Лузерская лирическая повесть-размышление

Вака Квакин

Повесть-размышление о человеке с большим потенциалом, который так и не развил свои таланты и оказался неудачником-оптимистом, который всё ещё надеется на лучшее.

© Вака Квакин, 2023

ISBN 978-5-0059-4868-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не удалась, увы, попытка жить,

Не тот разбег, не то судьбы сплетенье.

Всё чаще хочется завыть

На круг луны ежевечерний.

Подняв глаза, уставшие от книг,

Открыв сомненьями наполненную душу.

О том, что не сумел и не достиг,

О том, что никому уже не нужен.

О том, как быстро рухнули мечты,

И, кажется, недалеко от тризны.

Схватить удачу мне, увы,

Не суждено для этой жизни.

О любви

В последние годы зима словно взбеленилась. В далёком прошлом оставив обычные и привычные для всех мотивы, теперь она постоянно пытается преподнести сюрпризы. И вместо ожидаемого и предсказанного синоптиками лёгкого морозца вдруг одаривает нас ледяным дождём, отчего все окрестности покрываются непробиваемой коркой. А затем на эту корку выпадает лёгкий пушистый снежок, которому совсем не рады. Потому что нога скользит и непонятно — где там под свежим покровом тот «голый» лёд, за который ничем не зацепишься, а куда можно вставать безбоязненно.

А в первые январские дни пришли оттепели. Спустились они непонятно откуда, гоня прочь колючие морозы, которые, казалось, уже прочно и надолго установились в наших краях. И вот уже с разогретых ярким солнышком металлических и шиферных крыш через нависающие сосульки летят крупные и тяжёлые капли воды. Стукаясь о залитые бетоном ещё прошлым летом придомовые отмостки, они разбиваются на десятки брызг и орошают слегка размягчившийся снег.

Это днём. К вечеру же небо сгущается, распухает и свинцивеет, и, наконец, рвётся, разродившись обильными снегопадами.

Последние-то как раз и напрягают более всего.

Мало того, что из-за них давление постоянно скачет яко конь ретивый… И вовсе не атмосферное, а кровяное артериальное. Так ещё все эти продукты осадочных явлений на жопе сидеть, что называется, не позволяют. Хочешь ты того или не хочешь, а бери лопату да беги вприпрыжку чистить, пока совсем не занесло.

Потому как в минувшие двое суток «с верхов» сыпало почти без перерыва. Словно где-то там, высоко-высоко на небе, специально всё это накопили, чтобы разом «вывалить» на определённую местность.

И вывалили. Да так нещадно, что лично мне каждый вечер по три раза приходилось к гаражу выходить — откидывать по бокам всё навалившее.

И даже не для того откидывал, чтобы проезд для авто расчистить — с некоторых пор нет у нас в гараже машины, ещё недавно две стояли, а ныне ни одной. Чтобы себе и жене сколь-нибудь подходящий проход обеспечить. Ведь гараж к домику вплотную примыкает, единой кирпичной кладкой. Где гаражные ворота — там и вход с дверью, в створку ворот врезанный.

И для гостей возможных почистить надо, если вдруг таковые появятся. Совершенно неожиданно и без всякого приглашения. На рейсовом автобусе, либо на электричке.

Если же на машине легковой надумают — так пусть не суются даже. В том смысле, что я им не нанимался лопатить дополнительные снежные тонны-центнеры, дабы место для стоянки освободить.

Так что, если так уж «приспичило» хоромы наши посетить, то разгребайте сами. Но главное, сами ищите куда оттаскивать. Без вас с обеих сторон от гаража выросли эвересты высоченные. И это при том, что сверху всё сыпет и сыпет не переставая. И уже через час-другой с немалыми усилиями очищенную дорожку вновь чистить приходится.

Да и у соседей наших то же самое.

Да и по всему посёлку нашему такая же хрень…

А не очистишь если, поленишься, то в любой момент опять морозцем прихватит — и тогда потом долго будешь выбираться из замурованных катакомб.

— Доброе утро! Опять снежку поднакидало, — это Викентий, сосед из дома напротив, поприветствовал меня.

Ну как, сосед… Он только на выходные сюда приезжает с женой — тёщу проведать, что здесь постоянно живёт с недавних пор, ну и отдохнуть заодно от городской суетливой жизни. А ещё трое взрослых сыновей, двое с жёнами и детьми, а один в одиночестве из-за недавнего развода, почти каждую субботу подкатывают на «крутых» машинах — сплошь иномарки-внедорожники.

Едут с удовольствием, благо не далеко. Совсем рядышком с областным центром наш посёлок, и двух километров не будет. Но атмосфера уже совсем не городская — и лес тут, и луга, и река рядом. Детям так просто раздолье. И взрослым есть куда прогуляться. Зимой, на лыжах, или на снегоходах. Летом — на пляж или на рыбалку. Осенью — за грибами. Для горожан — сплошное развлечение.

А чтобы всем комфортно здесь отдыхалось, соседи всем скопом, от мала до велика, больше трёх лет «повпахивали» на обустройстве поначалу обычного деревенского на вид домика — бревенчатого, причём с подгнившими нижними венцами и требующим ремонта фундаментом.

Купили его у одинокой старушки, совсем уже дряхлой, которой, наверное, девяносто а то и все сто исполнилось. Точно не знаю, в паспорт не заглядывал и, тем более, вопросов не задавал, но по её виду очень даже похоже на то было.

Самостоятельно она уже ничего делать не могла — соцработники местные что-то из продуктов приносили, окна мыли накануне пасхи, да скорую вызывали беспрестанно… Вот и решилась, в конце концов, видимо из-за полной немощи своей, переехать к дочке, живущей где-то то ли в Пермском крае, то ли под Екатеринбургом, то ли ещё где, но явно очень далеко. А новые хозяева после её благополучного отъезда, постепенно превратили её старенькое жилище в настоящий теремок.

