Головокружение

Вадим Панов, 2012

Новый роман из легендарного цикла «Тайный город» в ваших руках! Чуды, люды, навы… Прежние властители Земли нашли укрытие в Тайном Городе в глухих лесах на берегах Москвы-реки, но даже сейчас, когда здесь вырос шумный мегаполис, новые хозяева планеты не сумели потревожить своих предшественников – ведь Великие Дома оберегала недоступная обыкновенным челам Магия. Год за годом, век за веком сохранялся устоявшийся порядок вещей, потомки древних рас мирно (хотя и не всегда) сосуществовали друг с другом и с теми, кто безосновательно считал себя единственными разумными существами на Земле. Но эта почти благостная картина была нарушена чередой необъяснимых убийств, а преступник… По всему выходило, что преступник был челом, но при этом пользовался уникальными заклинаниями, позволявшими ему безнаказанно вершить свое темное дело. Кто же этот убийца, какие цели он преследует и кто стоит за его спиной? Ответ на этот вопрос искали лучшие умы Тайного Города, и даже комиссар Темного Двора Сантьяга не мог с ходу решить кровавый ребус. И лишь Красные Шапки не поддавались всеобщему ажиотажу – у них были проблемы поважнее…

Глава 2

«Сенсация! Трагическое происшествие рядом с зоной Кадаф! Только что стало известно о дерзком убийстве нава прямо у стен Кремля! Подробностей пока нет, сообщения с места трагедии противоречивые, мы пытаемся получить комментарии в пресс-службе Темного Двора, но безуспешно. Оставайтесь с нами…»

(«Тиградком». Экстренный выпуск)

«Провалившийся асфальт — теперь и в Кремле! Известная и надоевшая всем болезнь московских улиц добралась до самого центра. Сегодня в полдень, неподалеку от Кутафьей башни, на глазах у многочисленных туристов, на мостовой образовалась огромная, длиной не менее двадцати ярдов, яма. И лишь по счастливой случайности никто не пострадал. Коммунальные службы обещают ликвидировать этот позор в самые быстрые сроки, но, может быть, уродливая яма, возникшая рядом с президентским кабинетом, заставит нашего мэра…»

(«Вести-Москва»)

* * *

Южный Форт, штаб-квартира семьи Красные Шапки.

Москва, Бутово, 7 июня, вторник, 15:06

— Ты броник надел? — поинтересовался Контейнер, с подозрением глядя на фюрера. — А то я знаю, ты не любишь.

— Нафел, нафел, — махнул рукой Кувалда. — Пошли.

— Хорошо надел? Все подтянул? — С тех пор как всезнающий Иголка растолковал ему, какую необычайную важность имеет живой фюрер для их благополучия, Контейнер утроил бдительность и, случалось, действовал одноглазому на нервы сильнее въедливого приятеля.

— Не первый раз, мля.

— А горшок?

— Сам ты горшок!

— Надел, спрашиваю?

— Как спрашиваешь?! — возмутился фюрер.

— Вслух, твое высокопревосходительство. Надел?

— Мля, Контейнер, ты мне мама, что ли?

— Типа того, — серьезно подтвердил боец.

— Типа, пока ты жив, великофюрерское высочество, мы тоже живы, — встрял в разговор Иголка. — Так что мы тебе и мама, и папа, и даже бабушка, мля.

И клацнул дробовиком.

— Урофы.

— Какие есть.

— Лафно! — Одноглазый понял, что телохранители не отстанут, и стянул шелковую бандану, продемонстрировав спрятанный под ней металлический колпак. — Сойфет?

— Типа того, — кивнул Контейнер. — «Дырку жизни» приготовил?

— Заткнись! — Фюрер вернул бандану на место, вздохнул и приказал: — Впереф!

Контейнер снял автомат с предохранителя и встал возле двери.

— Приготовились.

Палец Иголки лег на спусковой крючок.

Когда-то давно Кувалда проводил совещания с уйбуями за длинным столом своего кабинета, допуская их, так сказать, в святая святых, к самому хранилищу наличной части семейной казны. Однако последний бунт, в ходе которого неблагодарные сородичи едва не прибили одноглазого, вдребезги разнесли его резиденцию и серьезно повредили знаменитый на весь Форт сейф, заставили фюрера пересмотреть правила проведения совещаний. Теперь уйбуи собирались в подвальном помещении главной башни, низкие потолки которого производили на верноподданных гнетущее впечатление. К тому же вытянутый зал напоминал тир, а для усиления эффекта Кувалда распорядился развесить в дальнем торце помещения мишени, намекая, что шутить его телохранители не будут.

— Что-то они буйные сегофня, — встревоженно протянул фюрер, прислушиваясь к доносящемуся из-за двери шуму.

— Может, гранату туда швырнем? — предложил ехидный Иголка. — Для начала, так сказать?

Идея, в целом, одноглазому понравилась, он едва не кивнул, разрешая телохранителю «начать разговор», но вовремя опомнился:

— А с кем я совещаться буфу?

— С кем останется. — Боец зевнул. — Уйбуев много, а если тебе покажется, что их мало стало, еще призовем. Дураков еще больше.

— Нет, гранату не нафо, — отверг Кувалда заманчивое предложение. — Но фержи ее поближе, мало ли?

— Я лучше из дробовика, гранатой ить самому пораниться можно.

— Тоже правильно, — одобрил фюрер и кивнул Контейнеру: — Фавай.

Телохранитель приоткрыл дверь, и донеслось:

— Сука!

— Кто-нибудь! Спасите!

— Сука!

— На помощь!

— Хорошо, что у них оружия нет, — прокомментировал происходящее Иголка. — А то бы уйбуя-другого недосчитались.

— Лучше бы гранатой, — проворчал Контейнер.

— Объявляй, — прошипел Кувалда, недовольный тем, что его не замечают, и боец завопил:

— Дорогу великому фюреру!

Но услышан не был.

В ожидании совещания уйбуи развлекались традиционным способом: устроили потасовку. Сначала, увидев мельтешащих подданных, одноглазый решил, что они пошли стенка на стенку, но вскоре понял, что ошибся: бились двое. Причем, собственно драка уже закончилась, и теперь уйбуй Чемодан Гнилич добивал валяющегося на полу Огрызка Шибзича ногами. Остальные же уйбуи, чье мельтешение и ввело фюрера в заблуждение, вели себя по-разному: Гниличи подбадривали Чемодана, Дуричи радовались зрелищу, а Шибзичи отводили взгляды.

— Хватит! — рявкнул Кувалда и, как ни странно, сумел перекрыть царящий в зале шум.

