Продавцы невозможного

Вадим Панов, 2009

Может быть, давно предсказанный Апокалипсис уже наступил? Казавшиеся спасением от всеобщего хаоса Анклавы не справляются с распадом общества. Эпоха Цифры вместо свободы несет вымирание от страшного наркотика. Улицы городов залиты кровью враждующих мафиози. Китай, Европейский Исламский Союз и страны Католитического Вуду не способны отыскать выход из тупика, в котором очутился мир. А между тем на севере России возводится неприступная Станция. Здесь будет вырабатываться принципиально новая энергия – надежда человечества. У этой надежды есть только один недостаток: власть над миром, которую она обещает, не делится. И поэтому к решающей битве готовятся все – Анклавы, государства, террористы и, конечно же, адепты древних Традиций… (Подробности о цикле «Анклавы» – на www.anclaves.ru.)

Глава 2

Анклав: Цюрих

Территория: Альпийская Поляна

«Замок Ван Глоссинга»

Наличие полос не делает бурундука тигром

«По уточненным данным, во время нападения на конвой погибло двадцать четыре нейкиста, а не девятнадцать, как сообщалось ранее. Представители Европола заявили, что десантники действовали строго в рамках закона, и они благодарны армейскому командованию, которое обеспечило своевременную поддержку полиции и не допустило похищения крупной партии сверхмощных процессоров. В свою очередь, Карл Мэнсон, заместитель директора франкфуртского филиала СБА, подтвердил, что имела место утечка информации. „Мы проводим следственные мероприятия и уже арестовали подозреваемого…“»

— Вы обезумели? — Моратти тяжело посмотрел на экран коммуникатора, через который вел разговор. — Или вы издеваетесь надо мной?

Ответом стало гробовое молчание. Лица прячутся за безликими наномасками, выражений не видно, даже глаз не видно, однако Ник знал, что шесть его собеседников нервничают. Кто-то, возможно, вспотел. У кого-то, возможно, дергается глаз, или жилка на виске, или уголок рта. Кто-то, возможно, отвел взгляд, чтобы не видеть разъяренного президента СБА. Крутые ребята, но… недостаточно закаленные. Не сумевшие вырастить в себе такое же спокойное ощущение собственной силы, которое Моратти чувствовал, общаясь с главарями Ассоциации. В тех бандитах внутренняя мощь читалась даже через сеть. Прежде чем подняться на криминальную вершину, они плавали в крови и врагов своих рвали зубами. Они знали цену словам и себе самим, их на голос не возьмешь, не напугаешь. Эти же, прыгнувшие в серьезную игру из виртуального мира, до работорговцев не дотягивали.

— Повторяю вопрос: вы обезумели? Какого черта вы устроили бойню в центре Европы? Что вы о себе возомнили?

— Бойню устроили парашютисты.

— Нашей вины в произошедшем нет.

— Это не наша операция.

— Вы знаете, кто пытался захватить «поплавки»…

— Вы знаете его лучше!

— Что?

— Сорок Два — ваша проблема! — взревел Моратти и врезал кулаком по столу.

И поймал себя на мысли, что ведет себя с лидерами dd, как с подчиненными.

«Куда катится мир? Почему мощную преступную организацию контролируют такие тряпки? Это и есть Эпоха Цифры? В которой любой слабак и предатель может оказаться на вершине? Ну ее тогда к черту! Я лучше поставлю на старых добрых волков».

Лидеры dd скрывали лица под масками, скрывали свое местонахождение, выходя на связь только по сети, однако Моратти знал их подлинные имена и биографии, которые практически ничем не отличались.

Все эти люди некогда были истинно верующими нейкистами, чьи логические цепи не выдержали прочтения «Чисел праведности». Все они отправились на Борьбу с Системой, возбужденно мечтая о наступлении Эпохи Цифры, и все они добровольно пошли в dd, «ибо насилие — это вынужденная и временная мера, которая позволит нейкизму выжить». Все нынешние лидеры dd изначально находились на вторых ролях — организация создавалась совсем другими людьми, — но постепенно, шаг за шагом, выходили в число солистов. Подставляли ножку конкурентам, демонстрируя их невысокие навыки. Сдавали их полиции. Нанимали убийц. Организация dd создавалась во имя идей Поэтессы, создавалась братьями для братьев, которые верили друг другу по умолчанию, а потому была уязвима для удара в спину. Нынешние лидеры dd не знали, что такое кровь, они устраняли врагов подлостью и обманом, с помощью клавиатуры, а не ножа, упиваясь своим умом и хитростью, но… но не обретая того стержня, что появляется у человека, видевшего смерть.

— Сорок Два — наша общая проблема, — заметил один из нейкистов. — Он неуправляем.

— Не управляйте им, а управьтесь с ним! Тритонов становится больше, вреда от них — тоже. И обвиняют в этом вас! Хотите полномасштабной войны? Вы ее получите.

— Достанется всем, — огрызнулся какой-то dd.

— Нам уже достается, — не стал скрывать Моратти. — Тритоны Сорок Два раскачивают экономику, устраивают хаос в сетях. Все идет к тому, что мы решим разобраться с вами, невзирая на потери. Догадываетесь, что вас ждет в этом случае?

Все прекрасно понимали, что драться в одиночку СБА не станет — ее поддержат все полицейские силы государств, — а этого вполне достаточно, чтобы стереть с лица Земли преступную организацию любого уровня. Войны с Ассоциацией, Консорциумом, Триадой или dd не начинались именно по той причине, что «достанется всем», а на месте уничтоженного сообщества появится новое. Проще и выгоднее соблюдать определенные правила, не раздражая друг друга сверх меры. И в результате обещанной Ником «полномасштабной войны» dd не исчезнет — поменяет название и обретет новых руководителей. Закон рынка.

— Сорок Два — это не имя, а процесс, — заметил еще один обладатель наномаски. — Устранив его, вы ничего не измените.

— Процесс лишится имени — это уже серьезная победа, — отрезал Моратти. — Знаете, сколько движений погибло из-за того, что продолжатели оказывались недостойными основателя? Сорок Два — гений, флаг тритонов, олицетворение хаоса. Он должен быть уничтожен! Я не жду, что война закончится сразу, однако убежден, что она пойдет на спад.

В окружении великих людей нечасто находится место для столь же мощных личностей. Как правило, рядом стоят помощники. Верные. Преданные. Неспособные подхватить знамя.