Первым делом тракторными домкратами, по два на каждый угол, подняли всю клеть и под неё подвели бетонно-кирпичные столбы для крепости. Заодно и домик выровняли, а то он немного покосившийся стоял. После этого двускатную крышу разобрали. Совсем — тем более, ей всё равно капитальный ремонт требовался. Переделали обычный двускат в шатровую мансарду. Не сами, конечно. Наняли бригаду специалистов-кровельщиков.

Впрочем, и самим порядочно побегать пришлось. И понервничать вдобавок…

Особенно когда в распахнутый всем ветрам и дождям дом незапланированно хлынул июльский обильный ливень. А потом ещё один, и ещё… Хорошо помню — в окошко не раз наблюдал, как они по недоделанной крыше бегали, лихорадочно натягивая рвущуюся под порывистым ветром полиэтиленовую пленку.

Но когда, наконец, пережили и это нелёгкое испытание, то уже самостоятельно, без нанятых помощников, начали обустраивать новые комнаты на втором этаже. В конечном итоге каждому из трёх сыновей по отдельной досталось, чтобы они, значит, там с жёнами могли ночевать. И для детей (в смысле — Викентьевых внуков) предусмотрели комнатки — целых две. То есть девчонкам — свои, и мальчишкам — свои. Всё, как и положено.

Так что теперь нам, мне и жене моей, только завидовать остаётся.

Хотя…

Завидовать — это не для меня… Для меня такого чувства как зависть не существует вовсе. Зачем всё это, если я люблю жить просто, без затей, не обращая никакого внимания на успехи или неудачи других, либо радуясь за других, если понимаю, что они заслужили этот свой успех. Но ни в коем случае ни с кем не вступая в кухонные пересуды по поводу и без, касательно соседей прочих знакомых. Тем более, если это касается некого предмета «зависти и вожделения». И вообще… Все эти новомодные бытовые «навороты», которые якобы улучшают комфорт, воспринимаю не иначе, как навязанный тренд, и… как бы это менее оскорбительно выразиться — независимо от моего желания сформированную часть бытия. С которой мне приходится мириться.

Да, именно так. Не наслаждаться, а именно мириться.

И вообще, я так считаю: проще надо жить, без наворотов. Чтобы и тебе сносно было, чтобы всё, для жизни необходимое, в доме присутствовало, но при этом никто не должен тебе завидовать.

Не люблю хвастаться личным богатством и прочими заметно выделяющими тебя из общей серой массы свойствами. Когда-то, каюсь, был к тому привержен, как, наверное, многие, кто пытается выпятить перед другими свой успех, особенно в молодые годы. Так сказать, выпендриться перед недавними одноклассниками. Мол, я не лох, я — лидер и т. д. Потом — повзрослел и поумнел. Точнее — помудрел. И, впитав мудрость, скинул с себя сей «ненужный груз».

И вот сейчас во всём пытаюсь отделить полезное и необходимое от наносного. Так, по моему мнению, как это я вот сейчас, в теперешнем своём состоянии, себе представляю: «нет особенной разницы — в душе ты помоешься, в супер-современной VIP-кабинке, или просто поплескаешь на себя из тазика ковшиком в собственной баньке. Да в баньке даже приятнее будет, и значительно полезнее. Особенно — если хорошенько её протопить, да с умом, веничком березовым или дубовым с примесью полыни пропариться. И настоящее удовольствие от этого получишь, и хороший заряд бодрости. Причём нет необходимости подводить эксклюзивные и потому непомерно дорогие трубы к помывочной и для парной устанавливать особенные тэны.

Это к примеру…

В определённой частности…

И вообще — постепенно и прочно — я стал сторонником минимализма, который меня вполне устраивает.

Меня. Но не мою жену.

Вот ей-то как раз комфорт подавай. И чем больше — тем лучше. И часто злится она на нашу не обустроенность. Про ту же соседскую мансарду с прочими видоизменениями порою тыкает: «Посмотри только, как у соседей хорошо стало. А ведь был когда-то такой же домик старенький, как и у нас!».

Ну, что ей на это можно ответить? Прежде всего — а зачем нам такая вот мансарда? Мы ведь не толпою собираемся — вдвоём живём, и лишние квадратные метры нам только в тягость. Одна уборка по субботам чего стоит, а ещё за каждый дополнительный квадрат налоги платить нужно. И как обидно, ну сама признай, платить, понимая при этом, что эти квадраты пустовать будут?

Тех гостей, которых где-то нужно на ночь укладывать, мы как-то и не ждём вовсе, а если кто и приедет — так ненадолго, на пару-тройку часов — «чайку попить». А самим нам, просто так, прикола ради, то и дело переходить из комнаты в комнату, наверное, как-то глупо.

Честно признаться, мы оба не больно-то общительны. Особенно я… Да и за женой особой тяги к гостям не замечал. Конечно же, когда ненадолго к нам (ключевое слово — НЕНАДОЛГО) приезжают приятные для нас люди, мы безмерно рады таким гостям, и готовы оказать им самый радушный приём. Но таковых по пальцам одной руки можно пересчитать.

Зачастую как снег на голову «падают» совершенно другие. Которые многомудрыми мыслями своими готовы весь мозг вынести. И после их внезапного приезда (а они почти всегда приезжают внезапно) ты всегда мечтаешь лишь об одном — поскорее бы они уехали и более никогда не приезжали. И вот в этом смысле очень даже хорошо, что в нашем доме нет мансарды. А то бы, наверняка, в ней кто-нибудь из таких «дорогих» гостей захотел бы остаться на ночку-другую. Вот было бы счастья полный дом!

Ну да Бог с ней, с мансардой. Со временем по поводу её постройки и последующего обустройства в ней красивых и удобных комнат с прямыми стенами и идеально ровными полами (как у соседей) любимая жена вроде как успокоилась.