Уйбуи притихли, но здоровенный Гнилич — а Чемодан был необычайно высок и толст для Красных Шапок, — продолжал избивать Огрызка.

— Хватит!

Никакой реакции.

На физиономиях Гниличей стали появляться блудливые усмешечки. Заметивший их Кувалда побагровел, а потому Иголка, спасая положение, пальнул из дробовика в потолок. Грохот выстрела заставил уйбуев съежиться, а Чемодан, молниеносно прекративший избивать Огрызка, развернулся к одноглазому и расплылся в раболепной улыбке:

— О, мой кумир! — На Гнилича сыпалась штукатурка, но он не обращал на нее внимания. — Да здравствует лидер нации! Ура!

— Ура! — нестройно поддержали патриотический призыв уйбуи.

Фюрер задрал нос, а Иголка скривился.

— А чего это холуек твой в меня стволом тычет? — елейным тоном осведомился Чемодан, злобно глядя на Иголку. — Ужель я провинился, мой кумир?

— Пока нет, но мог бы, — важно произнес Кувалда и строго покосился на Иголку. Боец с видимым сожалением опустил дробовик.

— Да как бы я смог перед тобой провиниться, мой кумир? — заискивающе произнес Чемодан. — Всегда иду по жизни с твоим именем, всегда твои приказы на лету схватываю. Верю в тебя и в победу твою. В единую и несокрушимую нашу семью…

— Он первый начал, — проныл поднявшийся с пола Огрызок. — Первый!

И принялся размазывать по физиономии кровь и сопли.

— Меньше болтать надо! — рявкнул Чемодан.

Избитый уйбуй испуганно вздрогнул, но нашел в себе силы продолжить:

— Я не болтал! Я правду сказал.

— Ты нагло врал, сволочь!

— Все знают, что вы трусы! — завопил Огрызок, медленно сдвигаясь ближе к вооруженным телохранителям фюрера. — Все знают! — И повернулся к Кувалде: — Я тута припомнил в разговоре, как Гниличи от чудов бежали…

— Не хрена припоминать, мля! — заорал разъярившийся Чемодан. — Гниличи никогда ни от кого не бегали, мля! Все бегали! Шибзичи! Дуричи! А Гниличи — нет!

Заявление, мягко говоря, прозвучало странно. Стремительное бегство с поля боя Красные Шапки почитали вторым по важности маневром после организованного мародерства, а потому уйбуи, даже предельно лояльные Гниличи, посмотрели на оратора с недоумением.

— Мне батяня в детстве рассказывал о смелости гнилической, — продолжил разгоряченный Чемодан, не обращая внимания на удивление окружающих. — Рассказывал, как пришла война страшная в Западные Леса, как ворвались в наши исконные вотчины злобные чуды на конях единорожных и как бежали в Тайный Город Шибзичи с Дуричами… Все бежали! Даже Гниличи ушли, поскольку не было возможности сражаться с дикими рыжими племенами. Но остался в одной деревушке храбрый воин. «Идите, — сказал он друзьям своим. — Детей спасайте и родственников. И сами спасайтесь! А я вас прикрою». И остался один. И когда ворвались в деревню чуды злобные, стал храбрый воин с ними биться-сражаться. Копье у него сломалось первым, потом сабля верная пополам треснула, потом нож закадычный затупился, а чудов все прибывает да прибывает. Одни мертвыми валятся, другие им на смену. И стал тот воин камнями в них бросать метко. Один дом разобрал на камни да все покидал. Второй разобрал. Испугались тогда чуды, осадой деревню обложили. А воин их обманул и ночью ушел. Звали его Чемоданом, что значит: «Тот, кто и камнями дерется даже!», и меня в его честь батяня нарек.

— Брехуном твой батяня был, — не выдержал Иголка.

— Брехуном? — Чемодан побледнел. — Может, повторишь?

— Брехун, брехун, брехун. — Боец нехорошо ощерился. — Хватит? Или повторить после того, как ты уши почистишь?

— А без дробовика повторишь?

— Без дробовика мне в тебя целиться неудобно.

— Великий фюрер! — Чемодан повернулся к Кувалде. — Кумир мой и лидер! Ты видишь, как холуек твой меня изводит и провоцирует! Заткнуться ему вели, чтобы я его не убил случайно, гнев твой вызвав!

— Убивалку не поцарапай, — посоветовал Иголка.

Огрызок зло засмеялся.

— Да я тебя…

Второй выстрел заставил Чемодана замереть. Белый от ненависти и штукатурки Гнилич несколько секунд сжимал и разжимал кулаки, после чего вновь обратился к одноглазому:

— Надо бы тебе, мой кумир, великий указ издать за клевету. Так прямо и написать: кто скажет, что Гниличи…

Кувалда поднял брови.

— Если кто скажет, что Красные Шапки — трусы, — поправился Чемодан, — то надо бить того лжеца до потери сознания, а потом еще штраф накладывать.

— Гм… — Идея насчет штрафа одноглазому понравилась. К тому же она позволяла плавно перейти к главной теме совещания.

— Я пофумаю, — важно процедил фюрер. — А теперь сафись на место и буфем говорить про феньги, а то мне скоро обефать пора.

— Про деньги! — оживился уйбуй Шпатель Дурич. — Давай про деньги, а то все драки, драки…

И уйбуи молниеносно расселись по местам, чем изрядно озадачили Кувалду.

Обязательной программой каждого совещания было обсуждение плачевного состояния семейной казны. Великий фюрер бесился и требовал денег в общак, уйбуи невнятно огрызались и жадничали. Эту часть совещаний никто не любил, а потому проявленная подданными ретивость настораживала.

— Итак, феньги… — Одноглазый повертел в руке извлеченную из кармана распечатку. — Фенег в казне столько, что лучше никому об этом не рассказывать, чтобы не засмеяли.

— Пусть только попробуют! — воинственно выкрикнул Чемодан, сорвав жидкие аплодисменты сторонников. — Мы им так засмеем, что утомятся по врачам бегать.

— Точно!

— Пусть только сунутся!

— Ишь, чего удумали: над нами смеяться!

— Ты только скажи, великий фюрер, кто над нами потешается — сразу уроем.

— Гниличи лучшие!

— Кому надо, всем наваляем!

— Только денег сначала дай, — невинно заявил Шпатель.

— Что?!!

Великофюрерский рев заставил уйбуев заткнуться. Гниличи притихли, Дуричи вжались в стулья, Иголка нехорошо улыбнулся, а Шпатель, оказавшийся под прицелом единственного глаза Кувалды, побледнел.

— Что ты сказал?

Великий фюрер славился крутым нравом, в противном случае он попросту не удержался бы на посту, однако ошибки последних месяцев сделали свое дело: авторитет одноглазого пошатнулся.

