Дураки умирают первыми

Вадим Панов, 2015

Его называли Монстром святого Иакова. Он явился миру в древней Кордове тьму веков назад, но последние столетия мирно провел на берегах Невы в качестве музейного экспоната. Однако в начале Третьего тысячелетия серебряный обруч, удерживавший древнего монстра в стеклянной колбе, был поврежден предприимчивым слесарем Кунсткамеры, и это положило начало невероятным событиям, обрушившимся на ничего не подозревающих жителей Санкт-Петербурга. А также – на несколько более привычных к сверхъестественному обитателей Тайного Города, оказавшихся в Северной столице…

Глава 4

Как живут утонувшие в спирте

Из директорского приказа, вручённого под роспись аспирантке Кузнецовой, следовало, что она теперь назначена не просто членом комиссии по приёмке экспонатов, но сразу же заместителем её председателя, доктора исторических наук Манасова А. О. Света, естественно, заподозрила, что Манасов назначил её заместителем, чтобы избавиться от докучливой заботы, но ошиблась, и сегодня шеф тоже присутствовал при подписании акта сдачи-приёмки работ. Как вскоре выяснилось, заявился он для того лишь, чтобы поторговаться, поскольку буквально каждая прочитанная в акте строка сопровождалась примерно такими репликами Пончика:

— Сколько-сколько стоит эта стекляшка? Вы, наверное, её выточили из цельной глыбы горного хрусталя? Или по ошибке приписали лишний нолик?

Представитель реставраторов, пожилой усатый мужчина в очках с толстыми линзами, устало объяснял, что посуда потребовалась уникальная и по размеру, и по форме, вследствие чего был открыт специальный заказ на стеклозаводе в Дружной Горке, с соответствующей оплатой, а стекло действительно непростое, ударопрочное и химустойчивое, с особыми оптическими свойствами.

Манасов выслушивал объяснения невнимательно, скептически хмыкал и переходил к следующему пункту.

Самое же интересное заключалось в том, что никакого смысла в базарном моноспектакле не было: все затраты согласовывались заранее, при подписании договора на проведение реставрационных работ. Комиссия могла работы принять или могла, при наличии тех или иных дефектов, отказаться от приёмки, но торг, как говорится, здесь был неуместен.

Пончик и сам это прекрасно понимал, однако привередничал и торговался, причём делал это не только из любви к искусству. Света знала, что у шефа особое и крайне неприязненное отношение к самым первым экспонатам, с которых, собственно, и начиналась три века назад Кунсткамера, — к заспиртованным уродцам и диковинам. Пончик считал их пережитком мракобесного Средневековья, когда толпы на ярмарках сбегались поглазеть на уродов, с нулевой научной или исторической ценностью, а потому считал затраты музея на реставрацию шарлатанских поделок выброшенными деньгами.

Именно такая шарлатанская поделка стала сегодня объектом приёмки. Причём «монструз» даже не выставлялся в основной экспозиции, хранился в запасниках, что ещё больше увеличивало негодование Пончика и его сожаление о бездумно растраченных финансах. Вероятно, изображая еврея на одесском привозе, Манасов пытался донести до реставраторов простую мысль: никогда и ни под каким видом не соглашайтесь работать с заспиртованными уродцами.

Измотав присутствующих придирками к документам, Манасов наконец-то соизволил перейти непосредственно к осмотру экспоната, очевидно планируя второй этап антишарлатанского шоу. Пресловутая колба с «монструзом» стояла на вращающемся столе, отчего-то до сих пор задрапированная в чёрную ткань, перехваченную шпагатом.

Пончик двинулся к столу, пощёлкивая ножницами, — ни дать ни взять государственный деятель, собирающийся перерезать ленточку на открытии чего-либо свежепостроенного. Остальные члены комиссии потянулись следом, а вот реставратор, напротив, отступил на несколько шагов и смотрел в сторону — Света в тот момент решила, что старик не желает выслушивать новые филиппики Пончика, надоевшего ему хуже горькой редьки. Лишь много времени спустя она поняла, что ошибалась и дело было не в шефе.

Ткань сползла с ёмкости. Называемая по традиции колбой, вместимостью она не уступала хорошему бочонку, не меньше сотни литров, пожалуй, что само по себе делало экспонат достаточно уникальным, во времена его создания люди и животные, появившиеся на свет с ярко выраженными физическими уродствами, долго не жили и больших размеров не достигали.

