрявые верхушки высоких сосен, покачиваясь, подметали небо. Лес вверху что — то шептал утреннему солнцу, а внизу было тихо — тихо. Птицы пели вполголоса, белки бесшумно прыгали с ветки на ветку, и только дятел нарушал утреннюю тишину своим стуком. Кони шли по мягкому ковру хвои, мерно отмахиваясь хвостами от оводов и надоедливых предосенних мух. Кончился, как оборвался сосновый лес, и пошел дубовый перелесок. Дорога стала больше петлять, обходя огромные дубы — великаны. Святослав Ольгович ехал между тысяцким Хвостом и боярином Косняткой. Князь ехал, опустив поводья, полузакрыв глаза, вспоминая свою жизнь. Эта петляющая дорога напоминала ему дела давно минувшие. По этой дороге ровно десять лет назад в такую же предосеннюю пору он бежал из Киева, где были разгромлены все войска Ольговичей. Вот сейчас за этим разложистым дубом будет поворот, и пойдет густой и непроходимый с обеих сторон орешник. В этой лещине он с тремя своими боярами тогда прятался от воев, которых послал в погоню за ним внук Владимира Мономаха Изяслав Мстиславович, давно стремившийся на киевский великокняжеский стол. Жить князю Святославу Ольговичу пришлось в те годы, когда к Киеву стремились многие русские князья из разных княжеств. Да разве только в эти годы тянулись к Киеву? Из — за борьбы за киевский стол еще в те годы, когда только расцветала русская держава, когда еще не родился не только сам Святослав, но не родился еще его дед Святослав Ярославич, сын Ярослава Мудрого, в те давние годы сыны Владимира Великого уже вели между собой войны за великий киевский стол. В результате этой борьбы из десяти сыновей Владимира остались в живых только трое. Князь Святослав хорошо знал историю Руси, он горько вздохнул, прошептал:

— Сколь много крови пролилось?

— Га? Якой крови? — спросил воевода Хвост.

— Тише. Князь спит. Сие спросонья, — прошептал боярин Коснятко.

— Пусть подремлет. Притомился князь.

И кони дальше спокойно шагали по дороге. Фю, шлеп. Фю, шлеп, махали конские хвосты по бокам. В такт лошадиным шагам покачивались в седле седоки.

Святославу Ольговичу то ли думалось о Руси, то ли снилось. Он вспомнил, как его брат, разгульный и буйный князь Черниговский Всеволод Ольгович, после смерти великого Киевского князя Ярополка Владимировича с небольшой дружиной занял вначале Вышгород, а потом и Киев. Братья великого князя Святослав и Игорь надеялись, что он наделит их Черниговскими, более достойными землями, чем они имеют. Но Всеволод в Чернигове посадил совсем юного своего сына Святослава, а богатые Вятические города оставил за собой. На просьбу братьев Всеволод предложил им небольшие городки Киевской земли Клеческ (Клецк), Черторыеск (Старый Чарторийск), Дорогичин (Дрохичин — Надбужский), Берестий (Брест).

Вспыльчивый, а порой даже грубый и резкий брат Игорь, кричал тогда:

— Пошто тако деешь брат? Мало ему Киевской земли, то держит еще и Черниговскую, а нам дает чересполосицу. Ненадобны нам грады его земли. У нас есмь своя отчина и дедина. Что мало в Черниговской земле градов, что он сулит нам Киевские?

И, действительно, Черниговское княжество было одним из старейших русских княжеств. Черниговские земли раскинулись на громаднейшей территории от Днепра на западе до притоков Дона Проны, Сосны, Уны и Зумы на востоке, от Остра на юге до верховьев рек Десна и Оки на севере. Плодородные земли, богатые лесные угодья, более полусотни городов, где было развито ремесло кузнецов, гончаров, кожемяк, древоделов. Торговые связи с Европой, Кавказом, Средней Азией выводило Черниговское княжество в ряд передовых земель Руси.

А родные братья великого Киевского князя вынуждены были довольствоваться третьеразрядными городами. И тогда пылкий и дерзкий Игорь ведет свою и брата Святослава дружину на Переяславль (Переяслав — Хмельницкий), желая выгнать оттуда князя Вячеслава. На помощь Вячеславу пришел Изяслав Мстиславович и великий князь Всеволод Ольгович.

Святослав Ольгович передернул плечами, когда вспомнил, как воевал против родного брата. И чтоб не думать об этом, открыл глаза, огляделся, спросил:

— Егде мы?