— Нам денег на боеприпасы надо, — сглотнув, заявил Шпатель. — И два мотоцикла купить надо еще, потому что лето, а на мотиках обдувает клево.

— Бах, — сказал Иголка, имитируя выстрел.

Дурич вздрогнул, но остался на месте, под стол не полез, на Иголку даже не посмотрел, продолжая держать взгляд Кувалды. А фюрер, к изумлению бойца, стрелять не приказал. Вместо этого одноглазый вновь обратился к грязному листу, отыскал нужную строчку, сдвинул брови и грозно посмотрел на Шпателя:

— За прошлую нефелю твоя фесятка ни копейки в общак не внесла.

— Так не сезон, твое великофюрерское, — со всем доступным ему сейчас нахальством ответил Шпатель. — И челы ваще обнаглели, охрану всюду ставят.

— Как раньше, не пограбишь, — подал голос еще один Дурич.

— И полиция лютует, а нам режим секретности нарушать нельзя.

— Только стрельбу затеешь, сразу мороком закрываться надо. А где морок взять? Тока из артефакта, а артефакты денег стоят.

— Вот и потратились.

— Обнищали.

— Совсем прибыли нет.

— Вкладываться в нас надо, денег давать, тогда мы денег приносить станем.

— Политэкономия, — важно подытожил Шпатель вопли сторонников. — Ты нам денег сейчас даешь, а мы тебе потом. Как награбим. Сколько не жалко. Я вот тута списочек набросал, сколько нам на первое время надо…

— Как же вы раньше обхофились? — зло поинтересовался Кувалда, не глядя на «списочек».

— Раньше легче было.

— Трава зеленее.

— И ваще проще.

— А теперь сложно стало. — Шпатель сделал шаг к Кувалде, чуть склонился и, хитро щурясь, добавил негромко: — Народец стал неспокоен.

— Так успокой, — предложил улыбающийся Чемодан. — Вот Гниличи у меня нормальные. Вполне себе спокойные, все в адеквате.

— Это потому что Гниличам твоим денег дают, — заметил Шпатель, продолжая таращиться на фюрера. — А нам еще нет.

— Нам не за просто так дают, — пояснил Чемодан.

— Как это — не просто так?

— Потому что Гниличи наиболее пострадатые в последний раз.

— Когда это вы пострадатые?

— Нам больше всех досталось!

— Когда?!

— Заткнуться не хочешь? — Чемодан сообразил, что раскрасневшийся Кувалда находится на грани срыва, и обратился к фюреру. — Но мы, хоть и пострадатые, все равно искренне верим в идею великой семьи Красных Шапок! И в мудрость нашего великого фюрера, моего кумира, Кувалды Шибзича!

Уйбуи, знавшие, что будет за проявление, точнее, непроявление должного патриотизма, хором поддержали хитрого Гнилича:

— Мы тоже верим в мудрость Кувалды!

— Но Гниличи верят больше всех, — веско подчеркнул Чемодан после того, как стихли возгласы. — Мы больше всех любим нашего великого фюрера и моего кумира! Уж не знаем, как прославить в веках твое имя! И потому решили назвать в твою великофюрерскую честь самый длинный коридор нашей казармы! Путь Кувалды! Все Гниличи, в едином порыве решили так назвать!

Одноглазый порозовел от удовольствия.

— Мы даже таблички уже привинтили, потратились, стало быть, — продолжил разливаться Чемодан. — Но это ерунда, потому что под предводительством нашего великого фюрера и моего кумира семья пойдет к процветанию и миру.

— Все верно говоришь.

— Я тута посчитал, сколько нам надо на модернизацию казармы. Все по-честному, даже проверить можешь.

— Я… — Кувалда поймал злые взгляды остальных уйбуев, и слова застряли в глотке. — Фавай, Чемофан, маляву, а я о ней пофумаю.

— Хорошо, подумай, — легко согласился Гнилич. — Но только ты хорошо подумай, мой кумир, дело-то я предлагаю правильное. Модернизировать наш Форт надобно, и срочно модернизировать, а то живем, как в каменном веке, мля.

— Я сказал, что пофумаю. — Кувалда обвел уйбуев тяжелым взглядом.

Улыбающийся Чемодан, чуть менее довольный, но тоже не грустный Шпатель и сумрачные Шибзичи, уйбуи родного фюрерского клана. Шибзичи оставались единственными, кто продолжал наполнять общак оговоренными деньгами, но как долго сородичи будут оставаться верными?

— Мы верим в тебя, мой кумир!

— Да здравствует великий семейный лидер! — поддакнул Шпатель, освоивший, наконец, правильную линию поведения.

Но в ушах одноглазого звучали совсем другие слова: «Дай денег!» И замечание ехидного Иголки насчет того, что Дуричи рано или поздно сообразят, как нужно себя вести. Сообразили, получается, и что теперь будет, даже Спящий не скажет.

— Пошли все вон! — угрюмо приказал Кувалда. — Если через фва фня не внесете в общак положенное, пеняйте на себя.

Однако в глазах уйбуев не появилось ни страха, ни обещания платить. Семья стремительно распадалась.

— А я говорил, — напомнил Иголка, крепко заперев за подданными дверь.

— Заткнись.

— Уже заткнулся, — кивнул боец. — Тока от затыкания моего ничего не поменяется. Борзеют уйбуи, ежу понятно.

— Ты меня ежом назвал? — возмутился Кувалда.

— А тебе понятно? — дерзко поинтересовался в ответ Иголка.

— Мне понятно, что вешать тебя нафо за флинный язык.

— И кто у тебя за спиной с автоматом встанет? Чемодан, что ли?

— Чемофан — верный.

— Верные деньги приносят, а не воруют.

— Он не ворует, он просит.

— Если бы он сначала приносил, а потом просил, тогда так. А ежели не приносит, но требует, значит, ворует.

— Мля, Иголка, как тебя Копыто терпел, а? Почему не шлепнул при рожфении?

— Потому что Копыто, мля, понимал, что я дело говорю. — Иголка поразмыслил и самокритично добавил: — Не всегда, но часто. — Посмотрел на угрюмого фюрера, присел рядом и негромко, чисто по-дружески, предложил: — Давай я Чемодана завалю, а?

— Или я, — так же негромко произнес Контейнер. — Мне Чемодан не по нутру.

— Не нафо, — мотнул головой Кувалда.

— Почему?

Великий фюрер пристально посмотрел на телохранителей, поморщился и честно ответил:

— Потому что время я упустил, бойцы. Поимел меня Чемофан, понятно? Сначала песни мне пел, кумиром называл, а теперя Гниличей всех поф себя пофмял и забурел. Если я его сейчас кончу, против меня весь клан пофнимется, и буфет в Форте война.