— Мы пытались решить проблему Сорок Два.

— И что?

— Сорок Два нас не послушал, — неохотно ответил один из нейкистов.

Моратти с веселым удивлением приподнял брови:

— Неужели?

— Именно так.

— Почему же вы его отпустили?

— Мы…

— Вы прекрасно знаете, что мы не сумели его захватить, — оборвал приятеля другой лидер. — В сети полно информации о том инциденте.

— Кажется, я переоценил уровень вашей организации.

— Если не ошибаюсь, вы тоже пытались его поймать. И с тем же успехом.

— Разница в том, что Сорок Два не соглашается со мной встречаться. А значит, у меня не было возможности устроить ему качественную ловушку.

— Теперь мы в одинаковом положении — Сорок Два нам больше не верит.

Президент СБА весело рассмеялся. Один только Бог знал, какие усилия потребовалось приложить Нику, чтобы его смех прозвучал естественно, потому что бессилие напяливших маски клоунов приводило Моратти в дикое бешенство.

— Знаете, о чем я думаю? Я думаю, что вы тут сидите, рассказываете мне о том, что не способны ничего сделать, а Сорок Два тем временем подбирается к вашему бизнесу. Я думаю, что вы теряете вес среди нейкистов, и очень скоро мне придется говорить с другими людьми. Точнее, не придется, потому что Сорок Два настроен весьма радикально.

— Наша организация не настолько зависима от нейкистов.

— То есть у вас хватило ума почистить ряды?

Отвечать на скользкий вопрос лидерам dd не хотелось, однако и деваться им было некуда: опытный волк сумел превратить их во вполне управляемое стадо.

— Мы постарались минимизировать влияние Сорок Два на наш бизнес.

— Постарались?

— В каждую душу не заглянешь.

— Тоже верно. — Ник достал сигару, щелкнул гильотиной, раскурил, откровенно наслаждаясь ароматом. Дрессированные бандиты послушно ждали продолжения разговора. — Подключайте всех своих осведомителей, покупайте новых, делайте что хотите, но вы должны принести мне голову Сорок Два. Совещание окончено!

* * *

Анклав: Москва

Территория: Университет

Настроение приподнятое

Яркий весенний день идеально подходит для праздника

— Итак, коллеги, я считаю, что работа Патриции Грязновой заслуживает высшего балла. А если учесть заложенные в ней оригинальные идеи, можно говорить о том, что сделан отличный задел на будущее. Я не удивлюсь, если поднятые Патрицией темы получат развитие…

— Об этом пока рано говорить, — строго заметил оппонент.

— Я высказал свое мнение.

— Постарайтесь не перехвалить соискателя.

— Не смогу это сделать при всем желании.

Пэт с трудом сдерживала улыбку.

Она знала, что произвела впечатление и ее диплом будут ставить в пример не одному поколению студиозусов, как-никак — лучшая на курсе. Маленькая поправка: на всех курсах.

Мы берем время взаймы, а потому его всегда не хватает.

Кирилл сказал, что на учебу у нее есть три года.

«И не месяцем больше, дочь, через три года у тебя будет много важных дел».

«Не останется времени на учебу?»

«Нет, к этому времени ты должна будешь выучиться».

Он сам составил для Пэт зубодробительную программу, основной упор в которой делался на теорию управления. Настоял на дополнительных лекциях по ряду дисциплин. Быть лучшей не требовал — к этому Пэт пришла сама. Не сразу, но пришла, когда поняла, чего именно добивается Кирилл. Когда окончательно осознала, к чему он ее готовит. И теперь, стоя на кафедре и глядя на лучших профессоров Университета, Пэт чувствовала гордость. Не заносчивое высокомерие, а законную гордость. Она справилась. Она справилась на «отлично». Но самое главное — она справилась сама, ни разу не воспользовавшись подвластными рунами.

«Я — человек! Я могу сама!»

И в этом — смысл.

— Господа оппоненты, у вас остались вопросы?

Господа оппоненты переглянулись, пошептались, после чего самый въедливый из них поднялся и с улыбкой произнес:

— Мы рекомендуем поставить высший балл.

«Ура!»

Московский Университет, главное и единственное учебное заведение Анклава, занимал обширную площадь: многочисленные учебные и лабораторные корпуса, несколько самостоятельных кампусов, опытные площадки, спортивные зоны и парки. Он представлял собой небольшой город, со своими легендами, тайнами и целой кучей «особых мест». Однако самым любимым из них была обзорная площадка на Воробьевых горах, с которой открывался замечательный вид на Анклав.

Здесь они и договорились встретиться. Пэт специально просила друзей не сопровождать ее на защиту — не хотела получать стандартный набор ободрений и напутствий, зато теперь, когда все осталось в прошлом, а на плечах развевается невидимая, но ощущаемая мантия магистра, девушке требовалось поделиться радостью.

— Эй, студиозусы! — «Судзуки Плутон», которым Пэт управляла с необычайным искусством, заложил крутой вираж и встал как вкопанный. — От зубрежки не офигели?

«Студиозусов» оказалось много, не меньше сотни парней и девчонок, с которыми Пэт сидела на лекциях и в библиотеках, трепалась в кафешках и веселилась в клубах. Некоторые стояли настолько близко, что могли называться друзьями, имен некоторых Патриция не помнила, но ей было приятно видеть всех. И еще ей было приятно осознавать, что многие по каким-то причинам не сумели прийти на встречу, но обязательно подтянутся к празднику. Чтобы порадоваться вместе с ней.

— Привет!

— Кто говорит?

— Магистр, черт бы вас всех драл!

— Она сдалась!

— Поздравляем!

Хлопнула первая пробка шампанского.

— Патриция, мы так рады!

— За тебя!

Девушку окружили друзья. Веселые лица, радостные улыбки, возгласы, вино, льющееся в пластиковые стаканчики.

— Это нужно отметить!

— Сегодня вечером в «Стоп-кране»! — громко объявила Пэт.

— А кто приглашен?

— Все!

* * *

Территория: Европейский Исламский Союз

Ульм, Баварский султанат

Ресторан «Весельная лодка»

Общие интересы сплачивают самых разных людей

— Ты еще скажи, что он летать умел!

— Не умел.

— Вот и не ври!

— Я не вру!