Но тут, как говорится, свято место пусто не бывает. Почти сразу после этого пошли претензии по другим поводам. Сперва зачем-то захотелось ей дополнительный замочек в гаражную дверь врезать. Мало что-ли одного? Говорит, для безопасности, чтобы, дескать, воры не проникли.

Да какие воры? Что у нас брать? Из самого ценного только холодильник. Но его-то как раз просто так не утащишь. А ложки с вилками и чашки-тарелки с трещинками никто брать не будет…

Потом пошли упрёки, что поскрипывают половицы в спальне и на кухне — а это её сильно раздражает.

Я прошёлся, потоптался. Ну да, есть такое дело.

Но скрип небольшой, его, по большому счёту, и перетерпеть можно.

Неудобство, конечно… Согласен. Но оно несоизмеримо с предстоящим бедламом, если придётся вскрывать полы, одновременно «ломая» недавно сделанный ремонт стен и установленную встроенную мебель.

Ещё говорит — но я этого почему-то не замечаю — из унитаза «воняет нестерпимо». Нюхаю, едва ли ни в сам унитаз нос отпускаю — ничего.

Но она всё равно права в своих претензиях, а я кругом виноват… И должен ну прямо немедленно, не мешкая и не переча, все претензии и запросы устранить. Даже несмотря на то, что для удовлетворения скопом всех её «прихотей» необходимо начисто снести старый дом и построить на его месте новый, в котором изначально всё предусмотреть — «по уму» и по лучшим стандартам.

Но для этого, кроме денег и зашкаливающего желания перемен, нужно иметь ещё и здоровье непомерное. А где его взять, здоровье это?

Потратил я здоровьишко на свои предыдущие «жизни». Изрядно потратил, а сейчас вот прозябаю с тем, что осталось. Поэтому после каждого запроса не бегу выполнять его сломя голову, а оттягиваю сие предприятие насколько это возможно. Авось само собою рассосётся. Глядишь, через какое-то время жена свою очередную прихоть позабудет или захочет чего-то нового.

Но вы только ненароком не подумайте, что по причине своей природной лености, я вовсе наплевал на нужды своей «второй половинки». Так сказать — отмахнулся и думать забыл о её забросах и вопросах.

Вовсе нет. Жену свою я люблю искренне и, как умею, нежно. И ни на кого другого милую Катюшу не променяю.

Да и хватит уж менять. Плавали — знаем…

Первый раз я женился вскоре после возвращения из армии. Главным образом потому — что так положено было…

И после этой фразы, наверное, следует объясниться.

…Начнём с того, что среди прочих существует такая наука — Нумерология. «Истые» учёные, как правило, её не признают и называют ложной и «непотребной». Впрочем, не в этом суть.

Наука она или лженаука, всё равно обладает немалым багажом знаний и постулатов. Верить им или не клеймить категорически — это кому как нравится. И каждый, кто к ней прикоснулся, поступает по своему. Так сказать, в меру своей испорченности.

У меня этот интерес случился в запойно-лирический период, когда я в очередной раз развёлся, и после развода задумал хорошенько покопаться в себе. Купил множество «умных» книжек по психологии и медицине, новомодной на тот момент магии и разного рода околооккультной «мишуры».

Что-то из купленного немедленно и старательно прочитал, что-то, даже не открыв, выбросил в мусорку, из чего-то одолел лишь начальные страницы.

За живое задела лишь небольшая книжица, рассказывающая о тайнах нумерологии. Каково название её и кто автор, я уже и забыл, но содержание сей брошюрки поразило и заставило задуматься. Она неожиданно открыла мне истины, вокруг которых я крутился и которые не понимал, и расставила пусть не все, но многие точки над i…

Наверное, поэтому я и поверил. И проникся…

В частности, одним из фундаментальных для этой науки правилом так называемых восходящей-нисходящей линий магического квадрата. Тех самых линий, что показывают заложенные в человеке «от рождения» стремления к плотскому и культурному. Обе эти линии у меня оказались равновеликими, однако при этом выражены довольно-таки слабо, словно и без того и без другого я могу вполне обойтись.

Или — наоборот — обойтись не могу, но способностями к тому, увы, не обладаю.

А ещё есть такая линия, которая отвечает за стремление человека к семейной жизни, и у меня она соответствует такому значению:

«Я прекрасно понимаю, что необходимо создать семью, но всё время сомневаюсь, а нужно ли это делать?».

Да… это именно про меня. Словно с натуры списано!

И, наверное, именно согласно этих линий и прочих нумерологических факторов, я, после многочисленных «воздыханий» со стороны родителей о «моей неустроенности» и «когда же мы внуков увидим» постепенно начал подыскивать для себя подходящую жену.

Именно — «подыскивать», потому что такое понятие как «любовь» меня на то время мало интересовало. Да что там — не интересовало вовсе. Вся эта романтическая дребедень, которая заставляет сходить с ума не только романтично настроенных девчонок, но и иных представителей мужского пола, казалась мне «сплошным фарсом и какой-то непонятной игрой».

И вообще, я в то время более о карьере думал. О том, как устроить свой счастливый и удачный рост по должностной лестнице. И не просто рост, а головокружительный взлёт. Бывают же такие настроения у неопытно-молодых и при этом непомерно амбициозных личностей. Тем более, что даже что-то получалось…

До армейской службы я два года работал в редакции районной газеты, куда пришёл буквально через несколько дней после окончания школы.

Ну, если уж совсем точно, не просто так пришёл. Главный редактор газеты Валерий Дмитриевич вместе с моим отцом как депутаты райсовета частенько общались, и разговор как-то зашёл о детях. Валерий Дмитриевич похвастался, что его сын «Москву покорять» собрался, в МГУ поступать, а мой отец посетовал на меня, что не знает «на что сгодиться могу». К труду крестьянскому не склонен, хотя мы в то время уже в деревне жили — «всё стихи пишет да книжки читает».

Тогда-то редактор и предложил:

— Пусть ко мне придёт. Подумаем — куда определить.