— В первый раз, что ли?

— Фуричи тоже против пойфут. — Кувалда почесал подбородок. — Они тоже все просекли.

— И что делать? — растерялся Контейнер.

— А фелать нафо так, чтобы Гниличи и Фуричи не против меня пофнялись, — протянул великий фюрер. — Или не только против меня.

— Как это?

— Им фругой враг нужен.

— Хитро, — одобрил Контейнер.

— Поэтому я и фюрер. — Кувалда стянул бандану и осторожно потрогал не пригодившийся колпак. — Потому что умный.

— Тебе с Копыто надо мириться, умный, — буркнул Иголка. — Копыто Шибзичей воодушевит.

— И феньги у него есть, — добавил одноглазый, разглядывая снятый колпак. — А феньги мне нужны.

— Вот именно.

* * *

Замок, штаб-квартира Великого Дома Чудь.

Москва, проспект Вернадского,

7 июня, вторник, 16:37

Если верить толстым справочникам, путеводителям, информации из мэрии, налоговой службы, градостроительного комитета, полицейского управления, прочих всезнающих московских организаций и, наконец, собственным глазам, можно сделать вывод, что три высокие башни, стоящие в самом начале проспекта Вернадского, принадлежат компании «Чудь Inc.». О чем, в том числе, свидетельствовала массивная золотая табличка у мощных ворот. Эта огромная фирма вела успешный бизнес по всему миру, зарабатывая, на радость акционерам, изрядные дивиденды, и честно выплачивала налоги, что делало ее любимицей московских и федеральных властей. Штаб-квартира соответствовала солидной репутации: здания в идеальном состоянии, окружающий ландшафт, придуманный отрядом талантливых дизайнеров, радует глаз, а стоящие на парковках автомобили были или дорогими, или очень дорогими, или же стоили целое состояние.

А потому въехавший на территорию «Чудь Inc.» «Бентли» выглядел здесь более чем органично.

Машина остановилась у главного крыльца центральной башни, выскочивший шофер распахнул дверцу и подал руку, помогая выйти из салона красивой женщине лет сорока, облаченной в изысканное, но довольно строгое платье бордового цвета.

Оказавшись на улице, она с легкой улыбкой оглядела башню, словно приветствуя давно покинутый дом, но уже через секунду стряхнула с себя сентиментальность и задумчиво протянула:

— Похоже, меня не ждали…

— Алиция, как ты могла такое подумать?!

Женщина произнесла фразу очень тихо, отозвавшийся мужчина только выходил из дверей, был в тридцати шагах, но расслышал каждое слово — как и любой боевой маг, Гуго де Лаэрт обладал тонким слухом, отличным зрением и великолепным обонянием.

Он быстро подошел к женщине, склонился и церемонно поцеловал ей руку.

— Рад тебя видеть.

— Не уверена. — Она улыбнулась выпрямившемуся рыцарю.

— Потому что я опоздал на пару мгновений?

— Потому что у тебя грустный и отсутствующий взгляд, — мягко ответила Алиция. — Я не вовремя?

— Мы всегда рады видеть тебя в Тайном Городе.

— Но на этот раз мой визит совпал с печальными событиями.

Де Лаэрт помрачнел.

— Ты уже слышала?

— Разумеется. — Женщина тяжело вздохнула: — Бедный Алекс…

— Мы отомстим.

— Не сомневаюсь. — Алиция выдержала короткую паузу. — Я приехала в Замок прямо из аэропорта, именно для того, чтобы выразить соболезнования.

— Спасибо.

— Я и мои сестры… Если потребуется, мы сделаем все, что угодно. Ты только дай знать.

Теперь улыбнулся Гуго. Невесело, но улыбнулся. И отрицательно покачал головой:

— Думаю, мы справимся сами.

Они медленно поднялись по ступеням и вошли в огромный холл первого этажа, который абсолютно не соответствовал современному внешнему виду здания. Пол покрывали грубые плиты, стены были выложены камнем, перехваченным тяжеленными дубовыми балками, и украшали их не какие-нибудь картины, а настоящие гобелены, изображавшие великие подвиги лихой Чуди. Изнутри три высокие башни являлись рыцарским замком, буквально сошедшим со страниц романов о короле Артуре.

— Я планирую провести несколько мероприятий, — продолжила Алиция. — Буду рада тебя видеть.

— К сожалению, не увидишь, — вздохнул Гуго. — Расследование станет моим единственным мероприятием на ближайшее время. Я не стану развлекаться до тех пор, пока не изловлю гада.

— Прекрасно тебя понимаю.

Несмотря на средневековый антураж, в башнях были установлены лифты, однако Гуго и Алиция ими не воспользовались. По широкой парадной лестнице они поднялись на второй этаж и, неспешно пройдя по освещенному факелами коридору, остановились у ведущих в кабинет великого магистра дверей.

— У тебя пятнадцать минут, — предупредил де Лаэрт. — Франц очень занят.

— Я не рассчитывала и на это, — улыбнулась женщина.

Гуго кивнул, распахнул двери и сообщил:

— Великий магистр, к вам баронесса фон Цюллер-Биллер!

* * *

Муниципальный жилой дом.

Москва, Измайловский проспект,

7 июня, вторник, 20:02

— И все же, несмотря на невиданную свою силу и магию, на древние корни и удивительные способности, они не так уж и сильно отличаются от нас. Или мы не так уж сильно отличаемся от них, если вспомнить, что обитатели Тайного Города пришли на Землю гораздо раньше людей.

Их взгляды, чувства, отношение к долгу и чести — такие же, как наши. Словно Спящий, наделив своих детей разумом, одновременно привил нам сходное мировоззрение, навсегда определив, что белое, а что черное. За что уважают, а за что презирают. Кто может зваться героем, а кого проклянут.

— Мы рисуем нашу жизнь одинаковыми красками, — пробормотал ссутулившийся на лавочке мужчина. — Смешно, если вдуматься…

С другой стороны — ничего смешного. Когда-то челы тоже владели магией, может, не так хорошо, как навы или асуры, но достаточно, чтобы захватить власть на Земле, отправив древние расы в Тайный Город. Челы это совершили, но впоследствии выбрали иной путь, сделали ставку на науку, и с каждым поколением среди них рождалось все меньше и меньше магов…

— Прошлое не изменить… — Лавочка стояла в уютном дворе, скрытая от посторонних глаз густыми кустами, которые и были единственными слушателями коротких фраз, произносимых мужчиной во время размышлений. — Мы пошли своей дорогой, но изменились внешне, не внутренне.