— В лесу все еще, княже, — ответил Хвост.

— Вестимо, что не в поле. До Киева далече еще?

— Не вельми. Толь вот проехали орешник, в коем мы с тобой, княже, блюстились от Изяслава. Помнишь?

— Помню. Не гоните коней. Поспеем.

В утренней лесной прохладе лошади шли не спеша. До Киева было рукой подать. Святослав не хотел гнать лошадей, чтобы в Киеве и сам, и люди его, и кони выглядели свежими и бодрыми. Бодрыми? А будет ли он бодрым? За семь дней неспешной езды он уже устал. Хочется отдохнуть, полежать на мягком ложе, чтоб была крыша над головой, а не звездное небо. Неужто стар стал князь Святослав Ольгович. Совсем еще недавно ему было нипочем ночевки в лесу или в поле, он мог сутками обходиться без пищи, по несколько дней не сходить с седла. Вот так между походами и войнами прошла его жизнь. Быстро измотала, состарила князя — воина. Мало он знал покоя и благоденствия. Ах, как коротка она, жизнь! Как ее мало отпущено для человека! И как многотрудна и тяжела! Совсем недавно он начал свое первое княжение в Новгороде Великом. Молодой, неопытный, он был крут со своенравным новгородским боярством, за что за шесть лет княжения они дважды приглашали его на княжение и дважды изгоняли его из Новгорода.

Самые тяжкие испытания выпали на долю Святослава Ольговича, когда умер его брат, великий князь Всеволод Ольгович. Почувствовав скорую смерть, Всеволод собрал киевских бояр, лучших мужей и отцов церкви, заставил их присягнуть в верности своему брату Игорю Ольговичу. Присягнуть — то присягнули, но в августе, как только умер Всеволод, киевские бояре, забыв, что целовали крест Игорю, послали тысяцкого Улеба и боярина Ивана Войтышича к Изяславу Мстиславовичу в Переяславль и пригласили его на великое княжение в Киев.

Изяслав Мстиславович, дальновидный и хитрый князь Волынский, давно замыслил сесть на киевский стол. Еще четыре года тому он с согласия великого князя Всеволода покинул спокойный и богатый стол во Владимире на Волыни и перешел в близкий к Киеву Переяславль. И когда умер Всеволод, Изяслав был готовый занять главный стол Руси. Как только прибыли бояре Улеб и Иван, Изяслав собрал переяславскуюдружину, позвал с берегов Роси Черных Клобуков и с большим войском явился к Киеву. Киевляне перешли на его сторону. Войска Ольговичей были разбиты. Великий князь Киевский Игорь Ольгович пробыл на великом столе всего тринадцать дней и под натиском превосходящих сил вынужден был бежать. Игорь бежал с Замковой горы на Подол, а оттуда на Оболонь. В оболонских болотах его конь попал в трясину. В этой трясине чуть было не погиб и великий князь. При помощи шестов и веревок вои и киевские бояре вытащили Игоря из трясины, но вместо того, чтоб помочь ему убежать, полонили и привели к Изяславу Мстиславовичу. Когда вели его на гору, он видел, как киевляне грабят и жгут дома его бояр, тиунов и мечников.

А он, Святослав Ольгович, пошел напрямик к переправе через Днепр, где ждали Ольговичей Черные Клобуки. Попытка сразу пробиться через полки Черных Клобуков к переправе не удалась. И тогда Святослав с пятью боярами, обрывая одежду в клочья, без коней пробрались в самую гущу зарослей лещины. Залегли там в густых кустах как волки, которых обложили охотники, и сидели до полуночи, мокли под проливным дождем. Верткого и смелого боярина Коснятку князь тайно от всех послал в Чернигов к Давидовичам.

— Уведай, Коснятко, згоден ли Изяслав Давидович пособить мне. И пять дней не прошло, яко он целовал крест моему брату. Рцы, что я еду собирать дружину в Северских землях. Пусть Изяслав готовит своих воев.

Ночью вот этой дорогой, голодные и замерзшие, они добрались до берега Днепра. На утлой лодчонке еле переплыли на ту сторону, а потом по берегу Десны добрались до Городца — Востерского. Боярин Хвост советовал сразу идти в Путивль, укрепить город, собрать дружину и готовиться к отражению нападения.

