Лабиринтофобия

Валентин Беляков

Лабиринтофобией Ферри Лорен страдал с детства, но это была всего лишь боязнь заблудиться. Теперь же Лабиринт зовёт Ферри, и зову сложно сопротивляться. Стоило немного расслабиться, и царство Абсурда обманом заманило его в свои дебри.Какой извращённый разум создал это измерение, где даже пространство и время нарушают собственные законы? Только достигнув центра Лабиринта, можно вернуться в реальность. Но чем глубже погружаешься в Абсурд, тем абсурднее становишься сам.

Глава 3. Коллега — двуликий

Когда я очнулся, кабина не двигалась. Во мраке горела лишь одна кнопка, которую я поначалу принял за чей-то оранжевый глаз. Сла́бо вскрикнув и испуганно проморгавшись, я разглядел то, что поначалу принял за ромбовидный зрачок, как у осьминога. Оказалось, это было всего лишь схематическим изображением двух стрелок, направленных в противоположные стороны. Издав облегченный вздох, больше похожий на всхлип, я нажал на горящую кнопку. Двери открылись. Готов поклясться, что, когда я вышел из кабины лифта и мельком оглянулся, кнопка-глаз подмигнула мне, и это не было причудливой игрой моего воображения.

А впрочем, какая разница? Ведь я всё же сумел вырваться из Лабиринта и теперь спокойно шёл по поверхности земли. К тому же место было знакомым и находилось уже довольно близко к моему офису. Я кое-как сориентировался и быстро зашагал по оживленной улице. Таблетки вроде подействовали, но, похоже, меня ещё не совсем отпустил минувший приступ: предметы и люди вокруг казались немного расплывчатыми, а освещение — желтоватым, как при эффекте «сепия» на цифровых фотографиях. Я решил не обращать на это внимания и поглядел на небо. Небо как небо: и солнце есть, и даже легкие рваные облака на месте. Правда, если вглядеться, можно различить странную, непривычную текстуру небосвода. Голубая поверхность была чешуйчатой, как древняя потрескавшаяся фреска, будто состояла из отдельных листочков. Я выругался сквозь зубы и побрел дальше, решив больше не обращать внимания ни на что вокруг, пока не дойду до офиса. До работы было явно ближе, чем до дома. Зря, что ли, я проделал весь этот путь по метро?!

Фирма, где я работал, располагалась в красивом невысоком здании конца девятнадцатого века. Мне нравился этот светло-желтый четырехэтажный дом с высокими потолками и белыми колоннами под старину. Никаких спиралей, извилистых фасадов и овальных куполов, что было присуще изящному стилю барокко, только чёткие благородные линии нестареющей классики. Всё, как я люблю (если бы не этот раздражающий «плавающий» эффект). Помимо нашей конторы, там находилась скромная библиотека, книжный магазин, кафе и ещё какие-то мелкие конторки. Я взбежал по лестнице на третий этаж, по-прежнему уткнув взгляд в землю, чтобы ни у кого не возникло даже мысли со мной поздороваться и явить моим глазам очередную странность.

Начальника я, к счастью, тоже не встретил. Комната, где мы с Францем работали уже полтора года, встретила меня ароматом свежесваренного кофе.

— Привет, Франц! — с порога окликнул я. Не то чтобы мы были друзьями, но сейчас я был рад видеть знакомое лицо, как никогда прежде.

— Ферри, — кивнул тот со своего места, не отрываясь от работы. Я было подумал, что Франц что-то печатает за компьютером, но потом увидел у него в руках нож и какую-то квадратную дощечку с такой же дыркой посередине.

— Ч-чем занимаешься? — пробормотал я, стараясь не выдать своего удивления: раньше я не замечал коллегу за этим занятием. Мой взгляд буквально приковали его быстро и ловко работающие худые руки. Кажется, он работал над рамочкой для картины или фотографии. Свежесрезанные стружки сыпались прямо на клавиатуру, но его это совсем не заботило. Подобная небрежность не была характерна для Франца: он всегда держал свое рабочее место в порядке.