И настолько похожи с обитателями Тайного Города, что иногда задумываешься: действительно ли мы другие? Действительно ли мы все разные? Не получилось ли так, что навы, чуды, люды, челы и даже, страшно подумать, асуры, гораздо ближе друг другу, чем кажется? И все наши различия — как у болидов Формулы-1, — в нюансах. Потому что, чем дольше я живу в Тайном Городе, чем лучше узнаю его обитателей, тем больше убеждаюсь, что мы необычайно похожи…

Своим отношением к жизни.

Они любят и ненавидят, подличают и держат слово, жертвуют собой и убегают с поля боя, плачут, смеются, грешат. И грехи в Тайном Городе очень похожи на те, что чернят души людей. И расплата за них иногда приходит гораздо раньше, чем рассчитывает грешник.

Грех…

Нелюди не обременены религиозными учениями, понятие греха в нашем понимании у них отсутствует, зато существует предельно четкое разделение на «правильно» и «неправильно», основанное на древних традициях и законах. Соответственно, и замолить свой проступок «когда-то потом» удается не всегда. Обитатели Тайного Города предпочитают воздавать по заслугам при жизни.

— Да уж, с индульгенциями у них не очень, — усмехнулся мужчина, посмотрел на часы и поднялся на ноги.

Уже скоро.

Уже совсем скоро кое-кому придется платить по счетам.

— Уличные патрули? — переспросил удивленный Звонимир.

— Именно так, дружище, — невозмутимо подтвердил мужской голос из телефонной трубки. И весомо продолжил: — Только что закончилось экстренное совещание у королевы, в ходе которого было принято решение выставить на улицы сектора Люди вооруженных бойцов.

— Из-за нава и чуда?

— Из-за двух убитых магов высокого уровня, — поправил обер-воеводу собеседник. — И еще из-за того, что непонятно, кто их убил. По городу разгуливает спятивший колдун или обвешанный сверхбыстрыми артефактами чел. Тоже спятивший, как ты понимаешь. И королева не хочет, чтобы пострадал кто-то из наших. Вопросы есть?

Вопросов была масса, однако Звонимир понимал, что телефонный разговор не позволит получить все интересующие его ответы, а потому сосредоточился на главном:

— Кого искать?

— Обращать внимание на любые подозрительные факты.

— А…

Собеседник предвидел следующий вопрос и не позволил обер-воеводе его задать:

— К каждому патрулю будет приставлена фея или фата. — Не слишком вежливый поступок наглядно показывал, что разговор уже отнял больше времени, чем планировалось. — Они главные.

Последнее уточнение вызвало предсказуемое недовольство:

— Не слишком ли жирно для них?

Магическими способностями в Зеленом Доме обладали исключительно женщины, и составлявшие основу дружин мужчины чутко относились к любым проявлениям неравенства.

— Мы ищем мага, а потому этот вопрос не обсуждается, — жестко отрезал собеседник. — Нравится тебе или нет, но в этой операции мы на подхвате. Ищем все подозрительное и вызываем девчонок, если требуется — осуществляем прикрытие. Вопросы есть?

Присказка у Радослава, личного помощника барона Измайловского домена, была дурацкой: «Вопросы есть?» Ну, есть, а что это меняет? Присказка раздражала Звонимира, но приходилось терпеть, как ни крути, а Радослав — фигура значимая, злить его опасно.

— Я все понял, — пробурчал обер-воевода. — Вопросов нет.

Будем подчиняться колдуньям и таскаться по улицам. Судя по всему, королева здорово прижала баронов, раз они согласились на такие условия.

— Вот и хорошо. — Радослав помолчал, словно отмечая в блокноте: «Позвонил обер-воеводе З., приказ передал», после чего закончил: — Патрулирование сектора начинается немедленно. Первыми выходят ребята Чеснополка, твоему подразделению досталась смена с полуночи до шести утра. Карту маршрутов и список кураторов из Дочерей Журавля пришлю через час. Готовься.

— Понял.

Звонимир убрал телефон в карман, сплюнул, выругался и снова сплюнул, рассеянно оглядывая родной двор, в который приехал пять минут назад и который, похоже, придется быстро покинуть.

Будучи одним из четырех обер-воевод дружины Измайловского домена, Звонимир понимал, что обстановка в Тайном Городе накаляется. Два убийства подряд — это не шутки. Три с половиной часа назад чуды официально подтвердили то, о чем Тайный Город шептался с самого утра — смерть Алекса де Кантора, и пообещали жестоко отомстить преступнику. С навами вообще все понятно: дерзкое убийство Харуги взбесило темных настолько, что Зеленый Дом посоветовал своим подданным временно не посещать сектор Нави. Во избежание, так сказать. А час назад и вовсе поползли слухи, что оба преступления совершил один убийца. И что это — чел.

Странные убийства, странные слухи, два Великих Дома нервничают… Звонимир догадывался, что Людь в стороне не останется, однако рассчитывал, что дружины поднимут лишь после того (не дай Спящий, конечно), как среди жертв таинственного преступника появится подданный или подданная Зеленого Дома. Но королева решила опередить события и продемонстрировать материнскую заботу. С одной стороны, правильно — на такие события нельзя закрывать глаза, с другой — вечер безвозвратно загублен.

Продолжая стоять у подъезда, Звонимир поднял голову и посмотрел на освещенные окна многоэтажного дома, отыскал взглядом зеленые занавески, которыми Милорада украсила кухню, и вздохнул.

Позвонить? Сказать, что срочно вызывают на базу дружины? Или подняться и поужинать? А позвонить заместителю, чтобы он поднимал ребят?

Что выбрать? Долг или семью? Приказ барона или тепло, что дарит молодая жена? Горячая Милорада, красавица с ладной фигурой, при одном лишь воспоминании о которой Звонимира охватывали самые приятные мысли.

«Радослав сказал, что моя смена с полуночи. Чтобы собрать ребят, нужно часа полтора. Инструктаж, совещание с Дочерьми Журавля, выход на исходные… Ладно, еще полтора. То есть я могу явиться на базу в половине одиннадцатого, перед совещанием. А всем остальным пусть Любосвет занимается, на то он и заместитель».

Звонимир еще раз посмотрел на зеленые шторы, представил, как проведет ближайшее время, и улыбнулся.

Поглощенный приятными мыслями, он не заметил, точнее, не обратил внимания на появившегося за спиной чела. Самого обыкновенного чела, каковых в Москве миллионы. А тот, в свою очередь, не стал приближаться, чтобы не оказаться в зоне действия установленной у подъезда видеокамеры. Огляделся быстро, в последний раз убедившись, что единственные свидетели — небольшая стайка подростков, — находятся далеко и заняты своими делами, вновь перевел взгляд на обер-воеводу, свел и тут же резко расцепил руки.