Я и пришёл. Так, мол, и так — разговор был…

Посмотрел на меня Валерий Дмитриевич и предложил определить в топографию на вакантное место наборщика, мол, в такие молодые годы начинать с работы со шрифтами вовсе не зазорно, а очень даже почётно. Но я категорически отказался:

— В типографию не пойду, хочу быть журналистом!

Главред на это тут же выдал:

— Ну, мил-дорогой, чтобы стать журналистом, нужно высшее образование получить и склонность к этому иметь.

— Склонность есть — сами увидите, а высшее образование обязательно получу. Хочу заочно поступать. Пока только не знаю — куда лучше по профилю, — я был непреклонен и ни за какие посулы не хотел менять своего решения.

Что же касается обучения, то да — не было в то время в городе Горьком (будущем Нижнем Новгороде) факультета журналистики. Все, кто хотел получить эту профессию, шли либо в педагогический институт, на учителя русского языка и литературы, либо — на филологический факультет местного госуниверситета. Можно было ещё попробовать в Московский или Казанский университеты поступить, но конкурсы там такие, что лучше даже не пытаться. Даже если ты был круглым отличником в своей деревенской школе.

Но я даже отличником никогда не был, принципиально пребывая в «четвёрочниках», дабы лишний раз не выделяться. Ну да это к делу не относится.

— Ну, хорошо, — сказал редактор, что-то всё-таки ему во мне понравилось, возможно, зачатки наглости, необходимые в газетном ремесле. — Давай, поступим таким образом. Ты походи пока пару недель в редакцию просто так, чтобы присмотреться, понять, что здесь происходит, как здесь люди работают и что делают. И если тебе самому быстро всё это не надоест, то в конце июля у нас Татьяна Сергеевна на пенсию уходит. Так что, возможно, и для тебя найдется вакансия. Если только, повторяю, сам не передумаешь… Согласен?

— Конечно!

— Ну и хорошо… А то, может, всё-таки в типографию?

— Нет, в типографию не пойду.

— Ладно. Так тому и быть… И, если хочешь, могу прямо сейчас тебя с коллективом познакомить.

— Хочу!

— Тогда пойдём.

Уже скоро, неожиданно для всех, в том числе и для меня самого, выяснилось, что я умею неплохо писать статьи, заметки и даже очерки. Не хуже, чем сотрудники редакции с многолетним стажем. Это быстро заметили и сомнения — стоит ли меня брать на работу — рассеялись сами собой…

А позднее, это когда я вернулся в редакцию после двухлетней службы в армии, меня уже с нетерпением ждали.

Дело в том, что за время моего отсутствия ушла ещё одна сотрудница пенсионного возраста и пишущий штык-перо, к тому же с опытом работы, был как нельзя кстати. Более того, так удачно совпало, что Сергей Иванович, мой доармейский наставник, занимавший должность ответственного секретаря, горел нестерпимым желанием обучить меня этому мастерству.

Объяснялось такое желание просто. Он получил заманчивое приглашение перейти в областную газету и свалить, наконец-то, из порядком опостылевшего ему отдалённого от цивилизации райцентра. И давно бы уже уехал, вот только главред Валерий Дмитриевич поставил непременное условие — сдай как следует дела, обучи себе смену, и только после этого проваливай на все четыре стороны.

А кого учить? Все, коллектив редакции составляющие, поголовно почти пенсионеры и обучаться не желают, или не способны в силу возрастных, так сказать, факторов.

И вот тут я прямо в военной форме заявился…

— Ты совсем или на побывку? — тут же взял меня в оборот Сергей Иванович.

— Отслужил… Ведь уже два года прошло.

— Да? Даже как-то не заметил. А на работу когда?

— Ну… Хотелось бы немножко отдохнуть…

— Да ладно тебе. Домой вернулся — это уже отдых. Дом это тебе не армия — никаких ночных подъёмов с марш-броском, никакого дневальства и маршировок по плацу. Ну и к тому же… Ты, понимаешь? Возможность у тебя сейчас есть. Хорошая возможность новую должность сразу получить. Хватит уже тебе в корреспондентах бегать. Перерос. Пора и в начальники.

И ведь было от чего задуматься…

Согласившись стать ответственным секретарём, я почти автоматически поднимался от предыдущего уровня даже не на две — на три ступеньки вверх. В штатном расписании районной газеты «ответсек» после главного редактора и заместителя главреда считался третьим человеком. Ну и зарплата, соответственно, была третья.

Короче, я согласился. А кто бы не согласился?

И уже через два дня, поменяв парадный воинский китель на пиджак, который после службы почему-то стал немного великоват, с немалым воодушевлением вышел осваивать новое дело.

Что же касается обещанного родителям «решения вопроса обзаведения семьёй», то и это не осталось забытым. Но, видимо по природе всё той же лености своей, подыскивать будущую жену стал исключительно из того, что было рядом.

И уже скоро нашёл подходящий вариант. По соседству, в той же деревне, где жили родители, даже буквально через несколько домов от них.

Звали её Татьяна — сразу ассоциации приходят на ум «…итак звалась она Татьяна» — и была она младше меня на три года. Как говорится, самый подходящий возраст.

К тому же, это для меня было существенным плюсом, сразу заметил, что, несмотря на уже приближающееся двадцатилетие, ни с кем из противоположного пола она особо не общалась, тем более, не встречалась для интимного времяпрепровождения, да и характера была весьма робкого. Это в отличие от более «развитой» восемнадцатилетней сестрёнки, у которой накопилось, наверное, с десяток ухажёров. Да и замуж она, похоже, уже была не прочь, вот только старшая сестра ей мешала — не гоже младшей поперёд старшей браком сочетаться.

Так что потенциально всё хорошо выстраивалось. Я — жених готово-зрелый, в армии отслуживший, она — свободна, ни у кого отбивать не придётся, да и родители её против не будут, а уж сестрёнка — прямо счастьем покроется.

