Секретный агент по морскому делу

Вадим Хитров, 2021

На страницах нового романа Вадима Хитрова разворачиваются захватывающие приключения героев, прототипами которых в большинстве случаев являются реальные исторические личности эпохи правления Екатерины II, включая саму императрицу и главного героя – будущего вице-адмирала Российского флота Сергея Ивановича Плещеева. Молодой гвардеец неожиданно для себя становится офицером флота, которому поручаются задания исключительной государственной важности, а выполнять их приходится не только в разных уголках Европы, но и на боевых кораблях под флагами разных держав. Жизнь его постоянно находится в опасности, но ум, находчивость и отвага помогают найти выход из труднейших положений, не поступаясь честью и достоинством.

Часть вторая

Секретные науки постигать

Глава первая. Финк и компания

1766 год, январь, Санкт-Петербург

Как и предписывалось, приехав в столицу, Плещеев незамедлительно явился в Морской кадетский корпус, где, как положено, представился по прибытии дежурному офицеру. Тот, выслушав, велел ждать в приемной дальнейших распоряжений, а сам удалился. Прошел час, в большом помещении было довольно прохладно. Плещеев уже собрался искать запропастившегося офицера, но тут кто-то обратился к нему.

— Раш!

Вздрогнув от неожиданности, офицер обернулся на голос и увидел мужчину, укутанного в длинную накидку, подбитую дорогим мехом. Надетый на голову капюшон, отороченный тем же мехом, практически скрывал лицо незнакомца.

— И не надо вопросов о том, откуда я знаю это ваше имя.

— С кем имею честь и что вам угодно, сударь?

— Я от известного вам графа. Следуйте за мной, — спокойно, но твердо произнес незнакомец.

— Без доклада директору корпуса не могу.

— Никакого доклада не будет, адмирал его не ждет. Это байки для англичан. Голенищев-Кутузов вашим начальником не является, или вы забыли, кому подчиняетесь? Так что следуйте за мной.

Они вышли во внутренний двор. Плещеев невольно поежился, январский морозец быстро проник под его тонкую епанчу.

Их ждала карета с занавешенными оконцами, запряженная парой добрых лошадей. Кучера не было видно.

— Садитесь в карету и без лишних вопросов, пожалуйста, — то ли попросил, то ли приказал незнакомец, сам он полез на козлы и стал поправлять меховую подстилку. — Из окон не выглядывать, дверцы не открывать, — уже приказным тоном добавил он и вдруг начал как бы обнюхивать Плещеева. — Вы что, курите? — спросил он.

— Да, — недоумевая, ответил офицер, — а что, собственно?

— С этой секунды вы отказываетесь от этой привычки!

— Это еще почему?

— Потому как это может лишить вас жизни при выполнении задания, ибо у любого шпика нюх, почти как у собаки.

— Какого шпика?

— Так, вы или немедленно выбрасываете трубку, или прощайте, — резко бросил незнакомец.

Плещеев нехотя достал прекрасный образец английского трубочного мастерства и бросил его в снег.

— И кисет! — не унимался незнакомец.

«Круто заворачивает, — подумал сбитый с толку Плещеев, садясь в карету, — странно, в такой рухляди и за кучера».

В это время дверца кареты открылась и брошенная невидимой рукой давешняя богатая накидка полетела в угол кареты. Открылась другая дверца, и из другого угла были взяты видавшие виды овчинный зипун и меховой треух.

— Но, милые, пошли, пошли! — вскоре услышал Плещеев и отдался на волю судьбы.

Через три четверти часа карета остановилась. Послышался скрип, видимо, очень массивных ворот.

Проехав еще немного, карета вновь остановилась, дверца распахнулась, и давешний незнакомец пригласил мичмана выйти. Они оказались во внутреннем дворе какого-то особняка. Подбежал, видимо, слуга. Незнакомец скинул ему зипун и, вдохнув полной грудью морозного воздуха, весело посмотрел на Плещеева. Был он строен, возрастом ближе к сорока, приятной наружности, если бы не безобразный шрам на правой щеке. И лицом, и прической он более походил на иноземца, нежели на русского, хотя говорил совершенно без акцента.

— Вот мы и прибыли, прошу, входите, — пригласил он и повел офицера в дом.

Оказавшись в большом темном зале, освещал который только ярко полыхавший камин, Плещеев почувствовал себя неуютно. Плотные шторы наглухо закрывали окна, Плещеев едва различил два массивных кресла с высокими спинками перед камином.

— Мичман, проходи сюда, к огню, присаживайся, — услышал он как будто знакомый голос.

Он подошел к камину, сел в свободное кресло, но тут же подскочил, узнав человека в другом кресле.

— Здравия желаю, ваше сиятельство! — выпалил Плещеев.

— У меня мало времени, так что садись и внемли. Итак, преподаватели кадетского корпуса любят повторять, что морской офицер должен уметь подходить к кораблю, к столу и к женщине, — граф Чернышев говорил спокойно, даже несколько вкрадчиво, но от этого слова его становились еще более весомыми. — В твоем случае эти умения необходимы, но недостаточны, поскольку ее императорское величество, будучи удовлетворены началом твоей службы на британском флоте, намерены возложить на тебя куда более серьезную миссию за пределами Отечества нашего. Тебе необходимо будет добывать сведения по морской части, столь необходимые для развития военного флота. Это прежде всего. Однако ты не должен этим ограничиваться, нам интересны любые сведения, которые помогли бы вовремя распознать планы врагов России, коих немало, и достойно ответить на эти угрозы. Посему тебе предстоит научиться интриговать, лгать, подкупать, обольщать, следить, выкрадывать, а если выпадет такой случай, то и убивать, убивать вовсе не в честном поединке. Так что придется поступиться принципами благородного человека. К тому же, служба эта опасная, есть большой риск получить кинжал в спину или, что еще хуже, мучительно умереть под пытками. Готов ли? Если нет, то просто пойдешь служить на флот без каких-либо последствий для своей карьеры.

— Готов, — твердо ответил Плещеев.

— Справишься ли? Впрочем, вопрос неуместный, никто сего на данный момент знать не может, будущее покажет. Итак, жить и постигать тайные науки ты будешь здесь, находясь практически в заточении. Никто не должен знать, где ты и чем занимаешься. Наставники тебе представятся сами, слушать их и подчиняться беспрекословно. Обучать тебя будут до тех пор, пока не сочтут достаточно подготовленным. Однако постигай эти знания поскорее, умения этих господ стоят казне весьма недешево. Вопросы есть, пожелания, может быть?

— Никак нет, ваше сиятельство.

— Вот и ладно, мне пора, не вставай. Тебе надо все это, что называется, переварить, — с этими словами Чернышев покинул мичмана, оставив того в кресле перед камином в полном замешательстве. «Странно, он совсем не расспрашивал о службе на „Гермесе“», — подумал Плещеев.

— Зовите меня Финк, — услышал мичман за спиной уже знакомый голос.

Плещеев встал и обернулся.

Перед ним стоял давешний человек со шрамом и еще двое.

— Это Жозефина и Джакомо, отныне мы ваши наставники, — продолжил Финк, указывая на мужчину и женщину средних лет, — по-другому нас никак называть и титуловать не надо. Вас мы знаем как Раша, и перед нами поставлена определенная задача, более нам знать ничего не нужно. Занятия начнутся завтра. Подъем в семь утра, утренний туалет, завтрак, первый урок в восемь, обед в час дня, занятия до пяти вечера, ужин в шесть, потом самостоятельная подготовка. Из дома выходить нельзя, к окнам подходить нельзя. В доме, кроме нас, три человека прислуги. С ними общаться только о бытовых нуждах и ни о чем более. Впрочем, они достаточно вышколены и исполняют свои обязанности без лишних слов. Сейчас один из них покажет вашу комнату. Через час спускайтесь к ужину.

Ужин прошел в полной тишине, видимо, молчание здесь, действительно, почиталось за золото.