Мастера-стеклодувы из Дружной Горки расстарались — новая колба практически ничем не отличалась от оригинальной. Так же стягивал её потемневший серебряный обруч — тот же самый, покрытый готической латиницей. Однако теперь он играл чисто декоративную роль: разумеется, прикрываемую им трещину в толстом стекле реставраторы не имитировали.

Трещина, собственно, и стала причиной реставрационных работ, и давних, проведённых сотни лет назад, и современных, только что завершившихся. Результат труда старых мастеров, стянувших обручем треснувшую колбу, прослужил долго, но всё же дефект постепенно, практически незаметно, увеличивался. Как пояснил всезнайка Манасов, уровень механических вибраций, людьми не замечаемых, в современном мире в десятки раз выше, чем в Средние века… Вибрации тому были причиной или нет, но минувшей зимой течь стала заметна невооружённым глазом: уровень консервирующей жидкости убывал, по всему помещению распространялся резкий неприятный запах.

Что же касается обитателя стеклянной ёмкости, то его Свете рассмотреть сейчас толком не удавалось, поскольку стол с экспонатом стоял в плохо освещённом углу. Да и не хотелось, честно говоря, рассматривать.

Манасов, напротив, желал всё осмотреть досконально, невзирая на свою нелюбовь к «шарлатанским поделкам». Собственноручно включил подсветку, направленные со всех сторон лучи света залили колбу, и аспирантка Кузнецова поневоле поглядела в ту сторону.

Уродец выглядел… Да как самый настоящий уродец он выглядел, другого слова не подобрать. Сгорбленное тельце и сморщенное личико выглядели отчасти человекообразными, но лишь отчасти. Кисти скрюченных, непропорционально маленьких рук украшали загнутые когти, задние же конечности заканчивались копытцами. Хвостик существа завивался спиралью, наводя на мысль о поросятах, и под стать ему был нос, более смахивающий на свиной пятачок. Из спины торчали два отростка, напоминавшие рудиментарные птичьи крылья.

Имелась в этом эклектичном смешении человеческих и звериных черт одна деталь, ни людям, ни животным обычно не свойственная: во лбу уродца красовался третий глаз, широко раскрытый и огромный, раза в три крупнее двух других — те были невелики и полуприкрыты веками.

В общем и целом «монструз» напоминал творение голливудского специалиста, подвизавшегося на ниве малобюджетных ужастиков.

Впечатление это было недалеко от истины — в колбе и в самом деле находилось не извращённое творение природы, но результат человеческих трудов. Света знала, что примерно так представляли в Средние века потомство от связи земных женщин с демонами ада, а то и с самим Сатаной, и мастера-чучельники искусно составляли их из разнородных частей.

Манасов разглядывал уродца, изобразив на лице крайне брезгливое выражение. Затем достал из кармана несколько снимков, запечатлевших с разных ракурсов экспонат до отправки на реставрацию, и принялся с преувеличенным вниманием сравнивать их с тем, что видел перед собой. Но придраться, похоже, было не к чему, и это обстоятельство печалило Светиного шефа до невозможности. Он раздражённо крутанул стол, позволявший поворачивать и осматривать со всех сторон изучаемые объекты, но сделал это слишком сильно — колба вместе с содержимым закрутилась на манер центрифуги.

— Осторожнее, — проворчал реставратор.

И Пончик, вконец разозлившись, остановил вращение. Стол замер неподвижно, замерла и колба. Но её содержимое продолжило вращаться, постепенно замедляясь. Эффект, хорошо известный: если резким движением кисти руки крутануть, например, банку со сливовым компотом, то и плоды, и сироп продолжат вращаться, когда стекло прекратит движение. Инерция из учебника физики для шестого класса.

Света не до конца позабыла школьный курс физики и хорошо понимала, почему «монструз» не желает прекратить медленное и неторопливое движение. Но всё равно ей стало не по себе: показалось, что заспиртованное существо осматривается, внимательно оглядывает своим огромным глазом помещение и собравшихся в нём людей. Словно бы ищет что-то или кого-то…

Ещё четверть оборота — и глаз уставился прямо на неё. «Коровий глаз, всего лишь коровий, — убеждала она себя, — или же конский, а крылышки от какой-нибудь перепёлки…»

Но помогало слабо, Света не выдержала, отвернулась и пропустила тот момент, когда Манасов, издав странный булькающий стон, рухнул на пол: увидела своего научного руководителя уже лежащим неподвижно, лишь левая его нога подёргивалась, слегка сгибаясь и разгибаясь в коленке.