И, обдумав всё это, решил, что пришла пора действовать.

Случилось так — в нашем сельском клубе выступал гастролирующий конферансье московской эстрады. Помнится, Болибок была его фамилия, имя вот не упомню, кажется — Геннадий, а может и Георгий. Впрочем, это не существенно. Для сельской глубинки конца восьмидесятых приезд любого пусть малоизвестного, но москвича с приставкой на афише «известный артист» было немалым событием. И потому в сельский клуб, что называется, пришли все, в том числе и Татьяна.

Что он, этот Болибок, «конферансировал» на дощатой и немного скрипучей сцене, как-то даже не запомнилось. Возможно, потому, что другим голова была забита.

Когда Татьяна направилась в сторону своего дома, я как бы невзначай предложил её проводить. Мол, темно уже в октябрьские восемь вечера, а фонарей на столбах здесь, увы, не предусмотрено. Она не стала возражать — всё-равно по пути. Мы же соседи.

— Как тебе? Понравился артист? — спросил, чтобы как-то завязать разговор. И тут же почувствовал, как в лицо от волнения ударила кровь.

Она пожала плечами:

— Да как-то так…

— Мне, кстати, тоже, — согласился я.

И замолчал, не зная, о чём говорить дальше.

Такой вот я — не умею разговоры вести, тем более болтать без перерыва о том о сём. Тем более с противоположным полом.

Не обучен. Да, собственно говоря, никогда к этому и не стремился особенно.

Поэтому безо всякого перехода выпалил:

— Таня, давно хотел тебе сказать… Я давно к тебе присматриваюсь… Ой нет! Не то я хотел сказать… Короче — ты мне очень нравишься… Выходи за меня замуж!

Вот так! Многотонными «аргументами».

И прямо на ничем не защищённую голову.

Если сказать, что она была ошарашена этим моим признанием, наверное, ничего не сказать. Остановилась и сквозь окружавшую нас темноту посмотрела мне прямо в лицо — не разыгрываю ли её.

Убедившись, что нет, негромко проговорила:

— Я подумаю.

Дальше до её дома шли молча.

…А уже следующим вечером, когда я возвращался с работы, проходя мимо её дома, увидел Таню на крыльце.

Она махнула мне рукой и проговорила:

— Зайди, пожалуйста, папа с мамой хотят с тобой поговорить!

Встретили меня радушно, с будущим тестем для начала выпили пива с воблой, после чего будущая тёща поставила на стол свежеиспечённые пироги с мясом, предложила вина, но я отказался, сославшись, что завтра на работу. Немного поговорили о будущем, но без особых расспросов. Во-первых, по-соседски обо мне они и так почти всё знали. Во-вторых — впереди ещё много возможностей всё разузнать.

Короче, в тот вечер, дойдя уже до своих родителей, я известил их, чтобы на субботу собирались в гости — невесту пропивать. Есть в деревнях такая традиция, которая в кругах великосветских обычно именуется помолвкой.

Ну а дальше начались хлопоты по поиску легковых машин для свадебного кортежа, непременно чтобы была хотя бы одна «Волга» (на тот момент — лучший отечественный автомобиль, а про иномарки на наших улицах тогда ещё даже не слышали). Не меньшими проблемой стали поиски разнообразных продуктов для свадебного стола, а также покупка колец, платья и прочих необходимых атрибутов.

И тут уж я постарался максимально использовать свои возможности, которые у меня — сотрудника районной газеты и члена бюро райкома комсомола — уже появились. И даже Ивана Ильича Смирнова использовал, с которым был хорошо знаком по комсомольским делам, и которого буквально за пару месяцев до того назначили председателем местного райпо, то есть райпотребсоюза. Для советского времени — должность великая, ведь теперь почти что все магазины района под его подчинением.

Всё, кажется, предусмотрели. Но в день свадьбы вдруг случился не просто дождик — настоящий ливень, так что в один из моментов «большой программы» пришлось невесту нести на руках через лужу.

Тогда ещё я это мог себе позволить. Был здоров и достаточно силён. И потом не раз вспоминал это занятное «приключение».

Потом была свадьба в единственном ресторане нашего райцентра, который, если по правде говорить, рестораном как таковым и не был. Так себе — столовка среднего пошиба с отвратным набором блюд. Но по субботне-воскресным вечерам, или по мероприятиям «особого» пошиба всё менялось удивительным образом. На столах появлялась довольно-таки вкусная еда, словно временно повара меняли, нанимая другого, по чисто вымытому и гораздо более освещённому залу начинали вальсировать официантки в белых передниках и даже играла приятная музыка из спрятанного где-то магнитофона.

Короче, свадьба удалась…

И всё там было. Как это и положено…

…И поздравления с нескончаемым «горько».

…И перепившиеся до блевотины родственники с обеих сторон.

…И тосты, и подарки, лучшим из которых стала служебная квартира, которую мне предоставила моя любимая работа.

…И даже драка в туалете, причём удивительным образом учинили её два охламона, которых ни одна из сторон своими родственниками или знакомыми не признала. Откуда они появились на нашей свадьбе — так и осталось загадкой.

И, кажется, всё было хорошо…

По крайней мере — в самом начале…

Первую брачную ночь мы провели в теперь уже нашей квартире, о которой я, если честно, уже знал заранее, задолго до свадьбы, и даже позаботился купить новую кровать, установив её посреди комнаты.

Другой мебели не было, но это не смущало. Тем более, кровать на тот момент была самым главным — другого интерьера на эту ночь нам и не требовалось. А всё остальное будет. Непременно будет!

Вот только удачи в совместной нашей жизни с молодой женой хватило ненадолго — на два с небольшим года.

Сначала мы притирались друг к другу. В новинку казалось то необычное состояние, в которое мы оба вдруг перешли из домов родительских в моё, пусть и служебное, но всё-таки отдельное жилище. Сделали небольшой ремонт, что-то из мебели прикупили, что-то перевезли из подаренного.

