Крематорий имени Жанны д’Арк, или Что-нибудь да будет

Вадим Панджариди, 2023

Произведение написано в нестандартном, порой эпатирующем, стиле. Посвящено временам СССР, перестройке и нашим дням, а персонажи его – «люди с золотым сердцем и дьявольским умом». В центре повести – судьба двух героев, которые по воле злой судьбы оказались по разные стороны «баррикад». Также в книге рассказывается о людях необычных профессий, о специфике которых мало кто знает и о которых «не принято говорить вслух». «Крематорий…» является продолжением повести «Скорпион по профессии или Храм святого журналиста», выпущенной нашим издательством в январе 2022 года. Продолжение повести «Скорпион по профессии, или Храм святого журналиста»

© Вадим Панджариди, 2023

© СУПЕР Издательство, 2023

* * *

У этой книги несколько тысяч читателей, а может, и больше, кто их считал? Одна тыща спит. Две тыщи работают. Еще несколько тыщ обедают. Около тыщи занимаются сексом. И только один человек читает ее. И это — ты!

Счастья тебе, сладкого сна, желанной работы, приятного аппетита и незабываемой любви!

Ну, и хорошего чтения.

Пролог

Сквозь время-1

— Уважаемые пассажиры. Командир корабля и экипаж приветствуют вас на борту нашего авиалайнера МС-21, выполняющего рейс сообщением Демидов — Новосибирск. Просим вас приготовиться к взлету и пристегнуть ремни безопасности, — сообщила улыбающаяся стюардесса.

Салон нового российского самолета «Внуковских авиалиний» с пермскими двигателями ПД-14 был наполовину пуст. Дмитрию Колесову по билету досталось место у окна, хотя он мог усесться куда угодно: рядом и вокруг него никого не было.

За иллюминатором был виден кусок здания нового западно-уральского аэровокзала «Сергей Дягилев» и несколько самолетов также российского производства, но разных авиакомпаний, без трапов и двигатели которых были зачехлены. Сейчас в стране пошла повсеместная мода присваивать аэропортам имена собственные, то есть знаменитых и заслуженных на всю страну уроженцев того или иного региона.

Колесов пристегнулся. Смотрел в иллюминатор, любуясь на русскую землю, необъятную и могучую, пока самолет набирал высоту. И когда лайнер взлетел и лег на курс, он опустил спинку кресла, откинулся и блаженно закрыл глаза. Уснул он мгновенно. Как вдруг услышал:

— Добрый день! Вы меня не помните?

Сон первый

В одно из семнадцати весенних мгновений 1945 года штандартенфюрер СС Макс фон Штирлиц выехал из учреждения рейхсканцелярии по важному событию. На перекрестке Бисмаркштрассе и Блюменаллее его остановил патруль.

— В чем дело, командир? — спросил Штирлиц, опуская стекло кабины.

И про себя по-немецки матерно выругался:

— Доннер веттер.

— Начальник зондеркоманды унтер-фельдфебель Зигфрид Швайнкопф, — лениво представился мордатый военный, приложив правую руку к каске. В другой руке он недвусмысленно поигрывал автоматом «шмайссер».

— Проверка документов, штандартенфюрер. Точно такую же машину недавно угнали партизаны.

— Что за чушь. Какие партизаны?

— Так, документики попрошу. И на машину тоже, — пошевелил пальцами унтер-офицер.

— Командир, я очень спешу. Через четверть часа у меня встреча с русской радисткой Кэт и пастором Шлагом. Я выполняю сверхсекретное задание четвертого управления РСХА и лично группенфюрера гестапо Генриха Мюллера, — строго, как и подобает истинному арийцу с нордическим характером, чемпиону Берлина по теннису, проговорил Штирлиц, отдавая документы.

Он надеялся, что важность и секретность задания как-то повлияют на дуроломов из дорожного патруля, но не тут-то было.

— Ничего не знаю. У меня приказ, — рассматривая аусвайс, вяло ответил немецкий гаишник.

— Я буду жаловаться рейхсфюреру СС.

— Это ваше право. Так, вышел из машины, открыл багажник! — грубо приказал Зигфрид Швайнкопф.

— Что?

— Оглох, что ли? Багажник, говорю, открыл! Да побыстрей. Шнеллер!

— Черт знает, что такое! Не вермахт, а бардак какой-то.

В багажнике дорогой машины было пусто.

— Та-ак, запаски нет. Номера не читаются. А резину с зимней на летнюю кто менять будет? Фридрих Шиллер с Иоганном Вольфгангом Гете, полковник? Придется составить протокол. Ну, так как?

— Сто рейхсмарок вам хватит? — тихо, оглядываясь по сторонам, проговорил догадливый, как все бойцы незримого фронта, Штирлиц, доставая бумажник из внутреннего кармана черного эсэсовского мундира с одним погоном, в который переоделся накануне поездки.

— О, и огнетушителя нет. И аптечки не вижу, — продолжал придираться унтер-фельдфебель Швайнкопф. — А где страховка ОСАГО?

— Пятьсот.