На следующее утро после завтрака Финк повел ученика с собой. Они вошли в большую крытую стеклянной крышей галерею, и казалось, очутились на городской улице.

— Итак, сударь, перед вами небольшая декорация типичной парижской или, скажем, лондонской улицы. Это узкое пространство, мощеное камнем, в окружении домов в два, три этажа. Мы ласково называем ее Смертельный тупичок. И вот, представьте, в этом тупичке вас собираются убить.

— И я об этом догадываюсь?

— Не нужно догадываться. Нужно всегда быть настороже, чувствовать, как зверь, подмечать все, взгляды, звуки, тени, при этом внешне выглядеть для окружающих самым обычным образом. Отблески в стеклах, отражение в зеркалах и полированных поверхностях, отсветы фонарей, отбрасываемые тени, вот ваши уличные помощники. Небольшое расслабление и вуаля, дивный шрам во всю щеку, правда, к счастью, все могло закончиться намного печальнее.

— Вас пытались убить?

— О, неоднократно. У меня большой опыт по этой части. Так что станете делать?

— Отбиваться.

— Чем? Каким оружием владеете?

— Шпагой, ружьем, пистолетом.

— Тогда вас всенепременно убьют. Наемные убийцы не отличаются благородством и джентльменскими манерами, их задача быстро и безопасно для себя сделать свое дело. Обычно они действуют вдвоем, и роли их расписаны досконально, один отвлекает и страхует, другой исполняет. Одному опасно, делить куш на троих невыгодно, так что двое — оптимальный состав. Теперь подождите минуту, а потом идите вдоль по улице и попытайтесь не расстаться с жизнью.

С этими словами Финк оставил мичмана в одиночестве. Через какое-то время импровизированная улица начала оживать. Слуги изображали городскую суету. Один вез небольшую одноколесную тачку, второй чистил обувь, третий праздно шатался, а Жозефина громко расхваливала свой товар, стоя за прилавком.

Плещеев, осторожно двинулся вперед и, как ему казалось, полностью держал все под контролем. В какой-то момент из подворотни выскочил человек и с грохотом перевернул тачку. Все обернулись на шум, мичман выхватил шпагу.

— Ну вот вы и труп, — услышал он тихий шепот над ухом и ощутил холод стали на горле.

— Черт, Финк, откуда вы взялись?

— Я прятался под прилавком. Под вторым прилавком. Вы даже не обратили на него внимания. Хотя вам должно было показаться странным, отчего это довольно дорогие платки и перчатки лежат без всякого присмотра. Я даже немного выставил свой сапог, но вы и ухом не повели, однако на шум переворачиваемой повозки среагировали, как и все остальные зеваки. Просто прелестно.

— Виноват.

— Виноват? Вы так будете докладывать уже на том свете! Какой вывод необходимо сделать из произошедшего?

— Я все сделал не так. Я никуда не гожусь.

— Пока никуда не годитесь. Однако сия болезнь при вашем должном усердии и нашем умении вполне излечима. Продолжим завтра, а вы подумайте, как все же правильно действовать, чтобы избежать собственной смерти в подобных обстоятельствах. Это будет вам домашним заданием. Однако занятия продолжаются, и ныне вас ждет наша дама.

Жозефина, разодетая в жемчуга и бордовое платье с декольте, встретила ученика томным взглядом и легкой загадочной улыбкой. Лицо ее нельзя было назвать очень красивым, но оно было вполне привлекательным, а недостатки отсутствия породы компенсировались некой женственностью и чувственностью в манерах, тем, что называется шармом. Она сидела за довольно большим столом, покрытым зеленым сукном, стены комнаты были задрапированы тяжелой тканью, несколько подсвечников давали приглушенный свет.

— Добрый день, мадам, — вторя общей обстановке, негромко поздоровался Плещеев.

На что та ничего не ответила, а только взяла со стола небольшой веер прекрасной работы, раскрыла его и сделала несколько резких взмахов, потом закрыла и приложила кончик веера к губам.

Плещеев недоуменно смотрел на даму, пауза затянулась.

— Что я сейчас сказала, Раш?

— По-моему, вы ничего не сказали, только манипулировали веером, вероятно, это что-то означает.

— Недурно. Что ж, на языке веера это означает, что я волнуюсь, не могу говорить и боюсь, что нас подслушивают. В свое время законы приличий в Испании отличались такой строгостью, что женщинам пришлось научиться использовать веер для своих посланий кавалерам.

— Так мы будем изучать, как дамы обмахиваются веером? — с ироничной улыбкой спросил Плещеев.

— И не только это, — вполне серьезно продолжила Жозефина. — Светские салоны хорошее место для налаживания связей, вербовки агентов и добычи сведений, а там свои правила игры, и их, милостивый государь, надобно выучить назубок. Теперь взгляните на мое лицо повнимательнее, вы ничего не замечаете?

— Ну оно какое-то неестественно белое, наверное, слишком много пудры, да еще родинка имеется на правой стороне подбородка.

— Это не настоящая родинка, а мушка, или, как ее еще поэтично называют, «пятнышко красоты». Говорят, что графиня Ньюкастл, дабы оттенить напудренное лицо и несколько сгладить не самые идеальные его черты, придумала наклеить несколько кусочков черной тафты. Игра света и тени дала поразительный результат. Со временем и мушки тоже стали использовать, как некие женские послания. В данном случае это черное пятнышко означает, что я ищу свидания с вами. Ныне языком веера и мушки пользуются светские дамы всех благородных домов, и незнание этого кода роняет вас в глазах женского общества, в то время как владение языком жестов и тайных посланий сулит для вас перспективы по амурной части. Все эти графини и баронессы, как правило, мающиеся от безделья похотливые курицы, но они могут стать ценнейшим источником информации или представить вас нужным людям, ведь они чьи-то жены, чьи-то любовницы. Флотский офицер в красивом мундире, с орденами на груди, физически крепкий, с обветренным лицом, в меру грубоватыми манерами и массой захватывающих историй в запасе всегда вызывает неподдельный интерес в разного рода благородных собраниях и даже при дворе. Такая персона выглядит выигрышно, особенно на фоне изнеженных светских кавалеров, напудренных не меньше дам. Так что вам просто надо будет оставаться в своем образе и ни в коем случае не пытаться соревноваться с придворными красавцами в галантности и манерах, здесь вы проиграете. Только помните, почти все эти дамы первостатейные стервы, склонные к коварным интригам, так что держите ухо востро и не вздумайте влюбляться, пропадете. Повторюсь, эти женщины для вас источник информации, и не более того. Кстати, по части интриг и коварства кавалеры не уступают дамам, так что, блюдя собственное достоинство, всегда думайте, что вы говорите и как вы говорите. Если вы, паче чаяния, каким-либо образом наступите одному из этих повес на больную мозоль, например уведете даму, прилюдно нелицеприятно выскажетесь, да еще если, не дай бог, при этом шпилька, выпущенная вами, попадет в цель и вызовет смех, то можете ждать самой изощренной подлости. Вас почти наверняка не станут вызывать на дуэль, ведь видавший виды офицер может, чего доброго, и нежную шкурку попортить. Гораздо лучше подослать кого-то с ножом или ядом. Да-да, при всех дворах травили и травят неугодных по сей день. Так что будучи на приемах, всегда посматривайте, нет ли чего лишнего в вашем бокале, кто и что в него наливает, посмотрите, налили ли другим из этого графина или бутылки. Сидя за столом, следите за тем, кладут ли очередное блюдо на тарелку всем или только вам, постарайтесь незаметно протереть столовые приборы своим платком и не пользуйтесь той салфеткой, что вам дали, а лучше вообще воздержитесь от еды и питья. Это будет полезнее и для вашего желудка, ибо на больших банкетах блюда далеко не всегда хорошо приготовлены, да и продукты могу оказаться несвежими. О том, какие бывают яды и как ими пользоваться, я вам тоже расскажу. Все-таки десять лет при дворе. И еще, берегите здоровье, венерические заболевания гуляют не только среди портовых шлюх, и густо наложенная пудра на лицах вельможных красавиц зачастую скрывает не только природные изъяны. О внешних признаках амурных болезней мы также еще поговорим, а теперь извольте взять эти тетради и изучить все, что касается затронутых сегодня тем. На следующем занятии буду вас экзаменовать.

