Журналист по знаку зодиака

Вадим Панджариди, 2021

Действие романа разворачивается в большом областном центре. Город готовится к выборам в местные органы власти. Один из кандидатов в депутаты, известный бизнесмен, хочет устранить своего конкурента – начальника райотдела полиции. У него есть компромат на этого полицейского – много лет назад данный блюститель закона по явно сфабрикованному делу отправил его за решетку. Но бизнесмен хочет скомпрометировать соперника не своими руками, а руками журналистов, для чего обращается в главную городскую газету. И вот здесь наша история делает неожиданный поворот… Это вторая книга Вадима Панджариди, выпущенная нашим издательством. Первая – «Диалоги о любви. Мужчины и женщины» – пользуется большой популярностью у читателей. В тексте встречается нецензурная брань.

Часть 2

Доктор

Шахтерская мафия

Катаев согласился на встречу с Доктором, которую устроила ему Ирина. Местом рандеву был избран дешевый — по бандитским меркам, естественно — ресторан украинской кухни «Полтава», расположенный недалеко от памятника прикамским танкистам, погибшим в годы войны. По городу была раскинута целая сеть едальных заведений этого хохляцкого бренда. Похоже, что все они принадлежали крутому бизнесмену с украинской фамилией Владимиру Скляренко, более известному в крае под другим именем — Доктор, или его людям. Иначе, думал Катаев, он наверняка назначил бы стрелку в другом месте. Впрочем, Доктором сейчас называли его редко, разве что опера со стажем да бывшие подельники. С этим человеком и предстояло Катаеву встретиться.

Опаздывать в таких случаях было не принято. Поэтому Катаев пришел заблаговременно, но светиться в ресторане не хотел и от нечего делать, пока время позволяло, зашел в близлежащий универсам. Он рассеянно смотрел на покупателей, толпящихся у касс с корзинами, набитыми продуктами. «Н-да, как все просто, купил — и доволен. Мне бы их заботы». Он волновался перед встречей и хотел себя успокоить таким странным способом.

Ровно в два часа он вошел в вестибюль ресторана. К нему тут же подскочил молодой человек:

— Вас ждут.

Он взял у Катаева куртку и указал на зал. В просторном зале, отделанном под украинский курень, посетителей, несмотря на обеденное время, было немного. Очевидно, из-за высоких цен. В дальнем углу у окна за дубовым столом сидел тот самый Владимир Скляренко. Катаев раньше никогда не видел его живьем, лишь на фотографиях да по телику. Это был полнеющий, с короткой стрижкой, мужчина лет пятидесяти, одетый в серый костюм и голубую сорочку, как сейчас модно, без галстука. Он отложил в сторону газету — это был «Обоз», как успел заметить Катаев, — встал и протянул ему руку.

— Здравствуйте. Владимир Иванович, — представился он, слегка наклонив в знак приветствия голову.

— Михаил… Иванович, — слегка волнуясь ответил Катаев.

— Тезки, значит. Прошу.

Когда Михаил сел на скамью, заменяющую в этом ресторане стулья, Скляренко спросил:

— Что будете заказывать? Не стесняйтесь. Как говорится, все схвачено, за все заплачено.

— Я вообще-то поел. Так, если что-нибудь легкого.

На самом деле Катаев был голоден как волк, но жрать на халяву бандитскую подачку не хотел.

— Вы какую кухню предпочитаете?

— Ту, которую я еще не пробовал, — сострил Катаев.

— Настоящая украинская подойдет?

Михаил согласно кивнул, хотя в этом ресторане он уже бывал. Скляренко сделал еле видимый жест рукой, и неизвестно откуда возникшая официантка выставила на стол черный хлеб, сало, овощи, мясо, тарелки с дымящимися варениками и большой графин украинской горилки.

Доктор разлил ее по стопкам.

— За знакомство!

Они выпили, закусили, намазывая сало на хлеб, словно масло.

— Так вот, в чем, собственно, дело, — начал разговор Скляренко. — Вам уже, наверное, сказали, что я хочу, чтобы вы написали обо мне книгу. Точнее, не обо мне, а о тех суках, которые изуродовали мне жизнь, сломали мою судьбу, в результате чего я стал совсем не тем, кем хотел стать. Хотя теперь я не жалею. На все, как говорится, воля Божья.