— Да так, вырезаю рамочки, — подтвердил мою догадку коллега. — Сегодня закончил большой заказ раньше срока и решил позволить себе немного расслабиться. Это моё хобби, если ты не знал.

— Да как-то не обращал внимания… — промямлил я, вешая ветровку на крючок в углу и садясь за свой стол.

— Тебя, похоже, вообще мало интересуют окружающие. Хотя и ты не стремишься открывать людям душу.

Я хотел было возразить, но тут же осознал, что это наш самый откровенный разговор за все восемнадцать месяцев, моей работы здесь, поэтому, в принципе, он прав.

— У меня последнее время тянется довольно тяжёлый период в жизни, — вздохнул я и перевёл тему. — Как много уже вырезал?

Франц пожал плечами и кивнул в сторону противоположной стены поверх холстов и альбомов с чертежами. Я взглянул на неё и невольно ахнул. И как я до сих пор не заметил, что вся она увешана лакированными деревянными рамками довольно искусной работы? Прямоугольные, овальные, идеально круглые, бесформенные, из самых разных пород дерева, — они все были очень красивы и радовали глаз. С другой стороны, что-то в них было не совсем правильное, даже немного грустное. Точно, они же все пустые! В рамки обычно что-то вещают.

— Ты не пробовал их продавать? — спросил я, удивляясь, зачем он вообще столько их наделал, тем более, если не собирается в них ничего вставлять.

— Пробовал, но почему-то спрос на рамки небольшой.

У меня мелькнула мысль, что рамочки Франца были даже слишком хороши. На их фоне любые фотографии смотрелись бы как-то пресно, банально.

— Может, тебе попробовать создать более самостоятельные произведения? Я имею в виду статуэтки или какую-нибудь утварь.

Франц уставился на меня темными, слегка навыкате глазами. Я что, сказал что-то настолько невероятное?

— Ферри… Эта идея просто… Ты… — пробормотал он. Руки молодого человека нервно сжались, но я продолжал слышать звук скребущего по дереву ножа, хотя в руках Франца ножика больше не было. Меня это, если честно, напрягало. — Мне теперь даже не нужно вырезать середину из рамки — сама рамка станет картиной! Всем будет казаться, что это лишь странная аранжировка, внешняя оболочка. Что мои произведения пусты, нелогичны и не содержат никакой мысли, — я счел, что Франц немного увлекся в размышлениях о новом виде своего творчества, потому что я не имел в виду что-то настолько сложное, но решил поддержать разговор:

— Ну, главную мысль необязательно выставлять на всеобщее обозрение. Это же не басня, — осторожно вставил я.

— Верно! Идея будет в само́й нелогичности. Всем будет казаться, что я работаю на первом уровне, ничего не вкладывая в изделия, но, может, кто-нибудь и догадается, что нужно смотреть на несколько уровней выше… Если не пытаться сразу осмыслить целое, а просто наслаждаться процессом восприятия, то постепенно мои произведения сами откроют ищущему свои секреты… И как раньше до этого не додумался, живя в Абсурде!

— Эм… Что? — я, конечно, любил поболтать об искусстве, но последняя фраза меня смутила.

— Кстати, сколько сегодня? А то я совсем зрение посадил за компом, — Франц указал на прибор, висящий на стене сзади меня, напоминающий часы с маятником. Но это были не часы: какие-то чашечки, как на аптечных весах, непрерывно качались, наверху вращался маленький вентилятор с лампочкой в центре, а вместо циферблата белело окошко с надписью «14%».

— Четырнадцать процентов, — машинально ответил я, чувствуя, как холодные усики паники медленно обвивают грудную клетку. Этого прибора не должно́ здесь быть. Он странный.

— Низко для этих мест. Скорее всего, это из-за тебя, Ферри. Зато ты более настоящий.

— Чем кто? — пискнул я. Голос отказывался повиноваться. Из-за спины Франца доносился скрип уже двух или трёх ножей.