— Погодите, вы всерьез думаете, что я стану кого-то травить?

— А чем, собственно, это отличается от удара саблей или выстрела из ружья, что вы осваивали в гвардейском полку? — голос Жозефины приобрел некую жесткость. — Быть может, вам неприятен вид конвульсий и более импонирует брызжущая из раны кровь, нежели вывалившийся посиневший язык и пена у рта? Конечно, убивать с большого расстояния проще, ведь в этом случае до вас не достанут разлетающиеся мозги, как было с тем офицером с французского судна. Припоминаете?

— Что?! Откуда вы знаете? И потом, мне сказали, что я не попал, — неприятно удивившись, почти выкрикнул Плещеев.

— Вас просто пожалели. Мы знаем о вас очень многое и познакомились с вами не вчера. В общем, по результатам плавания на «Гермесе» вы свой первый экзамен уже сдали, сами того не ведая, иначе бы здесь просто не оказались. Я бы могла окутать все завесой тайны и предстать перед вами некой мистической дамой, но я как раз хочу показать, что это, прежде всего, профессиональный подход к делу, который, я очень надеюсь, воспримете и вы. Дело в том, что вместе с вами на «Гермес» нанялись два матроса. Одного из них именно мы пристроили на интересующий нас корабль, за что он доложил о ходе вашей службы. Как видите, ничего мистического.

— А как же вы разыскали того матроса?

— О, в Глазго есть всего два кабачка, где ошивается матросня в поисках работы и проходят сделки по найму. Наши люди завербовали толкового безработного моряка, шотландца, что приветствуется капитаном Крейгом, и как бы невзначай познакомили с боцманом «Гермеса», при этом щедро угостив того отличной выпивкой. В общем, боцман нашел матроса, матрос нашел работу, а мы — пару своих глаз на корабле.

Плещеев сидел молча, слегка ошарашенный всем услышанным.

— Так вот почему Чернышев ничего не спрашивал о моей службе. Он и так все знал, — задумчиво произнес он.

Жозефина усмехнулась.

— Легко делать выводы, когда все факты выложены. Ладно, сударь, на сегодня хватит, а в следующий раз мы подробно рассмотрим, как действует мышьяк, а как белена, ну и так далее.

— До свидания, Жозефина, — деревянным языком еле выговорил мичман и отправился восвояси.

На следующий день Плещеева ждали новые занятия.

— В прошлый раз ваша защита потерпела фиаско, — начал Финк. — Ваша невнимательность стала тому причиной, но, скажем, вы выучили урок и вовремя распознали опасность, ваши действия?

— Как-то обороняться.

— Да, это в крайнем случае, хотя вряд ли бы вы сумели защититься вашим оружием. В уличной стычке оно малоэффективно.

— Так что же делать? — растерянно спросил Плещеев.

— Скорее уносить ноги. Да-да, не удивляйтесь. Как говорит китайская мудрость, несостоявшийся бой есть выигранный бой. Для гордого рыцаря это, наверное, неприемлемо, он заявит, что честь дороже живота и с большой долей вероятности отправится в мир иной, где и оценят реальную степень его благородства, а главное — глупости. Мы себе такой роскоши, как понапрасну рисковать собственной жизнью, позволить не можем. Ведь информация в нашей голове может стоить в сотни раз больше нас самих. Мы на задании, и его успешное выполнение есть и наша гордость, и наше благородство. Так что драться необходимо, только когда вы реально не можете сбежать. Вы понимаете ту мысль, что я пытаюсь до вас донести?

— Кажется, да.

— Тем не менее уметь защитить себя совершенно необходимо. Посему продолжим. Заметили, я в прошлый раз подбирался именно к вашему горлу. Как думаете, почему?

— Чтобы убить наверняка.

— Совершенно верно, даже при небольшой ране кровотечение из горла очень трудно остановить, практически невозможно. Но это еще не все. Как я вам уже говорил, убийца старается действовать наверняка и при этом как можно более безопасно для себя. При ранении в шею вы невольно вскинете руки вверх, то есть не схватитесь за оружие и, кроме того, захлебываясь кровью, физически не сможете позвать на помощь. Вот такая жестокая правда жизни. Теперь о защите. Начнем с психологии наемников. Кроме денег, у них нет другой мотивации, посему встретив активный отпор, они предпочтут отложить исполнение заказа до более удобного случая. Отказаться — никогда, это своеобразная этика убийцы. Правда, поняв, что орешек крепче, чем предполагалось изначально, они, вполне возможно, попробуют шантажировать заказчика, требуя большую сумму, и вполне могут не сойтись в цене. Но это вовсе не значит, что заказчик не найдет других исполнителей. В открытом поединке наемники обычно не столь сильны ни технически, ни морально, а посему избегают такого рода столкновений.

— А почему вы все время говорите о наемных убийцах, ведь моя персона должна в первую очередь заинтересовать агентов с противной стороны?

— На редкость прелестный вопрос. Конечно, они заинтересуются вами, но им более необходимо проявить вас как агента, отследить ваши связи, попробовать завербовать, нежели пырнуть ножиком в подворотне. Этому мы тоже посвятим время.

— Тогда кто же будет подсылать наемников?

— Мало ли кому вы перейдете дорогу. Например, вы завербовали человека, а он испугался возможных последствий. Да и господа из секретных служб, если не договорятся с вами, будут действовать теми же методами. Теперь подойдем к этому столу, здесь вы можете увидеть образцы оружия, наиболее эффективного для ближнего боя. Ну, и каково ваше впечатление от этого набора?

— Выглядит странно и вызывает сомнения. Какие-то несуразные маленькие ножи почти без рукояток. Пистолеты тоже небольшие, более походят на игрушечные. Ну и кинжалы, совсем необычные, трехгранные. Наиболее понятным здесь выглядит простой нож.

— Однажды некие чужеземцы, встретив спартанцев, посмеялись над их короткими мечами, на что получили жесткий и поистине лаконичный ответ, звучавший следующим образом: «Длина наших мечей никак не мешает нам отлично доставать ими до своих врагов». Это говорит о том, что мастерство владения оружием значит куда больше, нежели его размеры, и каждое оружие хорошо для своих целей. Вот, кстати, поведайте мне, каким оружием пользуются при морских баталиях? Вы же успели побывать в деле.

— Да, я знаю, что вы в курсе, и даже слишком, — буркнул Плещеев.

— А, Жозефина уже просветила вас, — с усмешкой произнес Финк, — однако чувствую обиду в ваших словах.

— Не очень приятно узнать, что за тобой все время подглядывают и доносят.

— Это неизбежно в нашем деле. Относитесь к этому спокойно. Вы сами будете заниматься слежкой. Так что же с абордажным оружием?

— Вы правы, некоторые особенности имеются. На большом расстоянии специальные стрелковые команды пользуются длинноствольными ружьями, когда корабли сходятся поближе, в ход идут мощные короткоствольные тромблоны^[22]и мушкеты, а при самом абордаже берутся за пистолеты. В рукопашной бьются на тесаках и палашах, вместо шпаг и сабель.

— Вот видите, и здесь все по-своему. Теперь встаньте к этому деревянному щиту, заметьте, он гораздо выше и шире вас. Ваша задача вынуть шпагу и атаковать меня как можно более поспешно.

Плещеев подчинился, но только он начал вынимать из ножен клинок, над его головой дважды что-то просвистело и воткнулось в щит.