* * *

Здание на Дачном проспекте — старинная постройка второй половины восемнадцатого века — казалось нежилым и необитаемым: облупившиеся стены и фронтон, окна первого этажа заколочены деревянными щитами, а на втором лишились стёкол, лишь кое-где в рамах поблёскивают уцелевшие осколки. Вокруг здания и прилегающей территории тянулся высокий глухой забор, на воротах висел плакат, сообщавший, что работы по реконструкции выполняются ООО с длинным и официально звучащим названием: «Спецрегион-чего-то-там-строй» (генподрядчик — ООО «Чудь-Инжиниринг»), ниже — список с именами ответственных за реконструкцию лиц и с номерами их телефонов. Всё как положено.

Внимательного наблюдателя могла смутить дата с плаката — была она семилетней давности, что, в сочетании с внешним видом строения, заставляло предположить: ООО, если даже ещё и существует, к реконструкции приступать не торопится. А скорее всего, уже не существует, и перечисленным ниже господам бесполезно звонить по указанным телефонам, всё равно не ответят.

Между тем здание заслуживало реконструкции. Не шедевр архитектуры мирового значения, конечно, но вполне достойный представитель стиля «елизаветинское барокко»: два ажурных двухэтажных крыла здания изогнулись правильной дугой, над ними, по центру, — невысокая, но обширная башня, обрамлённая колоннадой и увенчанная куполом. Чувствовалась рука итальянского архитектора или же русского, побывавшего в Италии и вдохновлённого видом местных палаццо. Здание действительно можно было назвать небольшим дворцом — загородным дворцом, учитывая, что в момент возведения оно находилось далеко за пределами городской черты. Или большим загородным особняком, кому как удобнее.

Заброшенный вид особняка-дворца позволял допустить, что внутри зачастую находят приют бомжи, и маргиналы, желающие раздавить бутылку палёной водки, и прочие асоциальные личности, прячущие от сторонних глаз свои мелкие и тёмные делишки.

Ошибочное допущение.

Дотошный исследователь, сумевший преодолеть забор (что, несмотря на его заброшенный вид, было бы отнюдь не просто) и проникнуть внутрь здания (тоже не самая тривиальная задача), никаких подобных следов не обнаружил бы. На первом этаже — грязь, пыль, запустение, отвинчено и унесено всё, что можно было отвинтить, а что нельзя — выдрано с мясом и тоже унесено. Не осталось ни внутренних дверей, ни электропроводки, ни водопроводных и канализационных труб… Ничего не осталось. Но при том нигде не видно пустых бутылок, использованных шприцев и презервативов, прочих следов не очень культурного досуга. И если бы гипотетический исследователь, не разочаровавшись в своей затее, поднялся на второй этаж, узрел бы то же самое, плюс кучи полусгнивших листьев, нанесённых в разбитые окна.

А вот в башню любитель заброшенных помещений попасть бы не сумел, даже обнаружив ведущую туда лестницу, — уткнулся бы в глухую кирпичную кладку, перекрывшую проход, и отправился бы домой, решив: местечко унылое, как проза графомана. И ошибся бы — самое интересное находилось как раз наверху.

Обширный полукруглый зал занимал ровно половину башни, и в убранстве его старинные гобелены и портьеры соседствовали с модерновой офисной мебелью, кронштейны для факелов — с лампами дневного света, а современная оргтехника — с приборами древнего вида и загадочного назначения. Никакого единства стиля, сплошная эклектика. Но те, кто оборудовал зал, о дизайне заботились меньше всего, не желая жертвовать функциональностью ради внешнего вида.

За перегородкой, во второй половине башни, находились комнаты отдыха, а также служебные и технические, и служило это помещение штаб-квартирой Северо-Западной Комтурии Ордена, а само здание занесённые в Питер обитатели Тайного Города называли просто Башней.

Комтурия представляла в регионе интересы Ордена, но на деле обязанности рыцарей сводились в основном к наблюдению за дикими масанами и к уничтожению наиболее опасных из них, ради поддержания режима секретности на территории ближайшего к Тайному Городу мегаполиса. Служба необременительная, но вдали от высшего начальства и высших дел Ордена… Другими словами, проявить себя в Питере было трудно, и потому назначались в Комтурию или неопытные юнцы, или проигравшие интриганы, втаптывающие в гранитные берега Невы свою карьеру. И только лейтенант Тург де Бро, комтур Санкт-Петербурга, служил здесь охотно и по собственному желанию: Тург с юности настолько полюбил имперский город, что готов был терпеть даже его нелепый климат.