— Вот это мужской разговор, штандартенфюрер! Зер гут, — засовывая деньги в карман, по-гренадерски щелкнул каблуками молодой Зигфрид, потомок стойких и мужественных нибелунгов.

— Я могу ехать, фельдфебель?

— Да-да, конечно, все абгемахт. Счастливого пути, штандартенфюрер, ауф видерзеен. Только будьте осторожны — на Унтер-ден-Линден у Бранденбургских ворот утром были замечены русские диверсанты. Хайль Гитлер!

— Хайль. И данке шен, — зло промямлил штандартенфюрер СС Макс Отто фон Штирлиц, ветеран нацисткой партии и участник пивного путча в Мюнхене, награжденный за мужество и героизм Железным крестом первого класса с дубовыми листьями, садясь в свой заляпанный весенней берлинской грязью «Хорьх» бизнес-класса.

«Еще немного — и это был бы провал», — обливаясь холодным потом, подумал наш герой, а по совместительству — советский разведчик, представленный недавно к званию Героя Советского Союза. Под задним сиденьем его тачки была заныкана портативная рация с кодами советской разведки. Так называемый вариант «Омега» плана «Цитадель».

Он включил зажигание и вихрем помчался по безлюдной улице, пока не начался артобстрел. Спустя какое-то время он успокоился и пришел в себя.

— Да пошли вы, вражины фашистские. Красной Армии на вас нет и маршала Жукова. Пока — нет. Но ничего, недолго вам осталось немецкие червонцы стрелять. Не сегодня-завтра в Берлине будут наши войска Первого Белорусского фронта, и тогда посмотрим, кому из нас будет «зер гут», а кому — «хенде хох» и «Гитлер капут».

Ни на какую встречу с радисткой он не ехал. Русская «пианистка» сидела с ребенком в гестаповском застенке тюрьмы Моабит и пыталась сподвигнуть немецкую разведку на радиоигру с русскими по передаче дезы немецкому командованию от Алекса Юстасу. Пастор Шлаг в то время в Швейцарии через профессора Плейшнера уговаривал американских военных из ЦРУ не соглашаться на сепаратный мир с фашистами, призывая их к благоразумию и уповая на помощь всевышнего.

Штирлиц мчался в один из городских гаштетов, где должна была состояться встреча с его женой, которую он волею судьбы обрек на вечное одиночество. Это была лучшая операция советской разведки за всю войну. Как его жену, простую русскую бабу, переправили в Берлин, не знал даже сам начальник СМЕРШа, комиссар госбезопасности первого ранга Виктор Абакумов. То ли она в группе диверсантов переползла по-пластунски под ливнем фашистских пуль и градом мин из фаустпатронов через линию фронта у Зееловских высот, что маловероятно. То ли ее сбросили с парашютом в районе Потсдама, пригорода Берлина, что еще менее вероятно. Впрочем, русские разведчики, диверсанты и шпионы неизменно отличались большой смекалкой и завсегда могли выйти сухими из мутных и грязных рек, таких как Одер, Шпрее или Эльба. Как говорится, умом Россию не понять, аршином общим не измерить.

Но русский разведчик Максим Исаев, окопавшийся в самом логове фашистского зверя, не должен был того знать. Это был сюрприз для него.

— По онлайну нельзя было встретиться, что ли? По Скайпу поговорить, чтобы не запеленговали, или по Инстаграму? — спросил он сам себя. — Зачем надо так было рисковать? А если ее поймают и она сдаст в мгновение ока все наши явки, передатчики и меня в придачу? У дружища Мюллера и не таким языки развязывали.

Надо сказать, что герру Штирлицу жена не шибко-то была и нужна. Он не терял весь этот период времени даром и справлял сексуальную мужскую нужду со своей экономкой фройляйн Брунгильдой, дояркой из-под Франкфурта-на-Майне, перебравшейся в столицу Третьего рейха в надежде выскочить за пехотного ефрейтора, писаря при штабе фельдмаршала Фридриха Паулюса или, если повезет, за обер-лейтенанта из Люфтваффе, гитлеровского сокола, и начать плодить детей для фюрера. Но не повезло — всех их забрали на восточный фронт, где они смиренно поклали свои белобрысые арийские головы: один — в Сталинграде, другой — под Курском.

Он включил радио. Голосом рейхсминистра пропаганды Йозефа Геббельса по-национал-социалистски оголтело вещало «Ди Дойче вохеншау» под бравурный марш головорезов из дивизии СС «Мертвая голова», призывавшее всех сложить свои жизни за Адольфа Гитлера.

— Дойчланд, Дойчланд юбер аллес!

И броситься в последний и решительный для родины бой за пару порций шнапса для смелости, настоянного на горьких слезах солдатских матерей. Если, конечно, потребуется…

До конца войны оставалось около трех недель.

И тут почему-то главный немецкий пропагандон заговорил женским голосом:

— Добрый день! Вы меня не помните?

Штирлиц, простите, Дмитрий Колесов, открыл глаза…

«Приснится же такое, а? Надо же!» — подумал он и спросил:

— Вы кто?

— А ты не изменился. Так ты меня не помнишь? Ну же, друг мой юный.