Но главное — каждый вечер «утопали в поцелуях», отчего скоро случилась у Тани задержка.

И душа возликовала, предчувствуя скорое отцовство. То есть теперь-то всё будет «как у людей».

Вот только беременность оказалась недолгой… На одиннадцатой неделе случилось обильное кровотечение и, хотя скорая прибыла довольно быстро, в больнице Тане ничем помочь не смогли.

Домой она вернулась на третий день.

Хмурая и вся на нервах.

Понимая её состояние, я сделал несколько попыток обнять, утешить любимую, но она со словами «Не надо!» отбрасывала мои руки. И смотрела на меня так, словно это я во всём виноват.

А когда через пару часов «в гости проведать» приехала тёща, наконец, понял — в чём тут дело.

Тёща, Лидия Никандровна, чуть ли не с порога принялась меня упрекать. Сначала негромко, потом чуть ли не до крика. Довёл, мол, доченьку до беды. В том смысле, что ей в таком состоянии беречься надо было, а я, такой-сякой, её работать по дому заставлял. Тяжёлого, к примеру, ей таскать и вовсе нельзя — и вообще…

И я от такого напора даже опешил, совершенно не понимая, про какое это «тяжёлое» она говорит, и что это за хозяйственная работа такая, выполнять которую я постоянно заставлял жену.

Никто ничего такого «тяжёлого» она не перетаскивала и не поднимала. По крайней мере, дома. Если только на своей работе — в швейном ателье — она что-то там подняла? Но я-то тут причём?

Впрочем, даже оправдываться было бесполезно…

Никого, кроме себя, Лидия Никандровна не слышала, да и слышать не хотела. Ей обязательно нужен был виноватый, и этим «во всём виноватым» она, конечно же, сразу определила меня.

Да и дочка, похоже, тоже.

А что уж там случилось между ними на самом деле, как они договорились против меня и почему, я так никогда и не узнал.

Да собственно и не пытался допытаться до истины.

Пожалуй, именно с этого момента, это если вести хронологию событий, между мною и Таней образовалась некая трещинка, сначала совсем маленькая, для окружающих почти незаметная, но которая постепенно расширялась и углублялась, пока не достигла размеров пропасти.

Да…

Именно тогда всё это и началось?

То самое, что, в конце концов, окончательно и бесповоротно разрушило семейную нашу жизнь…

Сначала я начал замечать растущую отстранённость Тани от меня и от нашего дома. Она стала приходить с работы гораздо позднее, чем было раньше, и зачастую по вечерам уходила то к одной подруге, то к другой — так говорила. Ну а более всего меня поражало неожиданно возникшее равнодушие к переустройству и обустройству нашей квартиры, о чём она ещё недавно так мечтала.

Поначалу она всегда искренне радовалась каждой покупке — будь то обеденный стол или полка для книг, пальто или сапоги, и искренне огорчалась, если что-то не получалось купить.

Помнится, подавленно сообщил как-то Тане, что по решению нашего редакционно-типографского месткома трёхстворчатый шкаф, который мне полагался по определённой заранее очереди, в этом году достанется нашему фотографу Гене Михалёву. Потому как у него второй ребенок родился и это внеочередное право на покупку будет ему подарком от всего нашего коллектива.

По сути же — именно от меня тот подарок. Потому что в этой ситуации оказываюсь крайним именно я…

Просто время было такое — и деньги вроде бы есть, и желание приобрести хорошую дефицитную вещь. Но за просто так ничего не купишь, даже порою самое необходимое, вроде шкафа трёхстворчатого. Обычного, в соседнем городе сделанного, а о заграничном и вычурном не мечтали даже.

И это самое простое иной раз покупали только по решению профкома или месткома, так сказать за выдающиеся заслуги перед организацией. В лучшем случае по очереди, что устанавливалась на несколько лет вперёд, в которой меня как раз и подвинули.

Короче говоря, делая это объявление, я основательно предполагал, что Таня сильно расстроится и даже накричит на меня за мою «ненастойчивость и мягкотелость» и прочие «несвойственные настоящему мужчине» качества.

А она:

— Ну ладно, в следующем году возьмём!

Спокойно так и безо всякой обиды. Словно и не она вовсе об этом шкафе мечтала, и не она долго выбирала в квартире место, где он будет стоять.

«Нет, явно что-то не то с ней твориться», — подумал я.

И, дабы прогнать зародившиеся сомнения, уже вечером решил проследить — что за подруги такие, к которым она повадилась ходить.

Если честно, мне было весьма неловко, немножечко стыдно и даже как-то противно осознавать, что занимаюсь таким делом — тайком слежу за любимым человеком, шпионю, грубо говоря. Но я, несмотря на эту «неловкость», всё же продолжал перебегать от угла одного дома к углу другого, скрываясь и отворачиваясь, чтобы не быть обнаруженным. и разоблачённым в своём шпионстве.

Однако все неудобства и неловкости с моральной стыдливостью вкупе улетучились разом, когда я увидел конечный пункт её путешествия.

Угловой дом с улицей Свердлова. Знакомое место!

Бывал я здесь, причём не так давно. За два дня до свадьбы младшей Таниной сестры — Галины…

Она довольно быстро после свадьбы старше нашла себе жениха. Витьку Сологубова — парня знатного и плечистого, на фоне братьев своих по телосложению самого видного. Он, пусть и младший, но выглядел среди низкорослых братьев почти гигантом. Они ему и по росту достигали лишь до плеч, а по широте плеч и бицепсам словно доходяги супротив исполина.

Витька накачал мускулы, с малых лет перетаскивая огромные и тяжеленные мешки с зерном и картошкой, которые в народе почему-то именовали кубинскими — наверное, от того, что в похожих мешках в пору развитого социализма с братской Кубы в СССР везли сахар. А ещё он в колхозной мехмастерской всяческие железяки перебирал, отцу помогая ремонтировать колхозные машины и трактора.