Тург стал символом Комтурии, её постоянной величиной, в последние тридцать лет — её главной величиной, бессменным руководителем, и он не мог представить, что кто-то из оказавшихся в Санкт-Петербурге рыцарей не станет ему подчиняться.

Но они оказались.

И не подчинялись.

Более того, они с комфортом разместились в Башне и принялись за работу. Выказав комтуру уважение, но чётко дав понять, что в его услугах и тем более в его приказах не нуждаются.

Большего унижения лейтенант Тург де Бро не испытывал с тех пор, как получил пощечину от Линды ле Диаберден за… В общем, получил пощечину.

То унижение молодой де Бро проглотил. Съел и это, потому что приказы Великого магистра не обсуждаются и обязательны к исполнению.

И Тург исполнил, как сумел: с каменным лицом принял посланцев Ордена, провёл с краткой ознакомительной экскурсией по оперативному залу, после чего отбыл в загородную резиденцию, свалив все заботы по общению с гостями и координацию совместной работы на племянника, сержанта Эрла де Бро.

Молодой Эрл относился к появлению чужаков примерно так же, как дядя, только не имел возможности от них убраться, и потому на отладку «взаимодействия» ушло гораздо больше времени, чем ожидали посланцы Великого магистра. Тем не менее постепенно всё наладилось.

Происходила работа так: в левом углу высился пеленгатор — громоздкое сооружение, напоминавшее отлитую из бронзы Эйфелеву башню в миниатюре, при котором, сменяясь, дежурили питерские рыцари — они пытались обнаружить эманации Меча, если таковые появятся. Поскольку искали чуды именно Меч, работа установки основывалась не на контроле за повышением магического фона, которое мог вызвать любой артефакт, а на использовании кристалла-близнеца, сопряжённого с тем, что украшал рукоять похищенного рыцарем де Гри оружия. С компьютерами, на которых работали прибывшие рыцари, пеленгатор не соединялся — вредный Эрл сообщил, что «магопорт перегорел, а приобретение новых плат бюджетом Комтурии на этот год не предусмотрено», — и потому данные передавались по старинке, голосом, благо всё происходило в одном помещении.

Прибывшие — Трес де Лоу, рыцарь ложи Саламандры, и двое его помощников, Арлон Дарк и Виан, — тоже работали посменно, по четыре часа: один за компьютером, другой отдыхает, третий готов при тревоге немедленно подключиться к работе. Их задача состояла в том, чтобы руководить в режиме реального времени действующими в городе боевыми группами и наводить их на цель, с использованием полученных от местных магов данных.

Вот так всё и работало… Вернее, должно было заработать сегодня, поскольку первые два дня ушли на организационные вопросы и отладку нехитрой системы. И на попытки рыцаря де Бро в каких-нибудь мелочах ущемить приезжих.

На исходе сегодняшней ночи началось, так сказать, боевое дежурство. Потянулись часы ожидания, дежурные успели дважды смениться, но Меч пока никак себя не проявил.

Рыцарь Эрл де Бро непосредственно в трудах совместной группы участия не принимал, осуществляя общий надзор и координацию. То есть сидел в оперативном зале и размышлял, как спровоцировать де Лоу на какой-нибудь необдуманный поступок, позволяющий удалить чужаков из Башни. Порой в рыжую голову рыцаря приходила свежая идея, и тогда он обращался к Тресу с таким, например, вопросом:

— Я недавно видел, как в человском магазине продавалась замороженная рыба треска, на вид крайне неаппетитная. Даже, как мне показалось, тухлая. Ваше имя случайно происходит не от неё?

И получал ответ, звучавший без малейшего следа эмоций:

— Это родовое имя старинной и почтенной фамилии Великого Дома Чудь.

Казалось, что ледяное спокойствие де Лоу можно колоть на кубики и использовать для приготовления коктейлей, и за это Эрл де Бро ненавидел его всё сильнее…

Впрочем, одну маленькую месть приезжий себе всё же позволил. После диалога о «рыбьем» имени начал произносить фамилию де Бро без паузы, так, что на слух получалось очень похоже на плебейское Дибро. Эрл негодовал, но молча — рыцарский кодекс не позволял затевать ссоры по таким малозначительным поводам.

Третий день совместных трудов тоже начался с попытки вывести из себя хладнокровного чужака. Накануне рыцарь Эрл хорошенько выспался, заявился в Башню поздним утром и на свежую голову придумал замечательное, невинно звучавшее, но весьма двусмысленное оскорбление, которое Трес наверняка не сможет оставить без ответа.