— Ну как? Взгляните наверх, это те самые, как вы изволили выразиться, несуразные ножи. Обратите внимание, насколько глубоко они вошли в довольно плотную древесину, нетрудно представить, что бы случилось, возьми я чуть ниже. А какова скорость? В умелых руках это страшное оружие, и называется оно метательный нож. Теперь пистолет. Он действительно несколько меньше обычного и бьет всего на десяток шагов. Однако вам более и не надо, если вы даже не попадете, то шум выстрела введет в замешательство ваших противников, привлечет внимание зевак, а значит, вам будет легче ретироваться. Ну и этот трехгранный кинжал. Называется он стилет. Подойдем к манекену. Как вы изволите видеть, на нем красуется куртка, называемая бычий колет. Пощупайте, толстенная кожа специальной выделки, неплохая и некогда весьма популярная защита. Однако лицами определенного рода занятий используется и теперь. Попробуйте проткнуть колет вашей шпагой.

Плещеев дважды ткнул в манекен.

— Так не взять, надобно рубить.

— Верно. А теперь проделайте то же самое при помощи стилета.

Плещеев взялся за новое оружие.

— Вот, видите разницу, кожа разошлась, так что это оружие в данном случае куда эффективнее, к тому же рана, нанесенная стилетом, крайне болезненна и очень плохо заживает. И наконец, столь понятный вам хороший нож, который всегда пригодится, если надо добраться до чьей-то шеи. Ведь вы должны стать охотником, а не быть в роли дичи. И еще, общее у этого оружия то, что его легко можно спрятать в одежде или за голенищем. Кстати, об одежде. Подойдем к еще одному манекену. Здесь вы можете видеть длинный, широкополый плащ с капюшоном. Обратите внимание на множество складок и потайных карманов. А теперь посмотрите на наш дивный тупичок. Один из ваших наставников, коих вы уже знаете, надел такой же плащ и теперь удалятся от нас. Как вы думаете, кто это?

— Рост небольшой, шаг мелкий, думаю, это Жозефина.

Человек в плаще обернулся.

— Отнюдь нет, вот, можете убедиться, что это наш славный Джакомо. Он слегка ссутулился, чуть изменил походку — и вуаля, вы ошиблись. А почему? Плащ скрывает очертания фигуры, кроме того, если кто-то наносит удар и поражает плащ, это вовсе не означает, что он попал в тело. Обратите внимание на то, как устроен капюшон, он имеет неправильную, ассиметричную форму, так что в тумане или в сумерках неподвижного человека в таком одеянии легко можно принять за каменную глыбу. Привыкайте носить такую одежду, кроме тех случаев, конечно, когда это неприемлемо по разным обстоятельствам. Заметьте, на манекене не просто плащ, а епанча морского офицера, правда, с некоторыми усовершенствованиями, сшито по вашей мерке, так что это часть вашего снаряжения. Потом примерите. А теперь, посмотрите, какие особенные предметы лежат на этом столике, что, по-вашему, объединяет их?

— Что особенного может быть в тарелке, бутылке, стакане или вилке, это все столовые приборы, — ответил Плещеев, недоуменно пожимая плечами.

— При определенных обстоятельствах это тоже оружие, вообще, все, чем можно ударить или проткнуть, должно превращаться в смерть в ваших руках. Со следующего раза мы начнем тренироваться использовать весь этот арсенал, и даже вилки.

Следующий урок проводил Джакомо. Был он худощав, строен, но в его аскетичной фигуре и пружинистой походке ощущалась скрытая сила. В отличие от Финка, на приятном с правильными чертами лице Джакомо часто играла улыбка, длинные, темные, слегка вьющиеся волосы с тонкими струйками седины еще более добавляли привлекательности правильным чертам его лица, которое, однако, уже прорезали первые морщинки.

Джакомо ждал подопечного в той же комнате, что и на занятиях с Жозефиной.

На зеленом сукне лежали несколько колод карт и два отполированных шарика.

— Присаживайтесь, Раш. Вам приходилось когда-нибудь слышать слова «брэг», «похшпиль» или «пок»?

— Нет.

— Это разноязычные названия одной и той же весьма популярной в Европе салонной карточной игры. Ну а, скажем, «винт»?

— Тоже нет.

— Неужто бравые гвардейцы вашего полка избегали азартных игр? Верится с трудом.

— Отчего же, перекидывались, конечно.

— Во что, откройте мне тайну.

— В штос.

— Ах, вот как. Что же, в Европе эта игра известна под названием «фараон». Игра коварная, в нее просаживают целые состояния. Ну а вы сами — как, грешите этой забавой?

— Теперь нет. Хотел матушке гостинец с первого жалованья купить, да по традиции надо было, что называется, проставиться в полку. Захмелел, сели в карты, ну и проигрался в пух и прах. А мне в отпуск, к своим ехать, да с пустыми руками. Такой стыд меня взял, не приведи господь. Спасибо, товарищи выручили. С тех пор, как отрезало.

— Значит, товарищи помогли, и карточный долг вы оплатили сразу.

— А как же, дело чести, иначе позор несусветный.

— Так вот, никаких товарищей у вас не будет, будут связные, агенты, доносчики, наемники, но не дай бог им довериться или, например, взять взаймы. Ну это так, лирическое отступление. Теперь продолжим. Несмотря на табу, вам придется вернуться к карточным играм, ибо после охоты и танцев это главное светское развлечение. А в остальных слоях общества это, пожалуй, самая популярная забава, например, почти в любой лондонской кофейне вы найдете компании, увлеченные игрой. Умение играть в карты очень полезно для заведения нужных знакомств и среди простых людей, и среди аристократов, и, кроме того, проигравший человек становится вам обязанным. Ведь вы сами сказали, что карточный долг есть долг чести, а отдавать его можно разными способами, в том числе и нужными сведениями, и тут должник может попасть в еще большую зависимость и поддаться на вербовку. Как говорится, коготок увяз — всей птичке пропасть. Посему будем учиться выигрывать, а главное, не быть за карточного болвана и не дать обыгрывать себя. Итак, перед вами лежат две новые запакованные колоды. Вы видите разницу между ними?

— Не знаю, выглядят одинаково.

— Хорошо, теперь разорвите обе колоды. Возьмите карты сначала из одной, потом из другой. Пощупайте их.

— Никакой разницы.

— Да что вы говорите? А разница меж тем есть, и весьма существенная. Внимательно пройдитесь подушечками пальцев по краям карты из колоды, что слева от вас.

— Я ощущаю некоторую шероховатость.

— Будто иголкой кто-то наколол.

— Пожалуй.

— Так вот это карта крапленая, и тот, кто вам ее сдал, прекрасно знает, что у вас на руках. Этот код мы с вами обязательно изучим. Нет, я вовсе не пытаюсь сделать из вас шулера, этому учатся долгие годы, но распознать, чисто ли сдают, просто необходимо. Запакованная колода, якобы совершенно новая, как вы сами только что убедились, ничего не значит. Кроме того, хотя в любой карточной игре и есть большая доля везения, надо считать карты, анализировать и с большой долей вероятности предполагать, что у противника на руках. Но это все не самое главное.

— А что же главное?

— Следить за эмоциями, не выдавать своих чувств и намерений, и не только во время игры. Возьмите это за правило. В то же время необходимо следить за другими, ведь жестами, мимикой они зачастую выдают себя. Вы сами старайтесь не выказывать ни радости, ни сожаления, мило улыбайтесь, поддерживайте беседу. Никто не должен понимать, какая работа в этот момент происходит в вашем мозгу. Иногда, для пользы дела, не грех и намеренно проиграть. Вообще, знание человеческой натуры есть в нашем деле наиважнейшей из наук. Изучить субъекта, понять его характер, найти слабое место и задеть нужную струну — вот путь к успеху. Больше слушайте, нежели говорите, больше подмечайте, не щеголяйте знанием языков. Всегда полезно знать, что говорят при вас, будучи уверенными, что вы не понимаете. Кстати, что у вас с языками?

— Английский и немецкий хорошо, немного французский.

— Понятно, я прикажу, чтобы Жозефина вела свои занятия на французском, за вами еще шведский и голландский. Впрочем, человеку, освоившему немецкий и английский, они должны даться довольно легко.

Джакомо взял в руку два шарика и стал ловко пальцами манипулировать ими.

