Двинулись земли низы – 2

Вадим Нестеров, 2021

Эта книга – вторая часть романа-мозаики в лицах. Продолжение рассказа о пятерых юношах, живших в 20-е годы в общежитии Московской горной академии, и о людях, которые их окружали. Во втором томе по-прежнему много людей на фоне революции, гражданской войны и строительства первого в мире государства справедливости. Работая над этой сагой о великой мечте и всем, чем она обернулась, я очень старался писать честно и не подсуживать никому. Насколько это у меня получилось – судить вам. _________ Фотографии, использованные в книге, сделаны в начале XX века и находятся в Public Domain.

Основатели

После выборов ректора в Московской горной академии началась эпоха Губкина — Академия начала развиваться в том направлении, куда ее разворачивал главный советский нефтяник. Единственный, кто мог бы составить конкуренцию Губкину — это Федоровский. Только у него было достаточно и власти, и влияния, и научного веса, чтобы после возвращения из Германии стать у руля своего детища — Московской горной академии.

И что же Федоровский?

Через год после того, как Артемьев бежал из Советской России, Федоровский туда вернулся.

Берлинская командировка оказалась очень удачной — все поставленные задачи Николай Михайлович выполнил. Даже более того — Федоровский не только успешно наладил взаимодействие между российскими и немецкими учеными, но и вез с собой несколько писем, которые в будущем активно использовались молодой Советской властью в сфере идеологической борьбы.

В частности, именно Федоровский доставил в Россию известное письмо Альберта Эйнштейна русским «комрадам».

«Русским товарищам.

От наших товарищей я узнал, что русские товарищи даже при настоящих условиях заняты усиленной научной работой.

Я вполне убежден, что пойти навстречу русским коллегам — приятный и святой долг всех ученых, поставленных в более благоприятные условия, и что последними будет сделано все, что в их силах, чтобы восстановить международную связь.

Приветствую сердечно русских товарищей и обещаю сделать все от меня зависящее для организации и сохранения связи между здешними и русскими работниками науки.

А. Эйнштейн»

Альберт Эйнштейн. Литография Макса Либермана. 1925 г.

Тогда за грандиозным экспериментом в Советской России внимательно следил весь мир. Для кого-то этот эксперимент был покушением на основные принципы человеческого существования, для других — надеждой на альтернативное и справедливое мироустройство. Так или иначе — за происходящим в России следили все, равнодушных почти не было.

С Эйнштейном они встречались в январе 1921 года, и Федоровский был первым коммунистом, с которым познакомился гениальный физик. Вот что писал об этой встрече В.Е. Львов в своей книге «Жизнь Альберта Эйнштейна».

В воспоминаниях одного из свидетелей этой встречи записано: «Свидание с А. Эйнштейном… Смелое и открытое доброжелательство (Эйнштейна) к нам. Приветственное письмо…».

Гость сидел в кресле перед Эйнштейном, немного сгорбившись и щурясь от яркого солнечного света, бившего через окно. Эйнштейн смотрел на него с удивлением: перед ним был большевик, первый русский большевик, которого он видел рядом с собой! Так вот каковы эти люди, о которых рассказывал ему Роллан: «тесто Сократа, Кромвеля, Робеспьера…» Нет, пожалуй, сходства здесь не было ни с первым, ни со вторым, ни с третьим. История не повторилась и вылепила нечто совсем, совсем новое. Сильные костлявые плечи и руки, может быть тянувшие когда-нибудь баржу, ту самую, которая изображена на картине Репина. И бледный лоб ученого. Застенчиво улыбаясь, гость на хорошем немецком языке сказал, что солнце совсем ослепило и что он не ждал, что в Берлине зимой может быть такое солнце. Эйнштейн ответил, что в Берлине это бывает. Марго Эйнштейн заглянула в комнату и, поздоровавшись, быстро вышла. Она сказала потом, что выразить это лицо лучше всего можно было бы в темном камне, но даже и в камне было бы трудно — слишком много в нем скрытой внутренней силы.

Бюст Н.М. Федоровского в ВИМСе

Но это все в прошлом. Берлинская эпопея подошла к концу, Федоровский возвращается на Родину, где ему придется строить жизнь заново.