Он подошёл к де Лоу, открыл было рот, но что именно он сочинил в надежде взбесить противника, так и осталось невысказанным: сидящий у пеленгатора чуд подал голос:

— Есть отклик! Очень слабый… Но это он!

И де Лоу, на тот момент выступавший в роли подвахтенного, метнулся к консоли, сел на операторское место.

— Тревога! — И, не поворачиваясь, ткнул указательным пальцем в сторону дежурившего у пеленгатора мага: — Данные — непрерывно!

Эрл же остался стоять с открытым ртом. Потом закрыл его и решил отложить выяснение отношений до подходящего случая. Поимка де Шу важнее.

От пеленгатора забубнили:

— Двести восемьдесят девять… двести восемьдесят девять… двести восемьдесят девять… двести восемьдесят восемь… снова двести восемьдесят девять… Движется почти по прямой!

— Отставить пеленг! Дистанция? — отрывисто бросил де Лоу. И тут же, не поворачиваясь, скомандовал Арлону: — Данные от групп, постоянно!

— Дистанция — двенадцать сто шестнадцать, погрешность до трёхсот! — откликнулся пеленгатор.

— Вторая — ноль, первая — ноль, — доложил чуть позже Арлон Дарк.

В составе мобильных групп находились маги, способные обнаружить эманации Меча на относительно небольшом расстоянии, однако пока они молчали.

— Ар, не спи! Точку на экран!

Дарк забарабанил пальцами по клавиатуре.

Этот чужак, пожалуй, раздражал Эрла больше всего — типичный «ботаник», понятия не имеющий, зачем благородному рыцарю нужен меч. А тот факт, что Арлон Дарк разбирается в компьютерах лучше, чем все рыцари Комтурии, вместе взятые, не стоил в глазах Эрла де Бро даже ломаного гроша.

На громадном экране с интерактивной картой города замерцала красная точка. Вернее, учитывая погрешность, красное пятно, накрывавшее не меньше десятка домов.

По залу летали отрывистые слова команд. Клавиатуры чуть не дымились. Работал Трес де Лоу на загляденье — для тех, кто понимает толк в оперативном управлении. Принимал мгновенные решения, в условиях быстро меняющейся обстановки, на основании информации, одновременно поступавшей по нескольким каналам.

Но рыцарь де Бро смотрел на действия Треса неодобрительно. А если называть вещи своими именами, то с завистью.

— Группы — на экран! Вторая и Первая — постоянно! Дистанция и пеленг — с интервалом тридцать!

— Масштаб в плюс! Ещё в плюс!

— Пеленг прежний, дистанция — двенадцать сто тридцать девять, погрешность — двести семьдесят!

— Вторая — ноль, Первая — ноль!

— Третью группу на меня!

— Вторая — ноль, Первая — ноль!

— Но Третья… там только челы…

— Вторая — ноль, Первая — ноль!

— Третью — на меня!! Быстро!!

— Пеленг прежний, дистанция и погрешность прежние!

— Масштаб в плюс! Первая постоянно, Вторая — интервал тридцать! Пеленг, дистанция — интервал тридцать!

У рыцаря де Бро голова шла кругом от быстрых реплик, носящихся по залу и рикошетящих от стен, как шарики для пинг-понга. Оценить значение и смысл произносимых с разных сторон цифр он не успевал и сосредоточился на экране.

Масштаб карты значительно увеличился. Теперь там оставались две точки: красная, застывшая на месте, и приближающаяся к ней зелёная. Третья группа, ближайшая к цели, выходила на неё, повинуясь командам Треса де Лоу. Рыцарь Эрл с тайным злорадством ждал, когда тот ошибется, не вовремя отпустит или нажмёт кнопку микрофона — и в эфир уйдёт команда, предназначенная Виану или Арлону… Напрасные надежды: Трес не ошибся ни разу.

— Есть Вторая! Пеленг — сто тридцать, дистанция — два триста семнадцать, погрешность — сто один! Объект неподвижен!

— Масштаб — максимум! Пеленги, дистанции — при изменении. Третья, сто ярдов вперёд, поворот налево! Плевать на знак!!

— Пеленг — двести восемьдесят семь, дистанция — плюс пять, объект двинулся!

— Вторая — дистанция минус семь — объект двинулся! Первая — объект двинулся!

— Третья, отставить поворот! Стоим, ждём! Виан — вводишь пеленги без доклада!

Ситуация на карте изменилась на обратную: красная точка сдвинулась с места, зелёная застыла неподвижно. Масштаб позволял теперь разглядеть не только каждый дом в подробностях, но и каждую клумбу в сквере и тому подобные мелкие детали городского ландшафта.

