Гори – и не сгорай. Рассказы о первой любви

Вадим Слуцкий

В сборник вошли рассказы, объединённые одной темой: все они – о первой любви. Хотя герои первого рассказа – десятилетние дети, а последнего – пожилые люди.

«Happy birthday, блин, to you!»

Володя проснулся с ощущением чего-то очень хорошего, яркого и светлого. И не мог со сна вспомнить, что же — чему он рад… Да, ведь завтра его день рожденья!

Но радость была сегодняшняя. Этот предпраздничный день грел душу больше завтрашнего: что там еще будет, неизвестно, — кто придет, кто нет, и как там все получится — а сегодня предстоял хороший день. Предвкушать удовольствие иногда приятнее, чем испытывать его. И даже хочется: пусть растянется ожидание, наполненное давно обдуманными делами и мечтами.

Умывшись, Володя раскрыл старую спортивную сумку, достал со дна, из-под вещей, драный черный кожаный бумажник. Это и было первое приятное дело. В бумажнике копились деньги на день рожденья.

Володя вырос без отца, с матерью и младшей сестричкой, в маленьком городке. И так уж повелось, что по-настоящему, с гостями, праздновались только сестренкины именины; его всегда поздравляла одна мама. А он и родился-то 26 июня: день совсем неподходящий для такого дела — занятия в школе кончились, кто на даче, кто уехал далеко — некого пригласить.

Теперь он учился в Москве, в университете: шла сессия, знакомых было много. Очень хотелось первый раз в жизни отметить этот день по-настоящему.

Володя выпотрошил пухлый растерзанный бумажник, вывалил деньги на стол. Стол был маленький, кухонный, с розовым пластиковым верхом. Еще в комнатке был стул, старая пружинная кровать, над столом полочка. Одежда — в стенном шкафу.

Комнатешка — 7,5 квадратных метра. Володя — плечистый парень под 190 см. ростом — выглядел в ней странно: «как улитка в своем домике» — так Настя говорила. Стоило это жилье 3 тыс. рублей в месяц.

Володя содержал себя сам. Работал вышибалой в ночном заведении, но приходилось не спать и обязанности неприятные — к тому же он не угодил хозяину: того томила мечта об охраннике с внешностью гориллы и волчьим нравом — Володя же внешне годился, но был деликатен, мягковат.

Потом он освоил клавиатуру с латинским шрифтом и стал подрабатывать в бюро технического перевода.

Капиталов набралось достаточно, почти 4 тысячи. Он задумался, что купит, кого пригласит. Хотелось — немногих, самых-самых — отборных!

Втайне он мечтал об этом дне с детства. Никогда никто ему ничего не дарил: мать покупала только нужные вещи. Никогда никто не приходил — именно к нему. Он был «филей» — филином: любил лес, рыбалку, одиночество, книги. Но хотелось еще и другого: чтобы вокруг были красивые веселые умные лица, девушки, — почувствовать себя равным среди них, надышаться радостью, смелостью, взять у них уверенности, силы.

Пожалуй, это было с детства его самое сильное желание. Потому что уверенности-то, жизнерадостности ему как раз не хватало.

Его девушка, Настя, как-то сказала:

Видишь, есть такие люди: они плывут по жизни так легко, широкими взмахами и ничего не боятся — а ты… чуть что — буль-буль — и ушел на дно, сидишь там с раками — потом соберешься с духом, выскочишь — ух, как страшно! — и опять на глубину!

Володя тогда очень обиделся на эти слова, но знал: что правда — то правда. И ему очень хотелось в себе это сломать, стать другим.

Он пошел к хозяйке, звонить. Поздоровался, похвастался:

Тетя Рая, а у меня завтра день рожденья. Можно гостей пригласить?

Хозяйка только что встала, была непричесанная, в мятом халатике. Маленькая, Володе по пояс, полная, с хитреньким лицом. Она работала в университете гардеробщицей и уборщицей, получала хорошую пенсию и еще комнату сдавала — двум студенткам, но Володя один вызвался платить столько же. Была жадновата, но к жильцу относилась хорошо, ценила его: тихий, все больше дома сидит, не пьет, не курит, девушек не водит, безотказен, все умеет, шкафы двигает, как перышки, и собаку заводить не надо — с таким никто не залезет, не ограбит.

Поэтому она улыбнулась умильно, поздравила:

Ну, с рожденьицем… Так чего: хочешь в моей комнате сделать?

В общем-то, да… у меня тесновато…

Ну, давай, давай: я к подруге пойду, попроведаю… Сколько ж тебе стукнуло?

Двадцать лет, тетя Рая.

О-о, прям-таки юбилей! Может, адрес поднесут? — она была насмешница.

Боюсь, что нет… Я позвоню от вас?

