Занимательная механика

Вадим Панов, 2007

Кто-то называл ее Богиней, кто-то – Золотой Бабой, но все жаждали встречи с ней, стремясь прикоснуться к Тайне. В непроходимых таежных дебрях ее искали посланцы Ивана Грозного, белые атаманы и красные комиссары, агенты спецслужб и тысячи безвестных охотников за удачей. Многие века пропадали без вести авантюристы, осмелившиеся прикоснуться к тайне золотого изваяния Великой Матери, но она открывалась лишь тем, кого выбирала сама. А в начале Третьего тысячелетия случилось то, что ранее казалось невозможным – Золотая Женщина покинула свое древнее убежище и очутилась в одном из самых циничных и совсем не волшебных городов мира – в Москве… И все это было только завязкой удивительной истории, в которой причудливо переплелись судьбы множества людей – от сыщиков экстра-класса до простых олигархов, приоткрылись многие тайны далекого и близкого прошлого, а главное, оказалось, что волшебниками не рождаются, ими становятся. Вернее, не волшебниками – Искусниками. Впрочем, обо всем по порядку…

Воскресенье

Разные женщины дарят разные ощущения по утрам.

Когда-то Волков об этом не задумывался, не копался в себе: просыпался, собирался, уходил на работу. В одни дни был более весел, чем обычно, в другие — более строг, а разницу настроений списывал на служебные дела. Самый обычный житель самого обычного мира.

Самый обычный робот.

После смерти Маши веселое утреннее настроение пропало, казалось, навсегда. Встречи с женщинами заканчивались для Федора одинаково: он одевался и среди ночи ехал домой, ложился в ставшую огромной двуспальную кровать, засыпал, а утром без особых эмоций включался в конвейер повседневности. Мимолетные увлечения и романы на пару месяцев приносили Очкарику физическое удовлетворение, но не касались его души.

И вот в его жизни появилась Альбина…

И все изменилось.

Не в одночасье, конечно, постепенно. Шаг за шагом. Одна встреча, другая, третья… и каждого нового свидания Волков ждал со все большим и большим нетерпением. Скучал, когда им приходилось расставаться хотя бы на пару дней. А встретившись, ловил себя на мысли, что не хочет уходить или провожать. Хочет уснуть, уткнувшись носом в ее волосы, а проснувшись, увидеть ее глаза. Хочет быть рядом как можно чаще.

И вновь по утрам его стало навещать хорошее настроение, радостное возбуждение, раскрашивающее привычно сероватые будни в яркие цвета. Он вновь задышал ароматом настоящей жизни. И бреясь по утрам, не таращился уныло в зеркало на свою полусонную, вымазанную пеной физиономию, а мурлыкал под нос какую-нибудь песенку. И чувствовал себя прекрасно, даже если поспать прошедшей ночью удалось всего три-четыре часа.

Разные женщины дарят разные ощущения по утрам.

И если ты провел ночь с любимой, утром ты обязательно это поймешь. Ни за что не ошибешься.

«С любимой? — Рука Федора на мгновение замерла, движение бритвы по щеке прекратилось. — С любимой? Может быть…»

Несколько секунд хаотических раздумий, и… и Очкарик заставил себя переключиться на работу. Отношения с Алькой — слишком серьезная тема, чтобы размышлять о них за утренним бритьем. Об этом следует подумать не спеша, например, сегодня вечером. Сейчас же следует сосредоточиться на предстоящем совещании.

— Основной бизнес Арифа — компания «НефК°», — бубнил Грушин «оперативную информацию». — Сеть бензоколонок, перерабатывающие мощности, доля в добыче. Одним словом — углеводороды.

— То есть мужчина не бедствовал, — пробормотал Федор. Просто так пробормотал, чтобы хоть чем-то разбавить нудное жужжание Васеньки, которое Очкарику изрядно надоело. Грушин, однако, не понял истинной причины, вызвавшей реплику Волкова, а потому немедленно развил «заинтересовавшую» полковника тему.

— Помимо «НефК°» Ариф контролировал множество более мелких предприятий, имел долю в двух гостиницах…

— Я понял, — перебил майора Очкарик. — Гусейн — личность известная…

— Его состояние, по сведениям «Форбс», примерно четыреста миллионов долларов, — немного обиженно закончил Грушин.

— А по нашим сведениям?

— Меньше, — не стал скрывать Васенька. — Арифу принадлежали не все предприятия, которыми он руководил.