— Изяслав Мстиславович, княже, не оставит тебя в супокое. Надо ехать домой. А то нападут на Путивль без тебя…. Ты же ведаешь, что есмь земля без князя. Нападут, все пожгут, разграбят и что тогда удеешь.

— Ведаю, мои верные бояре, что не даст мне покоя Изяслав. Потому хочу идти к Чернигову просить помощи у Давидовича. Все же двоюродный брат….

— Княже, — хлопнул себя по колену Хвост. — Родичей средь князей нету. Это смерд иль холоп может снять с себя последнюю рубаху и отдать брату, а князь не ведает брата. Князь ведает силу и выгоду.

— Пошто так негоже мыслишь? — засомневался в своем решении Святослав.

— Тако мыслю оттого, что тако и есмь на белом свете.

— Нет, — решил тогда Святослав, — едем в Чернигов.

Поприщ за десять, пятнадцать от Чернигова навстречу Святославу из леса выехал смерд.

— Здоров будь, князь Святослав! Уже второй день жду тебя.

— Пошто ждешь, молодец? — князь натянул поводья коня.

— Меня послал твой боярин Коснятко. Изяслав Давидович переметнулся к киевскому Изяславу, а тебя он хочет поймать и отвезти в полон к Изяславу. Не езди в Чернигов. Худо буде.

— Я тебе о сем рек, князь, — сказал Хвост. — Поворачиваем коней и спешно надобно собирать воев. Супротив тебя, княже, ноне подымуться все: и Киев, и Чернигов, и Черные Клобуки с Берендеями.

С этой поры начались самые тяжкие дни в жизни Святослава Ольговича. Он знал: самому ему не выстоять. К кому ехать? У кого просить помощи? Где искать спасения? Он мысленно перебирал князей всех княжеств и остановился на князе Ростово — Суздальской земли Юрии Владимировиче. Святослав хорошо знал непомерное желание этого князя сесть на киевский великокняжеский стол. Доведенный тогда до отчаяния Святослав пишет в Суздаль грамоту, в которой предлагает идти походом на Киев, занять стол великого князя и властвовать Русской землей. Как мольба, как крик души в письме были слова: «Иди в Киев, спаси несчастного брата Игоря»…

Многие на Руси удивлялись союзу Юрия и Святослава. Удивительно было то, что эти два князя, принадлежали к враждующим, непримиримым княжеским кланам. И князь Юрий Владимирович Суздальский и князь Святослав Ольгович Новгород — Северский были правнуками великого князя Ярослава Владимировича Мудрого.

Для разросшейся княжеской семьи уже не хватало в Русской земле уделов. За лучшие столы — уделы Киева и Чернигова начинают вести борьбу внуки Ярослава Мудрого. Особо ожесточенная усобица началась между двоюродными братьями Олегом Святославовичем и Владимиром Всеволодовичем Мономахом за черниговский стол. Они явились родоначальниками двух враждующих племен. Князь Олег впервые привел на Русь половцев, как помощников в борьбе за Чернигов. На Руси появляется два племени русских князей: племя Ольговичей и племя Владимировичей или Мономаховичей.

Дети родоначальников этих, враждующих племен, объединились в союз. Никто не верил, что этот союз будет прочным и долговечным. Не верили, что князья Юрий и Святослав смогут долго помогать друг другу. Все ждали, что, в конце концов, эти князья перессорятся между собой. Но ожидания русских князей не оправдались. Юрию Долгорукому, как старейшему в племени Мономаховичей, нужен был великий киевский стол, которого он давно и настойчиво домогался. Святославу Ольговичу надо было защититься от нападений своих родичей — черниговцев и от князя Киевского. Итак, союз, казалось бы, непримиримых князей состоялся. Он был направлен против представителя из племени Мономаховичей князя Изяслава Мстиславовича.

Князь Юрий, которого позже назовут Долгоруким, стал собирать войска.

Великий князь Изяслав Мстиславович послал на Святослава своего сына Мстислава. Войска черниговских Давидовичей и Мстислав с берендеями и переяславской дружиной вступили в пределы Северской земли, грабили и жгли города и села, убивали и насиловали. Русичи проливали кровь русичей, что давно уже повелось на Руси. Святослав Ольгович обратился к своим вуям, дядьям по матери, половецким ханам Тюпраку и Камосе Осолуковичам, которые были рады помочь своему племяннику, а более рады безнаказанно пограбить Русскую землю. Святослав, отбиваясь, все дальше уходил на север, а его вороги, не отставая, преследовали по пятам. В Путивле, где был богатый дом Святослава, войска черниговцев и берендеев учинили настоящий разгром. Не только разграбили запасы княжих погребов, увезли меды, вина, запасы жита, но, не побоявшись греха, разгромили путивльскую церковь Вознесения. Забрали серебряные сосуды, кадильницы, утварь, шитую золотом, книги, отдирали золотые оклады с икон. Вывозили многие возы добра, все остальное жгли огнем.

