Второй концерт Рахманинова как национальная идея: критика, полемика, интервью

Вадим Месяц

Во вторую книгу «нон-фикшн» Вадима Месяца (поэт, прозаик, издатель, р. 1964) вошли предисловия к первым пяти номерам журнала «Гвидеон», рецензии, интервью, портреты поэтов современников, воспоминания об Аркадии Драгомощенко (печатаются впервые), автобиография, написанная для Уральской антологии современной поэзии. Отдельная часть книги посвящена полемике с Аркадием Штыпелем на www.polit.ru, Дмитрием Кузьминым в «Новом мире», Александром Улановым в «Новом литературном обозрении». Вадим Месяц показывает динамику развития издательского проекта «Русский Гулливер», ставшего одним из самых заметных явлений в литературе за последнее десятилетие. Книга представляет интерес для специалистов в области современного искусства, преподавателей и студентов, для всех, кто заинтересован в возрождении нашей культуры.

Несколько слов от составителя

Предваряя «вторую книгу критики» Вадима Месяца, я хочу сказать несколько слов по поводу того, о чем она написана и с какой целью. Несколько последних лет я занимался тем, что можно назвать практическим стиховедением, все более прямо и беспристрастно вглядываясь в процесс стихотворчества. Прежде всего мне было интересно определить, где находится ядро поэзии, то самое ее вещество, ее эссенция, без которой она не существует, не является больше поэзией. То есть что это за условие, при котором поэзия, сохраняя его, остается поэзией, а утратив — становится в лучшем случае имитацией. Я перечитывал и взвешивал на языке и сердце древнюю религиозную поэзию, древних китайских поэтов, греческие гимны и эпиграммы, «Житие протопопа Аввакума», древнеанглийскую поэзию, французский XIX, американский и русский XX век и т. д. Открытий было много, и большинство из них не хотело умещаться на языке и формулироваться в слова, да я и не ставил себе такой цели. Одно из них, пожалуй — главное, я все же сформулирую. Настоящая поэзия всегда прибавляет жизнь к жизни. Не отнимает, не имитирует, не использует, а — прибавляет.

Что это значит? О, я говорю сейчас о предельно простых вещах. Прибавить жизнь к жизни — это значит вылечить больного, родить и вырастить ребенка, спасти тонущего, поддержать погибающего, посадить дерево, научить мудрости, сосчитать звезды и восхититься, построить дом. «Мы говорим о человеческой природе. И в ней всегда останется стремление к подлинному, пока есть такие вещи, как мама, земля, море… смерть…» (В. Месяц).

Отнять жизнь от жизни — это предать, не оценить красоту, спилить дерево, качать нефть из недр и обогащаться, воровать, пользуясь властью, обмануть, заразить, не спасти. Сейчас мы как-то забыли, что для прибавляющих жизнь к жизни Данте открыл сферы «Рая», а для отнимающих, уменьшающих запас жизни на Земле — воронку «Ада». Поэзия и жизнь нашего века, к сожалению, построены так, что со времен «Фонтана» Дюшана профессионалы от искусства в основном отнимают от жизни энергию жизни, чтобы обеспечить и подпитать себя, свой собственный успех. И всё бы ничего, но в результате такого распределения ролей поэзия претерпела стремительную метаморфозу, которую почти никто не заметил и не оценил с предложенной точки зрения, и теперь вместо того, чтобы прибавлять жизнь к жизни, поэзия стала отнимать жизнь у жизни. Перестала быть поэзией. Это словотворчество можно назвать как-то по-другому, но по привычке мы называем поэзией то, что ею давно уже не является.

Я сейчас не о мастерстве, не о начитанности, не об образовании, не о том, насколько стихотворение эффектно выстроено и прочитано или обращает на себя внимание. Это не обязательные для поэзии признаки. Я сейчас о признаке обязательном: насколько стихотворение целебно, насколько оно терапевтично. Насколько оно исцеляет и дарит удар сердцу и вдох — легким.

Я о том, что делает поэзию поэзией, и о том, что ее таковой не делает.