Повисла пауза. Воцарившаяся тишина казалась странной, неправильной. Трес, не отрываясь, смотрел на экран.

— Сейчас сядет в машину… — негромко произнёс Арлон. — А им туда не проехать.

— Отставить болтовню! Третья, на разворот! Полста ярдов вперёд!

— Куда ты их?

— Заткнись, Виан! Третья, покинуть машину! Быстро! Налево, под арку!

Рыцарь де Бро, глядя на движение зелёной точки, сообразил: группа двинулась проходным двором, срезая путь. Если поспешат, могут успеть… Но следующая команда оказалась неожиданной:

— Через двор — и снова налево! Стоим, ждём! Готовность ноль!

Эрл с запозданием перевёл взгляд на красную точку и всё понял.

* * *

Перемножение отрицательных чисел даёт положительный результат не только в математике. В жизни тоже порой случается так, что две неприятности, наложившись, взаимоуничтожаются, и всё оборачивается не так уж скверно.

Но Торнадо был крайне далёк от этой утешительной мысли, когда плечистый блондин ворвался в закуток между трансформаторной будкой и глухой стеной — брандмауэром. Незадачливый беглец успел тоскливо подумать, что число желающих избить его ногами увеличилось ещё на одну персону… И что сейчас будет очень больно.

Однако события пошли по неожиданному сценарию. Даже не пошли — помчались, всё происходило стремительно и одновременно.

Торнадо услышал вопль:

— Это он!

Кричал один из парочки, преградившей путь, тот, что пялился на непонятный предмет на своей ладони. А сзади послышались возня и звук удара. Торнадо оглянулся, увидел, как получивший мощнейший удар здоровяк отскакивает от стены, словно каучуковый мячик, и снова устремляется на блондина. Двое других тоже ринулись в схватку, пронеслись мимо Торнадо, как мимо пустого места. Один продолжал сжимать в руке выкидной нож, но второй — тот, что кричал, — уронил под ноги нечто, показавшееся айфоном.

Торнадо подхватил упавший гаджет — инстинктивно, повинуясь мгновенному импульсу, — и рванул наутёк. Как бы ни было приятно глазу зрелище драки между блондином и гопстопниками, любоваться не было времени.

Он выскочил во второй двор, метеором пролетел по нему, каждое мгновение ожидая услышать за спиной топот погони. Погони не было. А из закутка доносились звуки, свидетельствующие, что он не ошибся, высоко оценив бойцовские качества блондина, — схватка с тремя противниками продолжалась.

Выбежав на улицу, Торнадо не сбавил аллюр. Пусть будут глазеть прохожие, и наплевать, что они при этом подумают. Казалось, что страшный блондин-терминатор сейчас быстро покончит с троицей незадачливых грабителей и вновь ринется в погоню, беспощадный и неумолимый. В том, как он безошибочно взял след Торнадо, было нечто сверхъестественное. Казалось, что преследователь обладает верхним чутьём собаки-ищейки…

Лишь плюхнувшись на сиденье своей машины, Торнадо поверил, что оторвался. Руки подрагивали и никак не могли попасть ключом в замок зажигания, сердце колотилось бешено, адреналин продолжал бурлить в крови. Не самое лучшее состояние для езды по улицам с плотным движением, но посидеть в машине и успокоиться Торнадо не согласился бы ни за какие коврижки. И ни за какие старинные скрипки, виолы, виолончели и альты с контрабасами, хоть за все в совокупности творения Страдивари, Гварнери и Амати, сколько бы их ещё ни осталось на свете…

Он бросил взгляд на футляр, прислонённый к спинке соседнего сиденья. Удалось… Натерпелся, но всё-таки удалось! Торнадо переложил футляр назад, там сквозь тонировку никто его не разглядит.

Отъезжая от тротуара, он бросил в зеркало заднего вида совсем другой взгляд — опасливый. Но нет, характерной плечистой фигуры нигде не видно…

Прежде чем ехать домой, Торнадо припарковался в уединённом месте, чтобы успокоиться и поразмыслить о некоторых деталях случившегося. А ещё ему не терпелось взглянуть на добычу.

В процессе размышлений родилось нехорошее подозрение: а что, если в старинном футляре лежит вовсе не старинный музыкальный инструмент? И даже не современный? Дело не в том, что блондин ничуть не выглядел похожим на музыканта, внешность бывает обманчива. Но почему он пытался вернуть свою собственность молча и в одиночку? Почему не призвал на помощь охрану торгового центра или полицию, как поступил бы законопослушный владелец музыкального антиквариата?