Горела и стонала Северская земля. Измученный постоянными гонениями, князь Святослав послал в стан своих врагов своего духовника попа Игнатия, поручив ему говорить от своего имени. Вот как передает древний летописец слова князя: «Вы, родственники жестокие, довольны ли злодейством содеянным? Разграбили мою землю, истребили людей, огнем пожгли хлеб и запасы. Вам того мало? Желаете еще лишить живота меня?». Враги потребовали, чтобы он навсегда отказался от Игоря.

— Нет! Дондеже душа моя в теле, не изменю единокровному! — и снова он отступал, теряя людей.

В Новгород — Северском Святослав ждал помощи от князя Юрия, который, собрав дружину, шел на выручку ему. Но великий князь Изяслав сумел подготовить Муромо — Рязанских князей, и те напали на Суздальскую землю. Юрий Владимирович вынужден был из Козельска вернуться для того, чтоб дать отпор рязанцам. На выручку Святославу князь Юрий послал своего сына Ивана с небольшой дружиной. В этом походе княжич Иван заболел, и, не дойдя до Новгород — Северского, умер. Князь Святослав Ольгович бежал все дальше и дальше, приближаясь к северным пределам своей земли. Его преследовали теперь три тысячи конных киевских воев под командой воеводы Шварна и черниговские дружины Давидовичей. Давидовичи в своей жестокости дошли до крайности. Они объявили, что тот, кто убьет Святослава, получит наделы в Северских землях.

Затравленный, как волк, в почти чужой земле князь с женой, малолетним сыном Олегом, дочерями, с невесткой, женой Игоря, и племянником, сыном Игоря, оказался в Корачеве (Карачев).

И здесь, обозлившись, решил: «Жизнь или смерть!». В лютый мороз, в середине января, с верною дружиной и половцами разбил войска погони. Святослав ушел в лесную землю Вятичей, которая тогда зависела от Чернигова. Из разграбленного половцами Корачева он вначале ушел в Дебрянск (Брянск), потом в Козельск, а из Козельска бежал в Дедославль (Дедилово). Черниговские дружины гнали бы его еще дальше, да узнав, что князь Юрий прислал ему в помощь тысячу белозерских латников, вернулись в Чернигов.

Общее стремление к киевскому столу, общая ненависть и злоба к великому князю Изяславу Мстиславовичу на долгие годы сдружила князя Северского Святослава Ольговича и князя Суздальского Юрия Владимировича.

— Княже, а княже, — уже видно не раз обращался боярин Хвост к Святославу. — Князь Святослав! Аль захворал? Лица на тебе нет.

— А, сие ты Хвост? — приходя в себя от горьких воспоминаний, сказал Святослав. Он огляделся по сторонам, придержал коня, свернул направо, поехал по нехоженой траве меж двух старых дубов.

— Куды ты, княже? — забеспокоился боярин Коснятко.

— Следуй за мной, Коснятко, — сказал князь.

— Поезжай, князь хочет поклониться могиле твоего брата, — мотнул бородой Хвост в сторону пробиравшегося через молодую поросль князя.

— Кажись здеся, Хвост? — спросил князь.

— Не. Вон под тем дубом, — указал воевода.

— Ага, — князь проехал еще шагов десять и остановил коня.

— Вот, как раз то место, — снимая шапку и крестясь, сказал Хвост.

— Здесь, Коснятко, лежит твой брат Устин. Добрым он был воем. Верно служил князю Игорю. Да вот вишь не повезло. Десять лет тому назад прислал его ко мне в Щекавицы брат Игорь с приказом уходить из Киева. Уходили мы, отбиваясь от берендеев. Великий бой был. Много русичей тогда полегло. Твой брат был язвен мечом в левую руку и двумя стрелами в живот и грудь. Долго мы везли его за собой. Вот до сего места. Он просил, чтоб его добили, — князь замолчал, стоял, склонив голову.