Столики в «Лодке» отделялись друг от друга прикрепленными к потолку рыбацкими сетями, очертания крикунов они скрадывали, однако на слышимость не влияли. Впрочем, о том, что вечерок под пиво и свиные ребрышки коротали именно машинисты, можно было без труда догадаться по диалогу. Один лохматый, собирающий волосы в хвост, и двое бритых наголо, «под Сорок Два». Судя по деловым костюмам — не ломщики, а законопослушные подданные Махмуда V, честные ребята, закончившие очередной рабочий день в каком-нибудь офисе.

— Это, между прочим, одиннадцатый официально подтвержденный подвиг Чайки, — возмутился несправедливо обиженный рассказчик. — Можешь сам проверить!

— Угу, — коротко поддержал его бритый приятель. — Все верно.

«Весельную лодку» машинисты облюбовали давно и навсегда, едва ли не с самого открытия, то есть лет тридцать назад. А до того собирались в «Эдельвейсе», что на той стороне реки, пока он не стал халяльным… Впрочем, об «Эдельвейсе» уже мало кто вспоминал, кому он нужен со своим кебабом? А уютную «Лодку», расположенную на самом берегу Дуная, с полудня и до закрытия наполняли цифровые сплетни, треп о сетях и каналах связи да рассказы заезжих ломщиков. Непонятные разговоры фанатов бинарного кода отпугивали обычных жителей Ульма, однако хозяева «Лодки» не жаловались: честные машинисты ребята денежные, на предприятиях их ценят, платят как положено, и евродины, что сыпались в кассу, с лихвой компенсировали отсутствие других клиентов.

— Кто же этот подвиг подтвердил? СБА? — Лохматый никак не мог уняться.

— В том числе и СБА, — кивнул рассказчик. — После того как великие исчезли, люди начали описывать их деяния. Кое-что рассказали помощники, а кое-что — СБА. Неофициально, конечно, зато сведения надежные: и в СБА, и в корпорациях работает много братьев, которые и помогли с информацией. Они рылись в архивах…

Сидящий за соседним столиком Шмейхель с интересом прислушивался к спору. Виду не показывал — принимать участие в разговоре в его планы не входило, — однако старался не упустить ни слова. Шмейхеля развлекали цветастые подробности, которыми насыщали повествования такие вот застольные рассказчики. Подробности всякий раз разные и с каждым годом — все фантастичнее. Рассказы о подвигах знаменитых ломщиков обрастали таким количеством деталей, что становились похожими на эпические саги.

— С китайцами Чайка отработал идеально. Обычно операции готовят недели, а то и месяцы, но в Шанхае на каждом углу полиция или безопасность, работать почти так же сложно, как в Москве. Поэтому Чайка сказал, что сделает все без подготовки.

— И сделал?

— Он же один из великих! — не удержался от восклицания рассказчик. — Чайка «поплавок» в «балалайку» вставлял, когда о троице никто и не слышал!

— А это здесь при чем?

Однако недоуменный вопрос лохматого остался без ответа.

— Короче, все ждали, что парень будет искать толстый шнурок, а он заходит по поддельному пропуску в небоскреб «NDC», садится в лифт, нажимает кнопку последнего этажа и по дороге взламывает его.

— Лифт?

— Ну не кнопку же! — Рассказчик смаковал подробности. Похоже, он не раз подумывал о том, чтобы самому стать ломщиком, распрощаться с обыденностью, стать вольным охотником, но… но постоянно находил причины этого не делать. — Все, что требовалось Чайке, — оказаться одному в лифте, и когда кабина добралась до верхушки небоскреба, он уже контролировал ситуацию. Переключил лифт на самую медленную скорость, вставил в «балалайку» «поплавок», поехал вниз и по дороге распотрошил внутреннюю сеть корпорации.

— Из лифта?

— Ага.

— И его не засекли?

— Пока они поняли, что их ломают, пока сообразили, что их ломают прямо из небоскреба, пока вычислили точку… Короче, Чайка выудил все секреты корпорации, вышел из лифта на последнем подвальном этаже, где его ждали помощники, и ушел через канализацию. Скандал был чудовищным. Вскрылась связь «NDC» с китайцами…

«Все верно, — отметил про себя Шмейхель. — Как ни странно, все верно, от первого до последнего слова. Ни одной лживой детали, рассказано как есть, а потому — абсолютно неинтересно. Публике нужен герой, а не сухие факты».

Которые заключались в том, что результатом той атаки стало уничтожение целой корпорации — редчайший случай в истории Анклавов. И последний. Выдающиеся подвиги остались в прошлом, там же, где и великие. Странно, если вспомнить, что троица Сорок Два превращала любого заурядного ломщика в не знающего преград цифрового монстра. «Поплавок» в голову, еще несколько — в «раллер», кубик «синдина», наны — и твои возможности достигают уровня великих. Ломай самые защищенные серверы, извлекай на свет грязные делишки корпораций, становись героем… Не ломают. Не извлекают. Не становятся. То есть ломают, конечно, но все больше для пропитания. Подвигов же не стало. Ни один нынешний взлом нельзя поставить в ряд с деяниями легендарных ломщиков. Уж не потому ли, что все громкие свершения — результат конкурентных войн? Что корпорации обеспечивали великих необходимой поддержкой, натравливая их на своих врагов? А теперь, поняв угрозу такой политики, стали договариваться, а не воевать?

А заполучившие невиданные возможности ломщики тупеют, пересказывая друг другу чужие подвиги. Привыкают хулиганить. Не продумывают свои операции, как бывало прежде, а нагло крушат все, что попадется под руку.

Сеют хаос.

— Скучаешь?

Шмейхель видел приближающегося мужчину, знал, что тот идет к нему, однако вида не подал. Прикинулся задумавшимся и даже вздрогнул, услышав вопрос.

— Что?

— Ты — Шмейхель?

— Да.

— Алоиз Хан. — Мужчина опустился за столик. — Рад знакомству.

— Гм… наверное, я тоже.

— Еще не уверен?

— Посмотрим, во что оно выльется.

— Осторожен?

— Не без этого.

— Ну и правильно.

Шмейхель сделал глоток пива — машинисты особенно ценили «Весельную лодку» за то, что в ней подавали любые напитки, вплоть до абсента, — и без всякого стеснения оглядел собеседника.