— Чем другой Ферри. Думаю, то был лишь актёр, потому что если в Лабиринте и есть настоящий абсурдный ты, то смотреть нужно гораздо глубже…

— З-знаешь, Франц, — осторожно начал я, поднявшись из-за стола и потихоньку пятясь к двери, — я тоже вчера закончил с одним заказом, работы сегодня не очень много, босса, вроде нет…

Глаза коллеги все еще лихорадочно блестели, но он уже перешёл в своё обычное малоподвижное и спокойное состояние. По крайней мере, для того Франца, которого я знал, это состояние было обычным.

— А ещё я не очень хорошо себя чувствую, так что, пожалуй, выйду полчасика погулять, — я схватил с вешалки свою ветровку, нащупал ручку входной двери и, повернув её, выскочил в коридор.

— Не особенно разгуливайся, скоро будет дождь! — предупреждающе крикнул Франц мне вслед. Но мне было всё равно. Я выскочил на улицу, залитую светом с эффектом «сепия», прищурился на рыжеватое солнце и мог легко смотреть на него не моргая.

«Нужно срочно идти к психотерапевту. Он наверняка знает, как мне помочь», — умоляла одна часть меня.

«Но это не будет настоящий психотерапевт, — обреченно шептала другая, — здесь всё ненастоящее, ведь я всё ещё в Лабиринте!». Конечно, глупо было думать, что он так легко отпустит меня после столь длительной охоты, но надежда умирает последней! Я быстро зашагал прочь от здания, пытаясь сообразить, что делать дальше.

Подождите-ка… Решение было настолько очевидным, что я не догадался сделать это ещё тогда, в метро: нужно ведь просто позвонить психотерапевту! Я снял рюкзак и достал мобильник из бокового кармана. Включил его и набрал номер, заметив, что пальцы слегка дрожат. Гудки звучали тревожно, а вскоре сменились на переливчатый звон колокольчиков.

— Здравствуйте. Это я, Ферри Лорен. Я сейчас на работе. Помните, я сообщал вам адрес? — затараторил я в трубку. — У меня странная просьба… Вы не могли бы забрать меня отсюда и отвезти домой, ну или туда, где проходят наши сеансы? Потому что я чувствую, что не в состоянии… У меня, похоже, обострение… Те симптомы, похожие на галлюцинации…

Я остановился, так как меня насторожило, что доктор не отвечает. Он даже не поздоровался со мной, что странно. Странно.

— Может, начнёш-шь соз-здавать? — раздался из трубки шипящий голос. Я сдавленно вскрикнул, отдернув телефон от уха, будто тот раскалился. На экране красовалась большая зелёная надпись «15%». Не соображая, что делаю, я швырнул гаджет на тротуар. Он разбился с таким звоном, словно был стеклянным.

Не успел я перевести дух, как что-то легонько хлестнуло меня по щеке, заставив подпрыгнуть от неожиданности. Это оказался всего лишь лист цветной бумаги. Я поднял его с тротуара и рассмотрел. Обычный голубой лист, с краю которого была распылена белая краска, будто краешек облака. Небо и облако… Откуда он здесь взялся? Я услышал ещё три коротких шороха неподалёку и оглянулся. Появилось ещё три голубых листа. Я поднял взгляд на небо, и там оказалось то, чего больше всего я боялся: рваное серое пятно, как если бы кто-то сорвал кусок обоев с потолка. Его можно было бы принять за тёмную тучу, но оно неестественно быстро расширялось.

Улицу наполнил шорох, похожий на порыв ветра в осеннем лесу. Голубые листы, падающие с неба, усыпали весь тротуар и дорогу, которая успела опустеть, пока я был в офисе. Листы бумаги мягко складывались в стопки, но так как улица имела небольшой наклон, то они тут же рассыпались и, шелестя, скользили вниз. Когда бумажная река поднялась до уровня колена, я понял, что с трудом стою на месте, стараясь сопротивляться её течению. Небо стало почти полностью серым, но «дождь» продолжался. Я с огромным трудом пробивался сквозь бумажный вихрь обратно к зданию, где была наша (или очень похожая на неё) фирма. Там, по крайней мере, безопаснее, чем под этим небом! Несколько бумажек порезали мне щёку и руки, и поток тут же унес капли свежей крови.