Таковы уж особенности выросшего из девяностых годов бизнеса. Многие «авторитетные предприниматели» предпочитали не светиться, а выдвигать на передний план людей, никогда не имевших проблем с правосудием. Или же человек работал на благо клана или общины.

Гусейн «зиц-председателем» не являлся, фигурой был мощной, но теневые партнеры у него все равно присутствовали. Что поделать — дитя времени. Значились в биографии Арифа и нелады с законом, однако Гусейн вовремя сообразил, куда дует ветер, успел понять, что законопослушность вскоре войдет в моду, и сумел превратиться в честного, солидного бизнесмена.

Правда, с очень хорошей охраной. Считавшейся до недавнего времени одной из самых надежных в Москве.

— В девяностых Арифу пару раз прищемили хвост, научили осторожности, — продолжил Грушин. — Он очень не любил выходить из тачки у подъезда, предпочитал высаживаться в подземных гаражах. А если уж приходилось, то пролетал расстояние до подъезда, как спринтер, а вокруг обязательно человек шесть прикрывающих. С ним всегда было не меньше десяти телохранителей. Тачка, естественно, бронированная, «мерин», по спецзаказу слепленный. Джипарь охраны тоже навороченный, говорят, каменную стену может снести и не заметить. То, что в казино с Гусейном был только Сардар, — случай исключительный, Ариф владельцам доверял, вроде даже долей какой-то владел, поэтому внутрь больше одного человека с собой не брал. А когда в чужих кабаках оказывался, его ребята постоянно рядом толклись.

«Доверял, значит…»

Очкарик вспомнил лежащий на кафельной плитке труп, ранку на заднице, потерянные глаза Сардара и его злых подчиненных, которых так и не пустили внутрь.

Знал ли убийца о доверии Гусейна к владельцам казино? Учитывал ли этот факт при разработке плана? Замешаны ли в деле хозяева? Как ни крути, а исполнение оказалось… мягко говоря — необычным. Безумным, если называть вещи своими именами. Но в то же время — эффективным. Случайность, ошибка или точный расчет? Но кто, черт побери, способен разработать такой сценарий?

— Здесь краткие данные о фирмах Арифа, вдруг тебе потребуются подробности. — Грушин передал Федору не очень толстую папку. — Там же копия его налоговой декларации за прошлый год, список принадлежащей недвижимости, список ближайших родственников и деловых партнеров.

— Сведения о мальчике есть?

— А как же? И о нынешнем, и о двух предыдущих.

— Откуда информация?

— С Сардаром поговорил.

— Спасибо.

— Не за что.

Грушин был в меру ленив, в меру подл, выслуживался перед Сидоровым изо всех сил, но работать в случае необходимости умел. Когда чуял, что благодетель особо отметит проявленное усердие. Сидоров велел подготовить для Федора максимум возможной информации, и Васенька работал всю ночь. Пока Волков спал с Альбиной, Грушин рылся в архивах, допрашивал Сардара и поднимал на ноги приятелей — таких же лакеев, но из других служб, прося о срочной помощи. Братство карьеристов — великая вещь. Утром же, усталый, красноглазый, накачавшийся кофе, Васенька заехал за Очкариком домой, чтобы успеть передать информацию до совещания. И даже распечатки сделал, в папочку вложил. Исполнительный и аккуратный. По нынешним временам может дослужиться до генерала.

И Волков знал, что, будучи у министра, не забудет поблагодарить Сидорова за своевременно подготовленные материалы. Не хочется, конечно, но куда деваться? Проклятое воспитание.

Машина остановилась у министерства.

— Спасибо, — повторил Очкарик.

— Первичные материалы получил? — негромко осведомился хозяин кабинета.

— Да, — кивнул Федор. — Ребята Виктора Павловича сработали оперативно.

— Вот и хорошо.

Сидящий напротив Волкова Сидоров изобразил нечто, отдаленно напоминающее улыбку, Очкарик ответил вежливым кивком. Очень сдержанным кивком. Впрочем, их натянутые отношения были секретом Полишинеля. Генерал относился к тому типу руководителей, которым фуражка серьезно деформировала мозг. В министерство он пришел вместе с хозяином кабинета, своим старым другом и руководителем, пришел на правах члена команды победителей и… и уйдет, когда поменяется власть. Федор же, благодаря способностям и репутации, пережил уже трех министров и не сомневался, что переживет и четвертого, и пятого — в его услугах нуждались все.

Карманный «Шерлок Холмс».