Алоиз не походил на жителя Баварского султаната: прямые светлые волосы, серо-голубые глаза, волевой подбородок с маленькой ямочкой. Впрочем, рыжая шевелюра самого Шмейхеля тоже не имела ничего общего со смолистой порослью чистокровных подданных Махмуда V. Белая кожа и европеоидные черты сближали мужчин, а вот манерой держаться и одеваться они совсем не походили друг на друга. Шмейхель старался казаться натурой утонченной до аристократичности — шелковая сорочка, дорогой костюм и туфли из настоящей кожи. Жесты небрежные, расслабленные, некоторые могли бы назвать их томными. Брутальный Хан на его фоне выглядел примитивно: штаны из прочнейшей кевлайкры, черная футболка, короткая куртка «под кожу» и крепкие башмаки, а уж манеры…

— Я тоже осторожен, поэтому и жив до сих пор. — Алоиз взял из тарелки Шмейхеля колбаску, макнул в горчицу и откусил.

— Но иногда приходится рисковать, — обронил Шмейхель. — Чтобы не просто жить, а жить хорошо.

Замечание вызвало у Хана ухмылку:

— Возможно, я забегаю вперед, но ты, парень, мне нравишься. Ты не дурак.

Колбаску он доел, облизал испачканные жиром пальцы и сделал несколько больших глотков пива из принесенной официантом кружки.

— Еще раз спасибо, — вежливо отозвался Шмейхель. — Вас тоже рекомендовали как человека весьма не глупого. И сильного.

— Тебе нужен именно такой.

— Да.

— Я не спрашивал. — Алоиз отставил пиво, оглядел облизанные пальцы, остался недоволен увиденным и принялся насухо вытирать их салфеткой. — Поговорим о деле?

— Поговорим.

Алоиз Хан был человеком известным. Он руководил небольшим, плотно спаянным отрядом ветеранов Иностранного легиона, готовых открутить голову кому угодно — платили бы деньги. Делишки свои Хан предпочитал проворачивать за пределами Исламского Союза, а потому часто уезжал «в командировки», порой отсутствуя в султанате по нескольку месяцев. Неудобно, разумеется, зато у Европола никаких претензий. Однако теперь, похоже, перелетная жизнь Алоизу надоела, и он озаботился поисками достойного занятия поближе к дому.

Шмейхель же вынырнул из недр государственного научного комплекса имени Фадха аль-Джохара — одного из трех крупных научных центров Исламского Союза. Когда-то рыжий работал в нем машинистом, потом ушел на вольные хлеба, продолжая регулярно навещать комплекс в роли научного консультанта. Официально. А неофициально — обеспечивая запертых в стенах аль-Джохара машинистов «синдином». Однако в последнее время с бизнесом возникли серьезные проблемы: поставщика взял Европол, а руководство центра полностью сменило охрану. Шмейхель попытался наладить контакт с новыми защитниками аль-Джохара, выбрал пару подходящих ребят, но те решили не рисковать и отправили рыжего к Хану — «ему мы доверяем, а тебе — нет».

— Я просил Омара свести меня с тем, у кого есть «синдин».

— У меня будет «синдин».

— Согласитесь, Алоиз, что между «есть» и «будет» пролегает дистанция огромного размера.

— Весь твой размер, Шмейхель, это — я, — хладнокровно ответил Хан. — В новой охране комплекса полно моих камрадов по Иностранному легиону. Мы — друзья. Мы доверяем друг другу. Что это значит, спросишь ты? А значит это, Шмейхель, что без меня ты не сможешь пронести в аль-Джохар даже полдозы «синдина», даже, мать ее, четверть! А если попробуешь — я тебя придавлю.

— Спасибо.

— На здоровье. — Хан хлебнул пива, вытер губы тыльной стороной ладони и дружелюбно продолжил: — Я все понимаю, Шмейхель. Я говорил с Омаром, с другими ребятами и понял, что машинисты тебе верят. Работать с нами они не станут, хотя… если прижмет — станут. Наркоманы непоследовательны в привязанностях, липнут к любому, кто распределяет дозы, но я не хочу рисковать. Я контролирую мышеловку, а ты — мышей. Мы нужны друг другу.

Предложение высказано открытым текстом, вполне в духе ветерана Иностранного легиона, и крыть Шмейхелю нечем. Все правильно, все так: исчезни он с горизонта, приятели его помучаются-помучаются, но рано или поздно примут предложение другого продавца. Наркоманы, шприц им в половые органы, что с них взять?

— Хочешь или нет, но нам придется работать вместе.

— Да уж, нашему знакомству можно только порадоваться.

— Зато мы честны друг с другом.

Шмейхель потянул свое пиво, лениво ткнул вилкой оставшуюся колбаску, после чего, не глядя на собеседника, произнес:

— До того как началась свистопляска с поставщиком и охраной, я подумывал о расширении бизнеса.

— Что ты имеешь в виду?

— Мои клиенты зарабатывают не так много, как бы им хотелось. Им жалко тратить на «синдин» деньги, зато они готовы наладить бартер.

— Какой?

— «Поплавки».

— Опасный товар, — протянул Хан.

— Не менее опасный, чем «синдин».

— Твои ребята делают их в центре? — хмыкнул Алоиз. — Молодцы…

Шмейхель понял, что наемник тянет время, торопливо обдумывая неожиданное предложение.

— Официально считается, что у нас нет оборудования для производства «поплавков».

— А неофициально?

— А еще нам официально запрещено употреблять «синдин».

— Понимаю. — Хан почесал затылок. — Времена, когда «поплавки» стоили миллионы, прошли, теперь их делают едва ли не на каждом углу.

— Ты знаешь, что это не так, — усмехнулся Шмейхель. Он уже понял, что Хан прям, как пулеметный ствол, и тоже решил перейти на «ты». — Делают процессоры не на каждом углу, и цена у них до сих пор привлекательная. Сорок-пятьдесят тысяч юаней за чип — вполне нормальные деньги, учитывая норму прибыли, которую ты будешь иметь.

— Норма прибыли будет невысокой. Я не собираюсь выходить на конечных пользователей.

— Почему?

— Потому что за «синдин» меня убьют сразу, а за «поплавки» будут долго мучить, требуя доказать, что я не связан с Сорок Два, — рассудительно объяснил Хан. — Наркотики — это риск, «синдин» — двойной риск, но «поплавки» — это уже политика. Мои люди не захотят связываться с террористами.

— При чем здесь террористы?