Это в отличие от старших братьев, которые более рыбалкой и мелким воровством промышляли…

А ещё он — единственный из братьев в тюрьме не сидевший. Окончив десятилетку, в лесотехнический техникум поступил и, получив диплом, тут же устроился автомехаником в местный леспромхоз. Старшие, кстати, тоже там, но обычными шофёрами. И даже не на МАЗах-лесовозах, где водилы хорошую деньгу «зашибают», а на ГАЗончиках пятьдесят вторых, развозящих по заказам обрезки досок и опилки с пилорам.

К тому же Витька первым из братьев женился.

А в этом угловом доме старший брат Андрей комнату снимал. После возвращения с зоны он ни в какую не захотел в родной дом возвращаться, дабы не выслушивать на свой счёт от матери постоянные упрёки «за дурость характера и непутёвость» да наставления разного рода.

Так и сказал:

— Это пускай Сана за двоих всё выслушивает, а я уж как-нибудь по этому поводу в сторонке постою.

Вот Сана (Александр), брат средний, всё и выслушивал… Впрочем, ему, возникало такое чувство, материны нотации были «по барабану». Непонятно даже слушал он их или просто кивал вечно пьяной головой.

Андрей, в отличие от плечистого Виктора, не обладал выдающимися буграми мышц, был худ и весьма сухощав. Но добровольно встречаться с ним в личном поединке я бы не советовал никому. Мышцы его словно целиком из жил состояли, были каменно-твердыми и немалая сила в этих руках содержалась. И сила эта без дела не пропадала. Поговаривали, что он в разборках местной шпаны не раз был замечен и новый срок по нему плачет…

Так неужели Таня на него клюнула? На его силу угрюмую… бандитскую?

Но нет, не Андрей, Сана входную уличную дверь открыл. И не просто открыл — ещё на пороге обнял Таню и прямо у меня на глазах целовать принялся.

Мою жену… И она не противилась…

Они, конечно, не знают, что я их вижу. Или знают и намеренно дразнят?

Да какая разница!

Первым порывом было выбежать из-за скрывающего меня угла двухэтажного дома и броситься с кулаками на обидчика. Но… Что-то меня сдерживало. Во-первых, я открывал своё инкогнито — то, что следил за ними, а это для интеллигентного человека, которым я себя считал с тех пор, как пошёл работать в редакцию, как-то неприлично. А, во-вторых, я никогда не считал мордобитие хорошим способом решать какие-либо конфликты.

Меня за это можно, конечно, назвать обыкновенным трусом. Но я рассуждал иначе: публичное мордобитие, конечно, по-мужски, но проблема останется и решать её всё равно придётся другими методами.

И я просто ушёл. А, вернувшись домой, первым делом, даже не разувшись, оставляя следы грязи и куски глины, на которые, впрочем, не обращал внимания, перенёс в общую кучу посреди большой комнаты все вещи, которые имели хоть отдалённое отношение к неверной благоверной. И, удостоверившись, что не забыл ничего, вытащил из-под кровати два пустых изрядно покрывшихся пылью чемодана и приступил к методичной укладке «тряпья» разных мастей. От блузок и трусов до кроличьей шубы, которую в своё время мы весьма неудачно купили на перроне станции с китайского поезда — у которой через неделю оба рукава отвалились, а когда их стали пришивать заново, стало ясно, что и все прочие части скреплены гнилыми нитками.

Туда же, в чемоданы, побросал поверх одежды разного рода духи, блёстки, помаду и тени, прочую так необходимую женщинам дребедень, с помощью которой они пытаются выглядеть красиво, скрывать какие-то изъяны, чтобы нравиться не только мужу, но и всем остальным. А если уж совсем откровенно — то вовсе не для мужа всё это, потому что муж в большинстве случаев никакого внимания не обращает — как выглядит жена в овощном магазине или на очередной встрече-попойке с ближайшими родственниками.

…Неожиданно выяснилось, что чемоданов не хватило. Слишком много накопилось барахла за время нашего совместного проживания.

Под кроватью же отыскал непонятно откуда у нас появившуюся холщовую сумку и достал из шкафа довольно прочный полиэтиленовый пакет. Упихнул не поместившиеся в чемоданы полотенца и платки-салфетки, клеёнки-солонки и солонки-перечницы и прочую «хренотень».

Выставил собранную поклажу за входной дверью.

И тут же наступило озарение…

Какой же я идиот!

Наспех одевшись, некогда за внешним видом наблюдать, срочно побежал в магазин. Хозяйственный… Который от квартиры буквально в двухстах шагах. Быстро побежал, со всех ног, потому что до закрытия оставалось совсем немного, а нужно обязательно купить новый замок и успеть поставить его на входную дверь.

И — собственно — таким вот образом провести жирную черту под неудавшейся нашей семейной жизнью…

Я как-то не задумывался — было ли у них что-то кроме поцелуев. Да мне наплевать и размазать на это. Полноценный трах или взаимное и полное страсти соприкосновение губ — какая в том разница? Всё равно это измена! Всё равно это означает, что моя жена более не желает быть единым целым со мной, со своим мужем, делиться радостями и горестями, создавать красоту и уют, поддерживать друг друга с трудную минуту и прочее, прочее, прочее…

А если так, то насильно удерживать её я не могу и не хочу…

Да, я идеалист, романтик, наивный поэт, если хотите… Что с того. Я такой, каков я есть. Меня не переделаешь. Да и не хочу я переделываться.

Сменив замок, я тут же начал пить стаканами, почти не закусывая. И — естественно — уже скоро зверски напился.

Благо назавтра была суббота — не нужно идти на работу.

Почти всё выпил, что было в доме — две бутылки водки, да ещё остаточек домашней настойки. То ли на рябине, то ли на бруснике. Хороший такой остаток, больше половины полулитровой бутыли.