Очкарика использовали только тогда, когда существовала необходимость обязательно докопаться до правды. В делах очень шумных или, наоборот, — очень тихих, неизвестных широкой публике. В случаях, когда обстоятельства запутанны, мотивы неочевидны, а подозреваемых или слишком много, или нет вовсе.

Основными достоинствами Волкова считались глубокий ум и четкое понимание правил игры. Федор никогда не проводил расследование «для галочки», не назначал преступников, а доказывал их вину и не скрывал поражения. Самое же главное заключалось в том, что Очкарик делился результатами только с руководством. Ему не доверяли члены приходящих команд, зато лидеры, послушав рекомендации предшественников, брали умного сыщика на заметку и оставляли при себе.

— Мысли появились?

Волков неопределенно пожал плечами:

— Надо копать.

Сам факт его участия в совещании говорил о том, что смерть Арифа стала для всех полной неожиданностью.

Громкие заказные убийства давно вышли из моды, теперь бизнесмены, даже те, чье мировоззрение сформировалось в девяностых годах, предпочитали договариваться друг с другом. Для убийства требовался весомый повод, о существовании которого становилось известно задолго до выхода на сцену исполнителей. Долги, неуступчивость в бизнесе, агрессивное поведение — противоречия накапливались постепенно, часто бывало так, что окружающие пытались их погасить и, если дело доходило до заказа, подозреваемые отыскивались без особых проблем. Есть повод — есть разговор. И тогда в игру вступал Сидоров, который, при всех своих недостатках, умел идти по четкому следу. В деле же Арифа поводов для убийства не находилось, очевидного следа не было, и прыткий генерал напоминал запертого в стойле рысака: скакать готов, но не знает куда. Хорошие, злые рысаки в таких случаях начинали ломать стойло, но местный конюх свое дело знал хорошо и умел управляться с жеребцами.

— Очевидных причин для убийства Арифа не было, — медленно произнес хозяин кабинета. — Разумеется, есть застарелые конфликты, недопонимание с деловыми партнерами, кое-какие долги — все эти ниточки проверит Виктор. — Сидоров согласно кивнул. — Возможно, эти ниточки приведут нас к преступнику, но… Но есть весомые основания полагать, что убийцу следует искать в другом месте.

Хозяин кабинета сделал глоток кофе. Помолчал, давая возможность Волкову обдумать предыдущее сообщение, и продолжил:

— Нужна правда, Федор, все хотят знать имя преступника. — Он позволил себе улыбку: — На этот раз действительно все, потому что никому, как бы странно это ни прозвучало, не было выгодно убивать Гусейна.

— Кому-то выгодно, — заметил Очкарик.

— Выгодна смерть, но не убийство, — слегка высокомерно пояснил Сидоров. — Теперь его коллеги нервничают — они все у нас на подозрении.

Все понятно: Арифу с удовольствием бы устроили сердечную недостаточность или фатальный приступ аппендицита. Если бы могли. Но действовать открыто никто не желал, не те времена. Да и лишнего внимания спецслужб привлекать не хотелось, не зря ведь Сидорова частенько называли «Пресс-атташе» — отпрессовать генерал мог кого угодно.

Тем не менее произошло убийство. Громкое. Из разряда тех, от которых успели отвыкнуть. Которое займет первые полосы, во всяком случае в понедельник, которое примутся обсуждать в газетах и на телевидении, что вызовет дополнительное раздражение у шефа. Впрочем, проблемы с прессой Волкова не волновали — он редко общался с журналистами, только тогда, когда ему было что-то от них нужно.

— Ходят слухи, что Генеральный прокурор не прочь взять дело под контроль, — сообщил Сидоров.

— Он настолько уверен в своих силах? — осведомился хозяин кабинета.

— Виноватых всегда можно найти, — усмехнулся генерал. — А дело шумное, хороший повод покрасоваться в новостях и набрать очки.

— Я заявлений делать не буду, — подумав, протянул шеф. — Но на успех рассчитываю.

И многозначительно покосился на Волкова.

О «добрых» отношениях хозяина кабинета с Генеральным прокурором складывали легенды. Друг друга они не то чтобы недолюбливали — на дух не выносили, и Федор понял, что шеф не прочь умыть врага. Один треплет языком, другой находит убийцу. Политика.

Однако заверять шефа в том, что приложит все силы, Очкарик не стал. Выдержал взгляд, коротко кивнул в ответ и повернулся к подавшему голос Сидорову:

— Грушин рассказал, как охраняли Гусейна?

— В общих чертах.

— Это еще одна проблема, — вздохнул генерал. — Убийца прошел через хорошо отлаженную систему защиты.