«Еще бы, — ухмыльнулся про себя Катаев, — я бы тоже ни о чем не жалел».

— Я не знаю, — продолжал между тем Доктор, — что это будет: документальная книга или художественный роман, вам видней. Самый лучший вариант, я думаю, это, как у вас там говорят, журналистское расследование.

Наступила пауза. Скляренко налил по второй.

«Между первой и второй перерывчик небольшой», — весело подумал про себя Катаев и сам себе улыбнулся.

— Да-да, вы правильно подумали, что между первой и второй должна пройти минута-две, не больше. А вот между второй и третьей можно посидеть и поговорить минут десять. Ведь водка создана не для пьянства, а для долгих мужских разговоров. Так в книгах пишут, — словно читая его мысли, сказал Доктор.

Катаеву всегда казалось, что бандиты не пьют и не курят, поскольку все они бывшие борцы или боксеры. Хотя и отчетливо понимал, что не все бывшие спортсмены — бандиты. Похоже, что Доктор был не по этой части, он — исключение.

Действительно, Доктор занимался спортом лишь в школе, да и то на уроках физры. Хотя сейчас, следуя моде и своему «политесу», посещал фитнес-клуб, играл в теннис, совершал ежедневные пробежки, катался на горных лыжах зимой и летом на виндсерфинге и аквабайке, ездил на рыбалку и обожал охоту. И всячески поощрял прикамский спорт в виде строительства небольших спортплощадок или, как их теперь называют туполобые чиновники, плоскостных сооружений.

— Ваше здоровье, — он снова поднял рюмку, чокнулся с Катаевым и выпил залпом. Молча закусил овощами. Вслед за ним выпил и Михаил.

— Так вот. Когда-то я учился в мединституте на детского доктора. Сам я не из Прикамска, а из Шахтерска. Знаете такой город?

— Знаю, конечно. Был там пару раз, — ответил Катаев.

— После третьего курса я приехал туда на каникулы. Мы жили с бабкой даже не в самом Шахтерске, а в одном из поселков при шахте имени Двадцатилетия Октября. Так она тогда называлась. Может, и сейчас так называется, если, конечно, от нее что-то осталось. Помните эту моду, наверное, когда всему на свете присваивались совдеповские имена?

— Помню, конечно, у меня тетку, например, зовут Авелина, что сокращенно означает «авиация, электрификация и индустриализация».

— Хм, серьезно? — улыбнулся бандит.

Катаев кивнул.

— Забавно. Ну так вот. Отец у меня погиб на шахте, когда я в первом классе учился, мать умерла года через два после его смерти. Короче, воспитывала меня одна бабка. Ну… это неважно. Так вот, в поселке тогда ограбили магазин. И местный опер, значит, почему-то решил, что это сделал я. Честно сказать, я не рос пай-мальчиком, но шпаной тоже не был, хотя у меня и были приводы в ментовку, как у всех наших пацанов. За драки. Жить в шахтерском поселке и не драться, сами понимаете, невозможно. Вот мы и пластались: улица на улицу, шахта на шахту.

Доктор немного помолчал. Потом снова разлил горилку по стопкам, но выпил один, не приглашая Катаева. Очевидно, воспоминания ему были неприятны.

— Меня арестовали. Я до сих пор не могу понять, зачем им надо было вешать этот грабеж именно на меня? У меня же алиби было. В тот вечер я был у подруги, ночевал у нее, ну, сами понимаете. Но слушать меня, значит, никто не хотел. Никаких терок с опером тем у меня никогда в жизни не было. То есть нечего нам с ним было делить, значит. Следак тоже ничего слушать не хотел. Адвоката мне предоставили дежурного — откуда у бабки деньги? Он сначала уговаривал меня, чтобы я признался. Убеждал, что в первый раз получу по минимуму. А на зоне — амнистия за хорошее поведение, и так далее. И, короче, годика через полтора-два на свободу с чистой совестью. Типа, помни, что тебя ждут дома… А там вся жизнь впереди. Про судимость, значит, никто и не узнает. Я не согласился. Тогда меня стали прессовать.