— Эти шарики ваши друзья, работайте с ними постоянно, они позволят вашим кистям и пальцам приобрести необходимую гибкость, поскольку некоторые фокусы с картами нам придется освоить. На этом урок закончен. До новых встреч.

Так, день за днем Плещеева превращали в европейца и секретного агента, превращали, безжалостно лишая иллюзий, трансформируя психику и взгляды на этот мир. Учителя не тронули только двух вещей — веры и любви к Отечеству.

Глава вторая. Назначение — Лондон

1766 год, апрель, Санкт-Петербург

Незаметно пролетели три месяца, и вот однажды вечером Плещеева снова пригласили в каминную залу. В том же кресле, без обуви, положив ноги на банкетку, сидел граф Иван Чернышев.

— Ну что, Плещеев, тяжко? — усталым голосом спросил граф.

— Здравия желаю, ваше сиятельство.

— Ну-ну, опять за свое. Оставь, ты более не гвардейский унтер, присядь. Что-то я устал сегодня, видать, старею. Так ты не ответил на мой вопрос, лейтенант.

— Тяжеловато, если честно, не для нашего брата это все.

— Да, лепить из православного русского дворянина так называемого европейца и тайного шпиона — занятие непростое. Однако ты справляешься, Финк дал тебе вполне удовлетворительную аттестацию.

— Спасибо.

— И тебе спасибо, что не грянул: «Рад стараться, вашевашество».

— Осмелюсь напомнить, я не лейтенант, а только мичман.

— Не перечь начальству, начальство знает, что говорит, а по сему буду к вам, господин лейтенант, отныне обращаться на вы, ибо вы, Сергей Иванович, свое нынешнее звание в бою заработали, нового поприща не испугались, и баталий нам с вами предстоит немало. Лейтенантский патент, новую шпагу и полный комплект формы вы найдете у себя в комнате. Поздравляю. Чин вы заслужили, а все остальное мой вам подарок, надеюсь, мундир подойдет по размеру. Теперь о дальнейшей вашей судьбе. Обучение ваше закончено, вернее сказать, обучение здесь закончено, только приобретенный в реальном деле опыт сделает из вас настоящего агента. По нашим сведениям, «Гермес» попал в очередную переделку, нынче встал в длительный ремонт и будет готов к выходу в море через три месяца, вопрос о продолжении вашей службы на «Гермесе» согласован, а сам капитан Крейг не то что не возражает, а просто требует вас на борт. Это тоже говорит в вашу пользу, я слышал, что Крейг не жалует иностранцев, — расслабленным тоном вел свою речь граф, но на этом закончил, молча надел туфли и встал. Плещеев тоже невольно поднялся. Чернышев строго и торжественно посмотрел на него и продолжил гораздо более твердым тоном.

— Сейчас ваша задача — сделаться там своим. На британском флоте служите честно, вживайтесь, но всегда помните, что на самом деле служите России и никому более, служите не ради чинов, денег и наград, а потому что вы русский офицер, гвардеец! Никогда не забывайте, кто вы есть такой! — он опять замолчал, после чего продолжил в прежней расслабленной манере.

— Кстати о средствах, тут необходимые документы для проезда, офицерское жалованье за три месяца и деньги на дорожные расходы, — сказал граф, указывая на небольшой ларец, стоявший на каминной полке. — Даю вам двадцать суток на поездку к родным. Отправитесь без огласки, в партикулярном платье, с подорожной грамотой на имя Сергея Печорина, а обратно, наоборот, поедете весьма открыто, под своим собственным именем, уже в офицерском мундире, при каждом удобном случае рассказывая, как вы замечательно отдыхали в родовом гнезде целых три месяца по ранению. Однако теперь рады, что вырвались, потому как несколько пресытились размеренной и скучноватой деревенской жизнью и провинциальными барышнями. Пусть ни у кого не возникнет вопрос, где вы пропадали все это время. Это понятно?

— Да, понятно.

— Затем сразу же отправляйтесь в Англию, явитесь в нашу миссию в Лондоне, там встретитесь с одним человеком, с кем, узнаете на месте. Действовать будете по его указаниям. Да, вот еще что, приглядывайтесь к тамошним офицерам на предмет их перехода в русскую службу. Морские офицеры нам весьма потребны, но только лучшие офицеры! Ну, с богом, и помните, Отечество надеется на вас, — с тем закончив напутствие, Чернышев удалился.

По весенней распутице дорога домой оказалась долгой, а встреча с родными короткой, но от того еще более желанной и теплой.

Глава третья. Симит

1767 год, март, Лондон

По окончании своеобразного отпуска Плещеев прибыл в Лондон, где прямиком отправился на Гросвенор-стрит в резиденцию Алексея Семеновича Мусина-Пушкина, полномочного министра при английском дворе. Визит этот выглядел вполне оправданным и не должен был вызвать никаких подозрений, скорее могло показаться странным, если бы офицер, направленный в другую страну, первым делом не явился бы в дипломатическую миссию своего государства.

Дежурный секретарь молча выслушал представление лейтенанта и велел следовать за ним. Они прошли в самый дальний конец здания, где в небольшом, уединенном, ничем не примечательном кабинете Плещеева оставили в одиночестве.

Вскоре в помещение быстрым шагом вошел человек лет пятидесяти, одетый по самой последней европейской моде. Небольшого роста, курносый, высоколобый. Живой, стреляющий взгляд сидящих чуть навыкате глаз говорил об остроте и изворотливости ума.

Однако это оказался вовсе не русский посланник в Англии, на встречу с которым рассчитывал лейтенант. Звали этого человека Иван Матвеевич Симолин. Официально он занимал должность резидента, то есть наблюдающего представителя России при германском имперском сейме в городе Регенсбурге. Никакой империи, собственно, к тому времени не существовало. Разрозненные германские герцогства и княжества представляли собой лишь осколки некогда грозной Священной Римской империи немецкой нации. Посланники этих мелких уделов пытались решать общегерманские вопросы. Иван Матвеевич Симолин и на самом деле являлся резидентом, но только, в первую очередь, резидентом русской разведки. Должность представителя при ничего не решающем сейме была, с одной стороны, номинальной и необременительной, а с другой, оправдывала постоянное нахождение Симолина в Европе, позволяя ему встречаться с чиновниками самых разных рангов и свободно вояжировать по континенту.

— Здравствуйте, Сергей Иванович, эко вы возмужали, уже лейтенант, моря-океаны бороздили, пороху понюхали, — довольно радушно приветствовал Симолин заждавшегося Плещеева.

— Извините, но мы с вами, по-моему, ранее не встречались, — недоуменно сказал Плещеев, забыв даже поздороваться.

— Это вам так кажется, надо же было удостовериться, что в Глазго вы нашли нужный корабль, да и своих будущих агентов необходимо знать в лицо. Помните, как у вас треуголка чуть с головы не свалилась? Так что же, Сергей Иванович, давайте знакомиться теперь явно, надворный советник Иван Матвеевич Симолин, и здесь, в Европе, вы будете подчиняться мне.

— Здравия желаю, ваше высокоблагородие.

— Для начала давайте-ка отставим табель о рангах. Извольте называть меня по имени и отчеству. Во-первых, вы лейтенант флота, а во-вторых, мы с вами коллеги, оставим чины и звания для светских приемов и парадов. У нас с вами война тихая и требует отношений доверительных. Для вас я Иван Матвеевич, а для донесений и вовсе «Симит».

— Есть.

— Кстати, у вас есть агентурное имя?

— Кличка?

— Кличка, милостивый государь, это у татей. Вы что, тайные депеши своим титулом подписывать собираетесь?

— Нет, наверное.

— Тогда вам нужно это самое имя. Впрочем, в донесениях вы уже проходите, как агент «Раш». На нем, пожалуй, и остановимся.

— Это неправильно.

— Отчего же?

— Да я уже известен на британском флоте под эти именем. Какая уж тут тайна.