— Укоренившееся понятие. Во всех средствах массовой информации Сорок Два намертво связан с террором. А мои люди — нормальные обыватели и не хотят лишних проблем.

На первый взгляд могло показаться, что Алоиз отказывается, однако Шмейхель прекрасно понял смысл выступления: жадный наемник интересовался нормой прибыли.

— Насколько я понимаю, твои люди с пониманием отнесутся к любому занятию, если применить доходчивые стимулирующие средства.

— Почем ты сможешь отдавать процессоры?

— По двадцать.

— Не меньше десяти штук в неделю, — быстро ответил Алоиз. Судя по всему, он уже успел просчитать приемлемый оборот.

— Я знал, что мы договоримся, — улыбнулся Шмейхель.

— Тебе следует работать биржевым предсказателем.

Хан сделал движение правой рукой, словно начал ее протягивать, но тут же убрал, услышав слова собеседника:

— Остался последний вопрос, который мы должны проработать прежде, чем пожмем друг другу руки.

— Я слушаю, — насторожился наемник.

— Я хочу присутствовать на переговорах с поставщиком «синдина».

Алоиз откинулся на спинку стула и прищурился:

— Зачем?

Серо-голубые глаза стали холодными-холодными. Предложение, мягко говоря, не вызвало понимания.

— Времена сейчас трудные, — спокойно объяснил Шмейхель. — Я потерял поставщика и оказался в дурацком положении. Я не хочу повторения ситуации. Ты серьезный человек и занимаешься опасным делом, ты должен понимать, что у тебя могут случиться крупные неприятности, и я не хочу, чтобы твои неприятности разрушили мой бизнес.

— Звучит разумно, — после короткой паузы признал Хан.

— Спасибо.

— Но…

— Ты контролируешь охрану комплекса, я не смогу тебя кинуть при всем желании, — напомнил Шмейхель. — Почему бы тебе не проявить чуть-чуть доверия, партнер?

— Доверия… — Алоиз жестко усмехнулся, несколько секунд, не мигая, смотрел на Шмейхеля, но все-таки согласился: — Ты получишь свое доверие, партнер, много доверия. Но, не дай бог, ты его не оправдаешь.

— За меня тебе краснеть не придется, — пообещал Шмейхель.

* * *

Анклав: Москва

Территория: Сити

«Пирамидом»

Скелетам нравится выглядывать из шкафа

— Шестнадцать убитых! Три десятка раненых! Двое умерли в госпитале! — Мишенька яростно посмотрел на притихших офицеров. — Это натворил один-единственный мерзавец с «поплавком» в башке. — Пауза. — Почему мы его не поймали?

Щеглову редко, очень и очень редко отказывала обычная невозмутимость. Должно было произойти нечто действительно неординарное, выходящее за рамки, что-нибудь вроде бойни, случившейся на границе Сити и Болота. Жестокий расстрел невинных граждан взбудоражил общество. Все, абсолютно все: и каперы, и обитатели трущоб, почувствовали себя беззащитными. Как можно спать спокойно, если обколотый «синдином» псих способен заполучить контроль над мощным оружием? Все требовали действий. Каких? Они не знали и даже не задумывались над этим вопросом. Есть люди, которым платят, — есть СБА, вот пусть они и думают. Верните нам безопасность!

Утром Кауфман выступил с обращением, пообещав «впредь не допустить». Общество притихло — Мертвому верили. Шум пошел на спад. Мишеньке же, судя по всему, и было велено «не допускать». Вот он и злился, потому что предотвратить подобные случаи можно только одним способом…

— «Ревуны» стационарных постов отключены. То есть до тех пор, пока наше продвинутое Управление коммуникаций не отыщет способ надежно защитить оружие от тритонов Сорок Два, безы останутся без самого мощного прикрытия. — Возглавляющий Управление Сергей Строганов уныло кивнул. — А если не отыщут, нам придется демонтировать автоматическое оружие.

Среди офицеров прокатился недовольный гул. Помимо связистов и дознавателей в совещании принимали участие представители Управления общественной безопасности — идея Щеглова им весьма не понравилась.

— Что будем делать в случае бунта?

— Ручным оружием не удержим.

— В чем смысл демонтажа?

— Вытащить один блок и сунуть в сейф! А в случае опасности…

— Кто поручится, что в случае опасности «ревуны» будут стрелять по бунтовщикам, а не в безов? — жестко поинтересовался Мишенька. — Вы думаете, что тритоны не примут участия в массовых беспорядках? Примут. В первых рядах пойдут. И кто гарантирует, что мы удержим под контролем собственное оружие?

— Черт!

— Кто гарантирует?

Взгляды офицеров обратились на Строганова.

— Мы работаем над усовершенствованием защиты, — пробубнил Сергей. — Еще дней пять, максимум — неделя, и программы будут готовы. Но в системы придется ставить «поплавки».

Предложение дорогое, но, похоже, другого выхода не оставалось.

Безопасники заметно расслабились: обстановка в Анклаве спокойная, неделю можно посидеть и без тяжелых «ревунов».

— А что будем делать с π-вирусом? — осведомился Мишенька.

— Мы в тупике, — развел руками Строганов.

Собственно, как и весь мир. «Поплавки» стали невидимыми, а значит, тритоны могут пройти куда угодно. Влезть в любую сеть. Сдерживать их можно только с помощью тех же сверхмощных процессоров — «поплавков». Их производят все больше, соответственно, их чаще воруют. Они попадают на «черный» рынок и оказываются в головах уличных бандитов. Замкнутый круг.

— Мои ребята день и ночь чистят наноскопы. Собственно, только этим и занимаемся.

Программисты пытаются найти противоядие, пытаются хотя бы научиться маркировать вирус, чтобы видеть, что наноскоп сдох, но тщетно.

— Против π-вируса мы бессильны.

Пауза.

— Таким образом, господа, легко в ближайшее время не будет, — подытожил Щеглов. — Но общество требует действий, и мы должны действовать. — Тон стал жестким. — Дознавателям отработать связи устроивших бойню ублюдков. Затем спецназ проведет рейды. Жестокие рейды. Все понятно?

Квадратные стекла очков холодно блеснули. Тяжелый взгляд, твердо сжатые губы, тон… На мгновение офицерам показалось, что перед ними стоит сам Кауфман.

— Да.

— Да.

— Я хочу, чтобы уже завтра вечером вы пустили кровь. Нам нужны положительные заголовки новостей.