— Что было деять? — спросил Коснятко. — Я ведаю, что брат был вельми язвен. Ты, князь, тогды отправил меня в Чернигов.

— Я дал ему попить и отошел к князю, а егды возвернулся к Устину, он был ужо мертвый, — тихо сказал Хвост. — Ведал, что ему недолго осталось жить…. Сам себя пырнул ножом в грудь. Так с тем ножом мы его и схоронили здесь. Схоронили неглубоко. Некогда было рыть могилу, да и нечем. Мечами выковыряли ямку в ней и схоронили Устина. Царствие ему небесное, — перекрестился Хвост.

Князь и воевода развернули коней и выехали на дорогу, а Коснятко остался у могилы брата.

— Тяжко мне, Хвост, ехать по сей дороге. Вельми тяжко вспоминать, яко бегали от Изяслава. Сколь мужей русских мы тогда недосчитались?

— Да нешто только тогды? Кровь на Руси льется каждое лето. Благодарение нашим женам, что рожают нам русичей. Без жен, давно бы на Руси перевелись мужи, — как — то грустно и задумчиво говорил Хвост.

Из леса на дорогу вышел Коснятко, неся в руке совсем перетрухший от ржавчины нож.

— Вот, нашел. Не ведаю, его ли нож аль нет?

— Да буде земля ему пухом, — сказал князь Святослав.

— Может спочинем, княже? Выехали — то еще затемно, а нынче солнце ужо над лесом подымается. Да и что за сон — то в лесу был? То комары, то дым от костра. В наши лета на теплой лежанке сидеть да калачи есть, а мы ужо, почитай, седмицу в пути. Легко таким, яко Коснятко, да нашим отрокам, — кивнул воевода головой в сторону молодых воев.

— Не стонай, Хвост. У тебя еще буести хватит на десятерых.

— Поесть тебе, княже, надобно. Давай на сей лужайке спочинем. Позри, якая божья благодать! — упрашивал тысяцкий князя.

А в лесу и правда была благодать. Пахло привявшей листвой и грибами, от еле заметного ветерка вверху на дубах жестяно звенели листья. Трава была усыпана зелеными и светло — желтыми листьями берез, которые, как невесты, белели среди престарелых дубов — женихов.

— Как раз время, Святослав Ольгович, пожевать чего — нибудь, — настаивал на своем тысяцкий, по — молодецки спрыгнул с коня, взял под узду жеребца князя.

— Чой — то прихрамывает мой Серый? Позрите коня, а я разомну кости.

Молодые дружинники помогли князю сойти с коня, протянули небольшую лагвицу с пивом. Хвост с другими воями отвели в сторону коня, проверяли копыта. Святослав отстранил рукой лагвицу, прикрикнул:

— Не спешиваться. Едем дальше. Ну, что с конем?

— Расковался, — опуская копыто коня, сказал Хвост. — Его — то, касатика, перековывать надобно.

— До Подола дойдет?

— Дойдет, а по каменьям на гору Киевскую ему не взойти. Может поснедаем, княже, — снова за свое взялся Хвост.

— Есть и пить будем у великого князя Юрия Владимировича. Ты, Хвост, ведаешь, якие пироги у него бывают?

Святослав вспомнил, как в конце марта, в пятую неделю великого поста, в том тяжелом году он ехал на пир и совет к Суздальскому князю Юрию Владимировичу Долгорукому в его небольшое сельцо Москву, которое он в это время обустраивал рвами и новыми заборолами. Он вспомнил, как после многих скитаний по вятическим лесам обносился от неустройства, похудел от бескормицы, почти нищий, князь — изгой собирался к Юрию в Москву. Сам по натуре щеголь, любивший и знавший толк в модных нарядах, он дабы не упасть лицом в грязь, доходил до унижения, до выпрашивания, до сделки с совестью, когда готовил себе наряд. Васильковое корзно свое он сберег, а вот шапку и сапоги пришлось выпрашивать у бояр. А сколько пришлось ломать голову над тем, что везти в дар Суздальскому князю. Перетряхнул все свои нищенские сундуки, послал Хвоста к боярам, может что присмотрит, обращался за помощью к хану Тюпраку Осолуковичу, все было напрасно. Он тогда дошел до того, что хотел украсть коня у ханского вельможи, но выручил случай. Этот ханский вельможа сам предложил князю дар для Юрия.