— Правильно, батенька, верно все. Это я вас немножечко проверял. Так как же нам быть?

— Не знаю, — пожав плечами, недоуменно ответил Плещеев, — я как-то не думал о таком предмете.

— А думать надо, это наша работа такая, думать. Думать, просчитывать ходы вперед и делать это быстро.

— Может быть, Гермес?

— Гермес? Почему Гермес? Ах да, мне кажется, я понимаю, это фрегат, на котором вы изволили служить?

— Так точно.

— Гермес ведь вестник богов, так что лучше «Вестник богов», нет, просто «Вестник», депеши вы точно не от богов будете получать. Как вам?

— Согласен, однако, извините, но ваше агентурное имя мне тоже не нравится. «Симит» — это ведь Симолин Иван Матвеевич, если я не ошибаюсь?

— Надо же, вы пока единственный, кто догадался.

— Могут найтись и другие.

— Нет уж, батенька, к своему «Симиту» я привык, а главное, не только я, посему менять не стану.

— Воля ваша.

— Вы что же, с вещами прямо сюда? — приветливо, с живым интересом спросил Симолин.

— Так точно.

— Небось, голодны?

— Никак нет.

— Так ли? Прибыли вы в Лондон шесть часов назад, по дороге сюда ни в какое заведение не заходили, ведь так?

— За мной что, следили?

— Не следили, а сопровождали. А вы не заметили?

— Отчего же. Только не мог взять в толк, кому и зачем это было нужно.

— Мы смотрели, нет ли за вами «хвоста».

— Ну и как?

— Пока что ваша персона не удостоилась такого внимания.

— Чьего внимания?

— Ну, полицию вы вряд ли интересуете, а вот морскую разведку, пожалуй, могли бы. Это сейчас самая мощная разведывательная служба в Британии. Однако теперь я точно знаю, что вы голодны, посему не жеманничайте, как девица, молодость всегда голодна. Да и я не прочь, тем более что здешний повар маг и кудесник, особенно по части кулебяки. Пользуйтесь случаем, а то местная кухня, прямо скажем, так себе, я уж не говорю про корабельную.

С этими словами Симолин подвел Плещеева к отдельному столику, снял салфетку, под которой оказались разнообразные яства и напитки.

— Прошу, присаживайтесь. Закусим.

Некоторое время Симолин потчевал лейтенанта, хотя сам ел немного, а в основном с улыбкой наблюдал, как якобы сытый Плещеев уписывал блюда за обе щеки.

— Итак, Сергей Иванович, — через некоторое время продолжил разговор Симолин, — мы уведомили британское адмиралтейство о том, что вы готовы вновь приступить к службе. Фрегат после ремонта ушел в море, в адмиралтействе пока точно не знают, когда «Гермес» прибудет в Англию. Ожидают примерно через месяц, о чем англичане обещают известить наше посольство. Капитан Крейг хочет вас непременно к себе, и немудрено, я тоже наслышан о ваших подвигах.

— Да какие там подвиги.

— Не скромничайте. Иностранцу заслужить признание на британском судне весьма непросто. Ну, что же, время до службы морской у вас есть, а служба секретная, Сергей Иванович, начинается прямо сейчас, поскольку придется вам принять участие в расследовании одного дела, и дело это не требует отлагательств, — после некоторой паузы и вполне серьезно произнес Симолин.

— Слушаю, Иван Матвеевич.

— Итак, третьего дня произошел у нас престранный и весьма прискорбный случай. Якобы будучи пьяными, повздорили двое наших, из тех, что находятся в обучении на верфях в Чатеме. В результате ученик Касатонов заколол мичмана Квашнина. Удар шпаги оказался таков, что кончик обломился и застрял меж ребер несчастной жертвы. Касатонова нашли залитым кровью в пьяном забытьи прямо на мостовой в конце той же улицы со шпагой в руке. Случай туманный, потому как молодые люди приятельствовали, и Касатонов в особой жестокосердечности ранее замечен не был, выпить, конечно, не дурак, но, в общем, добрый малый. Кроме того, вижу в сем деле подоплеку политическую, поскольку лондонская пресса выставила это происшествие в том свете, что русских варваров надобно убрать из Англии, мол, сегодня они в пьяном угаре режут друг друга, а завтра накинутся на добропорядочных британцев. При этом их, конечно, не смущает тот факт, что местные лиходеи столь активно вспарывают животы этим самым добропорядочным британцам, что пришлось полностью реорганизовывать местную охрану правопорядка. Людей у меня здесь раз-два и обчелся, к тому же если они поведут расследование, то всенепременно засветятся и как секретные агенты будут для меня потеряны. Вы же морской офицер, находитесь здесь вполне легально, языком владеете. Соответствующие письменные полномочия от лица русской миссии вам будут предоставлены. Если понадобится, дам вам людей в помощь, да и я вас без поддержки не оставлю.

— Есть, — коротко ответил Плещеев, чем немало поразил старого разведчика.

— Вы меня несколько удивляете. Вас что, не смущает сие задание? У вас же совсем нет опыта в такого рода делах.

— У меня много в чем нет опыта. Приказ есть приказ, и его надобно исполнять.

— Ладно. Ответ достойный. С чего хотите начать?

— Могу я увидеть шпагу, которой был нанесен удар?

Симолин позвал секретаря и велел принести вещи с места преступления.

— Поскольку обе стороны конфликта оказались русскими, полиция не стала вмешиваться, передала нам самого Касатонова, ну и почти все вещественные доказательства, в том числе и орудие убийства.

Получив шпагу, Плещеев стал внимательно ее рассматривать, особенно место слома.

— Что я могу сказать. Шпага офицерская гвардейская пехотная, мастерская братьев Юдиных. Клинок немецкий «Алекс Коппель».

— Откуда такие познания?

— Я же был каптенармусом гвардейского полка и заказывал такие шпаги, да и клеймо имеется. Юдины для гвардейских шпаг используют клинки исключительно из Золингена.

Плещеев продолжил свое обследование.

— Вот тут, на внутренней стороне эфеса, кажется, литеры имеются. У вас есть увеличительное стекло?

— Да, пожалуйста, — Симолин вынул из стола лупу в бронзовой оправе.

— Точно так, «Аз, Люди», — рассматривая эфес, подтвердил Плещеев.

— Дайте я посмотрю.

Симолин тоже стал разглядывать эфес.

— Надо же, вот они, очи молодые, — с некоторой досадой произнес он.

— Неудивительно, буквицы маленькие совсем.

— Это меня не оправдывает, — вздохнул Симолин.

— Скажите, на Квашнине был колет или какая-то другая защита?

— Нет, просто камзол.

— Немецкие клинки от такого удара не ломаются. Шпага была сломана либо после инцидента, либо кончик изначально подпилили, — уверенно констатировал Плещеев.

Он еще более скрупулезно стал разглядывать место слома через увеличительное стекло.

— Отломился самый кончик. Не понимаю, как такой небольшой кусочек мог стать причиной смертельной раны.

— Да, но шпага могла при этом войти глубоко.

— Шпага практически всегда ломается в месте укола вне тела. А где этот самый обломок?

— Вероятно, остался в убиенном.

— Что с телом? Кто-то осматривал его?

— Нам пока его не выдали, англичане держат где-то в мертвецкой.

— То есть полной уверенности, что острие шпаги находится в теле, у вас нет. Что говорит сам Касатонов?

— Он утверждает, что совершенно не помнит, как все произошло. Они якобы засиделись в игорном доме, карты, выпивка, вышли все вместе уже глубокой ночью. И все! С того момента память как отшибло.

— У Квашнина что-то пропало?

— Так, казалось бы, ерунда. Шпага, запонки, пряжки с туфель.

— Пряжки, они что, золотые, с камнями?

— Да нет, что вы, какие уж там самоцветы, род у него захудалый, только жалованье по чину да небольшая стипендия на прожитье от государыни.