Этому же процессу посвящена книга Вадима Месяца. Она написана практикующим поэтом и издателем, человеком много путешествующим, взявшим на себя миссию удержать поэзию в канве поэзии, родник в чаше для родника, ветер в кроне дерева. Это — дневник, бортовой журнал издательства (здесь и предисловия к пяти первым номерам журнала «Гвидеон», и рецензии на авторов «Русского Гулливера», и интервью, и полемические статьи). Однако целью этой «текучки» становится нечто более серьезное. Дать непрямой ответ на «достижения цивилизации глобализма в поэтическом и жизненном аспектах». Занятие это неблагодарное и изнурительное, по себе знаю: то в тоталитаризме упрекнет не совсем образованный и в меру невежественный критик, то в утопичности и чрезмерной любви к России — другой. Но речь идет совсем не об этом. Год за годом, ни на кого практически не опираясь, Месяц делает свое дело — говорит об изначальной поэзии. Той самой, которая может существовать в тысячах форм: игры, путешествий, неоритуалов, поступка, жеста, текста. Той, которая превышает страны, разделы, языки и школы, поскольку она — одна на всех. Той, которая оживляет, а не умерщвляет интеллектуальными играми, перепевами кризисных поэтик Запада, стремлением «выразить себя»…

Примерно о том же пишет Ольга Седакова: «Прямое продолжение такого положения вещей невозможно, полагал Данте. Современные социальные мыслители говорят о “тупике прямого продолжения” нашей цивилизации. Это кажется похожим на мысль Данте, но у Данте другая картина вселенной: корень “суд” в слове “кризис”, почти не слышный для наших современников, был для него центральным».

Современный алхимик как-то сказал, что золото может быть индустриальным — вы его видите в магазинах и носите на руках, и может быть живым. Живое золото можно найти в могилах древних царей и фараонов, и добывалось оно и производилось совсем не так, как это делается сегодня — с помощью драги и станка. Живое золото несет здоровье хозяину, исцеляет боль, дарит радость.

Но ведь то же самое касается всех металлов, которые нас окружают. Они могут быть либо живыми, либо мертвыми, а выглядеть одинаково. То же самое касается деревьев и птиц, людей и рек. И задача поэзии — делать этот мир живым, восставлять жизненную интенсивность его угасающих свойств.

Задача — непомерной величины. Но Месяц берет ее на себя, подставляясь под критику и не вникающее в суть дела недопонимание и справа и слева; и эта необсуждаемая готовность к дискомфорту прежде всего выдает естественность его позиции и миссии, от которой просто некуда уйти — творец пойман творчеством.

Вот что Вадим говорит про новый журнал («Гвидеон»), созданный в русле деятельности по смене поэтических парадигм: «Новый проект “Русского Гулливера” — иллюстрированный журнал с одноименным видеоприложением (www.gvideon.com) — логическое продолжение нашей работы по расширению пространства речи, уход от филологии в сторону сущностей, попытка услышать голос времени в шуме времени, облике времени, движении времени, духе времени, какими бы изменчивыми и неопределенными они ни казались. Визуальные практики, перформансы, акции и неоритуалы, — всё, чем грешат мода и современность, попадает в поле зрения “Гвидеона” хотя бы потому, что поэзия для нас не только текст, а то, что находится над текстом, просвечивает между слов, излучает энергию, втягивает в орбиту сопричастности».

И добавляет: «“Русский Гулливер” не столько издательский, сколько мировоззренческий проект, ставящий своей целью смену культурных парадигм, установившихся в России, на наш взгляд, по недоразумению».

Знаете, я перечитывал статьи и интервью, из которых собрана книга, и восхищался точностью и силой формулировок, не затемненных взятой напрокат, в качестве почему-то хорошего тона, лексикой французских философов-постмодернистов, которой Месяц сторонится как неглубокого детского увлечения или детской же болезни. И я понял одну парадоксальную вещь: признать и принять то, что написано в этой замечательной книге, — значит отказаться от внешней, плоскостной сложности и прийти к завораживающей простоте глубины, а это шаг для спекулятивного и вечно озабоченного самим собой сознания почти смертельный. Это значит перестать владеть технологиями поэзии и дать ей возможность овладеть тобой. Дать жизни стать тобой, воплотить ее в себе, провести через самого себя к другим: в стихотворении, в поступке, а не подгонять ее под ущербные концепции конечного интеллекта (основная деятельность, которой занята, и не без успеха, «современная» поэзия и философия). Примерно о том же говорил Бродский в своей речи в Стокгольме — об одержимости поэта языком (не концепциями), однако я бы вместо слова «язык» в речи лауреата поставил слово «жизнь». Так или иначе, но разговор идет не о том, чтобы контролировать животворящий поток таинственной энергии бытия/поэзии, а о том, чтобы дать ей войти в тебя, осуществиться в форме стихотворения или действия и прибавить миру его самого.

Нет птицы вообще — ей надо помочь стать.

Нет человека вообще — ему надо помочь быть.

Нет камня и огня вообще — им нужны поэзия взгляда, наполненность сердца.

Им предстоит становление.

Но без них нам не стать самим.

Жизни надо помочь.

Об этом и написана книга Вадима Месяца.

Андрей Тавров