Формально Щеглов оставался главой Управления дознаний, однако теперь он являлся еще и первым заместителем Мертвого, а потому имел право отдавать распоряжения начальникам других Управлений.

— Послезавтра утром отчет будет принимать доктор Кауфман. Совещание окончено.

Раньше Щеглов занялся бы проблемой лично: отыскал тех, кто продал ублюдку «поплавок», и устроил показательную порку. Однако теперь времени на рутину не оставалось: все силы Мишенька отдавал созданному внутри Управления дознаний центру, который фактически являлся контрразведкой Станции. Вся мощь созданного Кауфманом и Щегловым аппарата работала на обеспечение безопасности далекого северного строительства. Вся сеть агентов и осведомителей, которой москвичи многие годы опутывали земной шар, вынюхивала и высматривала любую угрожающую Станции опасность. Секретные сотрудники работали в государственных учреждениях, в поселениях вокруг Станции, в Кайфограде, на самой Станции и даже среди офицеров Слоновски. Мишенька верил Грегу как себе, но терять контроль над происходящим не собирался. Как он однажды выразился: «Только чтение перекрестных доносов позволяет правильно понять происходящее, не покидая кабинет».

— Поговорим?

Строганов даже со стула не поднимался, кивнул своим связистам: «Идите», а сам остался.

Ожидаемо.

— Поговорим. — Щеглов демонстративно покинул кресло во главе стола и расположился напротив Сергея. — Оружие защитишь?

— Гарантирую.

— Вот и хорошо. — Чрезмерно давить на связиста Мишенька не собирался. — Все знают, что у тебя получится: и я, и доктор Кауфман. А за вирус к тебе претензий нет, эта дрянь весь шарик на уши поставила.

— Как раз о нем я и хотел поговорить.

— Есть подвижки в противоядии? — быстро спросил Щеглов.

— Нет.

— Тогда что?

Строганов посмотрел в холодные, как сталь, глаза Мишеньки, прищурился и криво улыбнулся:

— Я уверен, что подвижек не будет.

— С π-вирусом борются лучшие программисты планеты, — напомнил Щеглов. — Тысячи фанатиков и сотни групп, которые работают в тесном взаимодействии. Корпорации понимают опасность вируса и взялись за него по-настоящему.

— Они уже должны были его победить.

— Сорок Два постоянно обновляет свою отраву.

— Нет, — качнул головой Строганов.

Он был похож на школьника, осмеливающегося спорить с директором, но не отступал, гнул свою линию.

— Ну, я не знаю, как это у вас правильно называется, — улыбнулся Щеглов. — Пусть не обновляет, а, к примеру, апгрейдит.

— Дело не в терминах. — Строганов потер ладони, замер, сжав их вместе, негромко продолжил: — Я много времени уделил π-вирусу. И не только как начальник Управления коммуникаций.

— Я помню, что ты отличный программист.

Один из лучших. Собственно, Мертвый всегда делал ставку на профессионалов. Строганов блестяще окончил Университет, прекрасно зарекомендовал себя в «Науком» и получил весьма лестное и очень щедрое предложение от Кауфмана. Сергей сразу пришел на пост начальника Управления — редчайший для СБА случай.

— Я разобрал π-вирус настолько, насколько смог. Некоторые его элементы вызывают у меня недоумение, некоторые — зависть. Но вот что я хотел сказать… — Строганов вздохнул: — У меня есть ощущение, что π-вирус — самообучающаяся программа.

— Искусственный интеллект?

— В том смысле, который мы вкладываем в это понятие, — нет. Но на своем уровне — да. Вирус очень компактный, но при этом — очень умный. Он поражает только наноскопы и уклоняется от всех ловушек. Я думаю, что при появлении новых охотничьих программ π-вирус не обновляется, а мутирует.

— Доказательства?

— Я не настолько хорошо в нем разобрался. Есть только ощущения.

— Дела… — Мишенька поднялся и прошелся по комнате. Остановился перед выключенным коммуникатором и хмыкнул: — То есть мы обречены жить с π-вирусом вечно?

— Получается.

— А можно создать самообучающийся антивирус?

— Тот, кто его придумает, станет миллионером.

— Миллиардером, — машинально поправил Строганова Щеглов. — За голову π-вируса СБА предлагает миллиард.

— Гении нечасто работают за деньги, — обронил Сергей.

И если бы начальник Управления коммуникаций смотрел в этот момент на Мишеньку, то наверняка заметил бы холодный огонек, блеснувший в глазах первого заместителя Кауфмана.

— Что ты имеешь в виду?

Голос Щеглова остался спокоен.

— Вирус написал гений.

— Уверен, Сорок Два с тобой согласится.

— Нет, не согласится… — Строганов помялся. — Понимаешь, занимаясь π-вирусом, я провел серьезный анализ других программ Сорок Два. Не только современных. Я начал с тех, что он писал раньше, я изучал программы, которые гарантировано принадлежат Сорок Два, я пытался понять его и обнаружил… — Вот теперь Сергей посмотрел на Щеглова: — Смеяться не будешь?

— Ты — наш лучший машинист, — предельно серьезно ответил Мишенька. — Ты разбираешься в сети лучше, чем кто-либо в Анклаве. Я доверяю твоему мнению и, разумеется, не стану его высмеивать. У меня образования не хватит.

— Дело вот в чем… — Похоже, Строганову удалось справиться со смущением, он начал говорить быстрее и увереннее: — Современные программы очень сложны. В них много элементов, которые нужно связать оптимальным образом.

— Это я понимаю.

— Но элементов много, а потому способов связать их — еще больше.

— Даже оптимально?

— Да, даже оптимально. Идеал недостижим, одна связка улучшает одни параметры, другая — другие. В общем, это не важно. Важно то, что можно говорить о почерке автора программы. Как он обходит трудные места. Не на какой параметр ориентируется, а как он добивается нужного результата. Как он связывает элементы.

— Фирменные приемы?

— Вроде того. Я проанализировал работы, что Сорок Два распространяет в сети, и уловил некоторые характерные черты, которые позволяют говорить… или предполагать, что… — Сергей вновь сбился. — Одним словом, есть ощущение, что…

— Что программы написаны одним человеком? — помог Строганову Мишенька.

— Только самые сложные из них. И вирус, разумеется. Самые сложные программы тритонов написаны одним и тем же человеком, с очень характерным почерком.