— Странно все это, не правда ли? — рассудительным тоном задался вопросом Плещеев. — Казалось бы, пьяная поножовщина, коих случается великое множество, и для англичан, судя по количеству пивных в Лондоне, ситуация, видимо, столь обыденна, что они даже отказались от расследования, да и убитый не ясновельможный пан. Думаю, и тело англичане хранят по вашей просьбе, оно им ни к чему, закопали бы давно и дело с концом. Тем не менее вы проявляете серьезную озабоченность и настаиваете на расследовании, отсюда предполагаю, что Квашнин был не просто учеником на верфях.

— Однако, — с удивлением произнес Симолин, — в логике рассуждений вам не откажешь. Придется сознаться. Совершенно верно. Он являлся нашим агентом, правда, малоопытным.

— Неужто вы денег ему не добавляли?

— Добавлял, конечно, но на брильянтовые пряжки этого бы не хватило, уверяю вас. Правда, за день до убийства он запросил довольно крупную сумму, многозначительно пояснив, что нащупал подходы, но боится сглазить.

— Он получил указанную сумму?

— Нет, не успел. Должен был зайти утром, как раз после той злосчастной ночи.

— Он имел какое-то конкретное задание на тот момент?

— Англичане, как известно, для укрепления и защиты своих кораблей от гниения обивают днища медью. Однако они продолжают опыты в этой области. Квашнин заметил, что на одном из строящихся судов обивку производят не медными листами, а неизвестным металлом белого цвета. К этому кораблю не подпускали никого. Он должен был все разузнать по этому делу.

— Что-нибудь из пропавшего нашли у Касатонова?

— Нет.

— А рубашка? Он пытался ее спрятать?

— Да нет. Она в корзинке, можете посмотреть.

Плещеев аккуратно разложил рубашку на столе, осмотрел, потом перевернул.

— Опять странно, — пробормотал он.

— Что же на сей раз вам показалось странным?

— Рубашка буквально пропитана кровью, которая будто хлестала из раны. Как это возможно? Не понимаю. Мне необходимо допросить подозреваемого.

— Извольте, только боюсь, это никак не прояснит ситуацию, однако если вы считаете это необходимым, пожалуйста. Он здесь, под арестом. Но только, ради бога, давайте завтра, на свежую голову. Уже поздно. Переночуете здесь в особняке, вам приготовили комнату.

— Кем мне ему представиться?

— Да кем сочтете нужным, посолидней только. Это даже интересно. Все, на этом закончим. К тому же сейчас мне надобно уйти, а вам — как следует отдохнуть. Утро вечера мудренее, не правда ли? Я пришлю человека, он вас проводит. Так что до завтра.

— До свидания, — попрощался Плещеев.

Симолин бодрой походкой направился к двери.

— Карета, — услышал он сзади.

— Извините, что?

— Вы были в той карете, в порту Глазго. Верно?

— Верно, а мой кучер изображал одного из подвыпивших морячков, мы тут не щи лаптем хлебаем, — с хитрой улыбкой подтвердил Симолин.

— А почему столь много внимания моей персоне? И тут меня сопровождают, и там оберегают?

— Видимо, на вас возлагают большие надежды. Не многих отправляют в обучение к господину Финку. Еще его дед служил по тайной части Петру Алексеевичу, и я уже вижу плоды этого обучения, — ответил Симолин и скрылся за дверью.

Глава четвертая. Странный преступник

1767 год, март, Лондон

На следующий день состоялся допрос.

Перед Плещеевым предстал довольно высокий молодой человек, широкий в плечах, но несколько сутулый, худощавый, про таких говорят — «жилистый». Помятый, плохо сидящий на нем камзол, будто сшитый не по мерке, придавал его вроде бы хорошей фигуре некую нескладность. Свалявшиеся русые локоны, простое русское лицо, коих тысячи, по-доброму открытый, но испуганный взгляд довершали картину. Он никак не походил ни на законченного пьяницу, ни на безжалостного убийцу.

Симолин тоже присутствовал на допросе, но держался в стороне, дозволив Плещееву полную свободу действий.

— Здравствуйте, Александр Петрович, — спокойным назидательным тоном начал разговор офицер, — зовут меня Плещеев Сергей Иванович, я следователь от Адмиралтейств-коллегии, прибыл из Петербурга специально для прояснения обстоятельств вашего дела и сопровождения вас в Россию. Сейчас мне надо снять с вас показания, учтите, от этого разговора во многом зависит, отправитесь вы на родину в кандалах или же нет. Я ложь за версту чую, так что рассказывайте без утайки.

— Да я что, ваше благородие, не мог я Сашку, тезку своего, убить! Не понимаю, как так получилось, мы ведь вместе жилье снимали. Сашка хороший парень, но довольно скрытный, часто пропадал куда-то, так что особой дружбы мы не водили, хотя отношения сложились добрые. Ну а тут, у него именины, он сказал, что денег получил прилично, пригласил кутнуть слегка. Я, конечно, согласился. Ну вот и кутнули. Как на улицу вышли, так и отрезало. Ничего не помню. Ничегошеньки! — горько, с мольбой выплеснул Касатонов и обхватил голову руками.

— Спокойно, Касатонов, наберись мужества! — повышенным тоном произнес Симолин.

— Да уж, Александр Петрович, давайте спокойно и по порядку. Как пришли в заведение помните, в котором часу?

— Это помню. В шесть темнеет и фонари зажигают, так что пришли около семи.

— Хорошо, продолжайте.

— Ну вот, я и говорю, пришли, чин чинарем, заказали всякого, выпивали за здоровье именинника. Потом стали в брэг^[23] играть, я-то не понимаю ничего толком, а он, то есть Квашнин, дока первостатейный. Он мне как-то правила рассказал. Ну я играл как мог.

— Кто еще был за столом, я имею в виду партнеров по игре?

— А, ну сидели там. Лубянов, он с нами же приехал на учебу. Вернее, не то чтобы на учебу, а что-то вроде дядьки, за нами присматривать. Мы с ним, то есть с Лубяновым, проигрались быстро и пошли выпить. Он угощал. Потом подошел Квашнин и сказал, что надо идти. Мы вышли, темно, и все, дальше не помню. Да, вот еще что. Англичанин с нами играл, я его знаю. Он на верфи кузнечными делами заведует, фамилия у него Блэксмит, подходящая к его ремеслу. Он проигрался вдрызг и отдал Сашке башмаки свои, а они в аккурат подошли. У Сашки-то сапоги стоптанные были совсем, даром что каши не просили.

— Так в момент убийства на Квашнине были чужие туфли?

— Выходит, так, Блэксмит его обувку натянул, не босым же ходить.

— А что, туфли эти были какие-то особенные, очень дорогие? Пряжка, например, золотая или с каменьями?

— Да нет, хотя башмаки что надо, Блэксмит долго крутил ими, нахваливал, новые, мол, первый раз надел, может, соврал, а может, и нет. Башмаки и впрямь выглядели богато, еще сказал, что у него все равно больше и нет ничего.

— Опишите туфли.

— Тупоносые, на каблуке, темно коричневые, почти черные, пряжки довольно массивные из какого-то белого металла, может серебряные, точно не могу сказать. Да, Блэксмит, он еще фамилию называл.

— Чью фамилию?

— Да мастера, сапожника. Хвастался. Как же его? — тщился вспомнить Касатонов.

— Самый дорогой мастер в Лондоне это Ламб, — вставил Симолин.

— Точно, Ламб.

— Как же вы оказались за четыре квартала от кабака? — напирал Плещеев.

— Да хоть убейте, провал какой-то. Никогда такого со мной не случалось, — сокрушенно говорил Касатонов.

— Да уж, братец, память у тебя прямо старческая, — в сердцах сказал Симолин.

— Никакая не старческая, я корабль по памяти нарисовать могу.

— Выходит, ты просто до провалов в памяти допился? — спросил Симолин.

— Никак нет, ваше высокоблагородие, я всегда меру знаю, много не употребляю, голова потом болит, ничем не унять.

— А чем тебя Лубянов угощал?