И могучий люд изогнулся, словно захваченный невидимой, но в то же самое время — реальной удавкой. Вцепился руками в шею, покраснел, захрипел, упал на колени, глядя на двери подъезда выпученными глазами, снова захрипел, не в силах вырваться из магического захвата, но сознания не потерял. И вовсе не потому, что был необычайно силен, нет, просто так захотел убийца.

Звонимир стоял на коленях и тщательно, словно хорошо приготовленное блюдо, пережевывал собственную смерть. Чувствовал стискивающую горло петлю, разрывающиеся в запертой груди легкие. Чувствовал, буквально физически ощущал, как начинает отказывать лишенный кислорода мозг. Понимал приближение вечной тьмы, но оставался в сознании. Трясся от страха, но не впадал в панику, потому что убийца этого не хотел. Дополнительный аркан, наброшенный на обер-воеводу вместе с удушением, не позволял Звонимиру ухнуть в беспамятство, заставлял остро и очень полно переживать смерть и одновременно — слушать приговор.

Убийца молчал, но его громкий голос звенел в ушах умирающего обер-воеводы, напоминая о совершенных грехах, рассказывая, кто и за что его казнит.

* * *

Цитадель, штаб-квартира Великого Дома Навь.

Москва, Ленинградский проспект,

7 июня, вторник, 21:12

Говоря откровенно, приезжать в Цитадель, в крепость могущественного Темного Двора, в оплот его власти и силы, подданные Великого Дома Навь не любили. Хотя против самого здания, как символа мощи темных, вассалы князя ничего не имели. Широкая, выстроенная в сталинском стиле Цитадель располагалась аккурат на развязке, где Ленинградский проспект растекался на два шоссе, и выглядела, как все здания той эпохи, пусть и не современно, зато благородно, создавая ощущение основательности и надежности. Цитадель внушала уважение одним своим видом, но любоваться ею предпочитали издалека. Архитектурные пристрастия навов отличались оригинальностью, а потому внутреннее строение крепости производило на всех остальных жителей Тайного Города гнетущее впечатление. Хотя самые опасные и отвратительные места Цитадели — подвалы и подземелья, — распахивали свои двери лишь для врагов Темного Двора.

Подданные Нави уважали сюзеренов, но противостоять подсознательному страху перед Тьмой не могли, и именно поэтому некоторые этажи Цитадели были полностью переделаны, приобретя привычный заурядному глазу облик. На этих этажах располагались кабинет комиссара, несколько рабочих помещений, и в том числе — большая комната для совещаний…

— Добрый вечер, господа. — Против обыкновения Сантьяга не вошел в помещение, а возник во главе стола, воспользовавшись магическим порталом. Судя по всему, высший боевой маг Нави был настолько занят, что экономил минуты. — Прошу вас, присаживайтесь.

— Комиссар…

— Добрый вечер…

Однако Сантьяга оборвал нестройный хор ответных приветствий легким движением руки.

— Я благодарен за то, что вы столь быстро откликнулись на мое приглашение.

Учитывая обстоятельства, приглашение имело форму приказа, однако напоминать об этом никто из собравшихся не стал. Из вежливости.

— Заверяю, встреча не займет много времени — у меня слишком много дел. — Сантьяга быстро оглядел присутствующих. — Поверьте, я был бы рад собрать вас по более веселому поводу, однако случилось то, что случилось.

— Хочу еще раз выразить свои соболезнования, комиссар, — угрюмо произнес епископ Треми. — И хочу еще раз сказать, что семья Масан приложит все усилия для поиска убийцы.

— Благодарю вас, Захар, — кивнул Сантьяга. — Я ни секунды не сомневался в вашей преданности.

— Настоящие друзья познаются в беде.

— Согласен.

В совещании принимало участие немного народу, но подобраны участники были тщательно — комиссар вызвал в Цитадель лишь тех, кто мог оказать наиболее эффективную поддержку, ни одного лишнего звена.

Справа от Сантьяги сидел епископ Захар Треми, влиятельный лидер семьи Масан, мрачных ночных охотников. Кровососы были одной из самых проблемных семей Тайного Города, однако в тяжелые времена всегда поддерживали навов. Рядом с Захаром расположился невысокий и худенький Чуя, представитель обитающей в московском Лабиринте семьи Ось. Полудикие бродяги, кочующие в компании гигантских крыс по канализациям и тоннелям метро, знали все тайны подземной столицы и не раз оказывали навам неоценимые услуги. Напротив оса и масана устроились Егор Бесяев, директор «Тиградком», в ведении которой находилась Объединенная Телекоммуникационная Сеть, и шас Карим Томба, известнейший журналист Тайного Города. А еще дальше сидел Виталик Громов, по прозвищу Шизгара, владелец главного сетевого ресурса наемников — сайта «ГоловоРезка».

За свою долгую жизнь Сантьяга завербовал сотни осведомителей, располагал огромной сетью информаторов и помощников, но сейчас ему требовалось больше, гораздо больше. Комиссар планировал поставить под ружье весь Тайный Город и превратить Москву в одну большую сеть, в которой должен запутаться преступник.

— Все вы читали заявление пресс-службы Темного Двора и знаете, что сегодня днем был убит Харуга. — Сантьяга выдержал короткую паузу. — В заявлении было сказано, что расследование продвигается быстрее, чем мы рассчитывали, но в действительности это не так. Я до сих пор не знаю ни имени убийцы, ни его мотив. Я в тупике.

Шизгара тихонько кашлянул — не смог сдержаться, услышав из уст комиссара столь необычное признание. Остальные гости оказались более выдержанными. Захар мрачно кивнул, а Бесяев и Томба в лице не изменились. Чуя тоже, но по другой причине — он с трудом улавливал смысл длинных выступлений.

— Все оставляют следы, комиссар: или на земле, или в прошлом, — протянул Треми. — Уверен, через пару часов мы будем знать о преступнике все.

— Пару часов назад я тоже был в этом уверен, — ровно ответил Сантьяга.

— Вы потеряли надежду?

— Я немножко взбешен.

— И вы немножко торопитесь. — Ответом стал тяжелый взгляд черных навских глаз. Захар выдержал его, после чего вновь кивнул: — Понимаю.

Мало кто в Тайном Городе мог позволить себе затевать с комиссаром подобные беседы в подобный момент, но Треми был не просто союзником, а другом. И он искренне разделял боль Сантьяги.