Оставил лишь немного — на опохмел.

При этом запьянел не сразу, чему, впрочем, не удивлялся, сбрасывая это на стресс. Но потом «отрубился» разом… И свозь забытьё полусна и сивушного дурмана услышал тот самый стук — громкий и настойчивый — то и дело сменявшийся настоящим грохотом. Кто-то стремился сломать дверь, да только вот она оказалась довольно крепкой. А новый замок не поддавался старому ключу.

Потом всё стихло. И лишь ранним утром в субботу стук повторился… Уже не такой громкий, но не менее настойчивый.

Впрочем, дверь открывать я всё равно не собирался. Ни при каких обстоятельствах.

Так и лежал на постели в брюках и тех самых грязных ботинках, от которых по всей комнате ещё накануне остались следы. И в тёплом свитере, который уже изрядно пропах от пота и вонял, перебивая даже сивушный запах.

Тупо смотрел в оклеенный обоями и местами засранный мухами потолок и от нечего делать размышлял о превратностях бытия.

— Никита, — раздался голос за дверью, — Я знаю, что ты дома. Пожалуйста!… Открой! Нам надо поговорить…

Тяжело вздохнув, я все-таки поднялся и, шатаясь, подошел к двери. Но открывать не стал.

— Значит так, говорить нам не о чем… Завтра… точнее — послезавтра… Короче, — в понедельник, я иду в ЗАГС подавать заявление. На какой день развод назначат — сообщу.

Немного помолчал. Потом добавил:

— Все! Больше нам с тобою не о чем разговаривать!

Вот так… На похмельную голову решение приходит быстрее, чем на трезвую.

— Да что ты вообще такое надумал… Да как ты можешь? — Таня видимо собиралась что-то начать объяснять, но я тут же прервал её:

— Я сказал, что разговаривать нам больше не о чем. И слушать тебя, а тем более тебе отвечать, я не собираюсь… Всё!

Несмотря на тошноту и дикое отвращение даже к запаху спиртного, до краев налил в стопку настойки и залпом выпил. Думал, что вывернет наизнанку, но, удивительное дело, «легла ровно» и больная голова сразу немного прояснилась. Выпил ещё и вновь завалился спать, только теперь разделся до трусов. И проспал до самого вечера.

Вечером для интереса открыл входную дверь — чемоданов не было.

…На развод Татьяна пришла с фингалом под глазом. Как говорится, привет от нового мужа.

То, что они живут вместе, я уже знал. Бывшая тёща рассказала, когда я встретился с нею для разборов случившегося. На третий день после смены дверного замка… Таня ведь в тот памятный вечер вовсе не к родителям с жалобами и своим позором побежала. Чтобы там переночевать и чтобы её там пожалели. К нему, новому любимому. Родители и сами узнали об этом «вот-вот», и, конечно, во всём обвинили меня и только меня… Но мне на их обвинения было уже как-то наплевать.

— Вы ж без любви поженились, — кричала тёща, криком душа выступающие на глазах слёзы. — О чём только думали?!

Понятно о чём. Я чтобы жениться на более-менее подходящей девице, чтобы от меня мои родители, наконец, отстали. Ты же, тёщенька дорогая, дочку свою поскорее мечтала пристроить. А Таня откровенно боялась «в девках засидеться».

И все в итоге получили, что хотели. А если не срослось, так на то другая песня.

Что же касается, как я пережил это расставание, то, начиная со дня смены замка, пил почти трое суток. И спал…

А утром в понедельник грамотно опохмелился и после тщательного бритья обильно выросшей щетины обмазал морду одеколоном. Вовсе не для того, чтобы не было кожного раздражения, а чтобы отбить сивушный запах. И — отправился на работу.

Одеколон, кстати, не помог… Коллеги тут же стали посматривать подозрительно, а перед самым обедом Нина Ивановна, наш начальник отдела писем, вот уж сердобольная женщина, тихонько сказала:

— Ты бы отправлялся домой… Если редактор спросит про тебя, я скажу, что ушёл по делам в райком комсомола. А таким не светись — хуже будет.

— Спасибо… Да… Я, пожалуй пойду…

И пошел. И лёг спать. А выспавшись, первым делом нацарапал карандашом на листе бумаги:

В дыму дешёвых сигарет,

Уставив взгляд в жерло стакана,

Я слал проклятия в сонет

По поводу умершего романа.

Роняла мерзкий свет луна

В чернильные слова в листе бумаги,

И плакал дождь, бродивший у окна

По лужам полным скорбной влаги.

И что самое интересное, как только высохли чернила, в моей душе поселилось такое успокоение и душевное равновесие, что всё случившееся показалось естественным ходом событий и даже, более того, лучшим, что могло произойти.

А если бы я так и не узнал о том, о чём узнал? А если бы результатом предательства стало рождение ребёнка, ко мне никакого отношения ко мне не имеющего ребёнка?

Так это, наверное, хорошо, что всё так закончилось? И вместо печали в голове вдруг возникло некое злорадно-отпадно-лирическое настроение и, во вторник, по пути на работу в голове родились несколько необычные строки:

Когда ты смотришь на разлагающиеся трупы, то видишь только тлен.

Но ты глубоко заблуждаешься…

Животворящая сила навоза природе помогает возрождаться.

К чему? Почему? Это я и сам не понял. Родились — и всё! И название этому своему творению я придумал достойное — «Оптимистическое». А что? А почему бы и нет. Духу времени соответствует и на текущие вызовы отвечает вполне. И именно с той поры начал я активно писать стихи. От очень коротких:

«Как много в жизни идиотов я встречал — и молчал…»

до длинных, которые на страницу помещались с трудом:

Я свалился в бескрайнюю вечность,

В тонкий мир между белым и чёрным.

И увидел, как жизнь быстротечна,

И проникся, что алчность позорна.

Конец ознакомительного фрагмента.