— Пивом, темным таким, на наш квас похоже, только хмельное оно сильно. Так вроде не чувствуешь, а по ногам шибает.

— Видать, не только по ногам, — буркнул Симолин.

Дальше допрос продолжил Плещеев.

— А вы все время сидели с Лубяновым или отходили куда?

— Да нет, до ветру только. Вернулся, глядь, а уже новая пинта пенится.

— А Лубянов, он всегда щедрый такой?

— Ну да, щедрый, скажете тоже, у него положенных-то денег едва допросишься. Квашнин не раз жаловался, даже рапорт хотел на него писать. Но за два дня до того вечера я долги аж за три месяца получил, Квашнин, наверное, тоже, а то откуда деньги бы взялись на попойку.

— Если Лубянов прижимистый такой, то с чего же он вдруг расщедрился?

— Не знаю, может от выпивки душа взыграла.

— Скажите, а вы шпагу всегда с собой носите?

— Нет, не люблю я этого, не привычен, что я, дворянин какой, мешается только, да и фехтованию не обучен.

— А если заварушка какая-нибудь?

— Нож за голенищем куда надежней, и кулаки будь здоров, они у меня похлеще любой шпаги будут.

— То есть обычно вы шпагу не носили?

— Так и есть.

— А откуда у вас вообще взялась шпага, да еще гвардейская?

— Как откуда? Нам всем выдали перед отъездом, а уж какая она там, я не ведаю, не разбираюсь.

— Вы понимаете, сколько стоит такой клинок? С чего вдруг вам выдали такую шпагу?

— Да не знаю я! — с надрывом ответил Касатонов.

— Значит, вы утверждаете, что обычно шпагу не носили?

— Не носил.

— И где же она хранилась?

— Где хранилась? Так на дому и хранилась, я ее в шкафу повесил, и вся недолга.

— В ножнах?

— Ну да.

— Почему же вы ее взяли в этот вечер?

— Я знал, что Лубянов будет, а он всегда говорил, чтобы мы при шпагах ходили. Мол, русский офицер не хуже их джентльменов быть должен, а они завсегда при шпаге. Негоже, мол, русскому офицеру безоружным являться. Вот я и надел, чтобы он не ругался.

— Вы же не офицер.

— А ему все одно.

— Это точно ваша шпага? — спросил Плещеев, показывая сломанный клинок.

— Вот горе-то! — навзрыд вырвалось у Касатонова.

— Ваша или нет? — настаивал лейтенант.

— Моя, наверное. С ней я в тот день был, это точно, а до той поры и не вынимал ее толком.

— Вспомните, это очень важно, для вас, в том числе.

— Вы знаете, мне кажется, ручка как будто немного другая.

— Как будто?! И не ручка, а эфес, твою..! Понимаешь, дубина ты стоеросовая, что сейчас судьба твоя решается, — не выдержал Симолин. — Были какие-нибудь особенности на сей шпаге, узоры там или надписи?

— Да не рассматривал я ее. Говорю, в ножнах висела, — в отчаянии ответил Касатонов.

— Кто к вам заходил в комнату? Вспоминай, живо! — напирал Симолин.

— Никто, в общем, горничная разве что, прибрать, и Лубянов пару раз заявлялся.

— Зачем? — спросил Плещеев.

— Положено, проверять, чтобы в чистоте и порядке все было.

— Когда он последний раз заходил? — спросил уже Симолин.

— За день до этого случая, досмотрел все, в шкаф заглянул, ругался, что шпагу не ношу, что беспорядок, чертежи везде раскиданы. А они не раскиданы, они разложены были по особому порядку.

— Что за чертежи? — поинтересовался Плещеев.

— Кораблей английских. Я как увижу корабль, так сразу все и запоминаю, потом рисую. На верфи никаких зарисовок делать нельзя, так я дома.

— И где же они теперь? — спросил Плещеев.

— Не ведаю я.

— У Лубянова ключи от вашей комнаты имеются?

— Не знаю, мы не давали.

— Как зовут горничную? — не унимался Плещеев.

— Лиза, то есть Элизабет, но мы ее по-нашему прозвали, она ничего, приняла. Перед Лубяновым нас никогда дурно не выставляла, жалела нас, хотя иногда было за что, — грустно произнес Касатонов и совсем закручинился.

Плещеев выразительно посмотрел на Симолина, тот только слегка скривился,

— Ладно, идите и попытайтесь вспомнить хоть что-нибудь, — почти по-доброму произнес Плещеев и позвонил в колокольчик, вызывая охрану.

— Темное дело, — мрачно констатировал лейтенант, как только за подозреваемым закрылась дверь. — Одно ясно, Касатонов никого не убивал, во всяком случае, сознательно. Да и как он мог сделать смертельный укол, коли шпаги в руках в жизни не держал, да еще в таком подпитии. Все это смахивает на провокацию, но мне кажется, что для всех Касатонов должен оставаться главным злодеем. Авось истинный убийца расслабится и выдаст себя.

— Да, на губителя своего товарища он никак не тянет. Я это сразу почувствовал, а теперь вы и вовсе мои сомнения развеяли. Однако, может быть, наоборот — объявить его невиновным, тогда настоящий преступник занервничает и проявится? — рассуждал Симолин.

— Пока не знаю. Давайте все-таки подведем некоторые итоги. Агент русской разведки получает задание и начинает действовать, через какое-то время намекает, что дело движется и запрашивает денег, скорее всего на подкуп. Потом четыре человека собираются в одно время в одном месте, выпивают, играют в карты и бац, Квашнина убивают при совершено невероятных обстоятельствах. Причем на Касатонова, скорее всего, возвели напраслину, в общем, довольно неумело. Может, от них обоих хотели избавиться, убрать из Англии? Однако два трупа, это слишком, для второго посчитали достаточным обвинения в убийстве.

— Пожалуй, складывается впечатление, что Касатонова выбрали неслучайно. Одним выстрелом двух вальдшнепов, как это по-английски. И так красиво, мы, мол, не вмешиваемся в ваши дела. Сами разбирайтесь со своим убийцей. А причиной тому вполне могли быть незаурядные способности Касатонова делать чертежи кораблей, только увидев их, — задумчиво произнес Симолин.

— Верно! А эти пряжки, при чем здесь пряжки? Чертежи видел Лубянов, и если он завербован, то мог доложить о них своим хозяевам.

— Эко вы хватанули, Сергей Иванович, сразу уж и завербован.

— Скажите, а что известно о Лубянове?

— Ну, он состоял при графе Чернышеве, собственно, он его и направил для присмотра за теми, кто обучается здесь на верфи. Вы-то в Глазго прямиком отправились и с Лубяновым не пересекались. Сказать про него особенно и нечего. Выпивоха, с ленцой, до юбок охоч, однако ни в чем таком замечен не был, правда, за ним никто и не следил.

— А надо бы.

— Соглашусь с вами.

— Теперь Блэксмит.

— О, Стивен Блэксмит, фигура известная, железных дел мастер, заведует на Чатемских верфях всем кузнечным хозяйством. Имеет большую семью, трое дочерей, и две из них на выданье. Выпивает тоже изрядно, картишками балуется, — доложил Симолин.

— Значит, денег не хватает, — предположил Плещеев.

— Полагаю, что да.

— Где его найти?

— Мне сообщили, что он пропал.

— Интересно. Может, он и убил?

— Туман.

— С полицией вы общались?

— Полиции, в нашем понимании, в Лондоне до сих пор не существует. Странно, правда, особенно если учесть количество грабителей, воров и другого отребья на здешних улицах. Зато в Лондоне орудуют ищейки из Боу-стритского патруля под предводительством «Слепого Джона», или «Слепого Лиса», как его еще называют. Я беседовал с одним из его помощников. Зовут его Гарри Лоу, тот еще фрукт, спесивый, с иностранцами обращается свысока, даже брезгливо, дело ему это без надобности. Тратить свое время на каких-то русских они не желают.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

22

Тромблон — вид огнестрельного абордажного оружия.

23

Брэг — карточная игра.