Самых очевидных ответов два: или антиквариат краденый, или в футляре лежит нечто иное, насквозь криминальное. Но кто же будет таскать, например, наркотики в столь приметном хранилище? Нет, размеры и форма футляра наводили первым делом на мысль о длинноствольном огнестрельном оружии… А кондиции блондина — на мысль о киллере.

Познания о киллерах были у Торнадо исключительно теоретическими, почерпнутыми из кинобоевиков, но ему не импонировала идея стать владельцем снайперской винтовки, из которой, может быть, недавно завалили политика или бизнесмена. Попытался вспомнить, не случалось ли в последнее время резонансных убийств, не вспомнил, за новостями такого рода Торнадо следил невнимательно.

И он решил, не откладывая, прямо в машине вскрыть футляр и проверить нехорошие догадки. А если они подтвердятся — немедленно избавиться от опасной добычи.

И приступил к вскрытию футляра.

Точнее, просто поднял крышку, поскольку футляр не был заперт. А его содержимое вдребезги разбило все догадки и дяди Проши, и самого Торнадо.

В футляре лежал меч.

Версия о киллере отпала сразу и бесповоротно. Возможно, наёмные убийцы века этак двенадцатого пользовались подобным оружием, но нынешние точно нет.

К тому же меч не показался Торнадо старинной вещью. Скорее, новодел… Ну кто бы стал в те далёкие времена вставлять в рукоять рубин таких размеров — мечи тогда предназначались для войны, где всевозможных случайностей хватает. Бижутерия, в общем. И клинок слишком короткий, по крайней мере в сравнении с теми мечами, что Торнадо случалось видеть в музеях и костюмных фильмах.

Но сталь клинка оказалась острой, не бутафорской. Торнадо коснулся — лишь коснулся — лезвия подушечкой пальца и тут же сморщился, отдёрнул руку. На пальце быстро набухла алая капля, сорвалась вниз, упала на клинок.

И в этот миг Торнадо ощутил неприятную дурноту. Сознание не потерял, но машина вокруг него поплыла, как после изрядной порции спиртного, ноги стали ватными, а в ушах зазвучала какофония, словно бы из миллионов голосов, говорящих одновременно.

Длилось всё недолго, секунду-другую, и прошло бесследно.

«Перенервничал», — подумал Торнадо, доставая из автомобильной аптечки пластырь. И решил все дела на сегодня отменить, отправиться домой и завалиться спать.

Контакт с острой сталью меча заставил усомниться: может, всё-таки настоящий? Но в мечах он понимал мало и не стал продолжать исследование. Имеется на примете консультант — Славик Чернецов, школьный приятель, с давних лет увлекающийся реконструкцией и историческим фехтованием. К нему и надо обратиться…

О трофейном гаджете, подобранном в проходном дворе, Торнадо позабыл напрочь. Вспомнил, лишь когда в своём подъезде потянулся за ключами и обнаружил трофей в кармане.

Зачем, спрашивается, брал? Из железного правила — работать исключительно с деньгами и никогда не трогать чужие вещи — существовало единственное исключение, касавшееся антиквариата. Тем более что выследить похитителя мобильного устройства легче лёгкого. Хорошо ещё, что гаджет оказался не айфоном и вообще не имел отношения к связи.

«Выброшу», — решил Торнадо, входя в квартиру. Но сначала приборчик стоило изучить, потому что в поведении троицы грабителей тоже имелись кое-какие странности.

Гаджет оказался портативным фотоальбомом. Электронным, разумеется. Небольшой экран, разрешение паршивенькое — дешёвка по нынешним меркам, хотя несколько лет назад такой альбом казался бы современным, навороченным и стоил бы немало.

Падение на асфальт ему не повредило, разобраться с управлением труда не составило, и Торнадо быстро добрался до лежащих в альбоме фотографий. Восемь штук, и на каждой красуется давешний блондин, широкоплечий «музыкант».

«Интересно…»

Получается, что трое качков были не гопстопниками, а охотились на «музыканта». Но каким экстрасенсорным способом они ухитрились вычислить место, где появится дичь?! Наверняка блондин и сам за несколько минут до того понятия не имел, что окажется в глухом закоулке. А если троица пасла блондина, то какого чёрта они попытались сначала докопаться до Торнадо? Спутали с намеченной жертвой? Исключено, общим у них было лишь желание завладеть футляром. Или гопстопники исходили из врождённого скудоумия и желания разжиться лишним бумажником? Не похоже…

В общем, мутная история.