— У моей торопливости есть причина, — негромко объяснил комиссар. — Когда убийца сообразит, кого он разозлил, он, вполне возможно, покончит с собой. А у меня появилось жгучее желание с ним встретиться.

И с этим тоже все понятно. О том, как именно поступят навы с убийцей Харуги, присутствующие старались не думать, даже Захар признавал, что самые смелые фантазии масанов бледнеют на фоне изобретательности темных.

— Как я уже сказал, в настоящий момент у нас нет достоверной информации о личности убийцы и его мотивах, — вернулся к делам Сантьяга. — А потому мы будем рады любой помощи.

— Все, что угодно, комиссар.

— Если потребуется — первые страницы всех изданий «Тиградком» в вашем распоряжении.

— Нам очень неприятно, что под подозрением оказались челы, и мы приложим все усилия, чтобы как можно быстрее разобраться с этой проблемой, — поддакнул Шизгара.

— Если он придет в Лабиринт, мы его съедим, — пообещал ос.

— Кого? — поднял брови Сантьяга.

— Убийцу! — объяснил Чуя. И гордо добавил: — Никто не смеет трогать Темный Двор!

Осы не отличались сверхъестественной сообразительностью, воспринимали информацию медленнее остальных жителей Тайного Города, и комиссар понял, что под ударом оказались все посещающие Лабиринт челы, включая рабочих и работников метро.

— С вами мы переговорим отдельно, — пообещал нав.

— Со мной? — растерялся ос. — Почему?

— Потому что с вашей стороны присутствует кое-какое недопонимание ситуации.

Захар ухмыльнулся.

— Но… — начал было Чуя.

— Тихо!

Иногда случались моменты, когда знаменитая воспитанность комиссара давала сбой.

— Во-первых, мне нужна информация, — жестко произнес Сантьяга. — Я хочу знать все сплетни и слухи, которые циркулируют по Тайному Городу. Если на глухой окраине в маленьком человском баре в пьяном разговоре прозвучит подозрительная фраза, я хочу ее услышать. Это понятно?

— Да.

— Не проблема.

— Сделаем.

— Мы должны разговаривать с челами? — удивился Чуя.

— Второе, — продолжил комиссар, проигнорировав вопрос оса. — Пресс-служба Темного Двора готовит еще одно заявление: «За любую информацию, которая поможет раскрыть преступление, Великий Дом Навь выплатит сто тысяч». Уверен, это еще больше подстегнет и моих и ваших информаторов.

— Золото все любят, — согласился Карим Томба.

А настоящий шас знал об этой любви значительно больше остальных.

— Я не закончил, — недовольно бросил Сантьяга. — Тот, кто выведет нас на убийцу, получит десять миллионов.

— Без вопросов? — неожиданно спросил Шизгара.

— То есть?

— Предположим, гипотетически, конечно, что у преступника есть сообщник, который, услышав о вашем щедром предложении, пожелает раскаяться. Ну, совесть его замучает и все такое прочее… Предположим, что этот гипотетический сообщник не ожидал, что целью преступления станет нав, и теперь готов искупить свою вину. Как вы с ним поступите?

— Вопросы у нас, безусловно, будут, и вопросов будет много, — не стал скрывать комиссар. — Но я понял вашу мысль и…

Пауза, короткая борьба с собой, точнее — с жаждой крови, с пылающим внутри гневом. И завершилась эта борьба победой холодного рассудка.

— Мы готовы к компромиссу в разумных пределах, — мрачно ответил Сантьяга. — Мы тщательно проверим все обстоятельства и если убедимся, что ваш гипотетический сообщник действительно не хотел ссориться с Темным Двором, он получит прощение.

— Тщательная проверка будет включать в себя пытки?

— У вас гипотетический интерес или вы знаете чела, готового за десять миллионов сдать мне убийцу?

— Гипотетический, — мгновенно сдал назад Шизгара.

— В таком случае давайте дождемся, когда гипотеза превратится в реальность. И сосредоточимся на первоочередных задачах.

Последняя фраза означала окончание выступления и явственно намекала собравшимся, что они могут высказаться.

— Я задействую все ресурсы «Тиградком», — быстро произнес Бесяев. — Если через два часа какой-нибудь житель Тайного Города не узнает о вашем предложении, это будет означать, что он не смотрит телевизор, не слушает радио, у него нет мобильного телефона или он мертвый.

— Каждый репортер мечтает о славе, и многие уже рыщут, пытаясь разгадать убийства, — подал голос Карим Томба. — Но у меня есть определенное влияние на этих ребят, и я гарантирую, что наиболее интересные факты будут в первую очередь поступать вам.

— Благодарю.

— Искренне надеюсь, что ублюдок высунется из своего логова ночью, — проворчал Треми. — Все масаны будут настороже, комиссар, пусть только появится — обещаю, мы его не упустим.

— Я поговорю с наемниками, — деловито пообещал Шизгара. — Возможно, кто-то из них получал странные предложения и теперь трясется от страха, раздумывая, донести или нет?

— Хорошая мысль, — одобрил комиссар.

— Если убийца укрылся в Лабиринте, мы его найдем, — пообещал ос. — А как он выглядит?

— Этого никто не знает, — буркнул Захар.

— Ладно, — махнул рукой Чуя. — Найдем и так.

— Только не переусердствуйте, пожалуйста, — попросил комиссар.

— Это как?

Сантьяга вздохнул, но объяснить Чуе свои требования не успел: дверь в комнату распахнулась, и выросший на пороге Ортега выпалил:

— Горячие новости, комиссар: только что у порога собственного дома убит обер-воевода Измайловского домена.

— Значит, люды отпадают, — мрачно усмехнулся Сантьяга. — Еще одна версия псу под хвост.

* * *

Муниципальный жилой дом.

Москва, Измайловский проспект,

7 июня, вторник, 21:43

В этом июне пережить путешествие по Москве можно было исключительно при наличии в машине кондиционера. Раскаленный за день асфальт, вполне подходящий для жарки бекона, был бы, наверное, рад хоть чуть-чуть остыть, отдохнуть от лучей беспощадного солнца, расслабиться, но надежды эти рушили легионы пышущих жаром автомобилей, на которых рабочий люд добирался до вожделенного дома. И асфальт продолжал плавиться, выплевывая из себя надоевшее всем тепло. Застоявшийся воздух терял прозрачность, превращаясь в горячее желе, не питал, а удушал пешеходов, вздумавших сдуру прогуляться вдоль переполненных дорог. И крепко бил по мозгам шоферюг, лишенных кондиционеров, превращая приличных, в общем-то, людей в остервенелых участников игры «Соверши как можно больше дурацких ошибок». Обалдевшие от жары водилы не смотрели в зеркала, не включали поворотники, тормозили перед свободной полосой и давили на газ в пятидесяти метрах от хвоста плотной пробки. Болтали по телефону, выводили радио на максимальную громкость и охотно матерились на всех остальных, которые, по их мнению, вели себя за рулем, словно обезьяны.