Он помолчал и снова продолжил:

— А что я? Пацаном был зеленым. Подписал «чистуху». Короче, дали мне ровно столько, сколько просил прокурор — четыре года «строгача». Возможно, потому, что я долго был в несознанке, а на суде все отрицал. Это их и обозлило.

Наступила пауза. Оба опять молчали.

— Поэтому я ненавижу эту власть, точнее не саму власть, хотя она тоже говно, а тех, кто ей служит, тех, кто за лишнюю звезду на погонах готов не только невинного человека засадить в тюрягу, а мать родную продать. И еще. Я понял, значит, что ворон ворону глаз не выклюет, что милиция, прокуратура, суд, адвокаты — все это одно целое, как Змей Горыныч — сучье существо с несколькими жадными головами, готовыми все сожрать. И рубить эти головы бесполезно, надо сразу бить в сердце, — он так сжал в руке рюмку, что та треснула, и осколки с остатками водки рассыпались по скатерти. Он вытер руки салфеткой. Затем опять замолчал.

Катаев смотрел на него, пытаясь понять, чем же он, простой редактор, заслужил такую милость: слушать исповедь не кого-нибудь, а самого Доктора, реального хозяина города, человека с самой гуманной в мире кличкой, но искалечившего между тем не одну человеческую жизнь.

— Сейчас с этой страной меня ничто не связывает, — продолжил Доктор, — она для меня — способ выкачивания бабла, и больше ничего. Возможно, это и не патриотично. Но уезжать отсюда я не собираюсь, значит, работать надо в России, а отдыхать там, в Европе или Африке, — он замолчал, словно прокручивал в голове все, что только что сказал. — Закусывайте, Михаил…

— Иванович, — напомнил Катаев.

Доктор снова сделал жест рукой. Официантка поставила перед ними по тарелке горячего борща.

— Бабка умерла, значит, не дождавшись меня, — продолжил свой рассказ Скляренко. — Дом отошел каким-то дальним родственникам, я их даже не знаю. Когда я освободился, мне некуда было идти. Но помогли связи, полученные на зоне. Я ведь в тюрьме-то выжил благодаря тому, что меня опекал смотрящий. Он уже старый был, значит, с ним однажды приступ случился сердечный, а я хоть и недоученный, но врач. Помог ему вернуться с того света. Откачал я его, короче. Отсюда, значит, и погоняло свое получил — Доктор. Он мне его присвоил. Хотя в школе меня Хохлом звали. А я на Украине-то отродясь не был, все больше по Европам. Потом в санчасть Филин, смотрящий, меня устроил лепилой. Фельдшером то есть. Нет, я, конечно, не жалею, что стал тем, кем стал. Но это я теперь не жалею. А раньше, бывало, подумаю, что стал бандитом…

Наступила пауза.

— Да, кто на зону попал, тому обратной дороги нет. Зона ломает все.

Они снова выпили.

— Но это все предыстория, так сказать — прелюдия. Почитаете — поймете. Теперь к делу. Вот здесь все документы, точнее копии, — он протянул Катаеву тяжелую пластиковую папку, — посмотрите. Да, единственные условия, которые я хочу сразу обозначить: это, во-первых, чтобы все действующие лица нашего, как бы это сказать, произведения, что ли, были показаны под своими именами и должностями в полный рост. Сейчас они все впереди на лихих конях: один из этих козлов, значит, стал заместителем прокурора нашего края, второй — начальник районного УВД в Прикамске, в депутаты лезет, конкурент, значит, мой. Третий — один из главных судей в соседней области. Их так и называют — шахтерская мафия. И второе: чтобы главы из нашей книги были опубликованы в вашей газете по мере написания книги. Типа рекламы, что ли. Иными словами, значит, я хочу им отомстить. Как там, в Библии, время разбрасывать камни, время собирать камни. Короче, они должны ответить за свое. Пусть каждому воздастся по заслугам.

Катаев удивился тому, что грешный бандит знает Писание. Все-таки Библия — это святое. Или действительно все в этом мире перевернулось с ног на голову, раз бандит, начитавшись Библии, готов публично обосрать полицию и прокуроров? А кто должен тогда сидеть в тюрьме?

Катаев заметил, что речь и манера говорить у Владимира Скляренко отличались от того словесного и напыщенного бреда, которым изъяснялись остальные прикамские бандиты-бизнесмены и некоторые депутаты, хотя и у него проскальзывали слова-паразиты. Но, как бы там ни было, образование, хоть и незаконченное, чувствовалось.