— Даже в самой надежной системе можно найти слабые места.

— Но для этого нужна долгая и кропотливая работа, — бросил хозяин кабинета. — То есть преступление задумывалось давно, тщательно готовилось и, наконец, свершилось. Все бы ничего, да вот момент выбран неподходящий. Не выгодно сейчас никому убийство Арифа, не выгодно.

Он знал больше, чем говорил, но резоны свои не раскрывал: для подчиненных достаточно слова. Если повторил: не выгодно, значит, так оно и есть.

— Может, потому и выбран такой момент? — Волков почесал кончик носа. — Сейчас никому не выгодно, явных подозреваемых нет, заказчик спит спокойно.

— Может быть, — согласился шеф. — Однако найти убийцу мы должны обязательно. Уж больно он интересен…

Естественно, интересен! Большим людям стало неуютно при мысли, что некий молодец способен под носом у телохранителей вогнать им в задницу отравленный колышек. Пуля, автокатастрофа, бомба — от подобной ерунды они спасаться научились, но виртуозное убийство вызывает страх. И панику. И желание обезопасить себя от умельца.

— Я все понял, — кивнул Очкарик. — Постараюсь.

Разговор подходил к концу, и следовало продемонстрировать начальству здоровый рабочий энтузиазм.

— Копай, Федор, нам нужен результат.

* * *

— А-а-а…

Характерные стоны, вырывающиеся из окна на четвертом этаже, привлекали внимание всех, кто оказался во дворе. Пара дворников, позабыв об обязательном ритуале ежедневного подметания, оживленно обменивалась впечатлениями, периодически указывая пальцами на распахнутое окно. Прилично одетый мужчина, вышедший из подъезда к припаркованному во дворе «Бентли», с улыбкой покачал головой. Кто-то с грохотом захлопнул раму на втором этаже, подчеркнув свое раздражение. Без сомнений, ближайшую пару дней жители респектабельного дома посвятят обсуждению нахального поведения соседей. Возможно, их представитель позвонит хозяину квартиры и выскажет мнение жильцов, среди которых случайных людей не наблюдалось — сплошь богатые и уважаемые.

Но это — потом. Но это — возможно. Но это, на самом деле, ничуть не волновало увлеченных друг другом любовников. О каких соседях, пусть даже известных, уважаемых и богатых, можно думать, когда одежда разбросана по полу, вперемешку с одеялом, покрывалом и подушками? Когда мятая простыня съехала, а разгоряченные тела залиты лучами летнего солнца? О чем может думать мужчина, когда его руки скользят по бархатистой женской коже, по изогнутой спине, по упругой груди? Когда ладони натыкаются на твердые соски, и это прикосновение током пронзает тело? О чем может думать женщина, когда оглушающие волны накатывают столь часто, что непонятно, что они приносят: удовольствие или боль? Когда пылает огнем каждая клеточка, каждая частичка тела, когда хочется, чтобы ласки поскорее закончились упоительным взрывом, и мечтаешь, чтобы они продолжались бесконечно?

Стоны становились все сильнее, а слушатели продолжали смеяться и поглядывать на часы.

Они нечасто занимались любовью, хотя считали друг друга идеальными партнерами. Они угадывали желания; когда нужно, становились нежными и податливыми, когда нужно — сильными и агрессивными. Возможно, редкость их встреч объяснялась сознательным выбором: они боялись надоесть друг другу, привыкнуть, перестать получать от близости тот максимум удовольствий, к которому привыкли. Боялись потерять мостик, который связывал их души, помимо всего остального. Тем более все остальное было весьма и весьма зыбким: одна общая тайна, пара общих врагов и никаких общих интересов.

Им даже не о чем было поговорить, кроме как о деле, и поэтому после того, как осталась позади бурная вспышка, дыхание успокоилось, а довольный Гончар перевернулся на спину и закрыл глаза, Проказа положила голову ему на грудь и негромко произнесла:

— Я не доверяю Испанке.

— Ты просто ее не любишь, — улыбнулся Гончар, не открывая глаз.

— Она не леденец, чтобы я ее любила, — буркнула Проказа. — К тому же я не люблю Неваду. Но ему я доверяю, а Испанке — нет.

— Доверяешь Крусу? — удивился Гончар.

Заявление подруги стало для него полной неожиданностью.

— В нашем деле, — уточнила Проказа. — Тебя Невада не предаст.

— Верно.

— А Испанка…

— Испанка тоже, — уверенно отрезал Гончар.

Конец ознакомительного фрагмента.