Вернувшись в МГА, Николай Михайлович принял вакантную после бывшего ректора кафедру минералогии и кристаллографии. И на большее, несмотря на статус основателя, не претендовал, добровольно оставив Академию Ивану Губкину.

За те два года, что Федоровский провел за границей, он напрочь вылетел из обоймы первого эшелона власть предержащих. Вновь играть в «царя горы» Николай Михайлович благоразумно не стал: и Артемьев своим бегством изрядно подставил, да и возможностей прежних уже не было.

Горбунов хоть и пребывал еще на завидной должности управляющего делами Совнаркома РСФСР, а затем и СССР, но его влияние после отхода Ленина от дел сильно упало. Да и сам «опасный очкарик» изрядно сдал, очень тяжело переживая неумолимое угасание Ильича.

А смерть вождя вообще стала для Горбунова глубокой личной трагедией. Горбунов, приехав в Горки попрощаться, снял с френча самое дорогое, что у него было, — орден Красного Знамени, полученный за храбрость на Гражданской войне — и прицепил его на грудь Ильича. Именно горбуновский орден видели посетители Мавзолея на френче Ленина до 1938 года, когда его заменили орденом, которым была награждена Клара Цеткин.

В общем, во власть Федоровский больше лезть не стал.

Хотя возможностей вернуть себе Академию у него было еще достаточно, Федоровский сделал другой выбор. Еще до отъезда, в конце 1918 года он с Г.В. Вульфом организовал «Институт физико-химического исследования твердого вещества», куда, в частности, влился и национализированный институт Аршиновых. «Литогеа», возглавляемая Владимиром Васильевичем Аршиновым, к возвращению Федоровского оставалась единственным реально работающим подразделением в институте.

На этот институт и сделал ставку Федоровский. Мобилизовав остатки прежнего влияния, он провел в верхах решение о создании на базе аршиновской «Литогеи» крупного минералогического института под названием «Институт прикладной минералогии и петрографии». 20 марта 1923 года Аршинов выступил с отчетным докладом о работе института на заседании Президиума Центрального научно-технического совета ВСНХ СССР, после чего новым директором института был назначен Н.М. Федоровский. Как я уже говорил, Аршинов на удивление нормально принял это решение, на старого товарища обижаться не стал, и в новом институте возглавил петрографическую лабораторию, которой руководил много лет.

Федоровский продолжал преподавать в родной Московской горной академии, причем читал не только минералогию, но и курс исторического материализма — как старый большевик с дореволюционным стажем.

Однако чем дальше, тем больше времени занимал у него институт, который, сменив множество названий, в итоге стал называться ВИМС — Всесоюзный институт минерального сырья.

Как вспоминал в своих мемуарах выпускник Московской горной академии В.Н. Борисевич, Федоровский, выступая перед руководством Академии, «попросил помочь ему в укомплектовании института активными, способными к теоретической работе молодыми специалистами, оканчивающими горную академию. Он говорил:

— Мне нужны и геологи, и горняки, и обогатители, и металлурги.

Просил извинения, что в последние годы редко бывает в академии. Все знали, что Николай Михайлович выполняет еще и важные поручения советского правительства.

И.М. Губкин от имени всех присутствовавших выразил пожелание успешной работы Николаю Михайловичу и создаваемому им новому научно-исследовательскому институту и обещал помочь молодыми кадрами из числа оканчивающих.

Н.М. Федоровский действительно стал очень редко бывать в академии, но «запас прочности» в наших отношениях, сложившихся в первые годы моей учебы в академии, был настолько велик, что при встречах он приветливо мне говорил:

— Здравствуйте, комсомольский вожак! Как успехи?».

В общем, в вечной для всех ученых дихотомии науки и преподавания Федоровский безоговорочно выбрал науку. И, надо сказать, на должность директора НИИ он пришелся идеально, вошел без зазора, как патрон в патронник. И ВИМС под его руководством сделал очень и очень многое, как мало какой другой институт. Сам Федоровский проявил себя не только хорошим администратором, но и серьезным ученым, абсолютно честно заработав в 1933 году звание члена-корреспондента АН СССР.

Но к жизни Федоровского в тридцатые вы еще вернемся во второй книге. А пока — давайте знакомиться с Губкиным.

Давно пора.