— Княже, ты ищешь дар Гюргию? Я ведаю, что Суздальский князь шибко любит охоту.

— Любит. Что я ему охоту повезу? — злился Святослав.

— Повези охоту. Урус любит ловчий зверь пардус.

— А егде я ему возьму пардуса?

— Зри сюды, — приоткрыл половец полог шатра.

В шатре на ковре лежала огромного размера кошка. Она мурлыкала, жмурила зеленые глаза. Заметив хозяина, пардус встал, выгнул спину, подошел к половцу и, мурлыча, стал тереться мордой о его сапоги.

— Что пожелаешь за пардуса? — радостно спросил князь.

Половец раскосыми глазами хитро посмотрел на Святослава, сказал:

— Ты же, князь, ведаешь, что я у тебя попрошу.

— Саблю?

— Саблю, князь, — спокойно сказал половец.

— Я же тебе рек, что сия сабля моя любимая. Еже хочешь, отдам коня, отдам меч, а саблю сию не могу.

— Пардус тоже мой любимый ловчий зверь. Мне шибко тяжко с ним расставаться, но я ведаю, что князю надобен пардус.

— Надобен, гром тебя побей, грабишь, тать поганый, — ругался Святослав, снимая с себя любимую саблю в дорогих ножнах.

А что было делать? Лучшего дара для Суздальского князя трудно было найти.

Пир был в пятницу, в день похвалы Богородицы, и, несмотря на пост, Святослав не сдержал себя, забыл о гордости, проявил жадность, охмелел от вина, пива и медов, много и сытно ел.

Святослав Ольгович вздрогнул, проглотил подступивший к горлу ком боли, обиды и стыда, по — стариковски кряхтя, с помощью дружинников сел в седло.

— Мы, Хвост, помалу поедем, а ты скачи к Почайной.

— Пошто к Почайной? — спросил тысяцкий.

— Не перебивай, все обскажу. Около Почайной живет гость, что торгует лошадьми.

— Захар?

— Захарий. Мы у него брали иноходцев, егда перевозили мощи Игоря в Чернигов.

— Зело добре ведаю сего Захария и его подворье. Скупой муж. Одно слово, гость.

— Вот и речи сему Захарию, чтоб подготовил все для того, чтоб перековать коня. Там есмь у него кузнец, язычник. Мы вборзе подъедем. Пусть все подготовит Захарий, чтоб задержки не было.

Тысяцкий Хвост по — молодецки вскочил на коня, гикнул, что есть мочи. Конь сорвался с места. Скоро лихой наездник скрылся за кустами, только комья земли прошуршали по траве, взбитые копытами лошади.

Вот так всегда, этот воевода ничего не делает тихо и спокойно. Как вихрь мчится по дорогам Руси, если на баралище, то в самой гуще боя. Сколько лет он рядом со Святославом, и нет боярина честнее и вернее, чем этот воевода. Боже, как он бушевал и убивался, когда пришли вести об убийстве князя Игоря. И потом через три года, когда Юрий Долгорукий временно занял киевский стол, первому Хвосту пришло в голову перенести мощи князя Игоря из церкви святого Симеона, что на Копыревом конце Киева, в Чернигов в храм Святого Спаса.

Там же, когда забирали раку с телом князя, Святослав встретил молодого боярина Рагуйлу Добринича, который рассказал, как он просил отпустить князя Игоря в Новгород — Северский, не сажать его в поруб. В порубе князь сильно заболел. Изяслав Мстиславович настаивал постричь Игоря в монахи и заточит его куда — нибудь в дальний монастырь под строгий надзор. Когда же Игорь заболел и думал, что скоро умрет, он сам попросился, чтоб его постригли в монашеский сан. Его постригли и перевели из поруба в монашескую келью. Через восемь дней князь — монах поправился. Но великий князь так подстроил, что будто смерды, злые на князя, убили его.

— Кто убил брата? — спросил тогда Святослав.

— Не ведаю, княже. А хоть бы и ведал, не рек бы, понеже те люди, кои убивали, не по — своей воли то содеяли. Негоже, княже, заводить котору с киевскими боярами. Царствие небесное твоему брату. Я вельми скорблю о нем.

Скорбел о нем и Святослав. Он ближе всех был с братом Игорем. И когда в лето 6659 (1151) у князя Святослава Ольговича родился сын, он, не задумываясь, нарек младенца мирским именем Игорь, а в крещении дал то же имя, что и у брата, Георгий.