Пытаясь развеять муть, Торнадо так и сяк разглядывал снимки, но ответов не находил. На одном блондин в смокинге, рядом симпатичная женщина в открытом вечернем платье, у обоих в руках бокалы; фон — мраморная стена и колонна, украшенная лепниной. На другом — он же в одиночестве, на фоне стоящей у причала яхты, и одет гораздо демократичнее… И остальные кадры столь же безобидные и заурядные — ни криминала, ни клубнички. Причём на трёх фотографиях «музыкант» был рыжим, на двух — блондином, на двух — шатеном, а на снимке с яхтой шевелюру полностью скрывала кепка, и узнать окрас не удалось.

«Скрывается и маскируется? Или безобидная прихоть?» Торнадо не стал гадать ещё и об этом.

Он задумался, держа в руках футляр с мечом: куда бы припрятать добычу? — не подозревая, что выбирает в тот момент между жизнью и смертью. На антресоль… Нет, лучше спрятать понадёжнее… И он поместил, благо размеры позволяли, футляр в несгораемый ящик, купленный (вот ведь ирония судьбы!) как раз в «Пещере Аладдина».

Ящик продавался под торговой маркой «Цербер» — и Торнадо, сам того не зная, выбрал жизнь.

* * *

— Пеленг ноль, дистанция ноль, объект потерян, — уныло доносилось от пеленгатора.

Виан вторил не менее уныло, повторяя раз за разом:

— Третья группа — связи нет.

Трес де Лоу терпеливо ждал. Они трижды теряли слабый сигнал, но каждый раз удавалось снова взять пеленг. Увы, ненадолго — резервные группы не успевали приблизиться к объекту. Четвёртый сбой длился дольше, но надежда пока оставалась.

Ни Вторая, ни Первая группы помочь не могли, поскольку объект слишком удалился от них, и засечь его могла только аппаратура Башни.

И засекла! Позже, когда Трес слушал рапорт группы, выезжавшей разобраться с произошедшим в проходном дворе.

— Есть пеленг! Удивительно мощный!

Трес, оборвав на полуслове рапорт, одним тигриным прыжком оказался у компьютера. Мощный сигнал — значит, сейчас в дело вступят маги мобильных групп. Охота продолжается!

Но…

Не продолжилась…

Удивительно мощный сигнал оказался столь же удивительно коротким. Маги, работавшие в городе, его засекли, но запеленговать не успели. Оборвался сигнал тоже достаточно странным образом — не слабел постепенно, как в прошлые разы, а исчез резко и сразу. И больше не возобновлялся, сколько ни ждали чуды.

— Почему изменился характер эманаций? — выспрашивал Трес у молодого рыцаря-мага, дежурившего в момент всплеска у пеленгующей установки и успевшего смениться. — Он применил Меч?

— Не похоже… Тогда флуктуации были бы сильнее и гасли дольше. Скорее… похоже на попытку инициации Меча. На незавершённую попытку, прерванную.

— Зачем?!

Трес впервые продемонстрировал, что несколько отличается в эмоциональном плане от ледяной статуи. Изумление в его вопросе слышалось отчётливо.

— Не знаю… Рыцарь де Шу, разумеется, давным-давно инициировал Меч. Надо отработать точку последнего всплеска. Что-то там происходило интересное…

Отработать… Трес с сомнением посмотрел на карту. Точка — вновь разросшаяся до пятна — накрывала два десятка домов в спальном районе. Там только квартир несколько тысяч… Отработать… Та ещё перспектива.

— Скажите лучше, что с Третьей группой? — встрял в разговор рыцарь де Бро.

— Они умерли, — прохладно ответил де Лоу.

— Ваши бойцы погибли — под вашим, кстати, руководством, исполняя ваши команды, — и вы так спокойны? — Эрл сделал вид, что ему не всё равно.

— К сожалению, челы не сумели ничего противопоставить рыцарю Ордена. — Трес с ухмылкой посмотрел на сержанта. — Или вы ожидали другого результата, Дибро? Вы считаете, что рыцарь Ордена не в состоянии одолеть троих челов?

Разумеется, считать так Эрл де Бро не мог и потому зашёл с другого фланга, возмущённо воскликнув:

— Значит, вы хладнокровно послали на заведомую смерть троих, пусть даже челов?!

Трес на попытку повысить градус разговора не откликнулся, ответил так же ровно и холодно:

— У них были артефакты, и они знали, кого ждут. Они проиграли, значит, были дураками, а дураки всегда погибают первыми.