Звони, звони, я на кухню…

Володя присел на корточки у высокого трюмо, где среди сломанных фенов, пустых флаконов, грязных щеток, драных косметичек и прочего добра стоял старый белый телефонный аппарат. Хозяйкина комната была странная: с роскошным ковром, хрусталем, дорогущим телевизором, но без единого стула. Она все жаловалась: сесть негде — но стульев не покупала.

Володя набрал телефон Лены Горюхиной — девушки с неподходящей фамилией: более бойкой, жизнерадостной девчонки и представить себе нельзя. Высокая, красивая, соблазнительная, умненькая и то, что называется — без комплексов. Ее особый дар — влиять на людей, если ей это почему-либо выгодно. Володя любил ездить с ней в троллейбусе: платить не надо. Подойдет контролер — она бросит, не глядя: «У нас проездные!» — и такой у нее вид и так она это умела сказать, что осечки не случилось ни разу — контролер безропотно проходил мимо.

Володя услышал в трубке знакомый кокетливый заспанный голосок и улыбнулся — на часах-то уже десять с лишним:

Ленка, привет. Спишь?

Ой, Гномик, это ты (Гномик — Володино прозвище: он самый высокий студент на курсе)? Я тебя в понедельник поцелую — в щечку: за то, что разбудил. Спасибо тебе, любчик! А то я проснуться никак не могу, дрыхну до часу — представляешь?

А почему только в понедельник?

Как? Ты не дождешься? Ах ты, мой хороший!

Ленка, ты не помнишь ничего?

А что я должна помнить, солнышко?

У меня день рожденья завтра. Я тебя приглашал.

О-о, извини… Володик, а ты не обидишься, если я не приду?

Да нет, не обижусь… А что?

Понимаешь, Костя купил билеты на мюзикл — называется «Жар тела по-американски». Представляешь? Говорят, там такие красивые танцовщики… Я ужасно легкомысленная, да?

Да.

Ну, не сердись на меня, мой маленький… Я тебя поцелую десять раз — в понедельник. Ладно?

Иди к черту.

Володя положил трубку. Он не очень огорчился и совсем не обиделся: на нее вообще невозможно было сердиться — все равно, о чем с ней ни говори, ощущение такое, будто нарзанную ванну принял — что-то такое легкое, бодрое, свежее.

Он полистал записную книжку, нашел телефон Наташи Ульяновой — старушки: ей 28 лет, замужем, есть ребенок — для сокурсников она вроде мамки.

Наташа, привет, это Володя. Ну что, придешь завтра?

Володя, мне ужасно стыдно, но у меня проблемы: даже не хочется тебе говорить. Муж запил. Он только что пришел, оставить его одного завтра — значит сильно рисковать: найдешь его потом где-нибудь в вытрезвителе… Понимаешь,

мне перед тобой страшно неудобно…

Да ну, что ты… А где работает твой муж?

Смешно сказать… В милиции! Потому и пьет.

Как так?

Да так. Он у меня добрый. А там приходится людям руки заламывать и тому подобное — он выдержать не может: заливает водкой. Ну ладно, это наши проблемы. Хорошего тебе праздника! Извини еще раз…

Володя звонил долго: хозяйка несколько раз заходила, смотрела на него, снова выходила.

Напоследок он позвонил Гоше, самому веселому парню на курсе, хулигану, ернику, невероятно обаятельному и одному из способнейших студентов курса:

Гошка, ты? Придешь завтра — с какой-нибудь девчонкой?

Слушай, я бы умер — но пришел. Да понимаешь, какая история… Был вчера в библиотеке! Взял книжку — «Сопротивление материалов». Слушай — какая потрясающая вещь! Иду, читаю, блин, на ходу — ни хера не вижу, на девок натыкаюсь… Увлекательно, блин!

И представь, упал с лестницы, разбил ногу — ходить не могу… Ешкин поц!

Не пойму, ты на сто процентов врешь — или только на девяносто девять…

Да ну, ты че!.. На двести двадцать процентов!.. В общем, я, конечно, свинья — но завтра придти не могу. Прости! Так что — хэппи бездэй, блин, ту ю — и всего тебе хорошего!

Володя вернулся к себе, сел за стол. За окном — оно было большое, во всю стену, как витрина — плыли высокие пышные кучерявые, как белые овцы, облака; светило солнце. И погода, как назло, прекрасная.

Володя сидел долго. Ему было очень грустно, как-то пусто стало на сердце. Ведь столько мечтал об этом дне.

Правда, есть еще Настя. Но ей не хотелось и звонить — вдруг она тоже…

Его потянуло на улицу, чтобы вокруг были живые лица, голоса — одному стало невмоготу. Можно бы пойти купить что-нибудь: вдруг Настя все-таки придет. Он взял бумажник, ключи и вышел.

Конец ознакомительного фрагмента.