— Мы знаем, что Сорок Два отличный машинист. В чем проблема?

— В том, что программы писал не Сорок Два.

— Не понял. — Щеглов ошарашенно посмотрел на связиста.

— Что тут можно не понять? — Выпалив свое главное подозрение, Строганов окончательно успокоился. — Я сравнил нынешние программы со старыми разработками Сорок Два и не увидел общих черт. Прежние программы Сорок Два хороши, но не дотягивают до грани гениальности. А π-вирус шагнул за нее. И некоторые другие программы — тоже. Я считаю, что Сорок Два не имеет отношения к их написанию. Это не его стиль, не его почерк, не его, черт побери, уровень!

— Сорок Два изменился, — возразил пришедший в себя Щеглов. — Ты правильно сказал: раньше он был обычным нейкистом, а теперь этот урод — чертов пророк. В конце концов, он придумал троицу!

— Среди тех программ, что появляются сейчас, есть его работы, — твердо произнес Строганов. — Я могу их назвать. Я их вижу. Но π-вирус писал не Сорок Два!

— Пусть так, — подумав, согласился Мишенька. — Значит, наш приятель-террорист завел толкового и не амбициозного помощника. Тот создает гениальные программы, а Сорок Два выдает их за свои.

Сергей нервно дернул плечом. Судя по всему, он собирался сказать нечто столь же неожиданное, что и пару минут назад.

«Нет, — поправил себя Щеглов. — Нечто еще более странное. Нечто такое, во что ему самому верится с большим трудом».

— Я понимаю, что говорю о вещах, которые трудно, практически невозможно доказать, — медленно протянул Строганов. — Авторство компьютерной программы… Цифровой почерк… Но я почти уверен, что основные программы Сорок Два, а главное — π-вирус, написаны Чайкой.

У Мишеньки хватило самообладания не сопроводить услышанное удивленным возгласом.

Он снял очки, неторопливо протер линзы извлеченной из кармана салфеткой, водрузил очки на место и тихо произнес:

— Чайка погиб.

— Я знаю, — кивнул Строганов. — Но я говорю как человек, проанализировавший программы Сорок Два и Чайки. И готов поставить на кон свою репутацию: π-вирус написал Чайка.

* * *

Территория: Африка

Горнодобывающий полигон «Всемирной рудной компании»

Кодовое обозначение — «Африка»

Если вдуматься, преисподняя — тоже пригодное для обитания место

Гром?

Нет.

Барабаны?

Нет.

Тогда что?

«Дерьмо — вот что! Самое настоящее дерьмо».

— Подъем, придурки! Хватит яйца массировать, работать пора! Подъем!

Офицер Ушенко презирал сирену или свисток. Палка — вот главное орудие надзирателя. В пять утра начинал долбить по решеткам камер, вызывая неимоверный, бьющий по самому мозгу грохот, к которому Илья так и не смог привыкнуть.

— Шевелите задницами, шлюхи! Быстро! Быстро!

«Дерьмо!»

Плохо, когда день начинается с такой мысли. Но что делать, если мысль эта правильная — впереди еще один дерьмовый день.

— Быстрее, подонки! Или кто-то хочет в карцер?

Нет уж, лучше жить в камере. Три на три метра, двухъярусные нары, толчок и грязная раковина. Из крана течет вечно ржавая вода.

Африка, мать ее.

Дерьмо!

Едва услышал грохот, нужно вскочить и метнуться в «санитарный угол», демонстрируя, что не терпится отлить, дабы быстрее приступить к работе. Сегодня к толчку первым успел Араб, поэтому пришлось чистить зубы. Таковы правила: время попусту не тратить, пока один облегчается, второй умывается. Если офицер Ушенко заметит, что ты брезгуешь полоскать рот под пердеж соседа, карцера не избежать.

— Кто там еще спит? Подъем!

Вместо зеркала — намертво вмурованный в стену кусок полированного металла. Изображение хреновое, бриться приходиться на ощупь, зато отчетливо виден вытатуированный на лбу номер: «0286». Африканский, мать его, ценник.

Дерьмо!

В обычных тюрьмах заключенным вставляли местные чипы, за перемещением и поведением следили с помощью компьютера, а вот в Африке такой ерундой не заморачивались. Чипов нет никаких, вместо них в «гнезде» заглушка, а на лбу — номер. И на бритом затылке номер, чтобы господа надзиратели узнавали заключенного со спины, а еще на груди, руках и ногах. Илья не удержался, спросил — зачем? К его удивлению, татуировщик ответил:

«После бунтов не всех заключенных находят целыми. А быть правильно опознанным и похороненным под своим именем — твое законное право».

«А как же анализ ДНК?»

«Да кому вы нах нужны с вашей дээнкой возиться?»

Африка, мать ее перемать, Африка!

— Эй, педики, хватит ласкать друг дружку. Строиться!

Решетки съехали вправо, и одинаковые, как клонированные мыши, заключенные торопливо соорудили в коридоре шеренгу.

— Улыбайтесь, шлюхи, улыбайтесь! Терпеть не могу видеть по утрам кислые рожи.

Офицер Ушенко прошелся вдоль строя.

— Похоже, жена ему опять не дала, — едва слышно прошелестел Араб.

Но недостаточно тихо.

— Я что, разрешал открывать пасть?

— Никак нет!

Поздно. Дубинка влетела в зубы, аккурат в открытый рот. Следующий удар — в живот. Араб повалился на пол. Ушенко добавил дважды по спине, после чего перевел взгляд на Илью.

— Чего трясешься, урод?

— От страха, господин офицер Ушенко, — заученно отрапортовал Илья.

Любой другой ответ отправил бы его в лазарет.

— Оттащишь придурка к врачу, — распорядился надзиратель. — Остальные — налево и жрать.

Заключенные повернулись и, переступая через Араба, двинули в столовую.

Африка, мать ее.

Дерьмо!

Это Африка. Не та Африка, которая континент, и не та, что красуется на постерах знаменитой поп-группы из Анклава Кейптаун. Это — Африка, сленговое название самой страшной тюрьмы планеты, кошмарный сон всех преступников. Официально тюрьма называлась иначе: «Исправительное учреждение № 123 центрального филиала СБА. Арендодатель — „Всемирная рудная компания“». Красиво? Не то слово как. Самые современные способы охраны и самые примитивные работы. Каторга, где все оставалось таким же, как и сотни лет назад. Каменоломни. Это — Африка. Она создана не для того, чтобы перевоспитывать, а чтобы убивать. Она задумывалась как самое жуткое место Земли, и она таким стала.