Вновь поднимаясь на третий этаж, я чувствовал себя, как выжатый лимон. Я слишком устал, чтобы паниковать и удивляться.

— Я же тебе говорил, — проговорил Франц при виде меня, пригладив ладонью и без того прилизанную прическу. Из-под ладони тут же снова встали торчком две очень тонкие и длинные пряди, похожие на усики насекомого. Они странно дополняли оттопыренные уши (которые, как раз, являлись характерной для Франца чертой), придавая всему лицу настороженный вид.

— Я буду звать тебя «Странц». Потому что ты как Франц, только очень странный, — нервно хихикнул я, всё больше ощущая абсурдность происходящего и свою неспособность с ней бороться.

— Как хочешь, — пожал плечами коллега, — ты, видимо, не собираешься здесь задерживаться?

— Да уж, несомненно. Мне нужно со всем разобраться, пока все еще относительно под контролем.

— Под контролем? В смысле, под твоим контролем? Мне кажется, ты слишком оптимистичен на этот счёт. Но раз ты собираешься уходить, то хорошо, что я поспешил. Я кое-что сделал для тебя, Ферри.

Странц развернулся ко мне спиной. То есть у обычного человека на этом месте была бы спина, а у Странца — широкое сегментированное брюшко и две пары тонких членистых лапок. Вместо затылка, было ещё одно лицо, или скорее мордочка с огромными золотистыми глазами, состоящими из фасеток, и угрожающими на вид жвалами. В верхней паре лапок Странц держал маленький деревянный квадратик на тонком шнурке.

— Что это? — я тактично воздержался от криков ужаса и обмороков.

— Благодарность за твою идею, — донёсся голос человеческой половины Странца, — я попытался сделать её цельной, но по привычке проделал маленькое отверстие, так что это тоже рамочка. Первый блин комом, не так ли? Но я подумал, что ты сможешь носить её на шее. Кстати, у тебя кровь на щеке.

— Спасибо, — растроганно ответил я, принимая из лапок медальон. Настоящий Франц никогда ничего мне не дарил. Этот кажется более дружелюбным парнем, хотя одновременно является самым чудовищным существом из тех, что я видел. Я с неподдельным любопытством разглядывал медальон, потому что это была действительно необычная вещица. Сложнейшие фрактальные узоры на дереве напоминали соты. Очевидно, его сделала насекомоподобная половина Странца. Что ж, я рад, что благодаря моей идее он сможет задействовать весь свой потенциал. Я стер капли крови с лица и надел медальон на шею поверх ветровки.

Я был весь в бумажных обрезках, а карманы заполняло конфетти. Вытряхнув остатки «дождя» на коврик перед дверью, где они начали стремительно таять, одновременно окрашивая его в голубой цвет, я снова сел за компьютер. Работать, разумеется, я не собирался — какой смысл, если уже понятно, что всё это симуляция, к тому же довольно топорная? Или не симуляция, а что-то вроде искаженного отражения реальности? Один словом, Лабиринт.

— Ты выглядишь подавленным. Может, чаю? — предложил Странц.

— Не откажусь.

— Чёрный, зелёный или, может быть, синий?

— Чёрный! — поспешно ответил я. Мне требовалось взбодриться и уж точно не требовалось доводить ситуацию до ещё большего абсурда.

Странц завозился с чайником и вскоре принёс мне самую обычную на вид чашку и подал ее, к моему удовольствию, руками своей человеческой половины. Чай действительно был чёрным и походил на чернила или мазут, едва ли не оставляя следов на стенках.

— Спасибо, — поблагодарив, я поднёс чашку вплотную к лицу. Оттуда на меня приветливо глядел Чашечный Друг.