— Козел, — пробормотала Даша, заехав, наконец, в свой двор.

Скорее всего, оскорбление предназначалось ошалевшему «маршруточнику», едва не подставившему под бампер аккуратного Дашиного «Пежо» свой высокий борт. Да, именно «маршруточнику», вряд ли уставшая девушка среагировала подобным образом на пришедшее от Коли SMS: «Снова задерживаюсь. Извини».

Хотя могла бы.

Парковочных мест возле дома было много — лето, кто в отпуске, кто переехал на дачу, — Даша без труда отыскала свободное между «Жигулями» и «Фордом», вышла из машины и только тогда заметила небольшую толпу у своего подъезда.

— Что случилось?

— Степа Звонарев помер, — охотно сообщила Анна Валерьевна, самая боевая из всех окрестных старушек. — Царство ему небесное.

— Кто? — не поняла Даша.

— Степан Звонарев, — повторила старушка, и уточнила. — Сосед твой с пятого этажа.

— А-а…

В памяти девушки всплыло круглое лицо белокурого зеленоглазого толстяка… Нет, какого же толстяка? Скорее уж, здоровяка — мужчиной Степан Звонарев был мощным, штангиста напоминал или борца. И оставался таким все время, что она его знала, лет, наверное, двенадцать… С тех пор, как Даша с родителями переехала в Измайлово.

— Как же так? — растерялась девушка.

— Шел домой, да не дошел, — вздохнула Анна Валерьевна.

— Сердце вроде, — пробормотала Юлия Федоровна из третьего подъезда и перекрестилась.

— Не вроде, а точно — сердце, — поправила подругу Анна Валерьевна.

— А ведь крепким был, здоровым.

— Работал Степа много. То ночью уедет, то на неделю пропадет. — Анна Валерьевна страдала бессонницей, а потому следила за обитателями дома практически круглосуточно.

— Жена его, бедная, в окно все увидала, — продолжила рассказ Юлия Федоровна. — Из дома выскочила в чем мать родила, да только что она могла? На ее руках Степан умер.

— Он уже мертвый был, когда она выскочила.

— Да нет, врачи откачивать пытались, я видел.

Это подал голос Гена из первого подъезда. Вместе со своим приятелем, Мишей, он считался главным местным лоботрясом, которого все ругали и при этом жалели. Учиться Гена бросил еще до армии, на толковую работу устроиться не смог, перебивался грузчиком в ближайшем магазине и потихонечку спивался под шепоток окружающих: «Не повезло парню». На самое дно Гена еще не опустился, но камнями себя обвязал прочно…

— Врачи быстро приехали, только сделать ничего не смогли. Сначала делали, а потом руками развели, я слышал.

— Слышал, как руками развели? — хмуро спросила Даша.

— Как жене они сказали, что все, мол, готовьте черное.

— А жена у Степана аппетитная, — неожиданно произнес Миша. — Ножки красивые и грудь ничего.

И вытер слюнявый рот рукавом грязной рубашки.

— А ты ее грудь видел?

— Так она с такими вырезами разгуливает, что даже слепой увидит!

— Так в вырезы можно этот вставить, как его… силикон!

— Постеснялись бы! — прошипела Юлия Федоровна.

— А что такого? — осведомился Миша.

— Совести у вас нет, вот что.

— Так Степан же умер, ему все равно, — хмыкнул Гена.

— А к жене, наверное, зайти надо, — протянул Миша. — Соболезнования выразить, может, помочь в чем.

В школе его называли «красивым парнем» и забулдыга до сих пор считал себя таковым.

— Уроды, — бросила Даша.

— Мы шутим, шутим.

— Плохо шутите.

— Вот именно, — добавила Анна Валерьевна.

— Ну, извините.

Со старушками Даша еще поболтала бы, но терпеть охламонов надоело. Девушка негромко бросила: «Пойду, пожалуй», сделала несколько шагов к подъезду, однако снова остановилась, пристально разглядывая происходящее.

Карета «Скорой помощи» отъехала в сторону, чтобы не мешать проезду, и заняла место Тихомирова с третьего этажа. Двигатель у «Скорой» не работает, шофер сидит в кабине и решает кроссворд — света, несмотря на позднее время, еще достаточно. Врач и фельдшер стоят у накрытого простыней тела. Врач бездумно разглядывает двор, фельдшер утешает вдову, веселую и болтливую Милу Звонареву, которую Даша знала поверхностно — познакомились как-то по дороге из магазина, но тесно не общались, хотя почти ровесницы.

«Надо будет к ней зайти. Сказать что-нибудь…»

А сейчас надо идти дальше!

Даша представила себя со стороны: беззастенчивая девица, вытаращившаяся на чужое горе, почувствовала стыд, сделала еще один шаг и вновь замерла, поняв, наконец, что заставило ее остановиться в первый раз: была в происходящем у подъезда какая-то невнятная, необъяснимая, едва уловимая неправильность. Шофер сидит, врач стоит, фельдшер утешает, вдова рыдает. Картина словно застыла перед взглядом. Расставленные фигуры почти неподвижны: водитель водит ручкой по газете, врач периодически почесывает затылок и поглядывает на часы, фельдшер гладит Милу по спине. Тело на асфальте… Кстати, а почему Степан до сих пор на асфальте? Почему его не переложили на лавочку, которая стоит буквально в двух шагах?

— Почему они вообще до сих пор здесь?

Последнюю фразу Даша произнесла вслух и вздрогнула, услышав ответ:

— Полицию ждут, — произнесла подошедшая вслед за девушкой Анна Валерьевна. — Смерть зафиксировать надо.

Полиция не торопится. Допустим. Бывает. Но почему врачи не возмущаются? Почему не звонят кому-нибудь? Не пытаются ускорить прибытие полицейских? У врачей дел других нет, как дожидаться?

— Вот судьба, да? — продолжила меж тем старушка.

— Что?

— Судьба, говорю, от судьбы не уйдешь. — Анна Валерьевна вздохнула. — Степан два года как жену схоронил, а теперь и сам помер. Такие дела…

А ведь верно: раньше у Звонарева была другая жена. Как же ее звали… Катя! Точно — Катя. Веселая такая женщина, лет на десять старше Даши. И тоже, как Мила, натуральная блондинка. И умерла Катя неожиданно, совсем как Степан — сердце.

Конец ознакомительного фрагмента.