Это — Африка.

Отсюда не возвращались. Нет, не так: возвращались, конечно. Отмотавшие срок «счастливчики» инвалидами уезжали в родные пенаты. Без надежд, без будущего, без настоящего. У тех, кто прошел Африку, сил оставалось только на то, чтобы нищенствовать.

— Как Араб? — осведомился Пьеро.

— Неделя, — коротко ответил Илья.

Сотрясение мозга, сломаны два ребра, и это — не считая выбитых зубов. Офицер Ушенко гордился тем, что обращается с дубинкой гораздо лучше другого заместителя директора — офицера Тэтчер. Их негласное состязание отправило в лазарет не один десяток заключенных.

— Легко отделался, — авторитетно заявил Апельсин.

— Угу.

Когда-то Илья относился к избиениям соседей по камере философски и даже с облегчением: хорошо, что его, а не меня. Исчез на неделю — отлично, никто не портит воздух и не храпит. Теперь же молодой человек все чаще испытывал глухую злобу, ненависть к тем, кто может безнаказанно ударить и даже — убить. Каждую выходку Ушенко Илья воспринимал как личное оскорбление. Вот и думай: то ли изменился, то ли инстинкт самосохранения начал отказывать. Неизвестно еще, что хуже.

— Смотри, как Пилсуцки на тебя таращится.

— Да и хрен с ним.

— Его хрен всегда с ним.

— Вот пусть его и поглаживает.

Единственное преимущество Африки перед другими тюрьмами заключалось в раздельном «проживании». Бандиты обитали в одном блоке, мошенники и воры — в другом, ломщики — в третьем. Виделись только в столовой, однако и в ней столы разделялись решетками.

Африка, она для каждого своя, мать ее.

— Говорят, Пилсуцки обещал до тебя добраться.

— Неужели?

— Ага.

— Занятно.

Илья повернулся и сразу же уперся взглядом в маленькие глазки Пилсуцки. Тупой громила, загремевший в Африку за шесть убийств (только доказанные случаи), вбил себе в голову, что в тюряге тайно изготавливают «синдин». Илью же он почитал за главного химика и давно обещал «размять ему задницу».

— Чего смотришь?

Пилсуцки ощерился и смял ложку, демонстрируя, как он поступит с наглым щенком. В ответ увидел выставленный средний палец.

Вот и пообщались.

После завтрака вновь построение в шеренгу, пересчет — вдруг, кто кашей подавился да лежит под столом с заточкой в пузе? — и поход на работу. В длинный двухэтажный барак, что позади административного здания, аккурат у стены. Широкий коридор, налево-направо двери комнат. Обычные двери, не решетки, только окошки для надзирателей.

— 0286!

Нужно остановиться, повернуться и упереться лбом в стену. Дождаться лязга ключей и скрипа.

— Вперед!

Комната больше камеры — четыре метра на пять. Стол, удобное кресло, мощный коммуникатор и много-много электронного барахла.

За спиной скрипит закрывающаяся дверь.

«Ну вот, Чайка, ты и дома».

* * *

Анклав: Москва

Территория: Болото

Клуб «Стоп-кран»

Смех, сюрпризы, разговоры и снова смех

— За Пэт!

— За бакалавра Пэт!

— За магистра!

— А я думал…

— Пей и ни о чем не думай!

Шум, гам, радостные вопли, музыка, тосты…

«Стоп-кран» считался одним из самых респектабельных и безопасных клубов Болота и, соответственно, самым дорогим. Правда, сторонники «Девяток» утверждали, что платят за дзен-коктейль на три юаня больше, чем в «Стопе», однако верилось в их рассказы с трудом — куда уж дороже? К тому же подавать дзен-коктейли еще не начали — вечеринку открыли шампанским. Бутылки повсюду, льда навалом, а главное — никаких посторонних. Респектабельный клуб захвачен молодежью: студентами и бывшими студентами, байкерами и шалопаями, всеми, кто был рядом с Пэт три последних года.

— Поздравляю! — Матильда поцеловала подругу в щеку. — Ты молодец!

— Магистр! — Рус последовал примеру Матильды. — Круто.

А за ними — толпа «свамперов», отчаянных мотоциклистов, с которыми Патриция не раз и не два ставила на уши ночную Москву.

— Вина?

— За тем и пришли!

— Пиво есть?

— Клуб в нашем распоряжении, так что не стесняйтесь!

Приглашающий жест был поддержан со сцены: ребята из самой модной в этом году группы «Нанодевальвация» взяли первый аккорд.

— Отличная вечеринка, Кирилл…

— Спасибо.

— Ты знаешь, как сильно я люблю шумные праздники, а потому могу оценить… Я рассказывала о карнавале, который устроил в мою честь один поклонник? Конечно, это было довольно давно, но тем не менее получилось совсем неплохо…

Ни шум, ни смех, ни музыка Мамаше Даше не мешали. Она крепко вцепилась в локоть Грязнова и трещала с такой скоростью, что вклиниться между вагончиками слов не было никакой возможности. Задавая вопросы, Мамаша не интересовалась ответами, а чувствуя, что тема иссякает, мгновенно перекидывалась на другую, иногда — никак не связанную с предыдущей.

— Кирилл, как ты относишься к Русу? Нет, я знаю, что ты его ценишь, но тебя не смущает его дружба с Матильдой? Я так беспокоюсь за девочку — в ее возрасте легко совершаются самые разные глупости.

— Матильда…

— Конечно, Матильда весьма осмотрительна, но ведь она практически живет у Руса, тебе не кажется, что им рано так поступать?

–…следует…

— Или пусть играют свадьбу. Кирилл, как ты думаешь, Рус достаточно приличная партия для такой девочки, как Матильда?

–…своему сердцу.

— Я сама была молодой и знаю, где сейчас находится ее сердце. Нет, я не жалуюсь, я с удовольствием согласилась приглядывать за племянницей, но это очень тяжело. Думаю, если бы ее мать, пусть земля ей будет пухом, была бы жива, она беспокоилась бы меньше, чем я. Это такая ответственность! Кирилл…

Конец ознакомительного фрагмента.