Доктор между тем опять разлил горилку по стопкам:

— Ну, давайте. Ваше здоровье.

Они чокнулись, закусили густым борщом. Некоторое время молчали.

— Понимаете, Михаил Иванович, я не граф Монте-Кристо, и то, что я хочу сделать, — совсем не месть обманутого и обиженного человека. Я хочу сказать правду. И добьюсь этого, уверяю вас.

— Я понимаю. Но почему бы вам не пойти, скажем так, традиционным методом? — осторожно сказал Катаев. — Вы поняли, о чем я говорю?

— Конечно. Понимаете, я не хочу их смерти или еще чего-то. Точнее, я хочу уничтожить их морально. Я хочу, чтобы в них плевались и тыкали пальцами. Как в прокаженных, значит. И я это сделаю. Они заслужили это. А если их грохнуть, то они останутся героями, знаете, такими непримиримыми борцами с преступностью. Как настоящие менты. Похоронят их с почестями, салют и все такое. Я, может быть, и простил бы их — все равно есть Божий суд, как говорят, он самый главный. Будут там гореть в аду. Но ведь они, сучары, жизнь-то не только мне поломали, а еще многим другим. Это я, сильный и богатый, могу отомстить, а остальные просто не могут этого сделать. И еще. Если их убьют, то все подозрения сразу падут на меня. Я отмажусь, конечно. Но мне сейчас этого не надо. Там, в прокуратуре, тоже не дураки сидят, сразу поймут, откуда дует ветер. А у меня, значит, выборы в краевую Думу. Я хоть и бандит, но считаю, что я нисколько не хуже тех козлов, кто сидит там и учит нас жить. Там такая блядва… — махнул Доктор рукой. — Да вы и сами знаете это не хуже меня. Только я не скрываю своего прошлого. И за свои грехи я давно ответил. По закону.

Вновь наступила пауза.

— Так как? — спросил Доктор после некоторого молчания.

— Я должен подумать, для меня это… — Катаев подумал немного, подбирая нужное слово, и тихо сказал: — Необычно, что ли. Я еще никогда не писал такого.

— Чтобы вам лучше думалось, готов заплатить задаток, так сказать, для вдохновения. Плюс, если понадобится, охрана и машина, ну и командировочные, если придется сгонять, скажем, в Шахтерск или еще куда-то. Если вы не согласитесь, я не обижусь, буду искать другого писателя. Но если у нас сделка не состоится, сами понимаете, что все, о чем мы сегодня говорили, должно остаться между нами.

«А ведь это сделка, сделка со своей совестью. Но цена… — подумал Катаев. — Слава богу, скажи спасибо, что не подавился, когда услышал».

А вслух он сказал:

— А почему бы вам не издать свою газету?

— Во-первых, мне нужна газета известная. С именем, репутацией, читателями. Короче, такая, как ваша. Или какая другая популярная. А во-вторых, новая газета вызовет подозрение. И дорого это. И раскручивать ее долго. Понятно? Третье. Я всегда делаю только те дела, в которых хоть что-то понимаю. И последнее: этот вопрос не обсуждается.

— А вы пробовали телеканал какой-нибудь подключить?

— Меня телевидение не интересует. Что ТВ? Посмотрел и забыл. А печатное слово в душу западает. И еще раз повторю: это не обсуждается.

Катаев кивнул:

— Понятно, я так и думал. Извините.

— Ну так что?

— Я должен подумать.

— Понимаю. Завтра во второй половине дня вам позвонят.

Сказав это, он отдал Катаеву папку.

— Особое внимание обратите вот на этого козла — Олег Коротков. Запомните. Тот самый опер, который меня сажал, — Доктор раскрыл папку и указал на одну фотографию. — Там, кроме моего дела, есть и другие материалы: свидетельские показания, видео. Я лишь одно из действующих лиц. Точнее, я только терпила, а они главные. А сейчас — извините, — он посмотрел на часы. — Черный «ниссан» в вашем распоряжении, водитель в курсе. Он отвезет вас домой или куда скажете. Кстати, можете бесплатно заказать здесь все что угодно. Всего доброго.

Конец ознакомительного фрагмента.